Глава 5 Миф о ненасилии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 5

Миф о ненасилии

«Что было, то и будет, что делалось, то и будет делаться, и ничто не ново под солнцем».

Книга Экклезиаста может служить историческим свидетельством того, что несколько тысяч лет назад люди уже боролись с фактом человеческой жестокости и сложностью объяснения ее причин. Как мы находим смысл в безумии мира, который создали? В предыдущих главах уже было сказано о том, что природа человека и общество никогда не допустят этичного отношения к животным. И, если принять эту концепцию освободителей, как должен жить истинный любитель животных? Если вашу семью обрекут на страдания и смерть, что вы будете делать?

«И обратился я и увидел всякие угнетения, какие делаются под солнцем: и вот слезы угнетенных, а утешителя у них нет; и в руке угнетающих их — сила, а утешителя у них нет. И подумал я, что мертвые, которые уже мертвы, куда удачливее тех, кто еще жив, но всех удачливее тот, кто еще не жил и не видел злых деяний, совершаемых под солнцем».

Автор знал о творящемся зле и понимал, что любые действия человека, направленные на то, чтобы покончить со злом, ничтожны. «Суета сует, сказал Екклесиаст, все — суета!» Нам не изменить положение вещей! Мы дурачим себя, когда думаем, что мы способны это сделать. Освободители соглашаются с этим тезисом автора, но расходятся с ним во мнении относительного того, что делать со злом в мире. «Бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом все для человека; ибо всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо ли оно или худо».

В этих цитатах заключен фундамент мирного сопротивления. В них присутствует признание существования зла и убежденность в том, что Бог покарает зло в какой-то момент. Та же стратегия прослеживается в христианских идеалах, как, например, подставить другую щеку под удар и любить своих врагов. Живите мирно, воздерживайтесь от убийств и любите угнетателей, как своих братьев, ибо все зло накажет Господь.

Просить людей жить, как жил Иисус Христос, это непомерное требование. Но истинное значение данной стратегии приближено к человеческой природе. Оно заключается в том, что нужно заботиться о собственной шкуре, подчиняясь заповедям Божьим, чтобы, когда придет час суда, перед тобой разверзлись врата рая. Угнетатели, в свою очередь, получат по заслугам, когда Господь до них доберется. Иными словами, оставьте Всевышнему всю грязную работенку по наказанию злобных ублюдков — главное, чтобы в вашем личном деле не было записей о проступках! На самом же деле нет ничего плохого в том, чтобы угнетатели получили возмездие, если его реализуют сами люди. Освободители не пытаются возлюбить угнетателей.

Ничто не ново под солнцем. Люди угнетали окружающих всегда, и борцы за свободу противостояли им. Так же, как Христос с его тактикой самопожертвования и исповедования любви ко всем, даже к своим угнетателям, другие социальные реформаторы использовали любовь и мир, как движущие силы социальных изменений. Некоторые люди, надеющиеся покончить со страданиями и убийством животных, увлекаются идеями ненасилия по причинам, которые будут изложены в интерпретации освободителей и станут понятны ближе к концу этой главы.

Современным героем людей, исповедующих этот подход, стал Махатма Ганди, хотя некоторые люди воспринимают, как модель, Мартина Лютера Кинга. Поскольку Кинг был апологетом Ганди и сам очень часто цитировал его, последующий анализ ненасильственного сопротивления будет сконцентрирован непосредственно на изобретателе современного мирного движения и его словах. В ходе анализа будет использована книга Ганди, которая так и называется — «Ненасильственное сопротивление».

Главной силой, использованной Ганди, была Сатьяграха — пассивное сопротивление. Сатьяграха в переводе означает «сила души» или «сила истины». В ее корне лежит идея о том, что «противника должны оградить от ошибки терпение и симпатия. То, что видится истиной для одного, может оказаться ошибкой для другого. Терпение означает самопожертвование. Так теория приходит к скромному доказательству истины путем причинения страданий себе, а не противнику».

Ключевой момент сатьяграхи заключается в том, что «она исключает применение насилия, потому что человек не способен познать абсолютную истину и, следовательно, не имеет права карать». Если человек карает себя, то ошибки его суждений не вредят другим. Ганди объяснял: «Любой признает, что приношение в жертву себя бесконечно превосходит приношение в жертву окружающих. Более того, если сила применяется ради неправедного дела, страдает только человек, применяющий эту силу. Он не заставляет других страдать за свои ошибки. Люди сделали множество вещей, которые впоследствии были признаны неправильными. Так человек узнает о том, что сделанное им неверно, и переживает последствия, какими бы они ни были. Это ключ к использованию силы души».

Чтобы проиллюстрировать эффективность сатьяграхи, Ганди рассказал об одном из «самых сладких воспоминаний в его жизни», когда была применена сила души. Его жена Кастурба страдала от сильных кровотечений, ее болезнь не поддавалась обычным формам лечения. Ганди предположил, что ей следует отказаться от употребления соли и зернобобовых, чтобы очистить тело. Попросить ее отказаться от соли и зернобобовых было равносильно тому, чтобы попросить среднестатистического американца отказаться от мяса. Пусть Ганди сам расскажет, что происходило дальше:

«В конце концов, она возразила мне, сказав, что даже я не смог бы отказаться от этих продуктов, если бы мне посоветовали это сделать. Мне стало больно и одновременно приятно — приятно от того, что я получил возможность показать ей мою любовь. Я сказал: «Ты ошибаешься. Если бы я болел, и доктор посоветовал мне отказаться от этих или любых других продуктов, я бы, не колеблясь, сделал это. Но сейчас без каких-либо медицинских советов я отказываюсь от соли и зернобобовых на один год, много это или мало».

Она была глубоко шокирована и воскликнула в искреннем сожалении: «Умоляю, прости меня. Зная тебя, я не должна была тебя провоцировать. Я обещаю отказаться от этих продуктов, но ради бога возьми назад свои слова. Это слишком тяжко для меня».

И я ответил: «Очень хорошо, что ты откажешься от этих продуктов. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что тебе станет лучше без них. Что касается меня, то я не могу взять назад слова, которые сказал со всей серьезностью. И я уверен, что это решение принесет мне пользу, ибо любое воздержание, что бы ни послужило ему причиной, полезно для человека. Поэтому ты оставишь меня в покое. Это будет испытание для меня и моральная поддержка для тебя в твоем решении». Она сдалась: «Ты слишком упрямый. Ты никого не слушаешь». И она залилась слезами».

Ганди назвал это примером бытовой сатьяграхи. Ее ключевые элементы те же, что у всех форм этой техники. Заметьте, что, совсем как ребенок, который сдерживает дыхание, пока не посинеет, Ганди навлекал на себя страдания, чтобы получить то, чего хотел. Он играл на чужой любви и жалости. Вот его слова: «Сила любви и жалости больше, чем сила оружия». Иными словами, вызови в окружающих чувство вины. Скажи им: «Если вы не сделаете то, что я хочу, я сделаю себе плохо, и это будет на вашей совести».

Очень важно, чтобы тот, против кого ты обращаешь тактику самопожертвования, имел эту совесть. Основа техники заключается в том, что другие познают истину, которую ты проповедуешь, когда сопереживают твоей боли и страданиям. Сопереживание и отождествление жизненно необходимы для того, чтобы самопожертвование срабатывало.

А для сопереживания и отождествления должно существовать чувство единства между людьми и взаимная любовь. Ганди обращал на это внимание, говоря об ахимсе, любви ко вселенной. Но это типично восточный, религиозный термин, содержащий множество вариантов значения, чуждых для понимания людьми Запада. Например, он означает отказ человека от всего мирского имущества и взаимоотношений (брак, по ахимсе, запрещен: ты не должен отдавать кому бы то ни было предпочтение). В нашем контексте ахимса — это осознание общности со всеми людьми и животными.

Ганди объяснил силу ахимсы и ненасилия, которое с ней связано, на примере взаимодействия с вором: «Ты считаешь этого вооруженного грабителя своим невежественным братом; ты намереваешься использовать любую возможность, чтобы договориться с ним; ты убеждаешь себя в том, что он, в конце концов, твой друг; ты не знаешь, что толкнуло его на кражу. Тем самым, поступая так, ты уничтожаешь мотив человека воровать. Становясь с тобой одним целым, человек лишается смысла что-то брать у тебя. Вместо того чтобы злиться на него, ты испытываешь к нему жалость. Ты думаешь, что его привычка воровать — это его болезнь. С этого момента ты, следовательно, держишь двери и окна открытыми, ложишься спать в другом месте и располагаешь свои вещи таким образом, чтобы человеку было удобнее всего до них добраться. Грабитель приходит снова, и он сбит с толку переменами, которые видит; тем не менее, он забирает твои вещи. Но его разум взбудоражен. Он наводит о тебе справки по всей деревне, узнает о твоем большом и добром сердце, раскаивается, просит у тебя прощения, возвращает твои вещи и перестает воровать. Он становится твоим слугой, и ты находишь для него достойную работу».

Ага, конечно! Даже социальные работники не верят в такую дребедень. Возможно, Ганди говорил только про индусов, но не про американцев и европейцев. Вообще, он действительно упоминал о том, что его эксперимент с ненасильственным сопротивлением имеет наилучшие шансы именно в Индии. Незадолго до смерти Ганди сказал: «Я несчастный смертный. Я верю в мой эксперимент и в мою величайшую искренность. Но, возможно, единственной подходящей эпитафией после моей смерти будет: «Он пытался, но, в конечном счете, потерпел неудачу»». Увы, Ганди, все суета!

Вышеописанная инструкция по борьбе с воровством иллюстрирует убежденность Ганди в следующем: «Три четвери невзгод и недоразумений в мире исчезнут, если мы войдем в положение наших врагов и поймем их точку зрения. Тогда мы либо быстро согласимся с нашими врагами, либо будем относиться к ним милосердно». Иными словами, сопереживание принесет понимание и мир.

Человек, практикующий сатьяграху — это восточный эквивалент Христа. «Такой человек должен быть почти, если не полностью, совершенным». Но Ганди не считал себя или своих последователей идеальными людьми. Он вывел несколько правил для истинных пассивных сопротивленцев (я цитирую):

1. гражданский сопротивленец не будет испытывать гнева;

2. он будет сносить ярость противника;

3. он будет мириться с нападениями противника и никогда не ответит ударом на удар; но он не подчинится, из страха перед наказанием или по другой похожей причине, например, по приказу, данному в гневе;

4. когда любой человек власти попытается арестовать гражданского сопротивленца, он добровольно подчинится аресту и не будет сопротивляться изъятию его собственности, если власти попытаются ее конфисковать;

5. если гражданский сопротивленец владеет имуществом, как доверенное лицо, он откажется его отдать, даже если, защищая ее, он может лишиться жизни; однако он никогда не ответит ударом на удар;

6. ненасилие исключает использование брани и проклятий;

7. таким образом, гражданский сопротивленец никогда не нападет на противника и не будет принимать участие в нападении и не станет выкрикивать слов, которые противоречат ахимсе;

8. гражданский сопротивленец не станет салютовать британскому флагу, но и не будет нападать на должностных лиц — как английских, так и индийских;

9. в ходе борьбы, если кто-нибудь нападет на представителя власти, гражданский сопротивленец защитит такого представителя власти от нападения даже с риском для своей жизни.

Это слова Ганди. Я их не преувеличил. Может показаться странным то, как Ганди настаивал на том, что ненасильственное сопротивление возможно лишь тогда, когда сопротивление абсолютно лояльно Государству. Ганди почерпнул эту идею у Торо,[15] который сформулировал термин «гражданское неповиновение». Убеждение Торо заключалось в том, что человек чести, который нормально подчиняется высоконравственным законам, имеет право не подчиняться аморальным. Как сказал Ганди, «привилегия сопротивления или неповиновения определенному закону или порядку выпадает лишь на долю того, кто изъявляет готовность и беспрекословное подчинение законам, установленным для него».

Если высоконравственные законы не выполняются со всей тщательностью, сопротивление неэффективно. Так происходит потому, что общественное мнение чрезвычайно важно для успеха ненасильственного подхода. «Опыт показал, что одно только изучение причины неповиновения никак не влияет на тех, кто имеет твердые убеждения, противоречащие этим убеждениям. Их глаза открываются не аргументами, а страданиями сопротивленца. Сопротивленец жаждет добиться самой сути того, за что борется. Метод достижения этой цели — разбудить общественное мнение. Общественное мнение — это сила, куда более мощная, чем порох». Если сопротивленец не чист разумом, духом и делом, если он не является идеалом человека, то это ослабит жалость общества к страданиям этого человека.

Помимо того, что теория выглядит наивной сама по себе, в ней нашлось место и для Бога. Любая наивная теория включает в себя Бога, и теория Ганди — не исключение. Он считал, что вера в Бога жизненно необходима для ненасильственного сопротивления. «Сопротивленец не имеет никакого отношения к своей победе. Он уверен в ней, но он также должен знать, что ее дарует Господь. Задача сопротивленца — страдать».

Когда Ганди спросили, могут ли социалисты или коммунисты быть ненасильственными сопротивленцами, он ответил: «Боюсь, что нет. Сопротивленец уповает только на Бога, а тот, кто надеется на что-то иное или зависит от чего-то еще, не может практиковать сатьяграху… Я говорю о тех, кто готов во имя Господа пережить все ради своих принципов… Без силы, идущей от Бога, человек не может вынести любые пытки безропотно. Только Его сила по-настоящему сильна. И лишь те, кто может избавиться от своих забот и страхов с помощью этой неизмеримой Силы, только они верят в Бога».

Страдания и смерть обретают смысл, когда существует Бог, способный воздать всем по заслугам. Разве христианам твердят не это? Автор Книги Экклезиаста был прав: нет ничего нового под солнцем.

План Ганди по применению сатьяграхи против угнетения был резко заявлен в его обсуждении борьбы немецких евреев с нацистской Германией: «Могут ли евреи сопротивляться этим организованным и позорным гонениям? Существует ли способ, который мог бы позволить им сохранить самоуважение, не чувствуя себя беспомощными, забытыми и покинутыми? Я утверждаю, что существует. Ни одному человеку не нужно быть беспомощным и покинутым, чтобы верить в живого Господа… Поскольку евреи считают Бога личностью и верят в то, что Он управляет каждым их действием, они не должны чувствовать себя беспомощными. Если бы я был евреем и был рожден в Германии и зарабатывал на жизнь там, я бы считал Германию своим домом, так же, как к ней относится самый высокий немец, и бросал бы ему вызов пристрелить меня или бросить в темницу: я бы отказался быть исключенным из общества или подчиниться дискриминационному обращению… Если бы разум евреев был готов к добровольным страданиям, даже невообразимая резня могла бы обернуться днем благодарения и радости, ради которого Иегова трудился во благо освобождения своей расы от власти тирана. Богобоязненному человеку смерть не страшна. Приятно спать, зная, что пробуждение будет куда более освежающим, чем твой долгий сон».

Освободители сомневаются, что многочисленные активисты, которые высказываются в пользу подхода Ганди и применения этого подхода в борьбе движения за права животных, когда-либо читали его тексты. Давайте же изучим кое-какие детали ненасильственного сопротивления, чтобы убедиться в их неприменимости для освобождения животных от угнетения человеком.

Во-первых, его подход требовал чистоты и совершенства души, которой не достигли даже богатые духовно люди, такие, как последователи самого Ганди. Кроме того, подход требовал отказа от всех мирских приобретений. «Для использования сатьяграхи необходима нищета, в том смысле, что мы должны равнодушно относиться к тому, есть ли у нас накопления, чтобы питаться и покупать одежду».

Значит ли это, что активисты должны бросить работы, дома и машины и жить одной верой в Бога? Ганди ожидал, что гражданские сопротивленцы поступят именно таким образом. «Ни один сопротивленец не должен обеспечивать своих иждивенцев. Такое возможно лишь случайно. Сопротивленец вверяет заботу о своих иждивенцах Господу». Но не стоит беспокоиться. Ганди продолжил: «Вселенский опыт показывает, что в такие времена едва ли кто-нибудь голодает».

Сопротивленцы не платят налогов, чтобы не поддерживать зловещую систему. Они практикуют отказ от сотрудничества, наиболее мягкую форму сатьяграхи. Это влечет за собой выпадение из общества. Ганди вывел кое-какие основные шаги для первого этапа отказа от сотрудничества (я цитирую):

1. отказ от всех титулов и почетных должностей;

2. отказ от любых государственных займов;

3. приостановка юристами практики гражданских споров в третейских судах;

4. бойкот государственных школ;

5. отказ от вступления в государственные партии и тому подобные организации.

Эти предписания об отказе от сотрудничества придумывались специально под индийский вопрос, их цель была ясна. Торо в своем эссе «О гражданском неповиновении», работе, сильно повлиявшей на Ганди, писал: «Я, не колеблясь, заявляю, что те, кто называют себя аболиционистами, должны немедленно отказать в любой поддержке, как персональной, так и имущественной правительству Массачусетса и не ждать перевеса в один голос, а выстрадать право восторжествовать над ними».

Торо цитировал Конфуция, который говорил: «Если Государство управляется по принципам разума, нищета и несчастья — повод для стыда; если Государство не управляется по принципам разума, богатства и почести — повод для стыда».

В самом деле, ничто не ново под солнцем! Конфуций, Торо, Ганди, все они говорили о том, что участие в несправедливой системе должно быть остановлено теми, кто хочет изменить эту систему. (Освободители согласны с тем, что не нужно участвовать в аморальной системе. Но они не считают, что это следует делать для изменения системы. Они уверены, что систему существенным образом не изменить. Неучастие в ее делах требуется лишь для того, чтобы человек исключил себя из бойни, дабы убедиться в том, что он не сотрудничает с ней и не поддерживает ее). Что это значит для тех, кто хочет освободить животных?

Это значит, что вы не можете купить авиабилеты на следующий зоозащитный марш в Вашингтоне. Если вы это сделаете, вы поддержите бизнес авиакомпании, отелей, таксистов и других представителей сферы услуг. Сколько тысяч долларов ушло на одни только налоги у активистов за права животных, начиная авиабилетами и заканчивая прохладительными напитками? На какие угнетения животных пошли все эти деньги?

Типичный человек, обеспокоенный судьбой животных — это белый из среднего класса, и он едва ли захочет отказаться от имущества, титулов и других атрибутов благосостояния. Даже зоозащитные организации глубоко укоренились в системе. Многие национальные организации за права животных имеют миллионы долларов, которые они инвестируют в акции, облигации или недвижимость. Это никак нельзя назвать отказом от сотрудничества с системой. Доктора наук наживаются на общественном уважении, зарабатывая себе послужной список, когда высказываются против опытов на животных. Это определенно никак не сочтешь отказом от всех титулов и почетных должностей!

Факт заключается в том, что ни один человек в нашем обществе, проповедующий ненасильственное сопротивление, не применяет что-либо похожее на сатьяграху. Их борьба имела бы смысл, если бы они применяли тактики Ганди. А поскольку люди участвуют в жизни общества, которое они порицают, они не более чем лицемеры.

Дело в том, что ненасильственное сопротивление по Ганди требует от сопротивленцев самопожертвования и самоотречения. Людям в западном обществе это не свойственно. Ганди выяснил, что и на Востоке это не всегда популярно. Это одна из причин, по которым освободители считают ненасильственное сопротивление неприемлемой моделью.

Вторая заключается в оценке человеческой природы, центральной для философии и подхода Ганди. Он верил, что люди в основе своей хорошие, и если показать им, что ты страдаешь от их действий, они почувствуют жалость и изменят свое поведение. Ганди также полагал, что угнетатели теряют удовольствие от своей деятельности, когда жертва не оказывает сопротивления. «Творящий зло откажется от зла в отсутствие сопротивления».

Можно согласиться с представлениями Ганди о человеческой природе. Можно даже, как Ганди, упростить кражу для вора, чтобы его перевоспитать. Но успех этого подхода зависит от способности обидчика сопереживать своим жертвам. Не исключено, что в деревушке, где большинство людей настроены благожелательно, подобный подход может сработать. Но освободители призывают вернуться к реальности — в конец XX века, во время, когда угнетение животных колоссально.

Люди видят в животных объекты эксплуатации. Они едят их, а этого британцы с индусами не делали (по крайней мере, не на публике). Уровень уважения к жизни животного крайне низок, как было показано в предыдущей главе, поэтому уповать на сопереживание животным — это не просто наивно, это губительно для животных. Далее, за прошедшие тысячелетия, в течение которых люди резали животных для тех или иных целей, угнетатели так и не развили в себе усталость от террора, несмотря на полное отсутствие сопротивления со стороны животных. Более того, одомашнивание привело к тому, что манипулировать животными стало проще, чем стариками. Процесс массового забоя предельно упростился.

Ганди имел дело с бесчувственностью людей по отношению к людям. Чувство вины, или жалость, работают только тогда, когда существует связь между угнетателем и жертвой. Ганди утверждал, что даже самый слепой угнетатель в конечном счете прекратит свою агрессию, когда встретит бескорыстных, чистых, ненасильственных сопротивленцев.

Освободители интересуются, кто может быть более ненасильственным сопротивленцем, чем собака, на которой ставят эксперименты, сидящая беспомощно в лабораторной клетке, или чем корова, тревожно ждущая отправки на бойню в своем загоне? Животные — вот кто живет по сатьяграхе! У них нет собственности, они не участвуют в системе и, несмотря на все угнетения, все еще сохраняют способность любить людей. Некоторые, как, например, собаки могут любить даже тех, кто их угнетает. Пни собаку ногой и она извинится, что ты ударился. Ганди бы гордился способными на такое самопожертвование созданиями. Но, несмотря на весь плач, кровь и мертвые тела животных, люди непробиваемы. Для жалости необходимо сопереживание, а оно доступно немногим.

Люди, которые поддерживают стратегию ненасилия, путают объекты угнетения с посредниками их освобождения. Люди едва ли могут выступать посредниками животных, действуя по канонам сатьяграхи. Сопротивленцы Ганди были одновременно угнетаемыми и освободителями. Освободители могут страдать вместо животных, и угнетатели это увидят. Но если они не уважают животных, растают ли их сердца в сострадании к людям, добровольно страдающим ради животных? Разумеется, нет!

Когда кто-то не сопереживает животным, он воспринимают людей, сопереживающих им, как сумасшедших. Рассказывать вивисектору о любви к крысам все равно что рассказывать ему о любви к камням. После того, как ты устроишь несколько голодовок и применишь другие техники самопожертвования, чтобы продемонстрировать, насколько ты переживаешь за животных, нуждающихся в освобождении, угнетателям действительно станет тебя жаль — как умалишенного!

Это одна из проблем зоозащитного движения, с которой не сталкивалось движение Ганди. Освободители — это не то же самое, что освобожденные. Люди симпатизируют и жалеют других людей (порой), но они вовсе не обязательно распространяют свои симпатии и жалость на крыс, мышей, коз, свиней и собак. Очень важно, чтобы тот, против кого ты обращаешь свое самопожертвование, был сознательным. Если люди не будут сознавать, что они делают с животными — а большинство не сознает — человеческое самопожертвование никогда не добьется развития их сознательности.

Но есть и другая проблема, возникающая, когда человек начинает действовать, как представитель животных. По словам освободителей, ответственность за то, чтобы быть чьим-то представителем, отличается от той, что берет на себя человек, когда представляет собственные интересы. Если под угрозой твоя личная жизнь, можно прибегнуть к ненасильственным тактикам, если угодно. Всякий имеет полное право присутствовать на собственных похоронах! Но как быть, когда речь идет не о жизни других существ?

Люди практикуют ненасилие по личным причинам. Это образ жизни, стратегия жизни в этом мире. Однако когда человек выступает чьим-то представителем, догматичная приверженность ненасилию может отрицательно сказаться на интересах тех, кого этот человек защищает. Хороший представитель должен делать все, чтобы защитить своих подопечных. Это означает, что персональные пристрастия к ненасилию могут быть отвергнуты, если того потребуют обстоятельства.

Например, представьте себе ситуацию: десять невинных младенцев вот-вот зарежет сумасшедший убийца. Женщина, исповедующая ненасилие, взяла на себя ответственность за этих детей. Она делает все, что позволяют мирные протесты, лишь бы избежать резни. К сожалению, все ее усилия тщетны. И в то время как она могла бы воспрепятствовать убийце силой, она отказывается от вмешательства. Убийца достает нож и готовится обезглавить первого младенца, связанного и с кляпом во рту. Наблюдая за бойней, женщина молится Богу о детях и их освобождении от убийцы. Вскоре все дети мертвы, а убийца покидает место действия, чтобы портить и уничтожать новые жизни.

В подобной ситуации ненасилие может заставить защитницу чувствовать себя целомудренной. Но результатом стала смерть детей, защищать которых было обязанностью этой женщины. По мнению освободителей, когда исповедующие ненасилие защитники животных позволяют своим подопечным умирать просто потому, что их самопровозглашенные охранники оценивают ненасилие выше, чем жизнь и свободу животных, это тоже форма угнетения.

Ганди говорил, что человеческая неуверенность — это корень принятия стратегии ненасилия, поскольку у нас нет права распространять наши потенциально ошибочные суждения на окружающих. Суть ненасилия, следовательно, заключается в том, чтобы жить в согласии с собственными убеждениями и позволить другим делать то же самое. Стоит надеяться, что эти другие, видя твои страдания, вызванные их поведением, придут к новому взгляду на вещи. Но что делать, когда ты — представитель животных, которых убивают миллионами в сутки? Имеешь ли ты право принять такой образ жизни и придерживаться мнения, что угнетатели имеют право жить так, как им взбредет в голову?

Освободители ясно дают понять свою позицию: невмешательство в защиту животных равносильно разрешению на преступления против наших подопечных. В самом деле, эта позиция бездействия противоречит самой концепции борьбы за свободу животных. Им нужно, чтобы мы их спасали. И мы не имеем права распространять на окружающих ошибочные суждения, принимая ненасилие как стратегию борьбы.

Несмотря на эти аргументы, некоторые читатели могут все еще отрицать применение силы для прекращения угнетения животных. Слишком многие догматично преданы пацифистской позиции, когда речь идет о спасении животных. Освободители помогают таким активистам разрешить их дилемму: если вы считаете, что применять силу для прекращения угнетения животных — это плохо, дело ваше; просто не называйте себя защитниками животных. Беззащитных членов нашей семьи массово убивают и эксплуатируют. Животным не нужны заступники, которые боятся признать, физически результативным образом, что подобное обращение с членами нашей семьи неправильно и должно уйти в прошлое.

Читатели, изучавшие тексты Ганди, могут возразить, сказав, что ненасильственные сопротивленцы боролись не только за собственное освобождение. Вообще, бывали случаи, когда сатьяграха использовалась как инструмент для других социальных изменений на вооружении групп, лишенных гражданских прав. Один из таких примеров — борьба за признание равенства касты неприкасаемых с остальным населением Индии. Неприкасаемых не пускали в храмы или на храмовые дороги, в целом с ними обращались, «как с животными». Некоторые могут сказать, что действия ненасильственных сопротивленцев от имени неприкасаемых — это эквивалент действий людей, защищающих братьев наших меньших. Можно ли этим оправдать ненасильственное сопротивление в движении за освобождение животных?

Вот размышления Ганди о кампании за освобождение неприкасаемых. Он считал, что в отношении них нужны скорее социальные, нежели политические реформы. На этом основании он утверждал: «Я давно уже считаю, что социальные изменения сильнее политических. Для последних атмосфера уже готова, люди заинтересованы в них. При этом люди мало заинтересованы в социальных реформах, результат агитации не выглядит ярким, радоваться и праздновать особо нечего. Это означает, что социальным реформаторам предстоит с трудом брести вперед какое-то время, придерживаться мирной позиции и удовлетворяться сравнительно небольшими результатами».

Общее в борьбе за права неприкасаемых и животных — то, что одна группа представляет интересы другой. Разница заключается в том, что неприкасаемые — это люди. Поэтому ставить знак равенства между этими ситуациями неправильно.

Ганди признавал, что процесс освобождения неприкасаемых будет долгим и тяжелым. Собственно, неприкасаемые все еще страдают в Индии. Почему Ганди с такой готовностью принимал столь жалкие результаты ненасильственного сопротивления? Отчасти причина в том, что когда речь заходит о справедливости, последнее слово всегда за Господом. Кроме того, причина в том, что Ганди желал, чтобы сопротивленцы и группа, которую они представляют, всегда оставались частью общества, с которым они борются. Эту точку зрения можно четко проследить в его совете евреям, когда он рекомендовал им не покидать Германию, а оставаться и считать себя немцами и относиться к угнетателям с любовью.

Освободители считают это отрицательной чертой ненасильственного сопротивления. Предполагается, что сопротивленцы и группы, которые они представляют, в перспективе хотят жить в любви с людьми, которые в данный момент их угнетают. Вот почему ненасильственные сопротивленцы беспрекословно чтут законы, кроме тех, которые считают аморальными. Они пытаются быть идеальными гражданами, демонстрирующими верность стране и любовь ко всем, от кого они страдают. Этот подход предполагает, что лучше делать небольшие шаги в верном направлении, чем рисковать отчуждением от общества в попытке добиться большего. Не стоит забывать, что отчуждение — это противоположность отождествлению, которое необходимо для сопереживания. Чтобы ненасилие работало, угнетатели должны чувствовать связь со своими жертвами.

Ганди стремился заручиться поддержкой людей, вовлеченных во властные структуры индийского общества. Ему требовался аспект сопричастности. Если бы он попробовал использовать для сопричастности с кем-то насилие, взаимоотношения выстроились бы непростые. Истинная любовь между людьми может быть достигнута только мирными способами. Такова была в целом позиция Ганди. Возможно, здесь Ганди не заблуждался, коль скоро люди живут рядом с друг с другом. Но в любом случае эта позиция неуместна для движения за права животных.

Освободители не заинтересованы в вовлечении животных в общество — они спасают их жизни. Животным все равно, по какой причине их никто не трогает, пока это так. Бархатная революция важна лишь тогда, когда ты хочешь купаться в любви после переворота. Животным не нужна любовь людей, им нужно лишь освобождение от эксплуатации.

Проблема заключается том, что в то время, как животным нужна свобода, их представители озабочены тем, что им приходится жить среди других людей. Грубо говоря, у людей возникает конфликт интересов, когда они помогают животным. Так происходит потому, что люди являются частью общества, которое животных угнетает. Они не хотят портить отношения с себе подобными. Но так как люди никогда не перестанут эксплуатировать животных, жить в мире и гармонии освободители и общество не могут.

Люди ни за что не перестанут есть мясо, водить машины, носить кожу, охотиться и прибегать к другим открытым и скрытым формам угнетения из-за горстки «безумцев», которые испытывают сострадание к животным. Даже Ганди признавал, что до всех не достучаться. Когда речь идет о положении животных, можно сказать, что невозможно достучаться до большинства людей в мире. Что же остается делать сознательному зоозащитнику?

Освободители настаивают на применении физической силы. Они считают, что это необходимый метод защиты животных от их угнетателей. Тот факт, что мы сами люди, не должен нас останавливать. Однако он требует переоценить наши ценности. Если вы считаете всех животных своей семьей, то боритесь за каждого из членов этой семьи, прекратив сотрудничество с обществом и участие в его жизни. Если же вы воспринимаете себя членом семьи людей, перестаньте называть себя защитниками животных. В том, чтобы не признавать конфликт интересов, куда больше дурного, чем хорошего. Это дезориентирует.

Люди, которые считают себя членами сугубо человеческой семьи, берут на вооружение тактики, которые предназначены скорее для того, чтобы жить в мире с другими людьми, чем для того, чтобы освободить животных. Вот почему большинство зоозащитных организаций так обеспокоены общественным мнением, нежели эффективностью своей работы.

Но вернемся к Ганди. Он считал, что Бог спасает от мук, исцеляет раны и даже воскрешает. Соглашаясь с Книгой Экклезиаста, Ганди предлагал в качестве способа покончить с жестокой реальностью, грубо говоря, поручить все хлопоты Богу. С этим убеждением невозможно спорить, как и с любой другой религиозной позицией. Освободители утверждают, что сила Господа не в нем самом, а в непробиваемой стене веры, которую создает Его имя.

Но мышь, которую сварят живьем в кипятке во имя науки, едва ли испытывает облегчение, ведь она не верит в Бога. Поэтому божественное вмешательство — это отговорка. Если бы мышь могла, она бы спросила вивисектора, как Бог смог допустить, чтобы такая жестокость продолжалась, зная о ней!

Ганди и люди из движения нью-эйдж, на которых повлияли восточные религии, решили говорить за мышь. По их словам, смысл страданий животных в том, чтобы обеспечить чувствительных людей возможностями для духовного роста. Эмоциональный опыт позволяет нам повышать свою сознательность и любовь к окружающим. Ганди даже верил в то, что зло жизни запланировано Богом для того, чтобы устроить нам проверку. Вот насколько глубоко проник в нас антропоцентризм. Проблемы мира существуют лишь для того, чтобы нас протестировать! Скажи мыши, что она умирает не ради науки, а ради проверки нравственной ткани человеческого общества. Чтобы считать это истиной, нужно считать планету и всех ее обитателей ресурсами для людей, своего рода препятствиями на нашем пути к просветлению.

Несмотря на все эти факты, некоторые зоозащитники продолжают настаивать на применении тактики ненасилия. В представлении освободителей так происходит потому, что большинство людей — трусы, которым комфортно сидеть на мягких диванах, потягивая пиво и смотря футбол по телевизору. Если человек симпатизирует кошкам или собакам, он может дать двадцать баксов какой-нибудь зоозащитной организации, особенно если та высылает ему фотографии собак и кошек, на которых проводят опыты. Людям легко протестовать против вивисекции. Для этого им не нужно менять свои привычки, как, например, в еде, или отказываться от вождения машины. Разумеется, они продолжают покупать лекарства, когда заболевают, зная, что фармацевтическая компания тестирует их на животных.

Подобные самодовольные люди, составляющие большинство в обществе, слишком ленивы. Кроме того, их жизням ничего угрожает, поэтому они не участвуют в настоящей борьбе за животных. Движение за гражданские права в Индии и в США были созданы людьми ради людей. Индусы боролись за независимость от британцев, женщины сражались за равноправие с мужчинами, черными бились за соблюдение своих конституционных прав, гомосексуалисты отстаивали свое равенство с гетеросексуалами, пенсионеры стремились удержать свое влияние в обществе. И все эти войны продолжаются. Это войны людей, которые хотят власти в рамках системы. Это корыстные начинания. И они возникают лишь тогда, когда группа людей чувствует угрозу и притеснение, достаточные, чтобы спровоцировать восстание против угнетателей.

Движение за освобождение животных совершенно иное. Когда ты сам свободен, нужны небывалая храбрость и убеждения, чтобы сражаться за свободу других. Большинство людей лишены этих качеств. Поэтому они прячут свой недостаток храбрости и преданности делу за верой в Бога или за принципами ненасилия.

Но существует и другое различие между движениями за гражданские права и движением за освобождение животных. Безусловно, ни одно движение за гражданские права не обходилось без потерь, но масштабы резни, которой подвергаются животные, бесконечно больше, чем все, что переживали люди. За идеалы свободы могут умирать тысячи людей; но миллиарды животных убивают систематически, бездумно и жестоко год за годом — это миллионы животных в день! Животных выращивают для забоя и кормят на убой. Уровень угнетения, которому подвергаются животные, куда больше, оно более распространено и длится дольше, чем любое угнетение одних групп людей другими за всю историю. Но все равно лишь немногим хватает качеств, необходимых для того, чтобы сражаться на этом пропитанном кровью поле брани.

Судя по всему, эксплуататоры животных знают этот печальный факт. Вот почему столько разговоров с угнетателями заканчиваются их словами: «Я уважаю ваше право жить согласно вашим убеждениям, но я хочу, чтобы вы учитывали при этом и мои». Подтекст таков, что это вопрос разности выборов и образов жизни людей. Представить только, как бы это звучало, если бы они говорили: «Я хочу, чтобы вы уважали мое право обращаться с вашими братьями и сестрами, как я пожелаю». Едва ли вы бы пожали такому человеку руку и разошлись с ним по-хорошему.

Но именно так и происходит всякий раз, когда случаются дебаты между угнетателями животных и зоозащитниками. Всегда нужно быть мирными и вежливыми. Ни в коем случае нельзя заставить общественность подумать, что вы — банда жаждущих насилия фанатиков. Ведь с соседями все равно придется продолжать жить дверь в дверь, даже если они эксплуататоры животных, так ведь?

Угнетатели знают, какой выбор делает большинство людей. Люди уже поступали так в прошлом, и нет ничего нового под солнцем. Большинство людей никогда не встанут на линию огня ради животных. Многие стремятся упростить себе жизнь, не думая о страданиях животных, но все равно участвуют в жестокой системе. Освободители по собственному опыту знают, насколько тяжело жить в кровожадном обществе, будучи его членом, и пытаться при этом поддерживать чувствительность к бедам животных. Конфуций, как мы уже убедились, знал, что высоконравственный человек не может жить в безнравственном обществе.

Например, как человек может питаться в ресторанах, если он считает себя защитником животных, тогда как все рестораны, за исключением горстки веганских, подают под соусом плоть членов семьи этого защитника? Как может он отовариваться в супермаркете, если целые его отделы выделены под продажу частей тел животных? Чем более человек чувствителен к животным, тем более тяжко для него подобное пособничество.

Тактика ненасилия, как эффективного средства достижения свободы для животных — это миф, поддерживаемый людьми, которые вкладываются в то, чтобы сделать жизнь в жестоком обществе проще для людей. Миф пропагандируется четырьмя различными категориями людей. Первая — это угнетатели, имеющие свой интерес в контроле над угнетаемыми. Они предпочитают оставляющих подписи и поющих гимны протестующих, а не метающих бомбы, стреляющих из пистолетов освободителей. Их логика ясна. Если мирные активисты будут чувствовать, что их подписи и песнопения что-то меняют, протесты нейтрализуют их гнев и враждебность к угнетателям, позволив таким образом выпустить пар. Это удержит их от участия в более серьезных, насильственных и эффективных действиях.

Вторая категория состоит из любителей животных умеренных взглядов. Эти люди идут на верное поражение всякий раз, как что-то нарушает статус-кво, но им некомфортно живется при существующем режиме со всеми его чертами. Они видят в ненасилии и компромиссе лучшее средство для поддержания своего комфортного образа жизни, одновременно убаюкивая свою совесть. Трусы и лицемеры традиционно предпочитают ненасилие физическому вмешательству. Слова всегда стоили меньше, чем действия.

Третья категория — религиозные люди, которые верят, что Бог накажет грешников и вознаградит праведников. По сути, они перекладывают с себя ответственность на большого дядю наверху, говоря слова любви и мира, чтобы казаться чистыми и святыми к тому моменту, как надо будет предстать перед судом. Этим людям ненасилие помогает пробраться в рай, который для них более важен, чем помощь другим созданиям в освобождении от человеческой тирании.

Четвертую категорию составляют пацифисты, помешанные на философии нью-эйдж, которые позиционируют себя европеизированными, чрезмерно упрощенными интерпретациями ненасильственных сопротивленцев по Ганди. Они считают, что мира не добиться войной, именно такую точку зрения высказывал Ганди. Равно как и религиозные люди, которые оставляют все на суд Божий, лишь бы их досье оставались незапятнанными, эти одухотворенные представители человечества списывают все на карму и стремятся максимизировать персональный рост. Они не замечают непригодность своих тактик для освобождения животных, потому что слишком поглощены ощущениями своего просветления и развития. Они видят в движении за права животных одно из направлений собственного пробуждения и становления более миролюбивыми и любящими личностями. Их интерес к судьбе животных вторичен. Когда животных угнетают, приверженцы нью-эйдж говорят о любви и мире, но ничего не делают, чтобы физически остановить это угнетение. Иногда они даже не хотят считаться с разрушениями, которые имеют место вокруг них, поскольку хотят сохранить положительный взгляд на вещи и «позитивные вибрации». Разумеется, животные ничего не получают от этой антропоцентрической любви. Животным нужны освободители, а не люди, которые делают вид, что ничего не слышат и не видят, отрицая тот факт, что мир наполнен злом — ужасающими актами насилия против невинных созданий.

Освободители подчеркивают, что ни одно массовое, успешное движение никогда не было исключительно мирным, даже когда оно начиналось как таковое. Движение Ганди было неизменно связано с насилием, несмотря на все призывы Ганди к миру. Движение за права чернокожих представлял не только Мартин Лютер Кинг, но и Малькольм Икс.[16] Помимо мирных маршей, имели место беспорядки на расовой почве, рейды «Черных пантер»[17] и угрозы. Сторонники ненасилия любят приписывать своему подходу достижения, совершенные этими движениями. Но разве эти достижения были возможны без широкомасштабного насилия? Помимо реального насилия, очень эффективными показали себя и его угрозы. У Ганди, например, были миллионы последователей, готовых выполнить любой его приказ. Несмотря на посыл сатьяграхи, Ганди, так же, как британские власти, знал о том, что может разыграться насилие. Стоит задуматься над тем, насколько податливость властей в общении с Ганди была вызвана боязнью чиновников потенциальной опасности вооруженных мятежей.

Воинственное вмешательство — единственный способ заставить людей осознать тот факт, что они не могут продолжать эксплуатировать животных. Потому что невозможно развивать сознательность, когда она отсутствует. Люди бесчувственны к боли и страданиям других существ. Их трогают только удовольствия и боль, воздействующие непосредственно на них.

Освободители говорят, что пришло время для любителей животных пробудить в людях сознательность, причиняя боль тем, кто обижает членов нашей семьи. Автор Книги Экклезиаста писал: «Всему свое время, и время всякой вещи под небом». Следует обратить внимание и на продолжение: «Время убивать, и время врачевать… время любить, и время ненавидеть… время для войны, и время для мира».

Освободители считают, что сейчас время физически остановить угнетателей и позволить исцелиться нашим братьям и сестрам, а также среде, в которой они живут; время любить животных и проявлять это на деле, а не только на словах; время ненавидеть людей за их бездушие, узость взглядов и алчность; время для войны с человечеством, и время для мира в наших сердцах, который достигается путем собственного освобождения от машины массового уничтожения под названием общество, чьи шестеренки щедро смазаны кровью, потом и слезами животных.