6. ЗАСАДА

6. ЗАСАДА

Сегодня четвертое октября 1933 года — ровно тридцать дней, как мы скитаемся по звериным тропам. Нами овладело неудержимое стремление вперед. Предосторожности брошены. Наше ночное путешествие по дорогам, по-видимому, не охраняемым, нас окрылило. Будем идти и дальше. День можно переждать в лесу, а ночью снова по дороге. И вот сегодня, проспав весь день в овраге, мы вышли в серых полусумерках на дорогу. Мы намеревались пройти еще верст пятнадцать и тогда уже свернуть на запад к границе. От дороги до границы должно было быть не более двенадцати километров.

Тишина. Сначала идем напряженно прислушиваясь и всматриваясь в окружающее. По обе стороны дороги свежие гари. Всюду валяется множество обгорелых деревьев. Телефонные столбы частью сгорели, частью повалились под тяжестью падавших во время пожара деревьев. Телефонная проволока перепутана, порвана. Этот разгром еще более успокаивает нас и мы бодро идем вперед. Василий Иванович уже сокрушается о наших напрасных трудах. Мы могли бы давно пройти сделанный нами путь, если бы пользовались дорогами.

— Не может быть, — говорил он, — чтобы они все дороги охраняли. Дурака мы сваляли. Надо было беречься только первые десять дней, а в глухих местах идти по дороге. Давно были бы на месте.

Дорога делает поворот. Невдалеке, в вечернем полусумраке, ясно обозначается небольшой мост. Очевидно, к дороге у моста примыкает болото и пожар поэтому не уничтожил островка зелени. За мостом уже темнеет не горелый лес.

— Вот хорошее место, — говорит Василий Иванович, глядя на кусты налево, — следовало бы нам здесь отдохнуть. Торопиться некуда.

Мы смотрим на приветливую зелень кустов и продолжаем подвигаться к ним по дороге.

— Стой. Куда идете?

В двух-трех метрах от меня в положении «с колена» находился пограничник, направивший на нас винтовку. Двое других лежали рядом.

Только одно мгновение прошло после окрика. Пограничник еще не успел сделать движение и произнести обычное «руки вверх!», как я, прыгнув в сторону, пустился бежать. Моему примеру последовали все. Мы бежали по открытому месту к спасительному лесу, черневшему впереди метрах в ста.

Все, что я затем делал, было совершено бессознательно, автоматически. Первые десять-пятнадцать моих шагов, очевидно, ошеломили неожиданностью пограничников и они не стреляли. На самом бегу я вдруг с размаха валюсь на совершенно ровном месте. В самый момент моего падения пограничники открывают частый беспорядочный огонь. Я быстро поднимаюсь и бегу дальше. Гулкое эхо гремит выстрелами.

Я помню каждое мгновенье своего бега. Помню, как я, вставая, оглянулся на пограничника. Как сейчас вижу его лицо с орлиным прыщавым носом. Он тоже встал и напряженно всматривался в моих, бегущих сбоку и опередивших меня, компаньонов.

Я продолжаю бежать, чувствую себя здоровым и сильным. Слышу стук своих шагов. Пробегаю еще шагов десять и снова валюсь на землю на совершенно ровном месте. Трещат выстрелы. Я опять поднимаюсь и вижу бегущих своих компаньонов. Василий Иванович посредине. Он все также, как и раньше держит ружье за ствол и едва на полголовы отстает от других. Ближе ко мне бежит Хвостенко и я вижу по скулову бугорку на щеке, как напряжены его мускулы. Митя бежит справа. Вот уже близок спасительный лес. Трое уже скрылись в лесу, а я все еще бегу под выстрелами.

Вот и лес. Я пробегаю еще метров двадцать в его глубину и останавливаюсь. Охрана продолжает стрелять. Я бегу вдоль опушки, окликаю вполголоса своих. Поворачиваю обратно, вновь зову. Никакого ответа. Еще два раза пробегаю вдоль опушки. Пробую углубиться в лес и натыкаюсь на болото. Заботливо осматриваюсь и собираюсь с мыслями. Первое чувство — радость: остался цел. Меня спасло, конечно, мое двукратное падение под влиянием чудесной, непреодолимой силы. Пограничники, вероятно, сочли меня раненым. Мелькает мысль: а ведь компас то у меня. Как же они без компаса? Не важно: Василий Иванович охотник-промышленник, — он их и без компаса выведет.

Сумрак окончательно сгустился и я с трудом подвигаюсь инстинктивно подальше от засады. Под ногами хлюпает вода. Вынимаю компас, нужно отойти на восток. Едва различаю стрелку и, взяв направление, двигаюсь дальше. Болото кончилось. Продолжаю идти и вдруг слышу странный шорох. Вот так неожиданность! Передо мною берег незнакомого озера. Стараюсь представить себе карту и никак не могу припомнить озера так близко от дороги. Подхожу еще ближе, всматриваюсь. Противоположный берег скрыт в полусумраке. Оттуда, с того берега веет ветер и у моих ног плещут волны.

Иду вдоль озера. Неожиданно чувствую под ногами невидимую во тьме тропинку и иду по ней. Опять неожиданность: из темноты вынырнула избушка. Рыбачья хижина, что ли? Обхожу ее и иду дальше. Берег озера уходит на юго-восток, я поворачиваю на север.

Странны эти блуждания в лесу впотьмах. Причудливые силуэты выявляются из тьмы и преграждают путь.

Только поверь этому, да сверни в сторону, — и пошел кружиться на одном месте. Я же прямо шел на эти призраки и они оказывались то кустами, то ветками ели. Часа через два пути из мрака выползли и мне преградили путь какие-то белесые громады. Оказалось — скалы, они образовали закрытие с запада. Я приютился у их подножия. Рука нащупала сухие сучья. Трепетный свет зажженного костра осветил массивные скалы и лапы густых елей, окружавших их плотным кольцом. Я вздохнул с облегчением: огонь мой никто не увидит. В лесу была тишина. Вытащил карту и при свете костра рассмотрел вновь. Напрасно: на ней и признака озера не было в этом месте.

Когда прогорел костер, я смел золу и оставшиеся угли еловой веткой, лег на согретую землю и тотчас заснул.