ЛОНДОНСКАЯ ЖИЗНЬ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЛОНДОНСКАЯ ЖИЗНЬ

Англии, которая в государственном своем устройстве удовлетворяет более, чем другие страны Европы, требованиям современной цивилизации и современным понятиям о государственном благоустройстве, предстоит настоятельная нужда подумать о том, о чем другие государства еще не принуждены столь настойчиво думать. Благоустроенную в государственном отношении Англию бременит и точит великое экономическое зло — ее многочисленный пролетариат.

Этим наполняются все лондонские хроники и корреспонденции, и много говорить об этом, по меньшей мере, скучно и бесплодно. Разбои и мошенничества Лондона обратились в пословицу, полиция знает мошенников, знает их притоны, знает, куда они прячут и сбывают уворованное, знает, где они пропивают добытые воровством, а иногда и убийством, деньги, а между тем ничего не может сделать. Администрация довольствуется только паллиативами, радикальных же мер не принимает, потому что или считает их невозможными, или боится их. Зло пустило уже слишком глубокие корни и держится в самом строе общественного порядка.

Во Франции, после революции, считается 9 000 000 собственников; в Англии их всего 40 000. Поземельная собственность половины Шотландии сосредоточена в руках 12 семейств! При таких обстоятельствах удивляться возрастающему развитию пролетариата, а с ним и всех преступлений, невозможно. Нет ничего естественнее, что в сердцах этих бездомных, голодных пасынков цивилизации веками накопляется чувство злобы и зависти, которое разражается самыми преступными действиями, распространяющими панику среди собственников. Здесь, в Гайд-Парке, был «Митинг бедняков Лондона». На этом митинге оборванные, испитые люди в бессвязных речах, исполненных самого злобного негодования, проклинали все достаточные классы общества, называли палату депутатов «сбродом мошенников», выражали желание войны с Североамериканскими Штатами как средства для освобождения фениев, требовали, чтобы правительство отдало им 30 мил. акров необработанной земли, находящейся в государстве. Полиция не разогнала этого митинга. Правительство смотрело на него как на нелепость и рассчитывало, что смешная сторона этого собрания отнимет у него всякое серьезное значение. Так, конечно, и сталось, но всегда ли это так будет? Все эти вещи, как капли, долбящие камень, бьют в одно и то же место, — в несостоятельность экономического устройства Англии, и не дивно будет, если когда-нибудь они и пробьют его.

От голода и недостатков в Англии эмиграция все усиливается и усиливается. В Лондоне открыто общество «вспомоществования эмигрантам», и мысль о переселении в другую лучшую, обетованную страну волнует умы всех бедняков; они спешат в Америку, в Австралию, на Кап. Эмиграция теперь пока является, конечно, даже весьма удобным паллиативом для освобождения страны от пролетариата — но вопрос: не заключается ли большего зла в самом этом паллиативе? Чехи признавали эти выселения очень неудобными, потому что страна через них постоянно теряет тысячи сильных и приспособленных к труду рук. Кроме того, так как эмигрируют больше мужчины, то в настоящее время женское население Англии уже на целый миллион превосходит мужское. Такое ненормальное численное отношение между полами неминуемо влечет за собою очень дурные последствия, между которыми имеет место проституция, детоубийство и всяческая гадость. Число детей, уничтожаемых или в утробном зародыше, или в первые месяцы после его рождения, постоянно возрастает. Суды, которым приходится произносить приговоры над виновницами этих преступлений, не всегда могут карать их со всею строгостию закона. Обыкновенно и общественные условия, и положение подсудимой представляют столько смягчающих обстоятельств в ее пользу, что самый строгий и беспристрастный моралист чувствует невозможность строгого приговора.

* * *

В число кандидатов на последних выборах попало несколько женщин, добивавшихся объяснить в свою пользу неточность выражений в английской конституции и распространить слово «man»[46] на оба пола. Этим женщины-кандидаты старались добыть себе право входа в парламент, но попытка их не удалась. В ряду женщин, являющихся на женских митингах, заняла видную позицию некто Стилия Файчфуль (Faithfull). Эта умная женщина не заносится в своих требованиях и постоянно старается перенести вопрос на чисто практическую почву. Она убеждает женщин, что надо прежде всего добиться права заниматься некоторыми закрытыми для них до сих пор отраслями производств, а потом права располагать своею собственностию. Может быть, в России не всем интересующимся правами женщины известно, что в Англии замужняя женщина и теперь еще не вправе располагать, по своему усмотрению, собственным своим имуществом. В этом отношении английские законы стоят не только сзади наших законов, либеральнейших по отношению к праву женщины, но и позади многих других европейских законодательств. В то время, как наша русская женщина-собственница имеет право сословного выбора и не теряет его, выходя замуж, так что муж ее может давать одному лицу избирательный шар, а она тому же самому лицу может давать шар не избирательный, в Англии замужняя женщина не только не имеет права располагать состоянием, которое она принесет в приданое мужу, но даже не вправе распорядиться, если хочет, даже тем, что она заработала своим трудом. Единственное средство женщин обойти этот варварский закон цивилизованнейшего государства — это, тотчас же при вступлении в брак, поручить свое имение сторонним опекунам, что обыкновенно и делается. Но, как это обыкновенно бывает сопряжено с большими издержками, то мера эта доступна лишь только одним людям богатым. Да, и кроме того, и при этом юридическом фокусе женщина все-таки опять сама становится в денежном отношении в такую полную зависимость от мужчины, как у нас, в России, подчиняются только дети и безумные, и то, впрочем, без различия пола. Джон Стюард Милль не может в нынешнюю сессию парламента поднимать своего голоса в пользу женских прав, потому что он за свое негодование против жестокостей англичан в Ямайке не избран в парламент. Председательница общества женщин в Эдинбурге, г-жа Мат Ларен, сестра Джона Брайта, выразила Миллю, от имени всех членов своего общества, сожаление, что народ лишается в нем одного из лучших своих представителей, а женщины одного из лучших своих защитников. На этот адрес женщин Милль отвечал довольно сухим письмом, в котором он укорял женщин, что они, на мягкосердечие и чувствительность которых рассчитывают даже те, которые отказывают им в умственных качествах, вели себя не похвально в деле о Ямайке и стояли на стороне жестокостей бесчеловечного губернатора. Упрек этот отчасти заслужен женщинами и справедлив: действительно, женщины составляли подписки и митинги в пользу Эйра; но все-таки, несмотря на это, их еще нельзя обвинять в жестокости: они, как и большинство англичан, были введены в заблуждение слухами о жестокости черных, избивавших будто бы все белое население острова. Собирая митинги в пользу губернатора Эйра, и женщины считали его только спасителем своих собратьев, а не палачом людей черного племени. Вообще, прежде чем женщины успели вступить на арену политической деятельности, на их счет уже распущены некоторые нелестные слухи. Партия умеренных уверяет, что со вступлением женщин в парламент радикалам ничего не будет стоить проводить самые безумные свои планы; люди прогрессивные, напротив, убеждены, что женщина самое консервативное существо в мире. На последних выборах, когда известный реакционер Риплей, благодаря подкупам, одержал в Брадфорде верх, все кричали, что ему помогали женщины. Чтобы оправдать себя в этой клевете, брадфордские женщины устроили митинг, на котором участвовали 4000 женщин в честь избрания на вторичных выборах либерального соперника Риплея Миаля. Это фактическое доказательство сочувствия женщин либеральным идеям должно бы, кажется, убедить их противников, что женщины неповинны в том, что взводят на них. Не нам, русским, не знать того, как глухи и слепы ко всяким доказательствам те, которые, во что бы то ни стало, хотят представлять дело по-своему. Клевета и предрассудок могучи везде, а особенно в Англии, где до сих пор боятся, как серьезной опасности, тринадцати человек за столом. — При этом, как говорят, ? propos de bottes,[47] или «кстати о выстреле», — в Лондоне недавно умер один человек, оставивший после себя состояние в 20 000 ф<унтов> стерл<ингов>. Он заработал этот капитал следующим оригинальным способом. Человек этот, постоянно одетый солидным джентльменом, являлся во все дома, где был званый завтрак, обед или ужин и скромно осведомлялся у швейцара: не нужно ли к столу четырнадцатого? Если ему отвечали, что не нужно, он с достоинством удалялся; а когда говорили да, он входил в комнату, любезно раскланивался с хозяевами и скромно, но с достоинством же занимал за столом четырнадцатое место. После обеда этот незваный гость тотчас уходил, получив за свой труд один или два шиллинга награждения. Он занимался своею профессиею двадцать пять лет и умер 54 лет от роду.