IV.
IV.
Потребление стало российской национальной идеологией совсем не потому, что кремики и юбки Ксюши Собчак оккупировали телевизор - вряд ли; не стоит переоценивать влияние гламурной индустрии, пиар и тотальную манипулируемость масс. Но и не только потому, что у людей появилась свободная денежная масса и они с детской радостью бросились тратить ее на унитазы с узорным ободком и нерастаможенную плазму.
Есть что- то беспомощно-инфантильное в этом тотальном торжище, в этом торопливом, доверчивом, но всегда демонстративном мотовстве, в этих совершенно идиотских представлениях о норме потребительских приличий. Вся страна, как женщина-шопоголик, торжественно спускает последнее, словно «завтра была война». Так ведут себя люди, лишенные серьезного жизненного проекта, плана, твердого ощущения завтрашнего дня. «Чувство короткой трубы», -так объясняет мой знакомый свои приступы консюмеризма.
Чем активнее и бессмысленные текущие траты, тем аморфнее образ будущего, - это ситуация старая как мир и многажды исследованная. Американские экономисты Каннеман и Тверски, занимавшиеся исследованием потребительского поведения, объясняют это так: «В условиях неопределенности люди применяют упрощенные стратегии решения сложных задач, используют приблизительные и отрывочные расчеты». Золотые слова. Я всегда вспоминаю их, когда поднимаю руку, чтобы поймать машину вблизи метро, расплачиваюсь с официантом за пресный ужин или покупаю ребенку очередной телефон со ста функциями, девяносто пять из которых не понадобятся ему никогда.