Глава 7 «Болезнь русской души»

Перу Григория Петрова принадлежит ряд литературоведческих работ, посвящённых творчеству Л.Толстого, Ф.Достоевского, М.Горького и А.Чехова. Для современного читателя интерес может представлять его книга «Пророк большевизма», издававшаяся четыре раза в Софии в середине 20-х годов прошлого столетия. В ней он анализирует особое явление русской духовной и политической жизни, вскрытое гением Ф.М. Достоевского и названное Г.Петровым по имени великого писателя «достоевщиной».

Он подчёркивает, что Достоевский и достоевщина – это два совершенно противоположных явления. Достоевский – гений мировой литературы, слава русского народа и гордость всего славянства. Он воплощает силу и величие человеческого духа, его наследие представляет собой особую ценность в сокровищнице высшей человеческой культуры.

Достоевщиной Г.Петров называет болезнь духа русского народа, которую глубоко постиг и гениально описал Достоевский. Это – тяжёлое духовное бедствие России. Петров называет его раком – cancer русской души, с которым необходимо вести борьбу, как медицина борется с подобным заболеванием. Нужно исторгнуть достоевщину из русской народной души. Один из путей спасения и возрождения России в том и состоит, чтобы очистить русский народный дух от достоевщины.

Огромное значение Ф.М. Достоевского, прежде всего для нас, русских, но и для всего цивилизованного человечества в том и состоит, что в своих произведениях он с необыкновенной глубиной раскрыл тайны русского народного духа, выявил корни его болезней и с поразительной силой воплотил их в художественных образах.

Часто Достоевского называют гениальным психологом и глубоким знатоком человеческой души, пишет Г.Петров. Это верно и неверно. Действительно, Достоевский глубоко постиг человеческую душу. Но не вообще человеческую душу, не душу всех народов, как, например, Шекспир, героями которого были французы и англичане, греки и римляне, итальянцы, датский принц. Достоевский – психолог души русского народа. Но психолог не вообще русской души, а психолог её болезненных проявлений. Г.Петров называет его психологом-патологом. Его бессмертные произведения рисуют живые, всеохватывающие картины патологии русской души.

И когда Фёдора Михайловича называют учителем, то надо иметь в виду, что он действительно великий учитель, но не того, как надо жить, а как жить не нужно. Достоевского по праву можно назвать писателем-мучителем. Но в то же время он и писатель-мученик. Он мучается сам и заставляет жестоко мучиться читателей от сознания своих духовных недугов и своего духовного бессилия.

Г.Петров считает Достоевского величайшим и самым глубоким трагиком мировой литературы. В чём, например, пишет он, сущность трагедии Фауста у Гёте? В том, что, изучив все науки и овладев мировой мудростью, Фауст чувствует себя подобно ребёнку, который ничего не знает. В этом суть трагедии мысли, трагедии ума.

Трагедия Достоевского несравненно глубже. Это трагедия неутолимой жажды всемирной гармонии, жажды всеобщей радости и всеобщего счастья, как для людей, так и для природы. Иван Карамазов у Достоевского стыдится жить. Ему до того стыдно жить, что он хочет покончить жизнь самоубийством, чтобы не чувствовать этого стыда. Стыдятся жить и другие герои произведений Достоевского: Раскольников, Шатов и Кириллов. И не потому, что они мало знают, как Фауст. А потому, что на земле около себя видят много страданий. Они стыдятся быть счастливыми, когда вокруг видят столько страданий. Им совесть не позволяет быть счастливыми. Трагедия героев Достоевского – не трагедия ума, как у Фауста, не трагедия того или иного обманутого чувства (ревности, любви, честолюбия), как у Шекспира, а трагедия совести. Трагедия неудовлетворённой жажды всемирной гармонии, жажды всеобщей радости и счастья. Трагедия от сознания личного бессилия создать эту всемирную гармонию. Трагедия от недовольства самим собой. Трагедия от тупого отчаяния, доходящего до рабской покорности, от дикого и вместе с тем бессильного бунта против страданий.

В романе «Бесы» дана живая и содержательная характеристика героя второго плана Липутина. Это – тёмная, подловатая фигура мелкого провинциального чиновника. Он ревнив и грубо деспотичен в своей семье. Скряга и процентщик. Объедки, остающиеся от обеда, прячет в шкафу, а свечные огарки запирает на ключ. И в то же время Липутин до фанатизма верил в будущую социальную гармонию. В восторженных фантазиях он рисовал себе картины будущей жизни в единой братской коммуне, веря, что такая коммуна придёт и в Россию, и в его губернию.

«Бог знает, откуда берутся такие люди!» – недоумевает главный герой романа «Бесы» Ставрогин, говоря о Липутине.

Десятками художественных образов, созданных гением Достоевского в ряде романов и повестей, писатель объясняет, «откуда берутся такие люди». Липутин – это блестящий образ достоевщины. Он подобен живому ключу для понимания русского большевизма. Липутин – это доведённая до крайности больная душа героев Достоевского. Люди страстно желают красоты, гармонии, радости в жизни. Они недовольны, возмущены недугами окружающей их действительности. Хотят её изменить. Хотят, но не могут. Бессильны это сделать, потому что ничтожны. И от этого негодуют, презирают себя, презирают и других. Мучатся от этого презрения, злобствуют. Мучат себя и мучат своих ближних. Они и палачи, и одновременно жертвы. Вся их жизнь представляет собой непрерывную муку.

Г.Петров пишет, что вся жизнь и самого Достоевского была настоящей мукой. Всю жизнь его мучила мысль о Боге. Во время работы над романом «Бесы» в письмах к А.Майкову и Н.Страхову он признавался:

«Кажется мне, что, наконец, я разрешу вопрос, который мучил меня всю жизнь, вопрос о Боге».

Чтобы правильно понять эту муку Достоевского и всех героев его творений, не следует думать, что вопрос о Боге был у Достоевского вопросом о вере, вопросом религиозным, церковным, богословским или академически философским. Это была у него трагедия совести. Трагедия жажды общего счастья. Общей гармонии и взаимоотношений людей в мире.

Как известно, в молодые годы Достоевский увлекался идеями Фурье. Группа Петрашевского, в которую он входил, приступила к изданию энциклопедического словаря. Его редактором был некто Кириллов, который в предисловии к словарю писал:

«Настанет время, когда и в человеческом обществе, и в самой природе всё придёт в полную гармонию. Тогда не будет ни слёз, ни обид, ни страданий. А каждое человеческое деяние будет актом радости и наслаждения».

Такими были мечты, надежды и убеждения Кириллова, раннего Достоевского и их друзей. «Всё в жизни придёт в гармонию. Жизнь станет радостной, страдания исчезнут». Но всё это – дело будущего. А сегодня всё в жизни пронизано страданиями. Гармонии нет. Счастье – это недостижимая мечта. Жизнь страшная, она отравлена неправдами, обидами, злобой и общими страданиями. А люди мелочны, презренны и ничтожны.

Как это стало возможным? Почему это произошло? Почему люди страдали и в прошлом, страдают и сейчас?

Иван Карамазов в книге «Братья Карамазовы» спрашивает у своего младшего брата Алёши:

«Зачем все эти страдания в мире? Бог всемогущ. Он мог сделать мир таким, каким хочет. Бог – существо доброе. А почему люди страдают? Зачем нужны страдания в мире?»

И этот вопрос о людских страданиях и их причинах превратил всю жизнь Достоевского в истинную муку. Всё творчество писателя пронизывает мысль о страданиях в жизни, о смысле страданий и борьбе с ними. Он воссоздаёт картины страданий в жизни, рассказывает о самих страждущих, анализирует их психологию, которая стала результатом страданий. Раскрывает философию, этику, религию страданий. Без обиняков задаётся вопросом о Боге, о ценностях мироздания и происхождении зла в мире. И проникает в сущность этого вопроса так глубоко, как ни один писатель или философ в мире.

Г.Петров приводит признание Ницше, когда его спросили, был ли у него идейный предшественник, что единственным человеком, которого он мог бы назвать своим духовным учителем, был Достоевский – этот глубокий человек (diese tiefe Mensch). И это, по мнению Г.Петрова, – самое верное определение Достоевского. Именно глубокий человек. Он поставил самые основные, самые глубокие вопросы о человеке, о духе человека и попытался их объяснить до конца, исчерпать их до самого дна. Все произведения Ф.М. Достоевского, делает вывод Г.Петров, можно рассматривать как отдельные главы огромной трагедии под общим названием «Плоды страданий».

Действующих лиц произведений Достоевского Г.Петров объединяет в три группы. В первую группу он включает тех, кого страдания довели духовно до того, что они уже слепо покоряются всем бедам и несправедливостям в жизни. Они встречают страдания как фатальную необходимость, как нечто естественное в жизни. Не только не борются с удушающими их страданиями, но даже не ропщут против них, покорно мирятся с ними. Пример такого раба страданий представляет собой Соня Мармеладова из «Преступления и наказания». Эта святая и целомудренная душа, которую ужасы жизни бросили в уличный вихрь торговать собой, чтобы помочь своей семье. По убеждению таких, как Соня Мармеладова, страдания людей – вполне естественны и законны, это дело провидения. Таких рабов и рабынь страданий в книгах Достоевского – десятки. Вася Шумков («Слабое сердце»), мать и сестра Раскольникова («Преступление и наказание»), полковник Ростанев («Село Степанчиково»), князь Мышкин («Идиот») и ряд других. Люди добрые, но безвольные, покорные любому гнёту. Когда их обижают, оскорбляют, бьют их по лицу, плюют в их душу, они встречают унижения и удары как нечто вполне естественное.

Князь Мышкин после пощёчины покорно сносит оскорбления и говорит:

«Я не знаю, за что он меня ударил. Но если ударил – значит, я виноват…»

Фома Опискин – большое ничтожество из повести «Село Степанчиково», постоянно оскорбляет достоинство хозяина дома полковника Ростанева. А этот полковник покорно сносит издевательства Опискина, мучится душевно, страдает от постоянного чувства вины.

И так всегда и во всём эти рабы страданий покорно подставляют свою голову под удары кого бы то ни было. О них можно сказать словами княгини Белопольской о князе Мышкине:

«Добрые вы люди, но смешные и жалкие!»

Невыносимо и страшно жить рядом с такими людьми. Покорно терпят мучения и считают, что заслужили свои страдания. Добровольные рабы! Рабы рабской философии и рабской религии, рабского мировоззрения. Люди, убитые страданиями. Отсюда один шаг до психоза, до болезненной жажды страданий. Вначале страдания принимают как нечто естественное, затем их жаждут уже по привычке. Так же, как люди привыкают к табаку, к алкоголю, к опиуму или кокаину, привыкают и к страданиям. Страдания становятся их потребностью. В страданиях находят упоение. Появляется сладострастие в страданиях. Такая болезнь духа называется мазохизмом. Таким мазохизмом страдает большая часть героев Достоевского. Все они истерики, люди без душевного равновесия. Им нравится быть жертвами.

«Слушай, Дарья, – обращается мать Ставрогина к своей воспитаннице, – самое большое счастье для человека – жертвовать собой».

Такие покорные рабы страданий затопляют творческие силы общества. С покорностью страданиям необходимо вести борьбу, как борются с невежеством, с суеверием и всеми видами насилия.

Но если предосудительно смирение со страданиями, то ещё более предосудительно и даже преступно оправдывать страдания. Часть героев Достоевского не только считают страдания неизбежными, но и оправдывают их. Приписывают им спасительные свойства. Таким защитником страданий у Достоевского показан Алёша Карамазов и особенно старец Зосима. Многие читатели и литературоведы называют их светлыми, положительными образами. Г.Петров считает это большой ошибкой. Конечно, старец Зосима – человек благочестивый, добрый, кроткий, всепрощающий. Он привлекает к себе многими чертами своего характера и своей жизнью. Но тем и опасна философия Зосимы. Достоевский устами Алёши Карамазова и Зосимы «оправдывает страдания». Они видят в страданиях большую воспитательную, облагораживающую роль. Старец Зосима подробно это аргументирует. Он принимает страдания не только как нечто неизбежное, но и считает большим грехом жаловаться на них, роптать против них. Человек, по его мнению, должен «покоряться насилию и гнёту и терпеть». Страдания людей представляются как Божья воля, поэтому Зосима говорит: «Пострадай – и очистишься!»

«Не тебе, а твоим страданиям я поклонился», – говорит он Дмитрию Карамазову. Здесь достоевщина доходит до своей крайности. Страдания становятся желанными, благословенными. Их следует приветствовать. Им поклоняются. В этом проявляется искалеченная душа. Люди так много страдали, что даже обессилили от страданий. И стали находить в них большой воспитательный смысл. Так возникла своеобразная философия страданий и религия страданий. Страдания приобрели сакральный смысл. Окрасили в мрачный цвет мировоззрение и деятельность людей. В этой мрачной философии и религии достоевщины заключены корни многих болезных и патологичных проявлений русской жизни.

Герой романа «Бесы» Николай Ставрогин – богатый, образованный красавец, сын первой помещицы в губернии, совершенно неожиданно женится в Петербурге на нищей полуидиотке. Через некоторое время он хочет объявить об этом браке, предвкушая утончённую сладость от общественного скандала и стыда. И таких героев-мазохистов у Достоевского много. Почти все они неврастеники, которые в одинаковой степени и жертвы, и мучители.

Другой тип людей олицетворяет Иван Карамазов. Он приемлет Бога, но не принимает страданий в мире. Не может примирить идею о Боге с фактом страданий людей на земле. Он отказывается от понимания смысла мира, в котором люди подвержены страданиям, и отказывается жить в таком мире.

Герои Достоевского способны совершить великие подвиги самопожертвования. Но в то же время, не задумываясь, готовы совершить и страшные злодеяния. В самых гнусных мерзостях и жестокостях могут находить сладострастное наслаждение. Тогда мазохисты превращаются уже в садистов.

«Все отвратительные мерзости и зверства русского большевизма, – подчеркивает Григорий Петров, – в огромной степени являются проявлением достоевщины, исторгнутой из больной народной души. В никаком другом народе цивилизованного мира не найдётся такого количества сладострастных палачей, сколько проявилось в русском народе в годы большевизма. Юноши и девушки из интеллигентных семей, бывшие студенты и офицеры сладострастно упивались кровавыми оргиями чрезвычайки. Они все были садистами и садистками. Люди не со злой, а больной, измученной, истерзанной душой.

В «Дневнике писателя» Достоевский мудро замечает, что русский народ при всех мерзостях и жестокостях, которые он совершал и совершает, по природе, по душе своей не злой и не порочный. То, что время от времени вырывается из него звериная сущность, представляет собой временное проявление его больной, озлоблённой страданиями души. Великий писатель пророчески предупреждал:

«Не доводите народ до отчаяния. Измученный бесконечными обидами и издевательствами, народ сам может стать мучителем».

Только великая душа великого народа могла веками выносить невыносимое бремя унижений, обид и страданий. Народ терпел, и терпение его стало нарицательным. Но для души народа это не прошло бесследно. Страдания измучили душу народа. Страданиями довели рабскую покорность до мазохизма, а рабскую злобу и месть – до исступления и садизма (жажды мучить, жажды наслаждений от истязаний и убийств даже невинных жертв).

Как и безграничное терпение русского народа, его покорность страданиям до такой степени, что они становятся наслаждением, так и его дикая разнузданность, проявляющаяся временами, его скотство и зверство – всё это и есть достоевщина. Достоевский исчерпывающе представил эту болезнь русской народной души.

И точно так, как борются в стране с изнурительными лихорадками не только с помощью лекарств, но и путём уничтожения болотистых мест, так и кардинальное оздоровление души русского народа можно достичь, прежде всего, избавлением жизни от страданий, которые делают его больным. При этом важно не только избавить народ от страданий в жизни. Важнее добиться изменений психологии народа, перевоспитания народного духа. Ужас достоевщины состоит в том, что она признаёт страдания естественными, неизбежными спутниками жизни и, таким образом, парализует силы людей, обрекает дух народа на тупую покорность. Из-за этого герои Достоевского, часто столь добрые и умные, едва ли не святые, но оказываются столь безвольными и жалкими, что вызывают не сожаление к себе, а досаду и раздражение.

Чтобы освободить русскую душу от болезненных проявлений, нужно вести борьбу с мрачной философией достоевщины, которой отравлены русские люди. Подобно тому, как есть идолопоклонники, солнцепоклонники, так есть и поклонники горю или скорби. Многие русские люди поклоняются скорби и страданиям. Довольно часто подвиг и героизм в понимании русских выражаются в форме страдания, жертвования, самоотречения, готовности умереть за кого-то или за что-то: за Отечество, за народ, за идею, за человечество. Страдания превращаются в мученичество. Они окрашиваются в ореол высшей духовной красоты. Создаётся культ страданий.

Русский народ всегда был силён в терпении и выдержке, в покорности страданиям, пишет Г.Петров. Вот поэтому сто пятьдесят миллионов русских людей покорно терпят насилие нескольких сотен палачей Ленина. Страдают. Ненавидят этих палачей. Проклинают их. Но терпят.

В страданиях доходят до экстаза. В терпении – до подвига. Не только народные массы, но и большая часть интеллигенции подвержена мистицизму. Среди русских распространяется теософия. Появляется интерес к буддизму. Революцию считают делом Антихриста. Все надежды на спасение связывают только с чудом. Мрачная тень страданий легла на светлое лицо радости. Радость и счастье становятся чем-то предосудительным. Их стесняются. Иван Карамазов говорит: «Стыдно быть счастливым».

Стыдится быть счастливой Лиза Хохлакова. Извращениям достоевщины нет конца. Можно услышать от русских, что стыдно быть сытым, когда вокруг много голодных. Стыдно быть образованным, когда много безграмотных. Стыдно быть здоровым, когда много больных. В этом какое-то извращённое чувство стыда. Конечно, когда много голодных, больных, безграмотных и порочных, то нужно стыдиться. Не может нормальный человек не стыдиться. Бессовестно и позорно не стыдиться. Но в таких случаях человек должен стыдиться не своей сытости, своего ума, здоровья, нравственной чистоты, а стыдиться того, что рядом с ним так много людских страданий, невежества, болезней. И с ними нужно бороться, чтобы их искоренить. Действовать так, чтобы не было голодных. Не самому отказываться от радостей из-за несчастных, а трудиться для организации такой жизни, в которой несчастные станут счастливыми.

При таком понимании сути вещей не себя следует ограничивать, стесняться, а способствовать тому, чтобы радостными, счастливыми и благополучными были другие. Тогда и героизм, и красота подвига будут не в самоотречении и не в самопожертвовании, а в работе по содействию благополучию других. Главным будет не умереть за кого-то или за что-то, а жить ради кого-то или ради чего-то. Жить, чтобы бороться со страданиями. Творить и создавать радость.

Здесь уже речь идёт не о примирении со страданиями, не об их принятии или об их оправдании, а об их осуждении. Об упорной борьбе с ними, как с большим злом и уродством жизни. Борьба с достоевщиной – это борьба с уродством, аномалией русской души.

Многие герои Достоевского не хотят мириться со страданиями. Они их не приемлют. Восстают против них. И это бунт самой достоевщины, бунт бессилия и безволия. Поэтому такой бунт проявляется не в форме борьбы со страданиями путём создания радости в жизни, а позорным бегством из жизни: физическим или моральным самоубийством.

Бунт достоевщины имеет несколько разновидностей, которые определяются разными чувствами и отношением к миру и к жизни. В романе «Униженные и оскорблённые» есть персонаж – князь Валковский. Человек хитрый, алчный, грубый, эгоистичный. Главное для него – личный интерес, исполнение его личных желаний. Чтобы достичь своих корыстных целей, Валковский не стесняется в средствах. Он не признаёт ни совести, ни стыда, ни любви, ни жалости, вообще никаких нравственных правил и ограничений. Он не скрывал, что для него не существует никаких нравственных правил, и он знает только свою собственную волю и один закон – своё благополучие. Никаких добродетелей, совести и нравственности он не признавал. Даже их презирал. Ему доставляло особое удовольствие подвергать осмеянию все так называемые благородные идеи и идеалы.

Валковскому претила всякая мысль о том, что страдания необходимы и что они могут быть полезными. Всё, что ему мешало в достижении целей, он отрицал и отбрасывал. Этот образ создан писателем, чтобы показать бунт против страданий, бунт против покорности страданиям. Валковский считал: пусть другие страдают, служат идеалам, приносят жертвы. Для него же главным было личное благополучие и удовольствия. Однако этот бунт низменный, грубый, как низкопробно и грубо понимание Валковским счастья, смысла и радости в жизни. Он грубый хищник. Грабитель. Он не хочет быть жертвой, но палачом может стать, если посчитает нужным.

Валковщина – это самая низкопробная достоевщина. Человек видит, как страдания угнетают жизнь, чувствует, как мерзости и уродства жизни терзают людей, но не хочет ничем им помочь, не хочет бороться с этим уродством, чтобы в жизни не было ни жертв, ни палачей. А если для его личного благополучия потребуется, Валковский согласен стать палачом. Он не согласен страдать, но страдания других приемлет. Ради своих удобств готов причинять страдания иным людям.

Другая разновидность бунта достоевщины – это бунт Раскольникова в «Преступлении и наказании», бунт Шигалева и Петра Верховенского в «Бесах» и, наконец, бунт русских большевиков. Это не личный, а общественный, социальный бунт. Бунт не против своих страданий, как у Валковского, а против общественных страданий, против страданий народа и всего человечества.

Г.Петров считает, что в образе Раскольникова Достоевский показал бунтовщика против общественных, народных и общечеловеческих страданий. Он не может терпеть страдания, как Соня Мармеладова. Страдания, чьи бы они ни были, возмущают Раскольникова. Он хотел бы избавить людей от них. Но как это сделать? Раскольников видит, что люди в большинстве своём подавлены, угнетены, обезличены, лишены способности сопротивляться страданиям. Сами они, по своей инициативе, не способны подняться на борьбу против страданий. Поэтому Раскольников готов даже быть тираном, чтобы освободить людей от страданий, заставить их силой быть счастливыми. И если рабски угнетённая и парализованная толпа воспротивится пророку-избавителю, то нужно будет прибегнуть к насилию, преследовать, бить, а может быть, и убивать. Раскольников, чтобы проверить свои силы, испытать себя, совершает преступление – убивает старую процентщицу.

Герои романа «Бесы» пошли дальше Раскольникова. Они оправдывают насилие и убийства во имя будущего блага тех, над кем насилие совершается. Их философия оправдывает самые крайние, дикие формы насилия во имя свободы. Шигалев написал специальную книгу. В ней он предложил собственную систему организации человеческого общества, которое следует разделить на две части. Одна десятая часть людей получает свободу личности и безграничное право быть деспотами над остальными девятью десятыми, превращёнными в стадо, которое находится в полном подчинении у деспотов.

Развивая эти мысли, Пётр Верховенский говорит Ставрогину, что для общего счастья необходимо полное подчинение и покорность народа. И никаких желаний. Желания возможны только для узкой группы правителей. Но чтобы приучить массы к рабской покорности, надо создать невиданный разврат для одного или двух поколений. Разврат неслыханный, подлый, когда человек превращается в отвратительного, трусливого, жестокого эгоиста – мерзавца. А чтобы народ привык к жестокости, надо добавить ещё немного «тёплой кровушки». Пётр Верховенский согласен с Шигалевым превратить сотни миллионов людей в покорное двуногое стадо, которому избранные пастухи-деспоты насильно дают пищу, отдых и материальное благополучие. Но чтобы эти благоустроенные рабы не вздумали восставать против новых фараонов, им нужно привить цинизм. Из народной души, говорит Верховенский, надо испарить всякое благоговение и уважение к чему бы то ни было. Нужно, чтобы люди потеряли стыд и срам. Сделать это можно посредством мастерских фальсификаций идей, внушая народу, что стыд и срам – это предрассудки, духовные оковы, и что бесстыдство и бессовестность являются показателем смелости и силы духа.

Во имя «светлого будущего» Верховенский готов извращать, фальсифицировать идеи о героизме, красоте и силе духа. Он понимает, что это подло, низменно, но считает, что всё позволено, потому что полезно. Все надежды на успех своей пропаганды он возлагает на грубые, низкопробные инстинкты народа. Он, как дьявол-искуситель, хочет ловить души людей, проповедуя нравственную распущенность, недозволенное сделать дозволенным, то, что является срамным, признать благородным. Он заявляет, что всем всё разрешим. Разнузданность назовём свободой. И тогда разнузданные массы сами наденут на себя узду и с радостью пойдут за нами. А все эти гнусности – сознательное, преднамеренное развращение народа, оправдание бесстыдства, распущенности и животных страстей – всё это Верховенский и его последователи готовы делать во имя общего блага! Из-за любви к человеку! Во имя борьбы с несправедливостью и страданиями народа и человечества!

И это не грубая шутка или сатира. Это – плод длительных размышлений, своеобразная философская система. Это – политическая программа достоевщины, подчёркивает Григорий Петров. Программа, которую Ленин – духовный сын Шигалева и ученик Петра Верховенского – начал претворять в жизнь.

Когда весь мир всматривается в гнусное лицо русского большевизма, с его наглой ложью и небывалой мясорубкой, в бессовестный грабёж и разврат народа, то многие не могут понять действий лидеров большевизма. Некоторые даже утверждают, что Ленин и его приспешники не виновны в безобразиях большевизма. Будто бы Ленин и его единомышленники – идейные люди, и не их вина, если рядом с ними оказались палачи, разбойники и нравственные уроды. Это грубая ошибка. Люди, уважительно говорящие об «идеях» Ленина и большевиков, не понимают, что сам ленинизм и весь большевизм по своей природе и своим корням, по своей основной идее являются духовным уродством, изуродованной достоевщиной. Ленинизм – это шигалевщина, дополненная мошенническим развратом Петра Верховенского, полагает Г.Петров.

Многие называют Достоевского пророком, отмечают, что он предсказал в романах появление Ленина и большевиков. И действительно, читая романы «Бесы» и «Преступление и наказание», не можешь не удивляться идейной близости их главных героев с Лениным и большевиками. Но все члены группы Верховенского взяты писателем из реальной жизни – их прообразами была группа Нечаева. Ленин повторил нечаевщину в реальной жизни России. По мнению Григория Петрова, и Нечаев, и Ленин, и все Раскольниковы,

Шигалевы, Верховенские и их последователи – идейные большевики, представляют собой повторение образа инквизитора, созданного великим писателем в романе «Братья Карамазовы». Это люди, которые думали и думают, что царство Божие на земле, т. е. царство радостной свободы, светлой истины и общего счастья людей, легче всего строить руками дьявола. Великий инквизитор является извращением Христа. Он хочет осуществить Христово дело способами, которые сам Христос осудил. Все шигалевцы и ленинцы и сотни, тысячи их последователей – такие же инквизиторы. Разница лишь в том, что инквизиторы извращали идеи Христа, а ленинцы извратили идею свободы. Ленинская шигалевщина является бунтом достоевщины, делает вывод Г.Петров. Бунт вчерашних рабов, которые сегодня хотят быть деспотами, чтобы заставить людей быть счастливыми.

Достоевщина не верит в достоинство человека, в красоту и силу человеческого духа. Она не способна пробудить сильный свободный дух. Достоевщина – это порождение рабской души, поэтому для обеспечения свободы людей она видит единственный путь – принуждение, насилие и деспотизм. А чтобы подсластить пилюлю коммунистического насилия, бунтовщики достоевщины готовы привлечь массы развратом. В борьбе с рабством людей они видят единственное средство – невиданный, безграничный деспотизм и неслыханный, небывалый разврат. Бунтуя против страданий «бедных людей», они не против страданий вообще. Они готовы мучить «мучителей» бедных. Путём мучений «мучителей», виселиц и террора социалисты-бунтовщики надеются создать социальный рай для человечества. Так лекарство становится страшнее самой болезни.

В достоевщине проявляется страшная болезнь русского народного духа, с которой необходимо бороться, как необходимо бороться с холерой, чумой и другими тяжёлыми заболеваниями. Нужна «дезинфекция» русского народного духа и тех условий, которые породили и позволили развиться достоевщине в русской народной душе.

Сущность достоевщины – в мрачном, пессимистичном отношении к миру, жизни и человеку. В её представлении жизнь ужасна, а люди жалки и ничтожны. Она является выражением больного и измученного духа в результате многовекового жестокого угнетения народа. Народ привык подчиняться чужой силе и чужой воле. А когда он «бунтует» против угнетения, то надеется не на себя, а на чужую силу, на чужую помощь. Ожидает чуда. Ищет спасения чужими руками и за чужой счёт.

Достоевщина – это несчастное наследие многовекового рабства. Рабства внешнего – государственного и внутреннего – духовного. Г.Петров считает, что большим несчастьем русского народа было принятие «светлого солнечного учения христианства о мире, жизни и человеке через мрачные очки Византии». Византия – это царство дворцовых евнухов, конюхов и невежественных монахов, превратила Евангелие – великую книгу светлой жизни – в мрачный учебник духовного рабства. Сделала из христианства школу страха перед светом и жизнью. Объявила покорность страданиям мудростью и святостью жизни.

Достоевщина – та же византийщина в русском облачении. Тяжёлые политические условия русской жизни, постоянный гнёт государственной власти, неуважение к личности, насилие над основными правами человека и народа, систематическое отстранение общества от строительства жизни – всё это ещё больше усиливало византийскую отраву души русского народа. Это и породило достоевщину как его глубокую и тяжёлую духовную болезнь. От неё в одинаковой степени страдают все: и высший слой интеллигенции, и низшие слои непросвещённого сельского населения.

Ф.М. Достоевский, как никто другой, поднял вопросы о страданиях на земле и с гениальным мастерством показал бессилие русского духа возвыситься и победоносно разрешить эти вопросы. Одни его герои покорно мирятся с фактом страданий. Другие даже их оправдывают, видят в них путь к высшей мудрости и святости. Третьи, хотя и бунтуют против покорности и страданий, находят единственный способ уйти от них – убить себя или других.

Достоевский показал достоевщину как болезнь русского духа. Но как явление достоевщина – болезнь не только русских людей, утверждает Г.Петров. Она присуща всему человечеству. С тех пор, как человечество появилось на земле, оно имело очень мало возможностей для радости. Поэтому люди объявили страдания законом жизни. А многие видят в них путь к святости. В истории человечества было немало апостолов и пророков страданий. Эти люди подобны кротам, которые боятся солнечного света. «Бегите от них, братья мои!» – приводит Г.Петров слова мудрого Заратустры.

Для борьбы с достоевщиной необходимо противопоставить ей ясное, убедительное и здоровое мировоззрение. Нужно научиться радоваться и нести радость другим. Во всём стремиться находить самое доброе. Всё лучшее, что есть в вас, призывает Г.Петров, отдавайте другим. Тогда и другие будут добрее. Добрее будет и окружающая вас жизнь. Этому принципу Григорий Спиридонович следовал до конца своей жизни.

* * *

Произведение «Пророк большевизма (Достоевский и достоевщина)» Григорий Спиридонович написал за десять лет до страшных сталинских репрессий 30-х годов. Уничтожение в вихре Гражданской войны и в годы так называемой коллективизации и индустриализации лучшей и самой трудоспособной части населения нашей страны подорвало творческие силы русского народа. Это и стало основным трагическим результатом достоевщины. Об этом написано множество книг. Но тема эта будет ещё долго волновать честных людей. К ней будут возвращаться писатели и исследователи, открывая всё новые и новые страницы чудовищного периода в истории родного Отечества.

Казалось бы, ныне живущему поколению можно было усвоить уроки прошлого и не допустить разгула достоевщины в новых исторических условиях. Но события конца прошлого века и начала века нынешнего показывают, что народ наш не способен делать нужных выводов из уроков истории. Уставший от лицемерной коммунистической пропаганды, измученный в нескольких поколениях государственно-бюрократическим насилием, русский народ легко поддался на обман новых апостолов «демократизации» и, словно загипнотизированный посулами быстрого процветания, безропотно пошёл за новыми Шигалевыми, Верховенскими и их клевретами. Основные методы, которые применяли и применяют новые большевики, не претерпели изменений. Они сменили только знак минус на плюс в конечных целях социально-экономических преобразований и свои фамилии – стали гаддарами и чумайсами и с гордостью называют себя либералами. Захватив высшую государственную власть, эти поражённые достоевщиной люди поспешили развалить великую державу которая тысячелетиями складывалась благодаря мужеству народа и мудрости её правителей, и провели грабительскую приватизацию, приведшую к беспрецедентной криминализации всего общества. Жертвами политического авантюризма современных большевиков стали все народы бывшей супердержавы. Но особенно пострадал русский народ, более двадцати пяти миллионов сынов и дочерей которого в одночасье превратились в изгоев в бывших союзных республиках, ставших новыми национальными государствами.

Последствия того, что произошло в стране в результате «шоковой терапии» гаддаров и чумайсов, заслуживают названия «Плоды достоевщины». Социально-политические потрясения, сравнимые с гигантской катастрофой, привели к разрушению устойчивых экономических и уникальных духовных связей, которые складывались на протяжении столетий между отдельными частями единого евразийского государства. Деградировали целые отрасли экономики, были уничтожены тысячи научных центров по всей стране, непоправимый урон понесла многонациональная культура. Огромные массы людей были выброшены на улицу и оказались без средств к существованию. Неисчислимые людские и нравственно-психологические потери – это настоящий геноцид собственного народа, который скажется на нескольких его последующих поколениях.

Во всей этой вакханалии наиболее безнравственные и максимально приближённые к власти большевички новой формации сумели путём махинаций прихватить лакомые финансово-промышленные куски. Многие из этих объектов создавались в течение десятилетий за счёт невероятного напряжения сил всего народа, которому тираны, предшественники современных либералов, клятвенно обещали, что сооружаемые гиганты индустрии будут работать на будущие поколения нашего народа. Обогатившись за несколько месяцев, их владельцы вывели основные капиталы за рубеж, при полном отсутствии контроля со стороны государства, и через марионеточный парламент сумели создать такую финансовую систему, которая обеспечивает им непрерывный поток заработанных здесь денег в заграничные банки, питающих чужую экономику.

Небывалое социальное неравенство, возникшее в результате ускоренных экспериментов либеральных тиранов, обострило все противоречия в обществе. Кризис судебно-правовой системы и невиданные масштабы коррупции, охватившей все органы управления, стали причиной криминализации, которая по своему размаху напоминает послевоенные годы.

Бунт новой достоевщины сопровождается неслыханным развратом общества с помощью так называемых политических технологий и современных информационных средств. Словно чума, низменные вкусы и полная безнравственность, насаждаемые телевидением, Интернетом и прессой, поразили все слои общества и особенно пагубно сказываются на молодом поколении, доводя его до полного оболванивания. То, о чём мечтали духовные отцы современных отечественных либералов, стало повседневной практикой на российском телевидении, отдельные программы которого потакают самым низменным, животным инстинктам людей. Они крикливо заявляют о своей приверженности свободе. Но в их понимании подлинная свобода – это удовлетворение собственных инстинктов. Поэтому и культивируют такие критерии «красоты», которые, как правило, «ниже пояса». Они в большинстве своём, конечно же, не знают, а некоторые из них забыли о предупреждении мудрого Гомера, которое он оставил человечеству в виде мифа о Цитере: беспрестанные удовольствия и наслаждения, пьянство, обжорство, грубая греховная любовь превращают людей в животных, в стадо свиней. Весь их развратный шабаш, который они агрессивно навязывают обществу, движет его не к высотам духа, а к острову Цитеры. Если не подверженная достоевщине часть нашего народа не воспрепятствует этой агрессии, то всё может закончиться повторением той трагедии, которая выражена в формуле: comedia divina – tragedia humana.

И что примечательно. Когда здоровая часть общества возмущается проявлениями бесовщины в публичном пространстве, то, словно по команде, все так называемые либералы встают на защиту тех, кто своими безобразиями оскорбляет нравственные чувства большинства нашего народа. Они сразу вспоминают о праве на свободу выражения, понимая свободу как вседозволенность, забывая о том, что своими действиями ущемляют свободу большинства нравственных людей. Им тут же вторят их зарубежные то ли хозяева, то ли симпатизанты, то ли кукловоды.

Бунтовщики достоевщины не приемлют никаких аргументов, если они не совпадают с их точкой зрения. Они становятся нетерпимы, агрессивны и даже вульгарны. Хорошо понимая силу православной религии как основной духовной скрепы нашего народа, способной обеспечить сохранение его национальной идентичности в бушующем море глобализации, они с особой изощрённостью подвергают нападкам Русскую Православную Церковь. Просматривается даже скоординированность и целенаправленность такой кампании. Иначе чем объяснить совпадение по времени злобных выпадов «демократических властей» против иерархов болгарской и греческой православных церквей? В России объектами нападок становятся и сама национальная идентичность, и вся предыдущая история нашего народа. Замечательный современный русский философ А.С. Панарин совершенно справедливо назвал эти атаки «демократическим расизмом». Отличительная черта демократических расистов – это их низкопоклонство перед Западом. В этом они доходят до такого подобострастия, которое становится уже раболепием и самоуничижением. Может быть, они были бы чуть сдержаннее в своём эпигонстве, если бы знали, как в своё время Ф.И. Тютчев беспощадно заклеймил низкопоклонство перед Западом доморощенных либералов:

Напрасный труд – нет, их не вразумишь, —

Чем либеральней, тем они пошлее,

Цивилизация – для них фетиш,

Но недоступна им её идея.

Как перед ней ни гнитесь, господа,

Вам не снискать признанья от Европы:

В её глазах вы будете всегда

Не слуги просвещенья, а холопы.

Обострению «болезни русской души» весьма способствуют заокеанские «доброжелатели». Они внимательно следят за происходящими у нас процессами. И уловив, что в последние годы появились некоторые признаки оздоровления российского общества от достоевщины и несколько ослабло влияние демократических расистов на власть, тут же активизировали их деятельность, пытаясь реализовать сценарии по захвату ими высшей государственной власти теми же методами, которые были успешно апробированы в других странах. Иногда демократическим расистам удаётся использовать справедливое возмущение людей чиновничьим и криминальным беспределом.

Можно быть уверенным, что они не ослабят своей активности и в будущем. Застарелая «болезнь русской души» будет ещё долго продолжаться. Похоже, она перешла уже в хроническую стадию. Великий Достоевский выявил её симптомы. Григорий Петров показал, какими средствами можно от неё избавиться. Это потребует напряжённых и длительных усилий здоровой части нашего общества – всех честных, неравнодушных и не потерявших совесть и чувство патриотизма людей.

В этой работе по реабилитации души русского народа действенную помощь может оказать и творческое наследие Григория Спиридоновича Петрова.