Тяжелая эстафетная палочка
Тяжелая эстафетная палочка
Александр Ивантер
Сергей Игнатьев вытащил банковскую систему из хаоса 1990-х и научил ее противостоять кризисам. Перед Эльвирой Набиуллиной стоит задача построить финансовую систему, ориентированную на рост и модернизацию хозяйства страны
Рисунок: Игорь Шапошников
Широка страна моя родная. Поэтому, наверное, только в ней главы ЦБ и Минфина могут публично спорить, приведет или не приведет намеченное в августе изменение порядка покупки валюты для пополнения Резервного фонда к девальвации рубля к доллару на 1–2 рубля. Во всяком случае, рынок эта вербальная неразбериха просто шокировала, и начавший было успокаиваться курс рубля (ЦБ снизил ежедневные интервенции в поддержку рубля с 200 млн долларов в день в середине месяца до 70 млн) снова ринулся вниз, особенно по отношению к заметно укрепившемуся в июне евро.
«На курс можно повлиять, только задействуя рыночные механизмы, когда, например, Минфин участвует в покупке валюты на рынке», — заявил в прошлый понедельник министр финансов Антон Силуанов агентству Bloomberg. Минфин договорился с ЦБ о том, чтобы направлять в Резервный фонд нефтегазовые доходы в виде иностранной валюты, а не рублей, как сейчас, сказал министр. По его словам, эта операция «может ослабить курс на 1–2 рубля», и использование такого механизма может начаться уже в августе. Предлагаемая мера поможет наполнить государственную казну: ослабление на 1 рубль может дать федеральному бюджету около 190 млрд рублей дополнительных доходов.
Новость и впрямь неожиданная — рынок уже привык к тому, что ЦБ устранился от какого бы то ни было системного воздействия на курс рубля, и тот под воздействием хронически позитивного сальдо платежного баланса постепенно укрепляется. И тут на тебе — столь явная словесная интервенция одной из ветвей денежной власти, направленная ровно в другую сторону. Немудрено, что рубль посыпался.
Не прошло и двух дней, как с опровержением прогноза Силуанова выступили первый вице-премьер Игорь Шувалов , пресс-секретарь президента Дмитрий Песков и глава ЦБ, теперь уже бывший, Сергей Игнатьев . Последний назначил крайними, само собой, журналистов. «Я подозреваю, здесь какое-то недоразумение. Пресса неточно передала заявление Силуанова, — заявил Игнатьев в среду в Госдуме, отвечая на вопрос депутата о девальвации. — Мы разработали новый порядок, в соответствии с которым Минфин регулярно, в ежедневном режиме, если будут складываться такие условия, будет покупать валюту у ЦБ для пополнения Резервного фонда, а ЦБ одновременно будет покупать соответствующий объем валюты на рынке. И наоборот, если придется тратить Резервный фонд, Минфин будет продавать ЦБ валюту за рубли, а ЦБ будет продавать соответствующие суммы валюты на рынке. Я вас уверяю, этот порядок на траекторию валютного курса практически никак не повлияет. Все опасения, что курс рубля ослабнет, — это неправда. Это какие-то домыслы».
Если все будет так, как объяснил г-н Игнатьев, никаких предпосылок для ослабления рубля новая процедура работы тандема Минфин—ЦБ с Резервным фондом действительно не содержит. Что же имел в виду г-н Силуанов в беседе с Bloomberg, так и осталось неясным. Ясно, впрочем, одно: иногда лучше жевать, чем говорить. Как знают все женщины, громче всех рассуждают о сексе никудышные любовники. Любовным и курсовым утехам сподручнее предаваться в укромном месте, вдали от людских глаз.
И конечно, такой опытный финансист и чиновник, как Силуанов, не может не знать об этом. Как и о том, что не только неверно переданные журналистами его слова, но даже не там поставленная запятая в пятом-десятом-двадцатом перепосте его цитаты в интернете способны обрушить курс. Знает министр финансов и о том, что все большее число его оппонентов и в правительстве, и в среде неправительственных экспертов считают слишком тяжелый рубль вместе с экстрадорогим кредитом одним из системных препятствий для экономического роста.
В этой ситуации напрашивается ровно один мотив публичного демарша Силуанова — намеренно спровоцировать панику на рынке, надолго дезавуировав тем самым даже любые упоминания о возможном ослаблении рубля.
Паранойя, скажете? Не знаем, не знаем.
Игнатьев и его команда
Курс рубля — лишь один из многих вечных и проклятых вопросов, на которые новому председателю ЦБ Эльвире Набиуллиной придется так или иначе отвечать заново. В понедельник она заняла кресло 65-летнего Сергея Игнатьева, завершившего свой третий, последний по Закону о ЦБ, срок полномочий.
Игнатьев — первый из руководителей российского ЦБ в новейшей истории, чье пребывание на посту завершает плановая ротация. До этого все уходы из главного кабинета на Неглинной, 12 были сопряжены с экстраординарными обстоятельствами. Сергей Дубинин лишился своего поста осенью 1998-го после девальвации и дефолта. Первый приход Виктора Геращенко на пост руководителя ЦБ закончился скоропостижным увольнением после «черного вторника» октября 1994-го (если кто запамятовал, за один торговый день 11 октября курс рубля рухнул на 28%; для сравнения: за весь период «управляемой девальвации» ноября 2008-го — января 2009 года курс рубля к доллару снизился на 25%). Второй приход Геращенко в ЦБ тоже завершился досрочно. В марте 2002 года он подал в отставку в знак несогласия с законопроектом, предполагавшим ограничение полномочий ЦБ.
Одиннадцать лет на посту главы центрального банка — это солидный результат не только по российским меркам. Впрочем, до рекордов Сергею Михайловичу далеко. Легендарный Алан Гринспен стоял у руля ФРС США без малого девятнадцать лет и покинул свой пост в январе 2006 года в возрасте 80 лет.
Впрочем, довольно популярной статистики. Смена караула на Неглинной — отличный повод проанализировать деяния и решения ушедшего председателя. Точнее, его команды. Стопроцентный интроверт, лишенный харизмы и явно тяготящийся любыми формами публичности, Игнатьев представлял собой ярко выраженный тип руководителя не лидерского, а командного толка. Зато командой своей Сергей Михайлович всегда занимался в высшей степени скрупулезно.
Первыми важными персональными решениями Игнатьева на посту главы ЦБ стало приглашение в банк на пост своих первых заместителей макроэкономиста Олега Вьюгина , который к тому времени три года «отдыхал» в инвестиционной компании «Тройка Диалог» после ухода с поста первого замминистра финансов, и одного из отцов рынка ГКО, уже имевшего изрядный стаж работы в ЦБ (с 1991-го по 1999 год) Андрея Козлова . Вьюгину Игнатьев поручил курировать денежно-кредитную и курсовую политику. А Козлов возглавил другой важнейший функциональный блок — надзорный. Именно благодаря бескомпромиссным усилиям Козлова была развернута кардинальная чистка банковской системы от «схемных» и «обнальных» банков, что не могло не встретить бешеного сопротивления (Козлов погиб от рук убийцы в сентябре 2006 года).
Крайне внимательно отнесся Игнатьев и к людям из команды прежнего главы ЦБ Виктора Геращенко. Уговорил остаться на своем посту первого зампреда Татьяну Парамонову , энергичного и последовательного проводника международных стандартов отчетности и модернизации расчетно-кассовых центров ЦБ. Парамонова проработала в банке до сентября 2007 года и существенно продвинула свое направление.
Остался работать при нем и еще один «зубр» из команды предшественника — Арнольд Войлуков , на посту первого зампреда Банка России отвечавшего за организацию наличного денежного обращения, хотя к моменту прихода нового председателя Арнольду Васильевичу стукнуло уже 70. В 2005 году он перешел на должность советника главы московской конторы ЦБ, но остался в орбите руководства банка.
Еще один старожил команды Игнатьева — зампред (с 1998 года, а вообще на Неглинной он работает уже двадцать лет) Виктор Мельников , один из сильнейших в стране специалистов по валютному регулированию. Именно опыт Мельникова был востребован Игнатьевым при разработке и коррективах нормативной базы ЦБ по валютному и капитальному контролю.
В апреле 2004 года «мягкого либерала» Вьюгина сменяет «ястреб» Алексей Улюкаев , пришедший в ЦБ, как двумя годами ранее и сам Игнатьев, с поста первого заместителя министра финансов. Сцепка ЦБ с Минфином становится особенно прочной — с января 2004 года заработала кудринская модель финансовой политики (Стабилизационный фонд и первая версия «бюджетного правила»), и плотная координация двух ветвей монетарной власти становится императивом. С этого времени г-н Улюкаев превращается фактически в главного идеолога и одновременно пиар-менеджера денежно-кредитной политики ЦБ.
Все опрошенные при подготовке этой статьи персоны, лично знакомые с Игнатьевым, единодушно отмечали его исключительную порядочность, скромность, трудолюбие и страсть к скрупулезному разбору проблем. Недаром при Игнатьеве на регулярной основе работал консультационный совет (КС), состоящих из лучших в стране неправительственных спецов по денежно-кредитной и макроэкономической политике и банковской системе. Неформальные углубленные обсуждения актуальных вопросов повестки дня ЦБ проводились ежемесячно. В составе ЦБ есть и свой собственный think tank — департамент исследований и информации во главе с Вячеславом Моргуновым , неизменным участником заседаний КС.
Стартовый тест на прочность
Контекст прихода Игнатьева в ЦБ не был благостным. В правительстве и финансовом сообществе вовсю обсуждалась радикальная банковская реформа, разработанная в августе 2001 года рабочей группой РСПП под руководством Александра Мамута . Она означала кардинальный отсев мелких и средних банков за счет введения двух видов лицензий: федеральной, предполагающей, с одной стороны, более высокие и растущие требования по капиталу, а с другой — неограниченные права (работа с любой клиентурой на всей территории страны, прямые корсчета с иностранными банками) — и региональной, с ограничениями на число регионов присутствия и спектр клиентуры и операций, но с более льготными требованиями к капиталу. Противостояние радикальной чистке банков по одному лишь размерному принципу стало первым серьезным испытанием Игнатьева на посту главы ЦБ, которое он с честью выдержал. «Игнатьев был противником ускорения административными и регулирующими мерами естественных процессов консолидации, идущих в банковской системе, — вспоминает Юрий Буланов , председатель правления Кузнецкбизнесбанка (Новокузнецк). — Эта позиция, близкая небольшим банкам регионального масштаба деятельности, не была декларативной, всегда была последовательна и аргументирована».
В тех или иных вариациях идея насильственного укрупнения банковской системы воспроизводилась еще не раз. Например, предложения резко увеличить минимальные требования к собственному капиталу банков вошли в приснопамятную обновленную версию «Стратегии-2020» образца осени 2011 года. С целью расчистки банковской системы от банков, не способных осуществлять нормальные банковские операции, и полукриминальных структур, занимающихся отмыванием капитала, авторы документа предлагали повысить с 2013 года минимальный размер капитала банков до 1 млрд рублей, а с 2015-го — до 3 млрд рублей с последующим его индексированием в зависимости от инфляции. Напомним, что ЦБ уже много лет постепенно поднимает требования к капиталу банков. Процесс повышения нормативных требований пока шел довольно плавно — львиная доля недотягивавших до нужной суммы капитала институтов успевала капитализироваться, либо слиться с другими «малышами», либо сменить полноценную банковскую лицензию на ограниченный статус небанковской кредитной организации.
Сторонником агрессивных темпов укрупнения банков выступал, в частности, экс-министр финансов Алексей Кудрин . Именно он в конце 2009 года назвал планку 1 млрд рублей «правильной» ценой отсечения банковского капитала, что вызвало не только предсказуемую бурю возмущения в банковском сообществе, но и публичную отповедь Игнатьева. Однако даже Кудрин предлагал дать банкам на достижение миллиардного капитала переходный период в пять лет. В Стратегии же на это отводился один год, а еще через два года планка минимального капитала повышалась еще в три раза. Если бы эти правила уже действовали, то право на жизнь из тысячи с лишним действовавших на тот момент банков смогли бы подтвердить лишь около 190 при цене отсечения по капиталу 1 млрд рублей и 120 — при 3 млрд рублей.
Десятки и сотни небольших банков в регионах, да и в столице, обслуживают и кредитуют локальный малый и средний бизнес. Маленькие компании в регионах малоинтересны или слишком специфичны для крупных федеральных банков, а даже если и потенциально интересны, то «дотянуться» до таких клиентов даже при наличии развитой офисной сети довольно проблематично.
К тому же совершенно неверно ставить знак равенства между понятиями «маленький банк» и «криминальный банк». Громкие банковские скандалы последнего кризиса (Связь-банк, «Глобэкс», «КИТ Финанс», Собинбанк) и уже совсем одиозные недавние истории краха Межпромбанка и стремительного увода активов из Банка Москвы, потребовавшего беспрецедентных санационных вливаний госсредств, свидетельствуют скорее об обратном. Рискованную, а нередко и выходящую из легального поля политику демонстрируют банки из пула крупнейших, защищенные блистательной формулой too big to fail.
Фильтр ценою в жизнь
Одним из важнейших деяний игнатьевского ЦБ стало формирование системы страхования вкладов (ССВ). «Ключевым итогом создания ССВ была даже не система страхования сама по себе, а процесс сплошного перелицензирования банков, — размышляет Михаил Матовников , генеральный директор “ЦЭА — Интерфакс”. — Он был задуман как фильтр для вступления в ССВ и продолжался в 2004–2005 годах (закон о страховании был принят в декабре 2003-го, фактически система заработала с января 2006-го). Банкам был создан мощный стимул, чтобы вести себя по правилам. И это очень хорошо сработало на облагораживание банковской системы. В эту же сторону сыграли ряд макроэкономических процессов, к которым Банк России объективно отношения не имел: российские корпорации начали уходить от практики кэптивных заимствований, одновременно западные банки поняли, что выгоднее кредитовать российских корпоративных заемщиков напрямую, а не через российские банки. Соответственно, тема кэптивного кредитования перестала быть интересной большинству собственников предприятий и банков».
При этом содержательная оценка собственно ССВ, на наш взгляд, противоречива. Конечно, если бы ее не создали в 2004 году, ее бы создали в 2008-м, это очевидно. И определенный вклад в восстановление доверия населения к банковской системе она возымела. Но затем произошло перерождение достижений в недостатки. К 2012 году работа ССВ породила классическую проблему «морального риска» (moral hazard). Государственная защита от риска банкротства банка-депозитора начала провоцировать все более рискованное поведение вкладчиков — при выборе банка они ориентировались преимущественно на величину ставки по депозиту. В результате банки развязали процентную войну за вкладчика. И, как следствие, выросла стоимость заимствований для корпоративного сектора.
Как решать проблему — непонятно. Ограничения депозитных ставок — прямые — совсем уж нерыночная мера, косвенные же легко обходятся. Предложения о дифференциации ставок отчислений в фонд резервирования в зависимости от уровня ставок не безупречный вариант. Разрыв ставок отчислений реально будет незаметен.
Безусловно, за прошедшие одиннадцать лет банковский надзор в России изменился практически до неузнаваемости. В момент принятия портфеля председателя ЦБ в пятой, самой скверной группе классификации пруденциального надзора ЦБ устойчиво находилось около полутора сотен банков, при этом лицензии у них не отзывались. Помимо этого насчитывалось более пяти сотен «живых трупов» — неликвидированных банков с отозванными лицензиями, с непрозрачной, выведенной из-под надзора ЦБ деятельностью. Сейчас этот балласт банковской системы отсутствует.
При Игнатьеве началась активная кампания по ограничению уровня кредитных рисков и снижению кэптивности банковского сектора. Новации в расчет норматива Н1 (положение 139-И) и резервов по ссудам (положение 254-П) снижают привлекательность высокорискованного кредитования, финансирования связанных сторон и в целом направлены на повышение прозрачности банковского бизнеса. Начинается системное противодействие «надуванию» банковского капитала, внедрение принципов квалифицированного суждения при надзоре, внедрение элементов международных норм пруденциального регулирования в рамках «Базеля-2» и «Базеля-3».
«В прошедшее десятилетие Банк России провел масштабную работу по повышению прозрачности банковского сектора для клиентов, кредиторов и инвесторов, — говорит Станислав Волков , руководитель отдела рейтингов кредитных институтов “Эксперт РА”. — Расширился перечень информации о деятельности банка, обязательной к публикации. На своем сайте Банк России начал публиковать информацию о фактах проведения проверок банков и привлечения к административной ответственности их должностных лиц, а также черные списки топ-менеджеров, по вине которых у банков были отозваны лицензии».
Тем не менее банковское регулирование и надзор остаются относительно слабым местом в функциональном спектре Банка России. Подтверждение тому — крахи банков, которые завершались юридически или приводили к покупке банков государством, причем выяснялось, что в ненадлежащем состоянии банки функционировали довольно долго, годами, и это оставалось вне поля зрения ЦБ.
Почти не затронуты регулятивными новациями социально значимые направления — кредиты малому бизнесу, ипотека.
«Большие вопросы вызывает внедрение “Базеля-3” с опережающим графиком, при том что на текущий момент более 100 банков не соответствуют новым требованиям, среди них присутствует и системно значимые кредитные организации, — продолжает Станислав Волков. — Банк России публично не поясняет причины такой спешки, ограничиваясь желанием соответствовать срокам, установленным Базельским комитетом. И это с учетом того, что “Базель-2” введен в России лишь частично».
Госбанки рулят
Важнейшим структурным итогом игнатьевской одиннадцатилетки для банковской системы стало усиление доминирования госбанков. ЦБ не препятствовал рыночным факторам, способствовавшим росту их рыночного влияния. Не ограничивал их маржу. Да и просто накачивал активами — достаточно вспомнить, как ВТБ за восемь лет «проглотил», преимущественно на средства своего главного акционера, 12 банков, включая росзагранбанки. Только за 2005–2009 годы консолидированные активы группы ВТБ выросли в 7,3 раза, а доходы от основной деятельности — почти в девять раз. Никак не мешал ЦБ и поглощению Сбербанком компании «Тройки Диалог» — сделке, не способствовавшей, мягко говоря, развитию конкуренции на финансовом рынке.
Определенные надежды на усиление конкуренции на банковском рынке возлагались на дружный приход в Россию иностранных стратегических инвесторов. ЦБ открыл им доступ на рынок, правда, в форме не филиалов, а «натурализованных» юрлиц. Не привечали и не зажимали — на общих основаниях (разве что в кризис увещевали не выводить ликвидность в материнские банки). Затем не препятствовали выходу, когда в разгар кризиса и после него нерезиденты потянулись из России.
Тем не менее 44% капитала Сбербанка на сегодня в руках нерезидентов. А ВТБ — 30% (правда, обе эти оценки с учетом наших инвесторов, заведших деньги через офшоры). Получается, что на фоне выхода иностранных банков из бизнеса на территории России в форме дочерних банков инвестиционное участие нерезидентов через торгуемые банки (прикол в том, что самые емкие и ликвидные из них — два крупнейших государственных банка) увеличивается. Это специфическая тактика купирования российских рисков. Признание «долларом» огосударствления российской банковской системы?
Не дождетесь дешевых денег!
Что касается денежно-кредитной политики, то «эпоха Игнатьева» знаменовала собой кардинальную смену управленческой парадигмы ЦБ — переход от таргетирования (целеполагания) валютного курса к таргетированию инфляции при существенном ослаблении управления курсом рубля. Переход к политике таргетирования инфляции (ПТИ) был провозглашен в мае 2008 года, однако ее системная отладка началась уже после кризиса, в 2010–2011 годах.
Вот как объясняет идеологию ПТИ сам ЦБ (цитируем по одному из интервью Алексея Улюкаева осени 2011 года): «Наше понимание свободного плавания рубля не означает запрета на интервенции ЦБ на внутреннем валютном рынке. Но эти интервенции не будут использоваться для целей проведения денежной политики, то есть для целей предоставления ликвидности или ее изъятия, то есть как трансмиссионный механизм денежной политики курс рубля не будет работать. Мы не используем интервенции для целей защиты какого-то курсового соотношения, поскольку мы курс не таргетируем, а используем только для целей преодоления излишней волатильности на рынке, а также если эти интервенции происходят в интересах Минфина, когда мы выступаем как агент по управлению резервными фондами».
Какие плоды принесла такая политика? Конечно, нельзя не замечать ее плюсов. Высокая волатильность рубля и принципиальный отказ от наперед заданных номинальных или реальных ориентиров курса отвадило от российского рынка спекулянтов, она в корне демотивирует любые спекулятивные атаки на рубль. Во-вторых, резко снизился дифференциал процентных ставок в России и за рубежом. Российские ставки начали жить самостоятельной жизнью, отвязались от западных. Следующий важный результат — быстрый отклик курса рубля на падение цен на нефть. В результате мы получили встроенный автостабилизатор бюджетных доходов — в рублевом выражении доходы федерального бюджета растут. Далее. Развился рынок валютных свопов, практика рыночного хеджирования валютного риска. Соответственно, рублевые ценные бумаги оказалось возможным размещать за рубежом, стала тиражироваться практика эмиссии рублевых еврооблигаций. «В целом можно сказать, что данное решение выдавливает валютный риск из России, — говорит Михаил Матовников. — Точнее, если раньше валютный риск в значительной степени так или иначе брал на себя ЦБ, то теперь он переложен на участников рынка. И они либо хеджируются, либо уходят в рубли. Это произошло в ипотечном кредитовании (ипотека была наполовину валютная, сейчас на 98 процентов рублевая), это произошло в корпоративном кредитовании, за исключением кредитования экспортеров, то же самое мы видим на рынке частных депозитов — доля валютных вкладов упала практически до предкризисного минимума».
Но в условиях хронически положительного сальдо платежного баланса неизбежным побочным эффектом ПТИ является переукрепление рубля, подрывающее конкурентоспособность отечественных производителей на внутреннем и внешнем рынках.
«Проводимая Банком России монетарная политика нуждается в поиске более тонкого баланса, — рассуждает Екатерина Трофимова , первый вице-президент Газпромбанка. — Очевидно, что ЦБ не может в одиночку достигать поставленных целей по инфляции, в то же время проводимая валютная политика постепенно способствуют ослаблению конкурентных позиций реального бизнеса».
«Надо признать, что имел место целый ряд эпизодов, когда политика обменного курса в исполнении ЦБ была крайне неудачной, — размышляет Олег Солнцев , руководитель направления ЦМАКП. — Так, непоследовательная курсовая политика стала одним из спусковых крючков микрокризиса ликвидности апреля—июля 2004 года. Реальное переукрепление рубля перед кризисом 2008–2009 годов значительно повысило уязвимость платежного баланса. Замедленная “управляемая девальвация” на стыке 2008–2009 годов существенно усугубила сжатие кредитного рынка и падение производства (резкое сжатие оборотных активов, вывод денежных средств из производства в валютные спекуляции). Новое избыточное укрепление рубля в посткризисный период лишило реальный сектор форы в конкуренции с импортом и расширения присутствия на несырьевых внешних рынках».
Но тяжелый рубль как антиинфляционный якорь — неприкосновенная идеологема Игнатьева, плод его фундаментальных убеждений. «Даже если бы мы поставили перед собой задачу не допускать реального укрепления рубля, мы бы оказались не в состоянии ее выполнить. Любые попытки это сделать приведут к запуску инфляционной спирали», — говорил Игнатьев в интервью нашему журналу, будучи еще первым замминистра финансов (см. «Не навреди!» , «Эксперт» № 42 за 2001 год).
Еще одним универсальным инфляционным средством руководители ЦБ продолжают считать ограничение денежного предложения. На прошлой неделе, докладывая в Госдуме о результатах работы Банка России в прошлом году, Сергей Игнатьев с удовлетворением отметил торможение роста денежной массы до 12% против 22% в 2011 году. Правда, Сергей Михайлович почему-то не разъяснил, каким образом инфляция на потребительском рынке при этом умудрилась немножко, но вырасти.
«Насыщенность деньгами и кредитами российской экономики до сих пор двукратно ниже, чем в развитых странах, многократно ниже, чем в Китае и других странах, чья финансовая система нацелена на “экономическое чудо”, на сверхбыстрые темпы роста», — констатирует Яков Миркин , заведующий отделом международных рынков капитала ИМЭМО РАН.
«ЦБ не удалось сформировать мощный пласт длинных денег на основе механизмов взаимодействия с Минфином, как в ведущих экономиках мира, где именно центральный банк формирует масштабные и длинные (до сорока лет) денежные ресурсы, составляющие основу финансовой системы, — считает Михаил Ершов , старший вице-президент Росбанка. — Кроме того, центральный банк должен в целом уделять значительное внимание не только финансовым вопросам, но и задачам поддержания экономического роста, как это происходит во многих странах-конкурентах».
Не можем не привести встык удивительное по своей циничности высказывание Алексея Улюкаева (цитируем по интервью агентству «Финмаркет» в декабре 2012 года): «Мы не видим какой-то специальной ситуации с недостатком ликвидности. Я не раз говорил, что положительный чистый кредит банкам со стороны Центрального банка и устойчивый спрос на ликвидность — это нормальная, естественная, правильная ситуация, которая будет сегодня и всегда». А значит — добавим от себя — всегда будут и запредельно высокие процентные ставки по кредитам.
С точки зрения динамики цены денег для реального сектора результаты работы ЦБ под руководством Игнатьева следует признать абсолютно провальными. Достаточно привести две пары цифр из официальных центробанковских справочников. Февраль 2002 года: средневзвешенная ставка по кредитам нефинансовым предприятиям на срок до 1 года — 15,9% годовых, индекс потребительских цен — 17,9% (данные Росстата, к февралю 2001 года). Апрель 2013 года: средняя ставка — 10,2%, инфляция — 7,2%. За одиннадцать лет реальная, с поправкой на инфляцию, стоимость банковского кредитования предприятий устойчиво обосновалась в положительной области. И руководство ЦБ считает такое положение дел абсолютно нормальным!
Еще одним негативным побочным эффектом перехода к ПТИ стало осушение ликвидности на ММВБ в связи с уходом спекулятивных игроков, сложнее стало размещать облигации, доля нерезидентов упала. В результате сегодня мы дальше от цели создания в России международного финансового центра, чем были в 2007 году.
Встряска пошла на пользу
С оговорками, но все же в актив Банка России следует записать его противостояние кризису 2008–2009 годов. ЦБ умудрился весьма оперативно расширить каналы предоставления ликвидности банкам. Был существенно расширен ломбардный список (ценных бумаг, принимающихся ЦБ от банков в залог под кредиты), а также были опробованы, причем весьма масштабно, совсем нетрадиционные для нас инструменты беззалогового кредитования, исключительно с ориентацией на кредитные рейтинги. Из ряда операциональных новаций ЦБ, хорошо зарекомендовавших себя в кризис, следует отметить частичное гарантирование риска контрагента на рынке МБК, что помогло оживить парализованный рынок межбанковских кредитов в октябре 2008-го. Все это позволило удержать банковскую систему от полномасштабной катастрофы. «ЦБ удалось купировать кризис доверия в 2004 году и не допустить системного банковского кризиса в последнем квартале 2008-го и первом квартале 2009 года не только за счет расширения объемов рефинансирования, но и грамотного изменения подходов в надзорном процессе, — считает Александр Хандруев , руководитель консалтинговой группы БФИ, в 1992–1998 годах работал в должности зампреда, первого зампреда и временно исполняющего обязанности председателя ЦБ РФ. — О том, что ЦБ извлекает уроки из глобального финансового кризиса, свидетельствуют надзорные новации 2011–2013 годов, нацеленные на повышение адекватности коммерческих банков в оценке принимаемых ими рисков».
Скептики, конечно, сокрушаются, что при предоставлении помощи банкам в 2008–2009 годах ЦБ допустил резкий крен в пользу госбанков. Именно они получили основное финансирование и в том числе благодаря этому с начала 2009 года заметно нарастили свою долю на банковском рынке. Однако, рассуждая трезво, трудно предложить какой-либо иной сценарий действий регулятора в той ситуации.
Переброска Агентства по страхованию вкладов на фронт санации неплатежеспособных банков с помощью банков более успешных не позволила точечным паникам вкладчиков в отдельных банках в отдельных городах превратиться в массовое бегство от депозитов, гарантированно убивающее финансовую систему любой мощности. Хотя ряд санационных кейсов АСВ, прежде всего реанимация банка «КИТ Финанс», до сих пор вызывают большие вопросы с точки зрения неэффективности и избыточных затрат.
Едва уловив первые признаки перерастания кризиса ликвидности в кризис плохих долгов, ЦБ запустил программу субординированного кредитования — выдачи банкам (притом, что важно, только в складчину с их акционерами) десятилетних кредитов, учитывающихся в капитале и закрывающих дыры в балансах кредиторов, образующиеся из-за неплатежеспособных заемщиков.
Именно успешное противостояние кризису заставило журнал «Эксперт» выбрать Сергея Игнатьева человеком 2008 года (подробную аргументацию см. в статье «Он должен найти новое равновесие» , № 50 за 2008 год).
Недорефинансирование
Важнейший не вполне решенный для ЦБ вопрос — система рефинансирования коммерческих банков. Конечно, начиная с 2007 года она в своем развитии продвинулась весьма значительно, обогатилась инструментами. Однако этого недостаточно. Основная проблема действующей системы рефинансирования в том, что доступ к ней фактически имеют только крупные банки, а мелкие вынуждены вести процентные войны за вкладчика.
ЦБ, по большому счету, так и не превратился в кредитора последней инстанции для значительного массива банков. Он не имеет возможности предоставить ликвидность финансовому институту, устойчивость которого важна для платежной и/или банковской системы. Допустим, это не банк, а финансовая компания, на которой лежит системный риск влияния через фондовый рынок на банковскую систему? И если рейтинг этого института уже опустился на неинвестиционный уровень?
«Самое главное и важное в системе рефинансирования — это рефинансирование под нерыночные активы, — считает Михаил Матовников. — Для этого нужно не бояться этих активов, нужно понимать их. А это проблема пруденциального надзора — банки и их заемщики недостаточно прозрачны по профилю рисков для регулятора. Таким образом, мы имеем плотный клубок взаимосвязанных проблем из недостатков надзора, провалов системы рефинансирования и дороговизной денег в экономике».
Как изменить систему рефинансирования? Вот конкретные предложения от высокопоставленного кредитного офицера крупного банка, пожелавшего остаться неназванным. Проверка в ЦБ каждого рефинансируемого договора и всех обеспечительных документов к нему, предусмотренная положением 312-П, в случае малого бизнеса, где по определению небольшие суммы и много договоров, крайне неэффективна. Нужно рефинансировать пулы кредитов, а не отдельные договоры, и верить банкам, что они предоставляют в залог активы, соответствующие установленным критериям. Конечно, затем нужно выборочно проверять и жестко наказывать за обман, но сначала — верить. Следующий вопрос — сроки рефинансирования. Я не понимаю, что мешает рефинансировать кредиты и их пулы, предоставленные на три-пять лет и более и уже без проблем прожившие в портфеле банка год-два. Риски минимальны. Банки не расслабляются, так как далеко не всякий кредит без реструктуризации проживет в портфеле обозначенный срок. По нашей информации, рабочие совещания о новой системе рефинансирования банков на более длительные сроки (свыше 1 года), в ЦБ уже проводятся. В случае, если эти пункты удастся реализовать, можно было бы отменить дисконты по рефинансируемым кредитам. Если часть кредита уже погасилась по изначально установленному графику, то дополнительный дисконт не нужен.
Пожелания преемнице
«Новому председателю ЦБ важно стать не только технической, но и политической фигурой, обладающей значительным весом в определении экономической и финансовой политики, — считает Яков Миркин из ИМЭМО РАН. — Банк России при Игнатьеве во многом утратил свою яркость, независимость, ее не хватает в отношениях с другими экономическими ведомствами. Лучше не повторять модель центрального банка, полностью идущего в фарватере Минфина (она свойственна российской практике еще с XIX века и полностью была востребована в начале 2000-х). Войти в историю, обеспечив резкое снижение цены денег. Она сейчас является нерыночной и воздействовать, на нее придется, к сожалению, не полностью рыночными методами. И еще раз войти в финансовую историю, осторожно, без вспышки инфляционных ожиданий, девальвировав рубль и шаг за шагом обеспечив наращивание финансовой глубины. При значениях монетизации и насыщенности кредитами реальному сектору в 80–100 процентов ВВП это будет во многом другая экономика и другие финансовые рынки, в том числе рынок ценных бумаг.
Ослаблять рубль надо молча, обманывая рынок, то приподнимая, то придавливая курс, чтобы не возбудить инфляционных ожиданий и не получить атаки на рубль, когда все финансовые институты, не только банки, да и рациональные инвесторы уйдут в доллар, как это было в четвертом квартале 2008 года». Наконец, ориентировочно со второй половины будущего года ЦБ сосредоточит в своих руках контроль и надзор за небанковскими финансовыми институтами, превратившись в мегарегулятор. Это еще один вызов для нового председателя.
«Формирование мегарегулятора на базе ЦБ — явная победа руководства ЦБ в борьбе за стабильность финансовых рынков, — считает Михаил Павлов , заместитель председателя правления Азиатско-Тихоокеанского банка (Благовещенск). — В условиях ужесточения банковского регулирования и внедрения “Базеля-3” оставлять регулирование небанковского финансового сектора на прежнем уровне означает нарастание рисков в системе».
Потребуется создавать систему мониторинга рисков возникновения кризисных ситуаций на финансовых рынках и вовремя вмешиваться, например увеличивая коэффициенты риска по беспокоящим операциям при расчете норматива достаточности капитала. Уроком должен послужить коллапс рынка репо в сентябре 2008 года, в том числе за счет цепочек множественных репо, многократно увеличивших рыночный риск (при низком кредитном риске). За первые две недели сентября курсы акций рухнули в среднем на треть, что привело к параличу неплатежей на чрезвычайно рискованном рынке (по имеющимся оценкам рыночных игроков, к осени 2008 года на российском рынке акций до 90% сделок представляли собой сделки репо, а также маржинальные и необеспеченные сделки, подробнее см. «Матрешки-убийцы» , «Эксперт» № 38 за 2008 год).
Еще одна задача в связи с созданием мегарегулятора — не пытаться создать для брокеров-дилеров и других небанковских институтов режим регулирования, полностью подобный банковскому. У этих институтов разные профили риска. В отличие от кредитных организаций небанковские институты не несут ответственности за платежную систему и устойчивость платежей. Им не грозит массовое изъятие вкладов, после чего банковский сектор и экономика останавливаются. Это значит, что небанковский сектор, сопровождающий инвестиции с более высоким уровнем риска, должен нести значительно меньшую, чем банки, регулятивную нагрузку.
В подготовке статьи принимала участие Евгения Обухова
Таблица
Все председатели Банка России