* МЕЩАНСТВО * Людмила Сырникова Машинерия
* МЕЩАНСТВО *
Людмила Сырникова
Машинерия
Кто на чем рассекает
Начнем издалека. Будучи страстной курильщицей, я, конечно, постоянно испытываю то, что принято называть давлением общественности. Испытываю и не поддаюсь. Любое диссидентство, любая последовательная миноритарность приятна, как приятна затяжка. Уже хотя бы в силу этого курение - особенно «в специально отведенных местах» - не глупая социальная привычка, как ошибочно полагают малодушные ничтожества, одержимые бесполезной идеей бросить курить. Курение - глубоко экзистенциальная практика, способ остаться в одиночестве. Его можно было бы назвать эффективным, когда б не стадный инстинкт, который гонишь в дверь, а он лезет в окно. Ибо большинство так называемых курильщиков относится к курилке как к разновидности салона, где точат лясы и моют кости. Лично я убеждена, что курилка - скорее аглицкий клуб, молчаливый и замкнутый, со строгими границами privacy. Смешное сравнение, делающее смешным его автора? Будемте же шутить, сохраняя серьезную мину и достоинство. Сравним курилку с общественным туалетом, посетителям которого почему-то не приходит в голову побеседовать друг с другом. Ведь курилка - не для разговоров. Разговоры в курилке лишь подтверждают это. Недавно я услыхала такой:
- У меня, представляете, сигнализация не закрывает водительскую дверь. То есть, ну, все остальные закрывает, а водительскую не закрывает.
- Ум-м-м-м-м-м…
- Как это не закрывает?
- Да я сама не понимаю, как. Я там с одним мальчиком говорила, ну, в сервисе, он возился, возился, говорит, менять лучше на механическую, потому что эти электронные ставятся два часа, а снимаются за десять минут. Прикиньте?
- Да за две минуты!
- Ну, тем более. Но я сейчас же не могу ничего поменять. Я сейчас поставлю ее сюда где-нибудь поближе. Ну, чтобы…
- Не, ну что за пицца, а?! Не режется! Или это нож тупой? Я не понимаю.
- Я просто не знаю, что делать, совсем. И где искать это механическое…
Почти плачет.
- Я сейчас позвоню туда, в эту пиццу. Вообще, бля. Пусть деньги возвращают. Присылают каких-то потных мужиков с грязными руками, они возят эту пиццу, трогают ее вообще, а потом ее кушать невозможно.
- Ты уже съела почти все.
- Это ты съела.
Разговаривали дамы все еще не средних лет - одинаковые офис-менеджеры одинаковых компаний. Не исключаю, что и зарплаты, как и платья и сапоги, у них были примерно одинаковыми, потому что по-другому с офис-менеджерами, да впрочем, и с любыми другими менеджерами, не случается. У них были одинаковые автомобили, различавшиеся лишь цветом, и это первое и последнее различие было результатом осознанного действия, своего рода общественного договора между этими милыми особами: высокое подражание должно виртуозно балансировать на грани с тупым обезьянничаньем - только тогда оно обретает смысл. Но выбор марки автомобиля был сделан иррационально. В этом выборе не было стремления конкурировать - лишь чувство сопричастности, главное чувство, охватывающее человека, следующего моде.
То, что называется «индивидуальностью» на языке модных критиков и журналистов, специализирующихся на life-style, включает в себя два важнейших компонента. Подобно тому, как атом состоит из протона и антипротона, индивидуальность состоит из «догнать» и «перегнать». По ведомству «догнать» проходит покупка автомобиля - такого же, как у офис-менеджера из соседнего офиса. «Перегнать» - категория сугубо эстетическая, лучше всего это видно на клерках женского пола: более модный цвет означает уже другие туфли (платье, шляпку, машину).
Вкус клерков мужского пола унифицирован почти до предела: за цветом они не гонятся, зная, что «мокрый асфальт» - «пафосно», черный - «непрактично», белый - «смешно», красный - «для баб», а все остальное - «вообще несерьезно». Поэтому наиболее распространенный цвет их автомобилей - цвет прекрасно начищенной алюминиевой кастрюли, т.е. полное отсутствие цвета, что говорит скорее о наличии вкуса, чем о его отсутствии. Клерки мужского пола куда лучше различают технические характеристики, лошадиные силы и коробки передач. Однако применить свои знания на практике им мешает, во-первых, размер денежной компенсации, во-вторых, корпоративная культура. С первым все ясно: подобно старикам, обложенным порножурналами, клерки не расстаются с автомобильными изданиями, разглядывая роскошные картинки, но ездить вынуждены на автомобилях строго определенного класса и ценовой категории: от Chevrolet Lacceti и Ford Focus до Mazda 3. Редко в этот список попадает Volvo, ибо Volvo в России - автомобиль интеллигентно-начальственный (в противовес просто начальственному Mercedes), и мужчина-клерк младшего звена, осмелившийся на Volvo, рискует не продвинуться по служебной лестнице, особенно если клерк среднего звена ездит именно на Volvo.
Женщина- клерк младшего звена, для которой цвет, как мы выяснили, главное, никогда не станет интересоваться лошадиными силами и трансмиссией. К автомобилю она относится как к чему-то среднему между аксессуаром и игрушкой, и была бы вовсе не против, когда б ее и без того маленький автомобиль (Daewoo Matiz, Fiat Punto, Peugeot 206) уменьшился вместе с нею самой до игрушечных размеров (масштаб 1:43) и чудодейственным образом оказался в витрине какого-нибудь особенно модного и посещаемого магазина, и чтобы каждый, пусть случайный, прохожий, минуя витрину, восхищенно и даже с некоторой завистью, и не то чтобы совсем без вожделения смотрел на автомобиль и на нее в автомобиле, неприступную, роковую, прекрасную за совершенно прозрачным, как бы отсутствующим, а на деле толстым и надежным витринным стеклом.
Что касаемо витринного стекла, то к нему, подобно Одри Хепберн в фильме «Завтрак у Тиффани», все чаще прилипают отнюдь не молодые девушки, а парни, если это витрина автосалона с крутыми тачками. На эти тачки у парней нет и не будет денег, но тем сильнее отклик на дизайнерское и инженерное вдохновение могучих концернов. Парни копят, после чего покупают за несколько тысяч евро сильно подержанный, но отлично брендированный автомобиль (BMW продолжает оставаться абсолютным фаворитом), на котором с визгом и скрежетом носятся по улицам. Эта изначально московская мода сейчас царит, как принято говорить, «в регионах»: Москва первая богатеет, а значит, буржуазные привычки, в том числе привычка предпочитать новый автомобиль ниже классом подержанному классом повыше, здесь прививаются быстрее. Когда парни станут клерками, а их девушки, соответственно, офис-менеджерами, ситуация изменится. См. выше.
Кризис ликвидности российских банков, по мнению некоторых аналитиков, неизбежный ввиду неконтролируемого роста заемщиков, или, как любил говаривать Г. А. Зюганов, «обнищание народа», - этот кризис еще далеко впереди, и может показаться, что общество потребления в России успешно построено. А значит, вымерли, наконец, потребители советских автомобилей, «Жигулей», «Волг» и «Москвичей» (эти последние вымерли сами, не дожидаясь потребителей). Напоминанием об СССР с его автомобильной промышленностью и интернационализмом является армия калымщиков, эксплуатирующих с целью личной наживы в высшей степени опасные (ввиду старости и чрезвычайно печального технического состояния) образцы советского автопрома. Стоимость этих машин зачастую не превышает рублевого эквивалента 1000 долларов США, причем падение курса американской валюты почти не приводит к автоматическому повышению рублевой цены. Пенсионеры, полирующие фары «копейки» 1970 года («итальянская сборка!») или 21-й «Волги» (элитный корпус патриотов советского автопрома), давно уже превратились из автовладельцев в музейно-литературных героев: у них берут интервью автомобильные издания, их раритетных «ласточек» щелкают глянцевые фотографы, что японцы - европейскую живопись. Поначалу им было непривычно, но приятно, затем удивление прошло. Сегодня старички вконец зазвездились и подумывают, почему бы не брать денег за съемку и за интервью.
Но благостные старички-автовладельцы, не декоративные журнальные модели, а истинные продолжатели доброй традиции, все еще существуют. Однако с ними все иначе. Бережливость и аккуратность не пропали даром: семена дали всходы в виде детей, которые выросли предприимчивее родителей. Ничего особенного, небольшой собственный бизнес или большая зарплата, которую платят чужие. Достаточно большая, чтобы позволить пару машин на семью, купленных в кредит. Одну папе отдадим. Папа, давай выбросим эти «Жигули», вот тебе Renault Logan. Новая машина, маневренная, качественная, объем 1,6, больше, чем у «Жигулей», заметь, ха-ха-ха. А двигатель? Да ты че, пап, двигатель французский! Да нет там ничего сложного, очень простой, все такое же, ну, то есть в управлении все такое же, гораздо даже лучше. Вот увидишь. Ремонтировать несложно. Хаааааааа! Вообще не надо ремонтировать, пап, машина-то на га-ран-ти-и, к тому же с ней ничего не случится. Зато руль какой плавный, а мотор практически бесшумный, по сравнению с «Жигулями»-то уж точно. Ха-ха-ха. Ха. Ну, как? Цена приемлемая, ненамного дороже нового ВАЗа, но зато намного лучше. И папа кивает, и сын улыбается, и оформляет кредитный договор, с намерением выплачивать по 200 долларов в месяц в течение 5 лет: все равно через 5 лет машина будет как новая, папа будет ездить раз в неделю летом, да и то на дачу, рассаду отвезти, забор починить, а зимой и того меньше, или поставит машину на прикол, будет ее мыть, полировать, гладить, как когда-то «копейку», а потом «трешку», а потом «пятерку», а потом «Волга» замаячила по большому блату, начальник секции колготок универмага «Военторг» собрался было свою очередь уступить, но такую страну развалили, сволочи.
Впрочем, от классовой ненависти личный транспорт вряд ли избавляет. Личный транспорт, как известно, не роскошь, а средство передвижения. И только. Ничего идеологического в личном транспорте нет. Идеология в головах, а не в гаражах. Сосредоточенный пенсионер в костюме и при галстуке за рулем новенького Renault Logan смотрит вохровским волком не на обладателей проносящихся мимо Mercedes-Benz Gelandewagen (эти и подобные им машины источают власть, а ее пенсионер уважает), а на «богемных молодых людей», которые сидят в своих Mini Cooper и в ус не дуют, не замечают дедушку, да и вообще ведут себя независимо на дороге. А независимость раздражает куда больше хамства. На хамство можно ответить хамством же. А на независимость ответить нечем.
Независимость, как уже было сказано, ездит на BMW Mini Cooper, занимается дизайном, фотографией или e-бизнесом, публикуется в глянце или в таблоидах, дома имеет парочку деревянных фигурок, привезенных из африканской деревни, населенной каннибалами («Не съели, представляете, убежал!»), дизайнерскую мебель и посуду, отдыхает то в Египте, то в Италии, детей заводить собирается после 30-ти, продолжает курить, несмотря на общемировой психоз, ежемесячным доходом своим скорее удовлетворена, чем довольна и находится в состоянии перманентного ожидания оглушительного прорыва к деньгам, славе и мировому успеху, каковой прорыв именует challenge-м. Очень русская, в сущности, независимость. Трах! - и разбогател, как сказано у Достоевского. Образно, конечно, сказано.
Те же, кто в самом деле трах! - и разбогатели, являют собой весьма любопытную картину. Это редкий, исчезающий вид. Потому что сегодня нельзя разбогатеть в результате разборок или накрутки в 400 % на коробке сникерсов. Времена не выбирают, в них живут и умирают. Говорят, наиболее быстрорастущий рынок в сегодняшней России - рынок паевых фондов, а наиболее прибыльный бизнес - управление инвестициями. Но это не «трах! - и разбогател», это не challenge, а тяжелая работа за приемлемые деньги, которых, конечно, хватает на оплату автомобильного кредита за BMW 535 или даже BMW 635 (если повезет), но которые не означают мгновенную и тотальную сбычу мечт. Кроме того, сбыче мечт мешает вездесущая корпоративная культура, запрещающая уж слишком выделяться среди сослуживцев, марка автомобиля непосредственного начальника и эстетические вкусы президента компании. Словом, множество дополнительных факторов - ненавистное управляющему инвестициями слово, которое он вынужден вставлять в каждый недельный отчет, в каждую докладную записку и едва ли не в каждый e-mail: «финансы - материя сложная, старичок, непредсказуемая».
А больше всего ему хочется покурить. Очень. Но курить никак невозможно. На работе нельзя, запрещено. Есть, конечно, курилка, но курящий человек в его статусе - это явление немыслимое. Поэтому он бросил. И не курит теперь. Можно, конечно, курить дома, вечером, к утру все выветрится, авось, на работе и не заметят, но и дома нельзя: дети малые никотин вдыхать не должны, а если на балконе, то все равно ребенка потом на руки не возьмешь: одежда, волосы, руки - все провоняет. Когда-то он курил в машине, но это была совсем другая машина. В ней можно было курить и не только курить. Да и работа тогда была совсем другая, и жена, и начальство, только вот детей не было. Не очень-то и хотелось, если честно. Тогда. А потом захотелось. И понеслась, как было принято говорить еще каких-то десять лет назад.
Я не зря вновь заговорила про курение. Потому что здоровый образ жизни начинается вместе со старостью. Чем меньше тела и чем меньше жизни, тем привлекательнее, добротнее и надежнее одежда. Краше - и впрямь в гроб кладут. Чем медленней течет по жилам кровь, тем быстроходней автомобиль. На нем не гоняют - гоняют в молодости, причем на мотоциклах, дешевых и сердитых. Гонки не греют стылую кровь. Греет сознание - единственное, что пока еще функционирует так же, как функционировало всегда. То есть, в сущности, весьма посредственно.