Глава 1
Глава 1
Март 1989
После того как мы миновали Кара-Богаз-Гол, наш самолет взял курс на Кунград. И сразу все преобразилось. Словно бы мы миновали границу двух миров и находились сейчас в совершенно ином измерении. После черной, пугающе-необъятной поверхности Каспийского моря и приветливо подмигивающего зеркала Кара-Богаз-Гола под нами теперь расстилалась безбрежная равнина Устюрта. Она словно бы загорала под безоблачным небом, подставляя под лучи весеннего солнца свои испещренные шрамами древних речных русел широкие бока. И, несмотря на многочисленные островки ранней зелени, как-то не верилось в присутствие здесь жизни. Из неведомых глубин памяти раз за разом выплывали отрывки давних разговоров с одним знающим человеком: «испепеляющая жара», «безводная пустыня», «мертвая земля». Разыгравшаяся фантазия рисовала перед глазами силуэты обветренных скал, высохшие колодцы и ненавистные миражи. А во рту чувствовалась неприятная сухость.
— Устюрт называют Гиблой Землей, — коснулись моих ушей слова, сказанные Стрижом. Я оторвался от созерцания, может быть, самого малонаселенного участка нашей планеты и посмотрел на говорившего. — Воды здесь не найти. Посему и использование этих территорий под аграрное хозяйство невозможно, — капитан говорил громко, почти кричал. Однако если учесть, что рев двигателей долетал в салон почти неприглушенным, ничего другого ему и не оставалось.
— Товарищ капитан, — подавшись вперед, обратился к Стрижу старшина Дятлов, — а что случилось-то?
Я весь превратился в слух. Дело в том, что до прилета в Баку мы даже не знали, куда держим путь.
Капитан Стриж встретился глазами с Галкиным и лишь после того, как майор согласно кивнул, стал рассказывать:
— К северо-востоку от впадины Карынжарык геологи из Ленинграда бурили разведочную скважину. Три или четыре дня назад трое из них отправились пострелять сайгаков и… не вернулись! Стали их искать. День искали, два искали — ничего. А утром следующего дня обнаружили их УАЗик. Машина оказалась буквально расплющена и разорвана на две части. От незадачливых охотников только один сапог и остался.
Дятлов понимающе закивал головой, а Стриж тем временем продолжал:
— В атласе Казахской ССР за восемьдесят второй год я вычитал такое выражение «Фауна Устюртского зоогеографического участка подзоны северных пустынь имеет типично пустынный облик». А если говорить понятным для любого смертного языком, то животный мир Устюрта особым разнообразием не отличается. Помимо беспозвоночных животных этого региона, которые практически не изучены, мы здесь имеем дело с семнадцатью видами ящериц и семью видами змей. С пернатыми тоже не густо. На Устюрте гнездится не более шестидесяти видов. Что же касается крупных млекопитающих, то их вообще по пальцам пересчитать можно. Из хищников здесь встречаются волк, лиса, корсак, шакал да каракал. Последний относится к кошачьим. Правда, до середины шестидесятых на Устюрте и Мангышлаке встречали еще и гепарда. Но сегодня его уже никто здесь не найдет. В заключение хотел бы добавить, что в заповеднике обитает три вида парнокопытных — сайгак, джейран и устюртский муфлон.
После этих его слов возникла пауза. Было заметно, что люди размышляют над только что услышанным. Я резко отвернулся от иллюминатора, и это движение привлекло внимание моих спутников.
— Что-то не ясно? — с легкой усмешкой обратился ко мне Стриж.
Я пожал плечами:
— Товарищ капитан, я не совсем понимаю, какое отношение имеют каракал и этот… устюртский баран к искореженной машине и сапогу геолога?
— Сам ты, Майзингер, устюртский баран! — рассмеялся Стриж.
Его примеру последовал и Галкин. Однако остальные ждали ответа на мой вопрос. Отсюда я сделал вывод, что нечто подобное не давало покоя и моим товарищам. Отсмеявшись, капитан оглядел группу и, продолжая улыбаться, заговорил:
— Вижу, вижу, что этот вопрос крутится на языке почти у каждого здесь.
— Да отвечай же, капитан, не тяни кота за хвост, — весело обратился к своему другу Галкин.
— Как на кузове автомашины, так и на сапоге были найдены следы воздействия сильных кислот. Замечу, не кислоты, а именно кислот. Чем-то отдаленно напоминающих муравьиную. Однако по своему действию и концентрации сродни неорганической синильной кислоте. Кроме того, на сколах стекла были обнаружены частицы органической материи.
Я внимательно следил за его разъяснениями, и мне казалось, что я снова смотрю давно забытый фантастический фильм. При слове «материя» у меня перед глазами почему-то возник образ Нийи — лысой и безгрудой инопланетянки из кинофильма «Через тернии к звездам», которую сыграла Метелкина. Там это слово тоже часто повторяется, или какое-то другое, но похожее.
— Отсюда предполагается, что в трагедии, жертвами которой, возможно, стали ленинградские геологи, участвовали силы природы. И если еще раз вспомнить уже известные нам факты, то в границы предстоящего поиска укладываются именно представители животного мира региона. Но уже сейчас с уверенностью можно сказать, что данные живые существа современными зоологами еще не определены.
Из Кунграда мы вылетели на вертолете Ми-8 в шестом часу вечера. Лучи опускающегося к горизонту солнца скользили по давно не мытым стеклам иллюминаторов. От этого на потолке салона бегали расплывчатые пятна света. Минут через пятьдесят после вылета все наше внимание было сосредоточено на проплывающем внизу бело-сером пространстве.
— Господа! — оторвавшись от созерцания знаменитой солончаково-илистой впадины Устюрта, театрально произнес Стриж. — Разрешите вам представить, пожалуй, самую известную бессточную впадину Советского Союза — Барса-кельмес (просьба не путать с одноименным островом в Аральском море). Ее площадь превышает две тысячи квадратных километров. Прошу обратить внимание на тот факт, что передвижение по днищу этой впадины без специального оборудования практически невозможно. Именно поэтому Барса-кельмес пока остается для исследователей terra incognita. Так что можете считать, что мы наблюдаем сейчас самое что ни на есть белое пятно.
— «Барса Кельмес» — так называют казахи самые отдаленные и непригодные для обитания места, — не отрываясь от созерцания унылого ландшафта за окном, пояснил майор Галкин. — В переводе это означает «без возвращения» или «пойдешь — не вернешься».
— Лишь немногие места в Казахстане удостоились чести быть названными так, — подхватил Стриж. — Однако на Устюрте таких мест сразу несколько. Хотя, если вас интересует мое личное мнение, то я окрестил бы этим именем весь Устюрт и большую часть Мангышлака.
— Ну зачем же так пессимистично, капитан?! — буквально заржал майор Галкин. — Не знаю, как для тебя, но для меня гусиная охота на аральском Барса-Кельмесе не имеет аналогов.
— Товарищ майор, — подмигивая нам, развел руками Стриж, — не берусь с вами спорить. Вы там были уже несколько раз. Я же знаком с этим богом забытым уголком света только понаслышке.
Вертолет садился почти в кромешной темноте. Лишь у горизонта еще светилась еле заметная полоска да у самой палатки геологов кто-то неистово размахивал фонариком. Когда же до поверхности земли оставалось не больше двадцати метров, на брюхе стальной стрекозы включились прожекторы. Однако меня дрожащие круги света на земле не только не успокоили, а еще и больше взволновали. В эти минуты мне казалось, что наш вертолет совершает посадку не на бескрайних просторах плато Устюрт, а на буровой станции где-нибудь в Северном море. Мне чудилось, что мы зависли над небольшой платформой. А вокруг бушует море. И что это море только и ждет, когда наши пилоты совершат роковую ошибку. Но посадка прошла благополучно — пугающий толчок, резко усилившийся шум винтов, а следом убаюкивающее спокойствие.
Перловая каша с тушенкой и горячий зеленый чай возвращали все на свои места. В нашей армейской палатке было уютно и тесно одновременно. Как выразился старший прапорщик Щеглицкий, «в тесноте, да не в интиме». Геологов было пятеро. Они подождали, когда Воронян раздал сухпайки, и только после этого достали две бутылки водки.
— Ребята, — обратился к обросшим ленинградцам Галкин, — а вы здесь как долго?
Парни-переростки стушевались.
— Да уже, поди, второй месяц, — ответил старший из них по имени Сеня.
— Крепкие ребята! — в один голос произнесли наши офицеры.
— Два месяца в пустыне, а все еще водка не кончилась, — пояснил Галкин.
Молодые геологи заулыбались.
— Да это мы из запасов нашего бати обслужились, — ответил парень по имени Женя.
— Бати?! — переспросил Стриж.
— Да, мы так нашего бригадира, Бориса Изральевича, окрестили, — покачал головой Сеня.
— Я так понимаю, что это один из трех пропавших, не так ли? — уже серьезным тоном спросил Галкин.
Геологи, опустив глаза, лишь сокрушенно кивали головами.
— Ну, ладно, — произнес Галкин, — теперь-то уже чего…
— Да-а-а-а!!! — протянул Сеня. — Вы правы. Теперь уже сокрушаться незачем. — Ни Валерки нет, ни Бориса Изральевича, ни Сергуни…
— Давайте-ка разливайте, — словно геологи принадлежали к его подразделению, скомандовал майор. И потом, обратившись к Вороняну, распорядился:
— Состряпай-ка нам нормальную закусь, что ли!
Кроме меня и Вороняна, все остальные пили. И пили молча.
Через некоторое время, радуя глаз и желудок «пирующих», появились куски дымящегося мяса. Цвет жаркого был темно-коричневым. А запах уносил в заоблачные дали. Мы в очередной раз поражались мастерству нашего повара.
— Здесь этого зайца называют кустарником, потому как он только по кустам и водится, — объяснял нам Женя, кивая в сторону хорошо приготовленной дичи. — Мы с вечера силки на них ставим. А к обеду и заяц тут как тут.
Мы ели с удовольствием. Наслаждались, не торопились.
Галкин насытился первым и, вытерев жирные руки, заговорил:
— Сколько ружей у них с собой было?
Тот, которого все звали Сеней, закатил глаза, словно что-то припоминая. Однако его опередили.
— Да у них у каждого по ружью было, — ответил за старшего молдаванин Светлан. — Я их сам по распоряжению бати чистил.
— Что за ружья?
— Две старые «ижовки» и новая «тулка», — ответил геолог.
— Поясняю, — блеснул своими знаниями майор — заядлый охотник, — ИЖ-12 и ТОЗ-54. — И тут же вновь обратился к молдаванину: — А чего же это они на сайгу с ружьями пошли? Без винтовки сайгака не взять.
— А в сайгака только батя стрелять собирался. У него один ствол со вкладышем, — просто ответил Светлан, — остальные расчитывали что-нибудь попроще взять. Ну, там вихляев или голубей. Поэтому они, собственно, к чинку [i] и отправились. Там диких голубей… — не договорив, он прочертил рукой выше головы невидимую черту.
— Я так понимаю, что там, у чинка, вы машину и нашли? — сменил тему майор.
Ленинградцы закивали.
— Там склон довольно пологий. Они на него почти до половины въехали. А потом, видимо, у них мотор заглох, или что-то сломалось… — рассказывал Сеня.
— Ага, — произнес майор. Он всегда произносил это «ага», когда его пытливый ум начинал свое расследование.
— А с чего вы взяли, что у них там какая-то неполадка произошла? — задал вопрос Стриж.
— Так ведь следы колес только до середины, а потом обратно, но почему-то юзом, — колеса явно не крутились, будто ее какая сила против воли водителя назад тянула.
При этих словах Галкин крякнул. Остальные военные только переглянулись.
— Что еще? — поинтересовался майор.
Сеня пожал плечами, но продолжал молчать.
— В одном месте нашли следы сапог. Судя по расстоянию между ними, их хозяин на горку взбегал, — вставил свое слово Женя.
— Если я тебя, Женя, правильно понимаю, то вы обнаружили следы только одного человека? — прищурился Галкин.
— М-м-м-м, — задумчиво промычал тот, а потом сказал: — Странно, не правда ли?! — И тут же добавил: — Но и этих следов было немного, остальные засыпаны. Похоже, будто там небольшой оползень произошел.
— Оползень?
— Ну, в общем, такое впечатление, что земля по всему склону осыпалась. Однако как-то странно это происходить должно было…
— Почему?
— А вдруг…! — даже не отреагировав на вопрос майора, воскликнул геолог.
Все посмотрели на говорящего, ожидая продолжения.
— Что?! — быстро спросил Галкин.
— Знаете, вот когда ледяную горку зимой строишь… ну, в детстве, то есть…
— Ну, ну, — поторопил его капитан Стриж, — уже все поняли, продолжай!
— Вот! Не знаю, как в других местах, а у нас это при помощи картонок и досок делалось. Мы таким образом снег в одну кучу сгребали. Чем выше гора становится, тем дальше и снег на нее загребать приходилось. Но как бы ты ни старался, какая-то его часть назад по склону скатывается. И все-таки движение, вызвавшее сход маленькой лавины, было направленно вверх. Я понятно объясняю?
— Женя у нас сначала на физмате учился, — сконфуженно пояснил один из геологов.
Все посмотрели на него и тут же вновь перевели взгляд на Женю.
— То есть ты хочешь сказать, что что-то, или, может быть, кто-то, двигался вверх по склону вслед за нашими охотниками? — предположил Галкин.
— Может быть, и не прямо вслед за ними, но однозначно после того, как прошли наши…
Майор Галкин откинулся назад.
— А собственных следов этого кого-то ты не заметил? — глядя геологу прямо в глаза, задал вопрос старший нашей группы.
— Не-а! — ответил тот.
— Ну, ты, Женька, загнул! — прервал тишину Светлан. — Если кто-то толкал впереди себя по склону картонку, то его следы должны были ложиться поверх следов картонки. А там их нет! — Его глаза весело блестели. Было заметно, что на него водка уже начала действовать.
— Ах, закрой ты рот, Светлан! — отмахнулся от него Женя. — Какая там картонка? Ты опять ничего не понял и все перепутал.
Остальные, пытаясь не задеть самолюбие молдаванина, прятали свои улыбки.
— Я вот что сейчас подумал, — продолжал говорить бывший студент физмата, — если собрать все факты и предположения воедино, то получается, что кто-то, или что-то должно было быть плоским. И к тому же иметь солидные размеры. Этакий ковер-самолет. Только в этом случае объясняется отсутствие всякого присутствия его следов. Или?!
— Почему же именно ковер-самолет? — негромко спросил капитан Стриж.
— Но ведь он же куда-то девался бесследно, значит улетел.
— Ладно, разберемся на месте, — быстро ответил майор Галкин, тем самым, давая понять, что этот разговор окончен, — а сейчас всем воякам ложиться спать. Это приказ!
Подъем был в шесть. А уже в семь часов утра наша группа находилась не меньше чем в пятнадцати километрах от лагеря геологов. Еще не совсем отойдя от сна, я уже изо всех сил соображал, откуда же взялся ГАЗ-66, на котором мы сейчас тряслись. Хотя, если учесть то обстоятельство, что ночью я будто бы слышал шум вертолетных винтов, появление грузовика можно было без труда объяснить. Машину вел сам Галкин. С ним в кабине расположились Стриж и старший лейтенант Журавлев. Дороги не было. Но там и тут встречались следы грузовых автомобилей. Когда майор заруливал в эти колеи, начиналась настоящая свистопляска: нас метало из стороны в сторону, а ящики с аппаратурой и инструментами, наши палатки и спальные мешки начинали летать по кузову. Еще хуже было, когда машина спотыкалась о пухляки. Так здесь называют характерные для ландшафтов Устюрта ямы и колеи, заполненные пылью. Распознать их на земле практически невозможно. Но опасность они могут представлять довольно серьезную. Бывали случаи, когда на таких вот колдобинах ломались рессоры и мосты. А что означает потеря хода в этих богом забытых местах, нетрудно себе представить.
Искореженный УАЗик мы заметили издалека. Трудно было распознать в этой скомканной крупногабаритной консервной банке транспортное средство. Потемневшее железо, местами насквозь проеденное ржавчиной, наводило на мысль о солидном возрасте автомобильных останков. И все же это был тот самый УАЗик, который еще несколько дней назад лихо бегал по здешнему бездорожью. Галкин остановил машину в нескольких десятках метров от изуродованного УАЗа. Мы ждали команды к выгрузке. Однако вместо нее к нам в кузов залез капитан Стриж. Сбросив с наших вещей полог, он открыл оружейный ящик.
— Магазины примкнуть, — выдавая нам автоматы Калашникова, говорил он, — поставить на предохранитель!
Появился Галкин и, постучав по откидному борту, скомандовал:
— А ну, выходи!
Старший прапорщик Щеглицкий и старшина Дятлов занялись тщательным изучением и фотографированием останков машины. Лейтенант Синицын и сержант Воронян обследовали склон. Меня приставили к Журавлеву, а Стриж и Галкин поднялись на вершину чинка. Старший лейтенант Журавлев долго возился в кузове, пока, наконец, после очередного мата он не позвал меня:
— Принимай! Только очень осторожно! — сердито сказал он и протянул мне конец довольно длинного свертка. Старший лейтенант спрыгнул на землю и стал быстро расстегивать чехол. В нем оказался дельтаплан нетипичной трапециевидной формы. Когда все трубки были соединены в прочный каркас и парусина крыльев натянута, мы понесли летательный аппарат вверх по склону.
— Журавлев, мне очень важно знать, как далеко простираются эти пески, — отдавая старлею распоряжения, майор указывал вниз, на копошащихся у груды металла Щеглицкого и Дятлова.
Я проследил за движением его руки и только здесь обнаружил, что части разорванного надвое УАЗа сантиметров на десять утопают в бледно-сером песке. Странно, что я этого сразу не заметил. Территория, покрытая песком, была немаленькой и уходила к противоположному краю природного котлована.
— Кроме того, мне необходим примерный план местности, со всеми достойными упоминания особенностями. Позже мы сравним его с нашими картами.
Мне до последнего момента не верилось, что Журавлев сможет поднять дельтаплан в воздух. Однако он мастерски бросился бежать вниз по склону и уже минутой позже замаячил между небом и землей. Майор Галкин и я еще продолжали наблюдать за набирающей высоту светло-серой трапецией, когда послышался голос капитана Стрижа:
— Галкин, посмотри-ка здесь!
Мы с майором направились к нему. Стриж стоял на фоне двух выветренных скал и что-то рассматривал у себя под ногами. Приблизившись, мы стали внимательно изучать поверхность земли между скалами. Почва в этом месте была особенно твердой, и на ней практически не оставалось следов. За исключением двух-трех кустиков серой полыни и немногочисленных островков боялыча, здесь ничего не росло.
— Что бы могло оставить тут эти царапины? — вслух подумал Галкин.
Теперь и я увидел то, что привлекло внимание офицеров. Вся территория между двух скал была испещрена длинными извилистыми линиями. Словно кто-то нарочно водил по земле обычными граблями. Однако здесь наблюдалась и пара совсем уж необычных изображений. Однажды, еще в художественной школе, мы пробовали заниматься нетрадиционными методами искусства. Чтобы добиться оригинального рельефного изображения, мы вдавливали во влажный гипс скомканные или скрученные в жгуты тряпки. После того, как гипс высыхал, получалась действительно интересная фактура. Можно было подумать, что тут делали нечто подобное, вот только ближайшая художественная школа находились отсюда, может быть, за тысячи километров. Я положил автомат на землю и провел по странному рисунку пальцем.
— Какие будут соображения на этот счет, рядовой Майзингер? — заинтересовался моими действиями Галкин.
Я коротко пересказал ему свои мысли.
— Молодец, — похвалил меня он, — смотри-ка, капитан, это и вправду напоминает оттиск каких-то тканей… может быть, даже…
— Одежды, — договорил за него Стриж. — Конечно, так оно и есть. Вон там четко отпечаталась пуговица, а здесь — тренчик от брюк…
Теперь мы уже совсем другими глазами рассматривали поверхность земли. Что же все это могло означать? Что здесь происходило?
— Мне кажется, я знаю, — выпрямился Галкин. Его лицо стало серым. Теперь он смотрел поверх наших голов. Просто в никуда: — Здесь геологов и настигла беда. И все эти отпечатки не что иное, как следы их неравной… предсмертной борьбы.
— Простите, товарищ майор, но если это так, то с кем же они боролись? Ведь тут кроме отпечатков одежды ничего больше нет, — спросил я.
— Эти царапины на грунте и есть следы нападавшего, — кивнул Галкин на землю, — И еще… песок.
— Песок?!
Мы со Стрижем присели на корточки и уже в который раз стали всматриваться в твердую поверхность чинка. Никакого песка я не увидел, однако, последовав примеру капитана, я аккуратно провел ладонью по земле. И в некоторых местах действительно ощутил под рукой мелкие песчинки. Поднеся руку ближе к глазам, я только теперь разглядел серые полупрозрачные кристаллики, приставшие к моей ладони.
— Убежден, — подал голос Галкин, — что если мы проведем сравнительный анализ этих частичек с песком внизу, у останков автомобиля, результат будет положительным. И мы будем иметь доказательство, что обе пробы взяты из одной и той же «песочницы».
Рассуждая таким образом вслух, майор продолжал осматриваться. Вдруг он замолчал и быстрым шагом направился к камням, торчащим из земли неподалеку. Скорее всего, это были обломки какой-то скалы. Две массивные плиты стояли почти вертикально, местами касаясь друг друга своими обросшими лишайником боками.
— А вот это уже действительно интересно! — присвистнул Галкин.
Двумя секундами позже мы уже стояли рядом с майором и не верили своим глазам… На каменной поверхности одной из плит без труда угадывались очертания двух человеческих фигур. Выглядело все это так, будто стоявших в нескольких шагах от скалы людей какой-то шутник взял да и обдал из пульверизатора коричнево-желтой краской. Притом сделал это так ловко, что принятые в тот самый момент двумя участниками странного спектакля позы остались запечатленными с поразительной точностью. Оба человека, выбросив вперед и вверх руки, словно бы защищались от чего-то невидимого. Их тела были наклонены назад, а ноги согнуты в коленях. Мы продолжали стоять как вкопанные, пораженные открывшимся нам зрелищем. Неприятный холодок пробежал по моей спине. Ибо что-то подсказывало мне, что «художник», создавший этот чудовищный шедевр, не имел с миром искусства ничего общего.
— Невероятно, — прошептал Стриж.
В следуюшую минуту майор и капитан, как по команде, рванули к каменной плите. Натянув резиновые перчатки, Стриж стал аккуратно снимать слой поврежденного «краской» лишайника.
— Это, безусловно, кислота, — рассматривая через увеличительное стекло срезанные с поверхности скалы кусочки, раз за разом произносил майор, — смотри, какое воздействие данное вещество оказало на поверхность камня. Просто невероятно.
Мне пришлось сбегать за Дятловым. Позже подошел Синицын. Они тщательно фотографировали и изучали находку. Я присел на небольшой валун и достал свой блокнот и черную шариковую ручку. Первый набросок мне не понравился. Видимо, я был слишком взволнован. Приблизился майор. Он шел как-то боком, не выпуская из виду «наскальную живопись». Остановившись в двух шагах от меня, он помассировал пальцами виски.
— А ну-ка, все сюда подойдите-ка! — бесцеремонно прервал работающих Галкин.
— Здесь что-то не так, не правда ли? — вытирая платком лицо и руки, предположил Стриж.
Словно не обращая на его вопрос никакого внимания, майор Галкин заговорил:
— Сколько силуэтов мы здесь наблюдаем?
— Два! — ответили его товарищи хором.
— А сколько должно быть?
— Три! — быстрее всех ответил я.
— Правильно! — обернулся ко мне Галкин. — Отсюда сам собой напрашивается вопрос: куда подевался третий?
Тишина была ему ответом.
— Хорошо. Теперь следующее. Нам необходимо разобраться в том, что же здесь все-таки произошло. В семи метрах отсюда мы обнаружили следы борьбы на земле. Так?! Дальше. Перед нами скала, на поверхности которой ясно видны силуэты двух человек. При этом у одного из них за плечами просматривается ружье. Если принять в качестве рабочей версии, что мы здесь имеем дело со следами пропавших геологов, то мы автоматически сталкиваемся с некоторыми несоответствиями. Слушаю ваши предположения!
Лейтенант Синицын, будто находясь в школе за партой, поднял руку. И тут же ее снова опустил. Однако, ничуть не смутившись своей оплошности, сообщил:
— Я хотел бы начать с изображения. Если принять во внимание положение тел — а именно в профиль — в момент попадания на них… кислоты, или вещества, очень похожего по своему действию на таковую, то у меня следующая версия: нападающих было несколько. Минимум двое…
Остальные внимательно слушали.
— Могу предположить, что в то время, как люди отступали от чего-то, пытаясь защитить руками свои лица и головы, неожиданно возникает еще одна опасность. Но на этот раз со стороны. У загнанных в угол не остается даже времени хоть как-то отреагировать на появление этой новой опасности. Иначе мы имели бы совершенно другие контуры их тел. Ну, скажем, в три четверти. Отсюда вывод — нападавшие перемещались с большой скоростью. К тому же, свое оружие пускали в ход без предупреждения. — Рассуждая вслух, лейтенант сопровождал свои слова сложнейшими движениями, пытаясь донести до нас смысл сказанного еще и таким образом.
— Кто следующий? — перехватил инициативу Галкин.
— Разрешите, товарищ майор, — тут же прервал его Синицын, вызвав у остальных улыбку, — я еще не закончил. Хочу сказать пару слов о размерах нападавших…
Стриж и Галкин удивленно подняли брови.
— Ну-ну, лейтенант, не томи! — поторопил его капитан Стриж.
— Если это нечто встает на задние… конечности, или что уж оно там имеет, то его размеры превосходят два метра.
— Откуда такая уверенность? — осторожно поинтересовался Галкин.
— А вы вот сами посмотрите, — лейтенант шагнул по направлению к скале. — Видите, лица людей приподняты вверх, а руки прикрывают и головы. Будто опасность грозит им откуда-то сверху. Во всяком случае, выше уровня их голов.
— Разумно, — согласился майор Галкин, — я об этом тоже уже подумал.
— Мне не совсем ясно, что следовало за чем, — подал голос капитан Стриж, сложив руки на груди. — После попадания на них кислоты смерть могла наступить довольно быстро. Слишком уж большое количество этого вещества попало на камень. Трудно представить, во что при этом превратилась их кожа и… одежда…
Он замолчал не договорив. Потом быстро прошелся вокруг следов борьбы на земле и воскликнул:
— Вот! Теперь все становится на свои места!
— Поясни! — тут же отреагировал Галкин.
— Поначалу они подверглись нападению здесь, — при этом Стриж указал на длинные царапины на земле, — но, судя по всему, им удалось вырваться, и они, по меньшей мере двое из них, бросились к скале… Может быть, они предполагали взобраться на камни и таким образом избежать страшной участи. Но эти твари, — произнося слово «твари», Стриж быстро взглянул на майора, — видимо, способны и вправду очень быстро передвигаться. В общем, здесь — у скалы — люди оказались в самой настоящей западне…
— Значит, ты считаешь, что следы на земле появились прежде? — серьезно посмотрел на капитана Галкин.
— Суди сам, майор, обычная материя от такого количества кислоты быстро превратилась бы в ничто. В таком случае этим разводам на земле было бы неоткуда взяться. Оттисков с пепла не сделаешь.
Майор Галкин прошелся от ровной площадки с редкими кустиками полыни до каменной плиты. Постоял там минуты две. А потом проделал тот же путь назад. В конце концов он поднял на нас свой задумчивый взгляд и произнес:
— Какие-нибудь дополнения?
— Удивительно, что в предоставленном нам акте осмотра места происшествия об этой находке ни слова нет, — возмутился Стриж.
— Эти лодыри и торопыги из центра только груду металла внизу и обследовали. А сюда даже не подумали забраться, — поддержал своего товарища майор Галкин.
Прошла неделя. За это время мы успели обследовать довольно обширную территорию к северо-востоку от чинка, таившего в себе столько загадок. Однако предпринятые нами действия не приносили ожидаемых результатов. О пропавших геологах по-прежнему ничего толком не было известно. Галкин, Стриж и Синицын подолгу засиживались в офицерской палатке. Остальные занимались кто чем. От нечего делать я осматривал окрестности нашего лагеря. Сославшись на то, что собираюсь сделать пару набросков с представителей местной фауны, я уходил километра за четыре от лагеря. В одну такую вылазку я обнаружил старое казахское кладбище. А несколько дальше наткнулся на неглубокую впадину, по дну которой были расставлены кулпытасы. Так называются вертикально установленные плоские резные стелы — немые свидетели жизни древних народов. Я подолгу бродил между этими надгробиями, пытаясь себе представить, что это были за люди. И за что они были удостоены чести быть похороненными именно здесь…
В такие моменты я представлял себя знаменитым археологом-первооткрывателем. Этаким Генрихом Шлиманом или Картером. А может быть, так оно и было? Может быть, именно я первый обнаружил эти захоронения? И я продолжал мечтать дальше… Теперь мне оставалось только сообщить о своем открытии всему миру. Но что я мог сказать об обнаруженных мной следах древней культуры? Я представлял себе, как меня окружают толпы репортеров и фотографов. А пожилые дядьки-ученые за столом, накрытым почему-то именно красным сукном, заговорщицки перешептываются, выдумывая каверзные вопросы, которые они мне станут задавать. И я мучительно вспоминал, что же мне вообще известно о древних, населявших Устюрт. Название одного из племен крутилось у меня на языке… Массагеты. Пожалуй, самые известные. Те самые массагеты, в битве с которыми нашел свою смерть великий царь персов Кир. И те самые массагеты, чья знаменитая царица Томирис, считаясь воплощением женской красоты, вдохновила не одного романиста на создание исторических повестей. Такие мысли заставляли меня браться за карандаш. И я быстро зарисовывал свои фантазии, перемежая изображения красивых женских головок с маячившими перед глазами стелами. Ахеменидские воины на разгоряченных конях, полунагие красавицы, натягивающие тугие луки и совершенно не смущающиеся своей обнаженной и изуродованной груди. Стоп, останавливал я сам себя. При чем же здесь амазонки? Вот бы удивилась приемная комиссия Новосибирского университета, куда я успешно сдал вступительные экзамены семь месяцев назад, увидев мои рисунки. Вот бы повеселился экзаменатор по истории древнего мира, обнаружив, что я так грубо ошибся в трактовке исторических событий…
— Ага, — раздался у меня за спиной голос майора Галкина, — и что же это мы здесь имеем, рядовой Майзингер? Древний некрополь?
Я резко обернулся, трусливо спрятав за спину планшетку с изрисованными листами.
— Давай-давай, показывай, — заулыбался он, — ты ж здесь, поди, не баб голых рисовал.
Я протянул ему свои художества и, словно меня это вовсе не касалось, стал что-то высматривать вдали.
— У-у-у-у, рядовой, — протянул Галкин, едва сдерживая смех, — как мы в тебе, оказывается, ошибались. Ты не только их голыми рисуешь, ты им еще и сиськи отрезаешь. Прямо маньяк какой-то!
Я сделал попытку оправдаться, объяснить ему, что он не прав. Однако Галкин уже вовсю хохотал, вытирая увлажнившиеся глаза.
— Ладно, ты, Майзингер, не отбрехивайся! Я ведь шучу! А ты действительно здорово амазонок изобразил. А это кто, хазары что ли? — ткнул он пальцем в сидящего на коне воина.
— Это перс из армии Кира Великого, — охотно ответил я.
— Так ты что же это, предполагаешь, что именно здесь персы с кочевниками и сшибались? Может, ты еще думаешь, что и сынок царицы Томирис здесь похоронен?
Честно признаться, я был просто ошарашен знаниями своего начальства.
— Вы читали Геродота?
— Нет, мне тушканчик нашептал, — пошутил Галкин. — Я, молодой человек, не только честь отдавать умею. А теперь, давай-ка, дуй в лагерь. Скажи там, что я к ужину буду.
Едва я поравнялся с первой палаткой нашего лагеря, как мне навстречу выскочил Щеглицкий.
— Где Галкин? Ты Галкина видел? — Он был сильно возбужден.
— Да, он там, — указал я в направлении, откуда только что пришел. — Он просил передать, что будет к ужину.
— Какой, к черту, ужин! — возмутился прапор. — Ужин сегодня медным тазом накрывается! Давай тоже собирайся, мы скоро снимаемся отсюда!
Как оказалось, объявился один из пропавших геологов. Толком никто из наших пока еще ничего не знал. Сообщение по рации пришло, как всегда, неожиданно. Мы быстро побросали в грузовик полусвернутые палатки. Благо аппаратура лежала еще нераспакованной в машине. Галкина подобрали у казахского кладбища.
— Этот мужик у одного местного старика дома отсыхает. А до селения километров восемьдесят отсюда. Так что, в лучшем случае к ночи там будем, — делился со мной информацией Дятлов.
Воронян передавал по кузову крупно нарезаный хлеб и наскоро поджареный на углях шашлык. Он что-то недовольно ворчал себе под нос. Мы же глотали еду, стараясь никак не показывать, что мясо сыровато.
В селение приехали уже ночью. Нужный дом нашли быстро, благо их было от силы десять. Старик-казах, с трудом говоривший по-русски, оказался местным лекарем. Может быть, только поэтому он и сумел выходить полуживого чужака. Им был действительно один из трех пропавших геологов. Человек по имени Валерий. Его опознал Галкин по фотографии, предоставленной ленинградцами. Парень все еще находился без памяти. Но хозяин дома убедил нас, что критическая фаза уже прошла. Внешне потерявшийся выглядел неплохо, если не учитывать смертельную бледность и сильный ожог правой половины лица.
Нам предложили сесть в большой комнате на разложенных на полу старых матрасах. Жена лекаря принесла всем чай, за которым последовал шубат, по вкусу здорово напоминающий кумыс.
Со слов старика, он обнаружил Валерия в пяти-шести километрах от своего дома. Жизнь в нем еле теплилась. А от лица несло паленым мясом. Поэтому лекарю пришлось заняться его врачеванием прямо там, в степи. Хорошо еще, что у старика всегда под рукой находились нужные порошки и микстуры. Потом он накрыл мужчину своим халатом и отправился назад, в селение за помощью. А уж когда геолога перенесли в дом, тут уж казах-лекарь занялся своим пациентом всерьез.
Хозяин дома сообщил, что первые две ночи несчастный долго бредил. Порывался вставать, но сил не было.
— Что же он бредил? — спросил майор Галкин.
Старик первые минуты молчал, обводя гостей взглядом. Ему явно что-то мешало говорить. Но скорее всего виной тому были не его слабые знания русского языка. У нас создавалось впечатление, что он просто не хочет говорить на какую-то определенную тему. Однако по своей душевной прямоте он был и не в силах уйти от ответа, а уж тем более соврать гостям.
— Вам трудно говорить об этом? — внимательно наблюдая за метаморфозами, происходящими на лице старика-лекаря, предположил майор.
В знак согласия казах быстро закивал головой.
— Он, видимо, говорил о чем-то страшном? — обвел нас взглядом Галкин. — О чем-то, что местным, возможно, уже давно известно.
— Почему бы тогда ему просто не сообщить нам об этом? — поинтересовался я.
— У азиатских народов не принято говорить о нехорошем. Существует поверие, что таким образом можно легко накликать беду на свой дом и семью. Думаю, что здесь мы имеем дело именно с таким случаем.
Казах продолжал кивать своей плешивой головой, хотя я был уверен, что он не понимал и половины тех слов, которые использовал майор.
— Что же нам теперь делать? — задал вопрос Дятлов.
— Может, попросим его выйти на свежий воздух? — предположил Синицын.
— Это еще зачем? — удивился Галкин.
Лейтенант пожал плечами и улыбнулся:
— Если он боится навлечь беду на свой дом, может быть, он перестанет бояться, если мы выйдем с ним на улицу?
— Ты бы еще предложил его в Алма-Ату свозить, — поднял к потолку глаза майор. — Я уверен, что местным совершенно все равно, где говорить о нехорошем. Повторяю, что для них само упоминание его нежелательно.
На этом расспросы хозяина дома и закончились. На следующее утро Валерий пришел в себя. Его вполне осмысленный взгляд блуждал по нашим лицам. Галкин распорядился вывести парня из духоты дома на свежий воздух. Ноги Валерия подкашивались, и, если бы его не поддерживали под руки, он бы наверное упал. Усадив парня в тени машины, ему принесли пить.
— Как вы себя чувствуете, Валерий? — поинтересовался майор Галкин.
Молодой геолог пошевелил запекшимися губами и прошептал:
— Где я?
— Вы в безопасности, — постарался тут же успокоить парня Галкин.
Неожиданно выражение лица Валерия резко изменилось. Теперь это уже было и не лицо вовсе, а гримаса животного ужаса.
— А-г… а-г… — стал сильно заикаться парень, — это-о-о-о!!!?
Воронян обнял его за плечи, крепко прижав к своей могучей груди. При этом глаза армянина закрылись, а на лице были заметны следы внутренней борьбы. Что меня, однако, больше всего удивило, так это то обстоятельство, что никто, видимо, даже и не думал вмешиваться в непонятные мне действия сержанта. Но вскоре мне пришлось удивляться по новой. Ибо Валерий как-то весь обмяк, а на его лице теперь отражалось самое что ни на есть вселенское спокойствие. Воронян ослабил свою медвежью хватку, слегка придерживая голову геолога.
— Валерий, — тихонько коснулся плеча парня Галкин, — мне необходимо с тобой поговорить. Это одинаково важно как для меня, так и для тебя самого. Ты можешь говорить?
— Могу, — словно бы находясь в трансе, спокойно и без малейшей эмоции в голосе отозвался геолог из Ленинграда.
— Расскажи мне, что с вами произошло? С тобой, с Сергуней и батей?
— Мы поехали к чинку, чтобы поохотиться.
— А дальше?
— У чинка мы разошлись. Борис Изральевич направился вдоль песчаной впадины. Он еще десятью минутами раньше обнаружил следы небольшой стаи сайгаков. Сергуня полез по склону чинка. Он знал расщелины, в которых гнездятся голуби. А я решил еще раз проверить свое ружье, прежде чем последовать за Сергуней.
На лбу Валерия выступила испарина. Майор дал сигнал Вороняну, чтобы тот был начеку и мог вовремя прийти на помощь.
— Что же случилось после? — заметив, что геолог снова молчит, задал вопрос Галкин.
— А потом я услышал крики. Кричал Борис Изральевич. Минутой позже я увидел и его самого. Он бежал очень быстро, размахивая своим ружьем. Я не понял, в чем дело, и вылез из машины, чтобы идти ему навстречу. А вниз по склону уже бежал Сергуня. Он на ходу перезаряжал свое ружье. Видимо, крупной дробью начинял. Когда батя к нам подбежал, он сначала ничего толком не мог объяснить. Но с самого начала было ясно, что нам угрожает какая-то опасность, и он требует, чтобы мы залезали в машину и уезжали отсюда как можно скорее. Когда мы оказались в салоне, батя, расплескивая содержимое своей походной фляги, сделал несколько больших глотков и только потом заорал на Сергуню: «Да, заводи ж ты машину, черт!» Потом он быстро стал рассказывать. Как он спустился на дно впадины и метров через триста увидел трех сайгаков…
Однако прятаться было уже негде. Он слишком поздно их заметил, и у него почти не оставалось шансов на удачный исход охоты. Обычно эти пугливые звери, заприметив человека, быстро ретируются. И все же сайгаки продолжали топтаться на одном месте. К тому же они, явно, даже не обращали на батю никакого внимания. Батя, не веря в свою удачу, уже было вскинул ружье. Но уже в следующую минуту опешил: там, где только что находились три сайгака, стояли теперь только два. Они кружили на одном месте, пугливо прижимаясь друг к другу. Батя, все еще ничего не понимая, но уже чувствуя, что здесь творится что-то неладное, опустил оружие. И тут он увидел, как песок под ногами антилоп вдруг взметнулся вверх и накрыл собой одного из двух сайгаков. Животное в последний раз вскрикнуло и изчезло. Только теперь Борис Изральевич увидел, что поверхность песка под копытами последней антилопы странно пульсирует. Там и здесь вздувались непонятного происхождения «вены». Словно на теле какого-то гигантского монстра. А иногда из-под песка показывался словно бы край огромного ковра с двигающейся бахромой. Когда же и третий сайгак в мгновение ока был утащен под землю, и волны песка потянулись в его, батином, направлении, он, позабыв про свое ружье, бросился бежать…
Валерия заколотило. Сержант Воронян коснулся его шеи двумя пальцами. Потом сделал несколько мягких движений вдоль шейных позвонков, и молодой геолог успокоился.
— Валерий, — вкрадчивым голосом произнес Галкин, — как развивались события дальше?
Молодой человек поднял на него вполне осмысленный взгляд и стал рассказывать…
УА З недовольно заворчал и стал разворачиваться. Сергуня старался не заехать колесами в песок. Но, как оказалось, избежать песчаной западни можно было лишь одним способом. Для этого горе-охотникам было необходимо несколько метров проехать вверх по склону чинка. УАЗ-2206 — машина не из слабых — стал с легкостью взбираться в гору. Но уже в следующую минуту он резко дернулся и забуксовал. Сергуня занервничал. Борис Изральевич приоткрыл дверцу, чтобы посмотреть, что им мешает, и тут же резко ее захлопнул. Его лицо покрылось бледностью. Он без лишних слов бросил свою ногу поверх ноги Сергуни, которой тот отчаянно давил на газ. Под машиной заскрежетало. Создавалось впечатление, будто они наехали на какую-то корягу или железяку.
— Ну, давай же! — завопил батя, испугав неожиданным криком своих молодых спутников.
В задней части машины что-то противно заскрипело.
— Борис Изральевич, — поднял ошалелые глаза на батю Сергуня, — что же это с машиной происходит?
— Ребятки, — батя не отрываясь смотрел в зеркало заднего вида, — еще не поздно. Хватаем ружья и уходим вверх по чинку. Там есть камни. Большие камни… Там можно переждать… — И потом завопил что было сил: — Вон из машины, говорю!!!
Геологи как ошпаренные выскочили из УАЗа и бросились прочь от взбесившейся техники. А машина тем временем стала медленно сползать вниз. Люди бежали что было сил, а позади слышался предсмертный лязг их транспортного средства. Валерий обернулся и обомлел. С УАЗом происходило что-то совсем уж нереальное. Увиденное настолько поразило молодого человека, что он даже замедлил шаг. Там внизу, у основания чинка, с их машиной самым чудовищным образом расправлялись доселе невиданные бестии…
— Что они из себя представляли? — прервал торопливый рассказ Валерия майор Галкин.
— Этакие… — геолог с трудом подыскивал подходящие слова, — ромбовидные и плоские… существа. Плоские как ковры. Только очень большие. И по краю много-много коротких щупалец…
— Значит, как очень большие ковры… — задумчиво повторил слова молодого геолога Галкин.
— Нет! — вдруг вскрикнул Валерий.
Воронян тут же рванулся к нему, но майор остановил армянина своим строгим взглядом.
— Что «нет»?
— Они больше походили на… морских скатов. Такая же ромбовидная форма тела. И двигались они как-то… волнами.
— Значит, скаты! — негромко произнес капитан Стриж.
А Валерий уже рассказывал дальше…
То, что неведомые существа их преследуют, первым тоже увидел он. Они быстро и без видимых проблем скользили вверх по склону чинка. Выкрикнув что-то нечленораздельное, Валерий кинулся к обломкам скалы, торчащим из земли неподалеку. Борис Изральевич и Сергуня несколько отстали. А тут еще батя споткнулся и полетел на землю. Сергуня бросился к начальнику, чтобы помочь ему подняться. В этот самый момент их погребло под собой одно из чудовищ. Сергуня бешенно заорал и стал пинать накрывшее его с головой податливое тело существа. В это самое время батя, также погребенный под тяжестью животного, безуспешно пытался встать на ноги. Валерий вскарабкался на камень и, быстро оценив ситуацию, перезарядил свое оружие. На вершине чинка появилось еще несколько плоских чудовищ. Валерий вскинул ружье и выстрелил в напавшего на батю и Сергуню зверя. При этом он целился в вершину странного ромба. Заряд дроби откинул огромный «ковер» в сторону. Вверх полетели оторванные щупальца. Борис Изральевич и Сергуня снова оказались на ногах и теперь неслись в направлении камней. Но чудовища не преследовали их, а набросились на своего раненого соплеменника. Самым ужасным было, пожалуй, то, что все действия существ происходили практически в тишине. То есть они не сопровождались никакими специфическими звуками. Если не считать тихого шелеста при передвижении их огромных тел. Даже при пожирании существами их несчастного собрата не было слышно присущего представителям мира хищников урчания. Батя и Сергуня беспрепятственно добежали до вертикально торчащих камней и теперь спешно озирались в надежде обнаружить хоть какую-то возможность укрыться среди них. Борис Изральевич закинул за спину ружье и стал карабкаться по почти гладкой поверхности скалы. Сергуня запаниковал, ибо он раньше бати сообразил, что спрятаться здесь им не удастся. Жуткий шелест за его спиной лишь доказывал, что и времени на «игру в прятки» у них уже не осталось. А в следующую минуту Борис Израильевич, в очередной раз сорвавшись с вертикальной поверхности камня, вновь оказался на земле. Валерию, ставшему невольным свидетелем разыгрывающейся трагедии, вдруг показалось, что время замедлилось. Оба мужчины, словно загипнотизированные удавом кролики, казалось, смирились со своей участью. Они не предпринимали совершенно никаких действий, а лишь безразлично наблюдали за происходящим. Чудовище тем временем, приняв позу приготовившейся к атаке кобры, нависло над загнанными в угол людьми. Сейчас зверь, как никогда раньше, напоминал Валерию развернутый и поставленный вертикально ковер. И это сравнение, крутившееся у него в голове, мешало правильно воспринимать действительность. Ему почему-то подумалось, что если даже этот «ковер», не удержав равновесия, и рухнет на его товарищей, то кроме запылившихся штанов и рубашек им больше нечего бояться. Однако самое ужасное было еще впереди. Ибо возникший словно из небытия второй хищник вдруг выбросил в геологов, даже не подозревающих о его присутсвии здесь, струи желтоватой жидкости. Последовавшие за этим крики боли вывели Валерия из оцепенения. Еще не веря своим глазам, он продолжал наблюдать, как его товарищи превращаются в оплывающе-кровавую массу. Молодой человек, не помня себя от ужаса, скатился вниз и бросился прочь.
Глаза говорящего закатились. Он несколько раз судорожно вздохнул и потерял сознание.