Слово о жертвах

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Слово о жертвах

При всем соблазне свалить все на современные нравы (а мы этому соблазну явно поддаемся, не тот уж возраст, чтоб устоять перед соблазнами), заметим все-таки, что видимо, в самой человеческой природе заложено преклонение, чуть ли не восхищение перед насильником и почти полное забвение его жертв. И так было испокон веков. Аттила, Чингиз-хан, во главе варварских орд, с огнем и мечом прошли континенты, разрушили цивилизации. Кто-нибудь вспомнит хоть имя из миллионов погибших? А Атилла и Чингисхан увековечили себя в истории человечества. Историческая наука в сущности изучает деяния жестоких правителей, военачальников или революционеров, проливших море крови. Конкретный пример. Имя Ивана Грозного известно любому человеку в России. Даже за границей, в цивилизованных странах, вам охотно объяснят, что это был за человек. Вопрос на засыпку нашим читателям: кого из русских царей звали Тишайшим?

С научных небес спускаемся на темные улицы. Вот идут двое навстречу друг другу. Через тридцать секунд один будет лежать на земле, другой — бежать с места преступления. В большинстве случаев убийца заранее знает, что он убьет, а тот, кому суждено быть убитым, пока про то не догадывается. Однако бывает, что случай меняет ситуацию. Убийца промахивается, поскользнувшись, теряет равновесие, ошалевшая от страха жертва бьет его по голове хозяйственной сумкой, в которой консервные банки, и нападавшему каюк. Повторяю: слепой случай — и роли переменились. Так вот, если б у вас была возможность выбора (а такой возможности, как правило, не бывает), так вот, при всей аморальности, бесчеловечности и неправомерности такого вопроса, все-таки спрашиваю: что бы вы предпочли — быть преступником или его жертвой?

Увы, как это ни печально звучит, как это ни коробит благородный слух, но опыт, история человеческих отношений показывает: быть преступником предпочтительнее. Правда, может, во времена темного Средневековья, когда преступников казнили зверскими способами, сжигали живьем, четвертовали, само ожидание казни устрашало. Но я пишу эту книгу из современной, просвещенной Европы, где смертная казнь повсеместно отменена. Конечно, сидеть в тюрьме тоже не сахар…

Тут мне вспоминается знаменитый эпизод, происшедший на конференции правозащитников в Женеве. Значит, холодная война была в разгаре, советских диссидентов держали в лагерях и психушках, Пиночет лютовал, в Южной Африке чернокожих ужасно обижали — словом, собрались в Женеве правозащитники и бывшие заключенные со всего мира, чтоб обсудить, осудить, призвать общественность и так далее. И вот один из докладчиков, клеймя проклятых тюремщиков, уточнил, что, может, не всюду так плохо, он, например, никогда не сидел в швейцарской тюрьме. И весь зал единодушно, мечтательно выдохнул: «Швейцарская тюрьма…».

Я тоже не имел счастья побывать в швейцарской тюрьме, однако подозреваю, что сидеть в ней не так приятно, как в пятизвездочном отеле на берегу Средиземного моря. Вообще, тюрьмы в Европе разные, на всех не угодишь. Во французских постоянная напряженка: то заключенные буянят, то тюремщики бастуют. И все равно, даже если во время трансляции футбольного матча сломался цветной телевизор, даже если псы-тюремщики вытащили из домашней посылки спрятанный в пирог наркотик, даже если поцапался с соседом по камере, даже если к вам двоим в камеру подселяют третьего (дежурная тема возмущения во французской прессе: третий в камере, тюрьмы переполнены, это жестоко, бесчеловечно! Для справки сообщаю, что в такое же по объему помещение в России в «обезьяннике» набивают 29 человек) — так вот, все равно отбывать срок в европейской тюрьме предпочтительнее, чем лежать на кладбище. Более того, вся наигуманнейшая мораль современной западной цивилизации, со страниц многотиражных газет, с миллионов телеэкранов, ежедневно подсказывает выбор — бесспорно, без всяких сомнений лучше быть убийцей, чем убитым. Убитому — гнить на кладбище, а его родственникам — униженно обивать пороги разных учреждений, чтоб получить (если получат) жалкую материальную компенсацию. Зато какие роскошные перспективы раскрываются перед убийцей! Во время судебного процесса он становится героем дня, его имя не сходит со страниц газет, о нем трубит радио, его портрет мелькает на телевидении чаще, чем портреты кинозвезд. Разбираются, обсуждаются малейшие перипетии его жизни, чтоб найти какое-то объяснение (читай — оправдание) его преступлений. Если не было тяжелого детства, то обязательно найдут какого-нибудь троюродного дедушку-алкоголика или душевнобольную двоюродную бабку. К смягчающим обстоятельствам добавляется социальное или расовое неравенство (как же без них!), и преступник вызывает всеобщее сочувствие.

Свежий факт. Когда в Бельгии открылся процесс над серийным убийцей детей Марком Дютру — и начало процесса транслировалось по телевидению — все, наверно, обратили внимание, каким неподдельным счастьем сияло лицо юного подельника Дютру. Мелкий уголовничек, наркоман, приводивший за несколько франков к Дютру малолетних девочек, мечтал ли он, что окажется в центре мирового телеэкрана? И какое же наказание теперь грозит этой гниде? Беззаботное, бездумное существование в комфортабельной бельгийской тюрьме…

Слышу протестующие вопли французов: понятно, куда клонит этот русский — к восстановлению смертной казни. Консерватор! Ретроград! Националист! Фашист! Правый! Если б дело ограничивалось только воплями…

Для справки сообщаю, что в Америке, где во многих штатах сохранена высшая мера наказания, к приговоренным смертникам приезжают дамы из Европы, добиваются свиданий и утешают душегубов не только моральной и материальной поддержкой, но и интимными услугами. И такие, с позволения сказать, комсомолки-доброволки встречают понимание и сочувствие у политкорректного Запада. И нигде я не слыхал и ни разу не читал, чтоб кто-нибудь из этих энтузиасток пришел бы на могилу убитой жертвы и поставил хотя бы свечку…

А как охраняют душегубов! Когда убийцу везут на суд, то принимают меры предосторожности посерьезней, чем при встрече президента иностранной державы. Не дай Бог, если родственник убитого притаился где-то с винтовкой! Не позволим ему вершить самосуд, жизнь человека священна! Уточняем: жизнь убийцы священна. Если б хотя бы десятую часть того усердия полиция проявила, чтоб охранить жертву, когда убийца выходил на дело!

Ладно, я консерватор, ретроград, правый и т. д. Возможно, я заслуживаю упреков со стороны политкорректного общественного мнения, но в свою очередь хочу уточнить, что все-таки я не совсем обычный ретроград и консерватор. Все-таки я принимал участие в работе Комиссии по помилованию при Президенте Российской Федерации. На мой взгляд, зря упразднили Комиссию по помилованию, которую собрал Анатолий Приставкин. Люди там работали из разных общественных структур, но абсолютно честные, неподкупные. А теперешние Региональные комиссии зависят от местного начальства. Как и почему закрыли Комиссию Приставкина — особый разговор, мы уйдем в сторону от нашей темы…

Так вот, не уходя от темы, отвечу из вопрос, которой мне пока еще не задавали, но обязательно когда-нибудь зададут:

— Принимала ли Комиссия в моем присутствии решение о помиловании заключенных, осужденных за убийство? И если принимала, то почему я не протестовал?

Отвечаю. Да, принимала. И неоднократно. Я не имел права голоса, так как не был официально утвержден. Тем не менее полагаю, что если б я высказал свое несогласие с решением Комиссии, ко мне бы прислушались. Но я ни разу, повторяю, ни разу такого несогласия не высказал. В той травле, которую организовали в российских СМИ, Комиссию обвиняли в том, что она выпускала на волю тысячи опасных преступников и рецидивистов. Считаю своим долгом засвидетельствовать, что Комиссия весьма сурово отвергала ходатайства, связанные с разбойными нападениями, хищениями в особо крупных размерах, торговле наркотиками и убийством детей. Бывали случаи, и я тому свидетель, когда Комиссия отвергала ходатайства, поддержанные администрацией тюрьмы, лагеря или депутатами Думы.

Перелистнута страница. Резюме следующего дела.

«Пили (девяносто процентов дел, поступающих на Комиссию, начинаются с этого глагола). Муж с женой и сосед (тут могут быть разные варианты — брат с сестрой и приятелем, жена с любовником, старые товарищи и т. д.). Мужу показалось, что жена наливает соседу больше, чем ему (опять же разные варианты: жене показалось, соседу показалось, жена отказалась пить, сосед отказался пить и т. д.). Началась ссора. Муж схватил чугунную сковородку (варианты: молоток, кухонный нож, гвоздодер — словом, что под руку попалось) и убил жену (варианты: жена схватила и убила мужа, муж убил соседа, сосед убил мужа — на выбор).» Что дальше? «Вытащили из кухни еще не остывшее тело, чтоб не мешало и… продолжали пить!»

Свежий факт. Только что прочел в «Московских новостях», что в Сибири особой популярностью пользуется так называемый «стеклодёр», химическое средство для мытья стекол. Во-первых, оно дешевле, чем водка. Во-вторых, забивает круче — человек отключается быстрее и совершенно не соображает, что делает.

Вернемся к резюме. «Убийца (муж, жена, сосед) получил 12 лет, отсидел половину срока. Замечаний от лагерной администрации не имеет, участвует в художественной самодеятельности. Семья, дочь и внуки поддерживают его ходатайство о помиловании (бывает, когда семья категорически против). Администрация лагеря поддерживает ходатайство о помиловании. Болен…».

— Юлий, что это за болезнь? — спрашивает Приставкин Юлия Крелина, известного писателя, работавшего врачом в больнице Кунцевского района.

— Это плохо, — отвечает Крелин. — Это отказывают почки.

— Ну и как решим? — спрашивает Приставкин. — Типичная бытовуха. Он с 1934 года, старик, никому не опасен. Отпустим умирать домой! Есть кто-нибудь против?

Против никого нет. И я, если б обладал правом голоса, руки бы не поднял.

Правда, однажды я возмутился. Комиссия с ходу помиловала тетку, 1942 года рождения, которая за то, что украла четыре кочана капусты (!!!), получила соответственно четыре года и отсидела два. Я возмутился, я спросил: «Как можно было давать за четыре кочана капусты четыре года тюрьмы? Российской тюрьмы?».

— А ты внимательно прочти дело, — ответил ироничный Марк Розовский (театр и сцена занимали у Розовского массу времени, однако заседания Комиссии он не пропускал). — У нее повторная судимость. Предыдущая была тоже за кражу. Видимо, в первой раз злоумышленница украла мешок картошки, а то и еще хуже — кусок колбасы. Значит, рецидивистка. Вот судья и отвесил ей полный срок.

Фиксирую внимание политкорректных читателей: на моих глазах Комиссия по помилованию предложила Президенту России выпустить на волю воровку-рецидивистку. И я не возражал.

* * *

Когда я, по выражению советской журналистики, «клеветал» на «Свободе» и поэтому активно интересовался политикой, у меня была идея (как всегда гениальная, других не бывает) — как положить конец холодной войне и предотвратить горячую. Надо было заключить соглашение, по которому изнеженный Запад посылает своих особо опасных преступников и рецидивистов отбывать наказание в советских тюрьмах и лагерях. Разумеется, не бесплатно. Деньги, которые должны были быть истрачены на содержание заключенных в западных тюрьмах, переводились бы на счет соответствующего управления советского МВД. Я прекрасно понимал, что часть денег милицейское начальство разворует по дороге, но все-таки хоть что-то дойдет до лагерей. Ведь неудобно будет перед иностранцами, иначе иностранцы перестанут переводить деньги. Глядишь, и нашим заключенным послабление: заткнут щели в бараках, потеплее оденут, посытнее накормят. Что касается Запада, то там просто будут молиться на Советский Союз, ведь благодаря этому эксперименту, на Западе исчезнет уголовная преступность.

Как бы ни хорохорились американские гангстеры и итальянские мафиози, но после мордовских лагерей они бы всерьез задумались (если бы вышли живыми), как жить дальше.

Не послушались умного человека. Мир предпочел другой сценарий. Советский Союз рухнул, диссидентов и политических выпустили на волю, но по общему количеству заключенных — уголовников, бытовиков, — Россия опять же, как и в области балета, впереди планеты всей. И бытовые условия содержания в российских тюрьмах и лагерях не улучшились. Анатолий Приставкин, убежденный противник смертной казни, как-то мне признался (после очередной инспекционной поездки по лагерям), что, по его мнению, люди, приговоренные к большим срокам за тяжкие преступления, наверно предпочли бы смерть, чем такую, с позволения сказать, жизнь.

Так вот, граждане, господа и товарищи, я это к тому, что моя идея по-прежнему актуальна. Академики-экономисты утверждают — и я им верю, что когда цены на нефть упадут, то в России не будет иного источника дохода. Как не будет? А тюрьмы? А лагеря? Если заключить соглашение с Соединенными Штатами и Европой, если расширить и перестроить нашу пенитенциарную систему и приспособить ее для приема иностранцев (а вот тут опыта нам не занимать, у нас по части тюрем и лагерей б-а-а-льшой опыт!), то ведь золотые реки потекут в Россию. Запад тратит на содержание своих преступников головокружительные суммы. На Западе, по традиции, всегда и всего перепроизводство, а уж такой товар, как преступники, точно не оскудеет. Значит, с одной стороны, Россия поможет Западу выжить, а с другой стороны, при разумном распределении денежного потока, и нашим пенсионерам увеличат пенсию, и матерям-одиночкам подкинут на молочишко…

Свежий факт. Ну как жить в этом мире? Воруют идеи! Услышал по радио сообщение, что Австрия строит в Румынии тюрьму повышенного комфорта, для… румынских воров, которые переполнили австрийские тюрьмы. Причем, румынские активисты, несмотря на обещания повышенной комфортности в тюрьмах, возвращаться на родину решительно не желают и протестуют против нарушения прав человека. Тем не менее, я думаю, австрийцы не дураки и устроят великое переселение народов. После чего товарищи-румыны будут обходить Австрию за тридевять земель и повалят скопом… правильно вы догадались — прямиком во Францию.

Между прочим, без всяких шуточек, я считаю, что Россия обязана помочь Западу. Ведь нынче вот какая ситуация в мире: Советский Союз умер, а дело его живет. Кто первым начал требовать свободу Африке? Советский Союз. И вот заварили кашу, а расхлебывать ее приходится Европе. Еще Владимир Ильич, презиравший западную интеллигенцию, проницательно заметил, что она, эта интеллигенция, будет помогать нам разрушать капиталистический мир, и называл западную интеллигенцию «полезными идиотами». Откуда пришла на Запад эта самая пресловутая политкорректность? Детище советской пропаганды! Ведь как обстояло дело? В стране победившего социализма правил строжайший полицейский режим, а на Запад выбрасывались самые что ни на есть передовые, гуманные идеи о всеобщем равенстве и братстве. В Союзе даже районные пропагандисты в них ни на грош не верили, а на Западе их принимали за чистую монету. И вот, повторяю, советский режим рухнул, а в Европе к власти пришли «полезные идиоты» (или полезные идиоты диктуют власти правила поведения). И они, из самых лучших побуждений, развалят европейскую цивилизацию и, боюсь, что та же Франция через несколько десятилетий превратится в современное Косово. Банды воинственных исламских экстремистов всевозможных национальностей и окрасок будут силой вытеснять жалкие остатки французов куда-нибудь в Бретань и Эльзас-Лотарингию. И сдерживать этот напор придется ооновскому континенту, составленному из американских и русских военных. Ну да, французскому представителю в ООН удастся доказать, что когда-то территория Франции принадлежала французам… А что пытались доказать сербы в Косово?

Бредовые опасения? Господи, как хотелось бы ошибиться! Да ведь не только я кричу, что Третья мировая война уже началась. И действительно, мировая! И жертвами ее будут не столько армейские части, сколько мирное население.

Конечно, великое счастье России, что она лежит далеко от Африки, что она, в отличие от США и Франции, белая страна. Надеюсь, что в своей иммиграционной политике Россия возьмет пример не с политкорректной Европы, а с разумной Австралии, которая ни одного африканца к себе на порог не пускает. Дескать, друзья, у вас свой континент, вот там и разбирайтесь между собой.

Правда, если быть откровенным до конца, то не спокоен я и за судьбу России. Догадливые журналисты сразу спросят: война России с Китаем? Вот чего, господа-товарищи, точно не будет, так это войны. Просто в один прекрасный день дальневосточную границу разом форсируют 100 или 200 миллионов китайцев (причем, все пройдет политкорректно, без всякого оружия — впереди женщины и дети). И займут они опустевшую Сибирь. Братцы, ну не может так долго продолжаться, что на одном берегу Амура бескрайний человеческий муравейник, а на другом, на тысячи километров вглубь, — лишь волки воют! Все-таки есть законы природы, законы физических тел.

Как говорится, чур меня, чур! Забудем кошмарные видения. Всё. Возвращаемся в любимую Францию и закругляемся.

Когда первый министр юстиции при Миттеране, Робер Бадантер, произносил свою знаменитую речь в парламенте против смертной казни, ее транслировали по телевидению с начала до конца. Бадантер — умница, замечательный оратор. Он добился того, что вопреки общественному мнению, парламент Франции отменил смертную казнь. Для справки: по поводу смертной казни во Франции не проводился народный референдум, ибо все опросы показывают — большинство французов за смертную казнь. Правители Франции игнорируют народное мнение, ибо полагают, что им лучше известно, как привести свой народ к светлому будущему. Неправда ли, это кое-что напоминает из советской эпохи?

Извините, отвлеклись от Бадантера. Продолжаю. Так вот, слушая Бадантера и отдавая ему должное как оратору, я, помнится, подумал тогда, что с этого момента все будущие вдовы полицейских, все их дети-сироты будут иметь полное право плевать Бадантеру в рыло, ибо он и есть настоящий убийца их мужей и отцов. До Бадантеровского закона во Франции за убийство полицейского при исполнении служебных обязанностей автоматически полагалась смертная казнь. Ныне преступнику выгоднее убить полицейского и уйти от погони, чем быть арестованным. В конечном итоге, если его арестуют, он получит одно и то же. После Бадантера во Франции полицейских отстреливают как зайцев в охотничий сезон. И лишь года два тому назад, когда терпение полицейских лопнуло и полиция вышла протестовать на улицу (где, в какой еще стране такое было?), правительство почесалось и выделило средства на… покупку каждому полицейскому бронежилета.

Можно сказать, что с юридической точки зрения, в Европе существуют два полюса: Россия и Франция. В России самая жесткая судебная репрессивная машина, доставшаяся в наследство от СССР. Во Франции судебно-исправительная система — самая мягкая, а полиция парализована страхом совершить ошибку. Ничего хорошего не получилось ни там, ни там. Как пел Окуджава: «Надо б что-то среднее, а где ж его взять?». Продолжается вековой спор двух юридических школ. Для одной важен приоритет закона, другую больше интересует человек, который этот закон нарушил. Но ни та и ни другая школа не интересуются жертвами. То есть жертва существует сама по себе, как судебная улика, не больше. При мне во Франции прошло несколько шумных процессов так называемых «серийных убийц». Я уже рассказывал, каким вниманием во Франции окружается суд над простыми убийцами, а уж серийный убийца — это телевизионный сериал. Телевидение принесло убийцам общенациональную славу. Их имена французы произносят без запинки (а у меня впечатление, что по улицам шляется большое количество индивидуумов, готовых перерезать полгорода, лишь бы потом покрасоваться на голубом экране). Специалисты-психологи единодушны: если серийный убийца выйдет на волю, он опять начнет убивать. То же самое характерно для убийц-педофилов. Таким образом, сохраняя жизнь убийце, судья приговаривает к мучительной смерти еще несколько безымянных жертв (в случае с педофилами к смерти приговариваются ни в чем не повинные маленькие дети). А убийца обязательно выйдет на волю — или в результате судебной ошибки, или сбежит из тюрьмы, или когда кончится срок. Напоминаю: во Франции самый суровый приговор, максимальное пожизненное заключение — это 22 года.

…Мои доводы заглушаются дружными воплями со всех сторон: «Смертная казнь — это архаично, это негуманно, это — недемократично!» И хоть кол им на голове теши…

Лет пять тому назад одна судебная история возмутила даже ко всему привыкшую Францию. Группа хулиганов остановила молодую девушку в переулке и под угрозой того, что спустят с поводка разъяренного питбуля, заставила спуститься в подвал. В подвале девушку хором изнасиловали. Обычно жертвы таких преступлений крайне редко обращаются в полицию: и стыдно, и страшно. Девушка показала характер, и несмотря на апатию полиции и угрозы хулиганов (ее преследовали на улице, звонили домой, всячески оскорбляли), довела дело до суда. И французский гуманный суд вдруг забыл про тяжелое детство хулиганов, про то, что они безработные и поэтому вынуждены разъезжать на ворованном БМВ, и — редчайший случай — приговорил их к тюрьме, причем не на условный срок, а на действительный. Видимо, разъяренный питбуль на поводке произвел впечатление. Главный хулиган (владелец питбуля) продолжал посылать девушке из тюрьмы угрожающие письма, а его адвокат подал на апелляцию, просто так, для проформы. Ну а дальше… Какая-то судебная чиновница что-то забыла подписать или подписала не там, или не в тот день. В результате адвокат воспользовался судебным промахом, и главный хулиган вернулся к своему питбулю свободным человеком.

Несколько газет напечатали интервью с девушкой. Она в отчаянии. Бросила свою квартиру, работу, сбежала из города, не знает где прятаться и у кого искать защиты.

Даже телевидение сподобилось спросить у судебной чиновницы, как и почему такое произошло и что теперь делать. Милая пожилая дама появилась в кадре и устало улыбнулась:

— Что теперь делать? Делать нечего. Закон есть закон. А от ошибок никто из нас не застрахован.

Оно, конечно, негуманно, архаично, реакционно, недемократично, и ни в какие политкорректные ворота не лезет, но будь у меня возможность, я бы сам, собственноручно повесил эту даму на первом же суку.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.