IV.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

IV.

Можно найти массу нелепостей в показаниях и той, и другой сторон, уличать во лжи и Наталью, и семейство Пинейру — все дело приятное, увлекательное, однако некоторая ясность с облико морале все-таки появляется. Наталья — «Дунька в Европе», за восемь лет Европой нимало не подпорченная, деревенская деваха большой простецкости и явно не строгих нравов, выпивающая, темпераментная и — это, пожалуй, главное ее публичное качество — чрезвычайно простодушная, «простодырая», как говорят в деревне, откровенная до безобразия. Все наружу, даже перед камерой не держит лица, оттого всегда немного неглиже.

Еще два года назад она была хорошенькой, яркой блондинкой, но состарилась лет на десять, от тоски или от пьянства. В проститутку или законченную алкоголичку плохо верится — они вовсе не склонны к тяжелому физическому труду, да и будь она проституткой, в маленьком городке Брага суд легко нашел бы свидетелей этому, однако не нашел. Из какой корысти она — бесправнейшая из бесправнейших, нищая нелегалка — кинулась в борьбу за свою дочь, у которой и российского-то гражданства не было, зачем так хотела ее увезти? Не для двухсотрублевого же пособия в пречистенском собесе? Остается предположить, что Наталья любит свою дочь: вульгарно, неумело, неуклюже, — но любит. И она никогда не отказывалась от нее.

Почти уверена: если завтра вспыхнет дело об изъятии ребенка у социально неблагополучной цыганки, таджички, молдаванки, те же самые болельщики за португальское счастье Александры встанут строем, скажут хором — и про закон, и про порядок, и про руки прочь от матери-и-дитя.

Потому что приезжая — она, конечно, «женщина в трудном положении», а отъезжая русская уборщица — «зоомама», как называют Зарубину в интернет-коммьюнити, посвященном возвращению Сандрочки в благодатный Барселуш.