Брайан Стейблфорд Невидимый червь[1]

Впервые Рик заметил завядшую розу, когда пришла пора нести Стивена на утреннее кормление, но тогда он не обратил на нее особого внимания, так как его мысли были заняты другим — в основном, голосом Стивена. Для своего столь юного возраста Стивен обладал весьма мощными легкими, и когда он применял их в полную силу, Рик не медлил. Этот звук пронизывал его насквозь.

Порой Рик гадал, может ли так быть, что у каждого человека имеется какой-то встроенный потайной тумблер, свойственный только ему одному, который, будучи включенным, повергает этого человека в его индивидуальный Ад ни с чем не сравнимых мучений. Если это действительно так, думал Рик, то по какой-то совершенно недоброй прихоти случая Стивен, очевидно, получил способность безошибочно воздействовать на его тумблер.

Тишина, наступившая сразу же после того, как Рик устроил младенца в уголок для кормления, принесла благословенное облегчение, которое, увы — как обычно — было смешано с чувством вины. Теперь, когда Рик смотрел на малыша, жадно набросившегося на соску, он был способен испытывать пристойное чувство любви. Только когда Стивен плакал…

Рик не ожидал, что маленький ребенок в доме будет доставлять столько хлопот, а часто и боли. Он понимал, как повезло обитателям дома, получившим эту привилегию — он сам и его пятеро со-родителей ждали очереди почти десять лет после того, как подали прошение на лицензию — и он был уверен, что любит Стивена ничуть не меньше, чем на это способен любой со-отец, но даже не представлял себе, насколько утомительными, насколько мучительными и изматывающими нервы станут недельные дежурства.

Вся беда, думал Рик, заключается в том, что раньше у него не было почти никакого опыта общения с младенцами. Но в нынешнее время такого опыта не имеет никто. Даже в детстве человеку редко приходится сталкиваться с другими малышами, независимо от того, сколько времени уделяют со-родители хлопотному занятию организации его досуга.

Рик не смел признаться своим со-родителям в том, насколько ему тяжело и неуютно — не потому, что они не поняли бы его. Скорее они настояли бы на том, чтобы постараться понять его, приложив к этому невыносимо много времени и сил. Они расписали бы на две недели вперед план каждодневных вечерних встреч, чтобы иметь возможность обсудить психологические корни экзистенционального беспокойства и опасности, подстерегающие на пути установления родственных связей, проводя долгие часы в сожалениях по поводу того, что эмоциональные основы человеческой натуры были сформированы еще в те дни, когда люди были обычно биологически связаны с детьми, которых воспитывали. Рик предпочитал страдать от молчаливого нетерпения своих со-родителей; никто не смог бы вынести такого количества участия и сострадания.

Именно для того, чтобы избавиться от недовольства самим собой, Рик вернулся к пораженной розе, решив получше рассмотреть ее. Ему пришлось сделать над собой некоторое усилие. Он не помнил, кто из со-родителей так сильно настаивал на розовых тонах обстановки для детской — определенно, не он сам; Рик недолюбливал цветы, а уж розовые розы отдавали невыносимой сентиментальностью.

Роза выглядела очень плохо; ее розовые лепестки были обильно покрыты коричнево-желтыми пятнами. У Рика возникло желание без промедления сорвать цветок и выбросить его в приемник для удаления всех отходов из детской. Через некоторое время на этом месте вырастет другой цветок. Рик протянул было руку, но затем заколебался. С некоторым запозданием он понял, что заболевшая роза может быть симптомом чего-то серьезного. Детская должна быть свободна от любых не имеющих функционального применения живых организмов. в том числе и таких, которые безвредны для всего, кроме комнатных растений.

Рик снова осмотрел лепестки, уже внимательнее. Затем изучил растущие по-соседству венчики. На них тоже появились первые признаки изменения пигментации.

— О, загрязнение, — пробормотал Рик. — Ну почему это произошло со мной?

Дежурный не только неделю ухаживал за ребенком, но и отвечал за дом в целом, что, как правило, было синекурой, так как в доме никогда не происходило ничего чрезвычайного.

В полуметре от пожелтевшей розы в стену из розового дерева был вмонтирован экран, и Рик запустил программу диагностического контроля за состоянием клеток дома. Он ввел запрошенные данные и стал с нетерпением ждать, глядя на экран, от всей души надеясь, что для устранения неполадки не потребуется человеческого вмешательства.

Но на экране вспыхнула надпись: «ВСЕ В ПОРЯДКЕ».

— Тупица, как может быть все в порядке? — воскликнул Рик. — Розы же должны цвести вечно, быть бессмертными, пока их не сорвут.

К несчастью, программа диагностического контроля была весьма примитивная. С точки зрения искусственного интеллекта она действительно была тупицей. Рик нажал на клавишу «ПОВТОР», понимая, что ничего этим не добьется. Сообщение упрямо держало свои позиции в середине экрана.

В противоположном углу комнаты Стивен, оставив соску, снова начал упражнять свои легкие. Ел он понемногу, но часто, и во время еды всегда заглатывать много воздуха. Устройство для кормления было венцом инженерной мысли, но все же не настолько универсально, чтобы иметь возможность удовлетворять любой каприз.

Поспешив к Стивену, Рик поднял голенького малыша и прижал его к левому плечу. Затем он принялся расхаживать вокруг колыбели, ритмично и нежно потирая ему спинку. Стивен, как всегда, не ограничился легкой отрыжкой. Вместе с воздухом он изверг из себя несколько миллилитров молока, испачкав Рику рубашку. Сняв с себя рубашку, Рик опустил ее в дверцу для грязного белья, прилагая все усилия, чтобы не выругать ребенка.

Следующим в распорядке дня Стивена было утреннее купание. Разумеется, малыш и без этого был безупречно чист — колыбель была полностью оснащена системами очистки от выделений — но со-родители, усердно изучившие все пособия по воспитанию детей, знали, как важно приобщать ребенка к воде. Домашний совет составил обязанности дежурного, учитывая это обстоятельство. Детская ванночка, как и колыбель, была отростком древесины стены дома, и обычно из соображений гигиены была пуста. Рик активировал протоки и, покачивая Стивена, стал ждать, когда ванночка наполнится водой. Стивен перестал хныкать, и ничто не отвлекало внимание Рика от нежного журчания воды.

Так как ванночка была темно-коричневая, Рик не сразу заметил, что не все в порядке. Только когда уровень воды в неглубоком резервуаре поднялся сантиметров на восемь-десять, Рик понял, что она не бесцветна. Опустив руку в ванну, он зачерпнул в пригоршню немного жидкости. Она обладала слабой соломенной желтизной и была странной на ощупь.

Теперь Рик знал, что проблема серьезная. Зачахший цветок на стене — одно дело, но неизвестное вещество в детской ванне — это уже не шутка: неприкрытая угроза здоровью самого ценного члена семьи.

Среди обитателей дома не было биотехников. Хотя трое из со-родителей работали в службе строительства и деконструкции и поэтому что-то знали о системах жизнеобеспечения, но Дон и Николя сейчас находились где-то в Южной Америке, а Дитер занимался исключительно земляными работами и не был способен отличить левостороннее дерево от правостороннего. Не только рядом с Риком не было никого, способного оказать квалифицированную помощь — вообще в доме все были заняты, и никто не отвлекся бы от работы, чтобы разделить его озабоченность. Роза, которая, как и сам Рик, работала в системе детского образования и развлечений, вела занятия. Хлоя подключилась к роботобурильной установке, пробивающей скважину в Среднеатлантической впадине. Дитер на все вопросы немедленно выдавал ответ: «НЕ БЕСПОКОИТЬ».

Вернувшись к экрану видеофона, Рик включил видеокамеру и вызвал врача.

Женщина-врач появилась на экране не сразу, но по крайней мере она не поставила запрос Рика на ожидание. Высветившийся на экране идентификационный код сообщил ему, что врача зовут Мора Джореги. Судя по внешности, она давно не проходила омоложения, но Рик нашел это в какой-то степени успокаивающим. Морщины — разумеется, не слишком бросающиеся в глаза — до сих пор служили для него признаком ума.

— Я Ричард Рис, — сказал Рик, хотя он знал, что у врача на экране отображены его фамилия и адрес. — По-моему, с нашим домом что-то случилось, но домашний лар выдает сигнал «ВСЕ В ПОРЯДКЕ». Внешние признаки не очень серьезные — несколько цветов, судя по виду, заболели, и вода в ванне окрашена — но это детская, и мы не можем рисковать малышом.

Доктору Джореги был виден ребенок, так как Рик держал его перед объективом, и она кивнула, выражая согласие.

— Мистер Рис, я сейчас запускаю своего АИ-диагноста, — сказала врач. — Пожалуйста, опустите щит, чтобы допустить мою антиинфекционную программу.

Рик ввел команду, которая открыла все системы дома для анализа и тестирования. Пока доктор Джореги изучала данные, выводившиеся на дисплей, расположенный слева от видеокамеры, Рик рассматривал ее лицо. У нее было старомодное профессионально-хмурое выражение, что просто очаровало его.

— Ммм, — задумчиво произнесла врач. Затем она снова повернулась прямо в объектив. — Вы не могли бы помочь мномистер Рис? Вы можете оторвать несколько лепестков от пораженного цветка и набрать воды из ванны? Поместите это в два разных отделения системы удаления отходов. Нет необходимости запускать какие-либо программы анализа; я воспользуюсь своими.

Рик сделал все, как его просили, а затем снова вежливо устроился перед объективом, чтобы они с врачом могли смотреть друг на друга. Профессионально-хмурое выражение лица доктора Джореги становилось все мрачнее, и в конце концов оно стало казаться Рику прямо-таки похоронным.

— Очень странно, — наконец сказала врач. — Ну очень странно.

— Системы в детской были установлены всего пару месяцев назад, — сказал Рик, понимая, что в его сведениях, вероятно, нет необходимости, но полагая, что ему следует попытаться оказать помощь. — Мы не выращивали собственного зародыша; Стивена мы взяли уже родившимся. Дерево и цветы на стенах — правоспиральные; считается, что они не подвержены воздействию никаких живых организмов и полностью невосприимчивы ко всем естественным патогенам.

— Ну да, ну да, — задумчиво проговорила доктор Джореги. — Беда в том, что в последнее время в правоспиральной органике произошло такое продвижение вперед, что повсюду оказалось ужасное множество пс-ДНК. Возможно, что-то попало в дерево при производстве и до настоящего времени пребывало в пассивном состоянии. С другой стороны, возможно, произошло что-то еще. Хотя, что именно…

— Значит, вы не знаете, что это? — слабо произнес Рик.

— Пока не знаю, — согласилась врач, судя по всему, очень тщательно подбирая слова. — Существует крошечная вероятность того, что корни происходящего вовсе не органические.

Может быть, у вас произошла какая-то неполадка в электронике, в интерфейсе между кремниевыми и биокристаллами. Если что-то в программном обеспечении наводит помехи на систему питания вашей органики, это объясняет то обстоятельство, что ваш лар не замечает никаких неполадок. Скорее всего, у вас в стенах ползают какие-то жучки, но, скорее всего, будет непросто выяснить, какие именно. Кто-нибудь из обитателей дома по роду своей деятельности связан с передовой биотехникой?

— Нет, — ответил Рик. — У нас здесь только простые люди. Никаких ученых.

— Возможно, все дело в какой-то мелочи, — сказала врач. — Но необходимо провести расследование. Я должна приехать к вам.

— Лично? — изумился Рик.

Он никогда прежде не слышал о том, чтобы врач приезжал на дом — хотя, рассудил он, врачам, специализирующимся на заболеваниях домов, приходится делать это довольно часто.

— Будет проще, если я сама повожусь и поковыряюсь со всем этим, — сказала доктор Джореги, — и хотя, скорее всего, произошло нечто совершенно тривиальное, моя диагностическая программа в полном смятении. Я воспользуюсь робото-такси и буду у вас часа через два. Если не возражаете, я оставлю все свои системы включенными — если что-либо случится, без стеснения связывайтесь со мной по видеофону в такси.

— Ясное дело, — сказал Рик.

— Конечно, я не думаю… — начала было врач и осеклась.

— Что? — спросил Рик.

— У кого-либо из вас есть враги? — спросила она, пытаясь всем своим тоном выразить, что не ждет положительного ответа, но тем не менее должна на всякий случай задать этот вопрос.

— Вы полагаете, что, возможно, кто-то делает это умышленно? — спросил Рик, придя в полный ужас от этого вопроса. — Вы полагаете, что, возможно, кто-то пытается отравить наш дом?

— Не уверена, — со вздохом ответила доктор Джореги, вероятно, также сомневаясь в том, разумно ли было задавать этот вопрос. — Еще раз повторяю, может быть, вам совершенно не о чем беспокоиться. Итак, через два часа.

После чего, умело заронив семена жуткого беспокойства, она отключила связь.

Хлоя была по-прежнему мысленно погружена в глубины океана, хотя тело ее мирно лежало в уютном кресле в комнате. У Дитера, который, вероятно, бездельничал, система связи все еще была запрограммирована на все запросы отсылать ответы «НЕ БЕСПОКОИТЬ». Однако, как только Роза закончила занятия, она ответила на вызов Рика, которому было необходимо поговорить хоть с кем-то.

— Ну разумеется, никаких врагов у нас нет, — сказала она, когда он изложил ей разговор с врачом. — Ну кто может желать причинить вред нашему дому — нашей детской! Вероятно, это какой-то скрытый дефект системы, который начал проявляться только сейчас. Ты проверил остальной дом?

— Все, кроме подвала, — ответил Рик. — Но я ведь не знал, что искать, правда?

Все системы дома были размещены стандартным образом. Неорганическая часть его мозга располагалась в чердачном помещении под крышей; насос, контролирующий различные системы циркуляции, находился в шкафчике под лестницей. Рик открывал обе каморки и заглядывал в них, но на его взгляд, там не было ничего ненормального. В подвал он не спускался в основном потому, что не любил его, тесный и захламленный. Там находились все системы переработки и утилизации отходов; там же были переплетенные корни, уходящие растущими концами глубоко в необработанную подпочву, на которой был возведен фундамент, впитывая минералы и воду. Освещение в подвале минимальное; во всем доме только здесь по-настоящему мрачно.

— Должно быть, все дело в этих новых системах, — сказала Роза, словно пытаясь убедить саму себя. — Хотя такого не должно быть — мы не экономили ни на чем. В детской наилучшее оборудование. Такого не должно быть.

— Возможно, именно потому, что оно самое современное, всех этих жучков из него и не выутюжили, — предположил Рик. — У новых технологий часто режутся зубки, и тогда их лихорадит, прямо как младенцев.

Похоже, Роза не слушала его.

— Не хочешь же ты предположить, что Дитер принес с собой какую-то заразу из Африки? — сказала она. — На прошлой неделе он дежурил, да?

— Он был в центре пустыни Калахари, — ответил Рик. — Это самое маловероятное место в мире, где можно подцепить микроб, способный разлагать правоспиральные белки.

— Он возвратился на самолете, — агрессивно возразила Роза. — А самолеты в наши дни полны пс-дряни.

Рик подумал, что Роза оказала ему совсем не ту помощь, на которую он рассчитывал, и ощутил разочарование. Было категорически запрещено любить одного из со-супругов значительно больше, чем остальных, чтобы не возникало обвинений в выделении, но Рику всегда было не по себе вместе с Розой. Она не отличалась красотой Хлои или Николя, но было в ней что-то такое, отчего ему всегда казалось, что сердце у него вот-вот расплавится, и ему не нравилось, когда она сердилась на него.

Когда Стивен заплакал, Рик даже испытал облегчение; похоже, разговор с Розой ничего не прояснил.

— Я лучше снова покормлю его, — сказал Рик.

— Он не мог успеть проголодаться, — пожаловалась Роза. — Еще не время.

— В последний раз он поел немного, — словно извиняясь, произнес Рик, — и кое-что отрыгнул. — Еще говоря это, он почувствовал, что в его словах прозвучало нечто зловещее. — О, загрязнение, — тихо произнес он. — Я же не могу отнести его назад в уголок для кормления, ведь так? Если детская заражена. Что мне делать, Рози?

— Отнеси его в столовую, — предложила Роза. — Главная система может приготовлять молоко не хуже, чем система в детской.

— Но там же нет соски! — возразил Рик. — Не могу же я кормить малыша с ложки, правда?

— Запрограммируй раздаточную, чтобы соска была отлита из мягкой пластмассы, — сказала Роза. — Программа должна найтись где-то в библиотеке. Нужна такая соска, которая подойдет к бутылочке. Конечно, от этого немного отдает двадцать первым веком, но сработать должно.

— Стивену это не понравится, — трагическим голосом заявил Рик.

— Ему не пойдет на пользу, если он погрязнет в рутине комфорта, — сурово произнесла Роза. Так как она много работала в системе начального образования, то считала себя домашним экспертом по детскому воспитанию, хотя и всячески заботилась о том, чтобы нисколько не перевыполнять свою долю работы по уходу за ребенком. — Ему время от времени требуются новшества и импровизация — особенно в первый период жизни.

Стивен к этому времени начал усиливать громкость крика, вознамерившись дойти до полномасштабного рева. Рик поспешил в библиотеку, надеясь, что сможет отыскать необходимую программу, и что распределитель успеет выдать соску, спася его уши от дальнейших мучений.

* * *

— Боюсь, дело серьезнее, чем я предполагала, — печально произнесла врач, когда приехала к ним домой. — В лаборатории завершили анализ пс-ДНК розы и инородного вещества из воды в ванне. Все это довольно непонятно. Я была вынуждена вызвать помощь, но у вас нет причин для беспокойства. Мы занялись проблемой в начальной стадии, и дело состоит только в том, чтобы отследить ее до истока. Когда прибудут остальные, мы ненадолго отсоединим детскую и возьмем на себя управление основными системами дома. Вам придется свернуть все проводимые работы; возможно, у вас возникнут некоторые трудности, но все будет в порядке, и если повезет, через несколько часов нас здесь уже не будет. Не беспокойтесь.

Последней части совета следовать было трудно, но стало еще труднее, когда появился первый из «помощников» доктора Джореги. Его звали Итуро Морусаки, и в его удостоверении личности значилось, что он является сотрудником Всемирного Бюро Расследований.

— Я уверен, причин для беспокойства нет, — небрежно заявил он. — Но мы должны принимать все меры предосторожности, когда есть вероятность того, что было совершено преступление.

— Какое преступление? — спросил Рик.

— Любое, — туманно ответил на его вопрос сотрудник ВБР.

— Вы имеете в виду внесение искажений в программное обеспечение, не так ли? — с острой озабоченностью в голосе произнесла Роза. — Вы полагаете, мы стали жертвой нападения террористов? Но почему мы? Мы никогда никому не причиняли ничего плохого!

Следователь Морусаки успокаивающе поднял руку.

— Нет-нет! — сказал он. — Мы не должны спешить с выводами. Нам пока просто неизвестно, с чем мы имеем дело — а это может быть все что угодно. Пожалуйста, не волнуйтесь.

Он не стал дожидаться новых вопросов и скрылся в детской, чтобы переговорить с доктором Джореги.

К этому времени Дитера и Хлою уже известили о том, что с домом происходит что-то неладное, и они присоединились к Рику и Розе, спустившись в большую гостиную.

— Что ж, — сказала Хлоя, — что касается меня, я совершенно чиста — девственно. А чем ты занимался в Африке, Дитер?

— Помощь в освоении пустыни Калахари едва ли можно назвать экологическим преступлением, — резко возразил Дитер. — Зеленые вряд ли имеют что-либо против меня. Чем занимаются в Амазонии Дон и Николя? Может быть, это они чем-то обидели Защитников Матери-Земли?

— Не говорите глупостей, — сказала им обоим Роза. — Они простые исполнители, не ученые. Зеленые не посылают по электронной почте бомбы таким, как мы.

Стивена нисколько не радовала бутылочка, которую — совершенно неумело — пытался засунуть ему в рот Рик. Его что-то не устраивало в соске — несмотря на то, что он был голоден. Лицо у него стало красным, глаза сузились в щелочки, и он жалобно скулил. Это еще не была полномасштабная истерика, но все шло к тому. Стиснув зубы, Рик постарался действовать терпеливо, но твердо.

— Понежнее, — посоветовала Хлоя. — Ты выводишь его из себя. Нам всем необходимо сохранять спокойствие — ради него.

— Я слышал, какой-то шутник использовал генератор случайных чисел и рассылал по сети программный вирус, — предположил Дитер. — Возможно, это и произошло — возможно, наш номер был выбран просто случайно.

— Не говори ерунду, — сказала Роза. — Это не просто какая-то глупая надпись, мигающая у нас на экране — что-то вредит нашей детской. Какой шутник способен на такое?

Стивен, судя по всему, уставший от полумер, начал кричать. Он еще не добрался до тайной ноты, но Рик чувствовал, что нарастающее крещендо движется в этом направлении.

— О, Рик, ну сделай что-нибудь! — пожаловался Дитер. — Ты можешь сделать так, чтобы он замолчал, чтобы мы могли собраться с мыслями. Это очень важно!

Отставив бутылочку, Рик попытался отвлечь Стивена от плача, покачав его. Он знал, что из этого ничего не получится, но по крайней мере это должно было продемонстрировать остальным, что он старается. Рик молча пытался усилием воли заставить малыша замолчать, но в своих упражнениях по внушению постоянно срывался на молчаливые мольбы и проклятия.

— Укутай его, — сказала Роза. — Он сейчас не в детской, и температура окружающей среды слишком низкая для него. Найди что-нибудь мягкое, теплое и удобное, а потом снова попробуй покормить его из бутылочки.

Этот поток советов никоим образом не успокоил Рика, а лишь еще больше удручил его. Но он не мог передать Стивена кому-то другому и сказать: «Сам успокой маленького хулигана!». Тогда на него действительно выплеснулся бы весь гнев Небес.

Лар сообщил, что у входной двери появился еще кто-то, и Роза спустилась вниз, чтобы впустить второго помощника, которого ждала доктор Джореги. Его звали Лайонел Мергатройд, и его удостоверение личности гласило, что он является сотрудником Министерства Обороны.

— Министерство Обороны! — воскликнул пораженный Дитер. — Это что — Пятая Мировая Война?

— Нет-нет-нет, — заверил их мистер Мергатройд. — Беспокоиться не о чем — абсолютно не о чем. Обыкновенная рутина политики перестраховки. Пожалуйста, не давайте воли воображению. Просто в тех случаях, где замешаны новые ДНК, особенно, если проявляется это не с лучшей стороны, нам приходится быть чрезвычайно осторожными.

Обитатели дома не успели задать мистеру Мергатройду новых вопросов, так как следователь Морусаки схватил его и утащил в детскую.

— Сейчас нам придется отключить все, — весело заявил Морусаки, собираясь закрыть за собой дверь. — Мы перехватываем управление всеми системами дома за исключением основополагающих процедур, так что вы не сможете звонить по видеофону и запрашивать данные по сети. Возможно, у вас возникнут некоторые небольшие затруднения, пока мы будем проводить тесты, но, пожалуйста, сохраняйте спокойствие.

Дверь детской закрылась за ним, и четверо обитателей дома обменялись беспомощными взглядами. Никто не хотел начинать выяснять, кто виноват в том, что дом, возможно, оказался на передовой новой Чумной Войны. Эта мысль была слишком абсурдна, чтобы уделять ей внимание.

Стивен не прекращал кричать, несмотря на то, что Рику, последовавшему совету Розы, удалось раздобыть теплую и мягкую сверхшерстяную шаль. Рик безуспешно пытался убедить младенца принять импровизированную соску, но Стивен, судя по всему, хотел вернуться в спокойствие детской и не собирался довольствоваться эрзацем — по крайней мере, не выразив сперва свое возражение. Рик удалился в самый дальний от остальных со-родителей угол в надежде хоть сколько-нибудь уменьшить уровень шума, но это не принесло результата.

— Я знаю одно, — сказал Дитер, возвышая голос. — Чем бы это ни было и каким бы образом оно ни попало в наши системы, это опасно. Это потенциальное оружие. И они захотели перед тем, как покончить с ним, сначала приручить его — вот почему они вошли туда под прикрытием включенного на максимум щита.

— Не говори глупостей, — сказала Хлоя. — Если это вещество органическое, оно должно быть правоспиральным. Оно не может причинить вреда ничему живому — по-настоящему живому. Оно способно воздействовать только на правоспиральные белки.

— Хлоя, дорогая, — с несвойственной ему язвительностью возразил Дитер. — Полмира живет в домах, построенных из пс-дерева, и носит пс-одежду. Правосторонние компоненты есть в каждой машине, которую производят наши заводы. Вирус, пожирающий пс-материалы, был бы идеальным гуманным оружием. Он смог бы уничтожить все достояние нации, никого не убивая.

— Ты несешь ахинею, — оборвала его Роза. — Не существует ни одного лс-вируса, уничтожающего все левоспиральные материалы, несмотря на то, что прошло три миллиарда лет лс-эволюции. Ну как может ни с того ни с сего появиться всеразрушающий пс-вирус? И если так случилось, ну почему это впервые проявилось у нас в детской? Рик, ты не мог бы сделать так, чтобы бедный малыш хоть немного помолчал?

Рик прервал равномерный поток убаюкивающих звуков, которые он бормотал на ухо Стивена, для того, чтобы сказать: «Нет». Затем он добавил: «О, загрязнение!» — так как к своему недовольству почувствовал, что сверхшерсть подверглась внезапному вторжению чего-то липкого и вонючего.

Он быстро подошел к шахте мусоропровода и надавил локтем на кнопку управления, так как руки у него были заняты бутылкой и спеленутым ребенком. Крышка мусоропровода отказалась повиноваться команде. Рик надавил на кнопку еще раз и еще — но ничего не произошло.

Он обернулся было, собираясь пожаловаться, но увидел, что Роза поглощена чтением пространной, хотя и не профессиональной лекции Дитеру об основах правоспиральной органической химии. Дитер, судя по всему, недовольный тем, что Роза обращается с ним, словно с одним из ее первоклашек, наливался краской. Рик понял, что если он привлечет их внимание к случившемуся, они. вероятно, просто с раздражением укажут ему, что система управления мусоропровода, должно быть, стала жертвой побочных эффектов тестов, которые проводят в детской исследователи.

Дверь на лестницу, ведущую вниз в подвал, была всего в паре футов, и Рик лягнул панель управления, возможно, сильнее, чем было необходимо. Он облегченно вздохнул, когда дверь открылась, и быстро шагнул на узкую лестницу. Рик оглянулся и увидел, прежде чем дверь скользнула на место, что только Хлоя заметила его уход, и у нее на лице отразилось глубокое облегчение от того, что плачущего ребенка удалили из комнаты.

Рик решил, что можно будет выбросить испачканную тряпку в шахту мусоропровода прямо в подвале, и даже если выяснится, что это невозможно, он оставит там эту ужасную штуку, вымоет Стивена и предпримет еще одну попытку убедить его принять бутылочку, не страдая под придирчивыми взглядами остальных со-родителей. Преодолев шесть ступеней, за раз по две, Рик пробрался по узкому коридору между сплетением корней к дверце мусоропровода, расположенной в нижней части ствола.

Дверца открылась сразу же, и Рик облегченно вздохнул. Он выбросил сверхшерстяную шаль и лишь после этого понял, что не все в порядке в самом мусоропроводе.

Вместо того, чтобы полететь вниз в пустоту до камеры переработки отходов, испачканная тряпка плюхнулась в мутную лужу, поверхность которой находилась всего в двух сантиметрах ниже края отверстия. Из-за пахучей природы пятна на шали Рик не сразу заметил зловоние воды, но когда склонился к отверстию, чтобы присмотреться внимательнее, это обстоятельство стало очевидным во всей своей полноте.

Рик также заметил, что уровень воды медленно поднимается. Судя по всему, дом переживал какие-то неполадки в системе канализации.

Первой мыслью Рика было, что трем исследователям в детской уже известно об этом, так как они подключились к контролю за всеми системами дома, но затем он вспомнил, ведь лар упрямо продолжает настаивать, что в детской все в порядке. Возможно, учитывая заявленную мистером Мергатройдом приверженность философии «лишняя безопасность не помешает», лучше обо всем рассказать им.

Вскарабкавшись наверх к двери в подвал, которая автоматически захлопнулась за ним, Рик надавил коленом на клавишу на панели управления.

Дверь не открылась.

Рик выругался. Перекинув громко протестующего Стивена через плечо, он перехватил бутылку с соской из левой руки в правую и застучал по клавише пальцами.

Дверь оставалась закрытой.

Повернувшись к экрану видеофона у двери, Рик ткнул в его клавиатуру. Как он и ожидал, экран остался тёмным. Вероятно, люди в детской с какой-то одним им известной целью отключили электричество.

Рик оглянулся на мусоропровод. Его дверца оставалась открытой; уровень воды теперь достиг самого края. Вода начала переливаться. Рик увидел, как плававшую по поверхности шаль увлекло через край, она с шумом плюхнулась на пол, и вокруг нее быстро начала образовываться лужица грязной жидкости.

— Загрязнение! — с чувством произнес Рик. — Загрязнение, коррозия и гнилое совокупление!

Эти ругательства странным образом показались ему совершенно неэффективными, учитывая их усиливающуюся буквальность.

Рик понимал, что нет совершенно никакого смысла кричать о помощи. Дом спланирован хорошо, и стены и перекрытия слишком надежно заглушают звук.

Рик понял, что попал в ловушку.

Даже несмотря на то, что Рик понимал, что никакого смысла в этом нет, он закричал, призывая на помощь; вреда от этого не будет. И одновременно он пытался придумать что-нибудь, способное принести лучшие результаты.

Стивен откликнулся на это неожиданное соперничество мгновением изумленной тишины, но затем со всей душой вступил в единоборство, увеличив свои усилия быть услышанным. Через несколько секунд он дошел до той самой ноты. Ужасающий шум был слишком невыносим, и Рик смолк.

Стивен — нет. Стиснув зубы, Рик попытался отключиться от этих звуков, но крики проникали в самые глубины его сознания.

Поднявшись до верха ведущей из подвала лестницы. Рик ударил в дверь ногой изо всех сил. Никакого результата, и он ударил еще раз, еще с большей силой. Затем, осторожно держа Стивена в вытянутых руках, обрушился на дверь плечом.

Дверь приняла такое грубое обращение со спокойным достоинством, поглотив звук ударов. Эти удары отчасти разрядили недовольство Рика, но он не настолько был мазохистом, чтобы продолжать наносить их до тех пор, пока не причинит себе увечье.

— Заткнись же ты, маленький паршивец, — резко сказал он Стивену.

Никогда прежде Рик не осмеливался обращаться к ребенку в таких резких выражениях, а теперь решил воспользоваться крошечным преимуществом, которое предоставляет то обстоятельство, что никто его не услышит. Разумеется, Рик в действительности так не думал.

Он опустил взгляд на пол, покрытый тонкой пленкой чего-то ужасного. Пена медленно поднималась вместе с прибывающей водой. Рик минуту-другую наблюдал за тем, как искривленный поверхностным натяжением край воды ползет по стенам корневого комплекса. Он прикинул, что уровень воды растет со скоростью приблизительно сантиметр в минуту, и заметил, что поток, похоже, усиливается. Ноги Рика находились меньше чем в метре над поверхностью воды, и он знал, что рост его лишь немного превосходит полтора метра. Он достаточно неплохо мог осуществить простой арифметический расчет, но не знал, как учесть возможные последствия увеличения потока.

— Заткнись! — тихим, но свирепым голосом сказал Рик Стивену. — Это уже серьезно. Если мы в ближайшее время не выберемся отсюда…

Он знал, что скорость по сантиметру в минуту означает, что остается четыре часа: если взглянуть на них беспристрастно, это много времени, но Рик понимал, что это максимальная оценка. Чем скорее нарастает интенсивность потока, тем быстрее четыре часа превратятся в три, затем в два… и этот временной интервал будет к тому же уменьшаться под действием естественного течения времени. Рик оглядел подвал, узкие проходы и тусклое освещение которого всегда заставляли его испытывать легкую клаустрофобию. Он не мог просчитать действительный объем помещения, но нагромождение корней и толстый центральный ствол дома никогда не казались такими массивными.

Стивен, похоже, также безоговорочно убедился в том, что происходит нечто очень плохое. Он, несомненно, вопил так, словно был уверен, что его жизнь в опасности.

— Пожалуйста, замолчи, — взмолился Рик, меняя тактику. — Во имя Геи, дай мне подумать!

В конце концов, сказал он себе, его просто обязаны будут хватиться. Возможно, Хлоя, Роза и Дитер уже заметили, что его нет, и, может быть, начинают беспокоиться… правда, конечно, они не знают, что подвал затопляется. Несомненно, как только они попытаются открыть дверь, то обнаружат, что ее заклинило, и, конечно же, поймут, что это одно из побочных следствий того, что делает аварийная команда доктора Джореги, но вовсе не обязательно почувствуют, что его уже пора вызволять отсюда. Больше того, возможно, в глубине души они рады, что им больше нет надобности слушать плач Стивена, и нисколько не станут торопиться снова попасть под его воздействие. Возможно, сейчас они сидят на верху и шутят по поводу того, как не повезло Рику и по поводу его некомпетентности как родителя.

Рик уселся на верхнюю ступеньку и, озабоченно кусая губу, начал качать Стивена. Тот продолжал плакать, но уже не так громко. Казалось, теперь плач стал не таким раздражающим — больше того, учитывая данные обстоятельства, он даже начал казаться совершенно уместным.

— Ну хорошо, сынок, — сказал Рик, глядя в зажмуренные глаза младенца и предпринимая все усилия для того, чтобы оставаться вежливым, — нам требуется порассуждать обо всем этом логически. Скорее всего, мы выберемся отсюда задолго до того, как этот грязевой поток поднимется до подошв моих туфель, и все же на всякий случай… не сомневайся, только на всякий случай… нам следует придумать какой-нибудь способ привлечь внимание к тому затруднительному положению, в которое мы попали. Возможно, эти три мудреца жутко запутали нервную систему дома, но они не могут сделать ее совершенно бесчувственной. Мы должны разбудить ее. Придется бороться с вредительством с помощью вредительства, но это наше единственное средство.

Рик старался говорить ровным голосом, не столько ради Стивена, сколько для самого себя, ибо себя обмануть был не в состоянии. Он был напуган — по-настоящему напуган.

Какое-то мгновение Рик пытался успокоить себя внезапно осенившей его мыслью, что в центральном резервуаре дома и системе преобразования отходов просто не может быть такого количества воды, чтобы полностью заполнить подвал, но не успел он воспрянуть духом, как уловил в воздухе отчетливый запах стерилизационной жидкости.

— О, загрязнение! — воскликнул Рик, чувствуя, как его сердце пропустило одно биение. — Вода прибывает и из бассейна тоже… мы действительно попали в беду.

Стивен по-прежнему продолжал хныкать, но Рик расценил это как выражение согласия. Поднявшись на ноги, он спустился до третьей ступени, затем обернулся, чтобы положить младенца на верхнюю. Вытерев руки о рубашку, Рик осмотрелся в поисках предмета, которым можно было бы воспользоваться, чтобы причинить дому боль — не сильную, но ощутимую.

К несчастью, ящик с инструментом, закрепленный на стене над лестницей, не открывался, все инструменты, которыми можно было бы взломать его, находились внутри. Беспокойство Рика росло, и тошнота, вызываемая смесью зловонных запахов, исходящих от грязной воды, только усиливала его.

— Гниение, — неуверенно произнес Рик.

Больше всего его угнетало не то, что ему придется голыми руками нападать на растущие корни, а то, что для этого предстоит стоять по пояс в непрерывно прибывающей грязной воде. Рик понимал, что он сможет оторвать лишь один из самых тонких корешков, а такие располагаются только у самой земли.

Он оглянулся на Стивена, лежащего на спине словно перевернутый жук, брыкающегося и орущего так, что, казалось, вот-вот лопнет.

— Ну хорошо, — сказал он. — Я иду.

Рик шагнул в темную воду, почувствовав с отвращением, как она затекла в его туфли на мягкой подошве. Он дохлюпал к тому, что показалось ему сплетением подходящих корешков, и смог просунуть указательный палец под тоненький отросток, не толще мизинчика Стивена.

Рик потянул за корешок. Затем рванул вверх изо всех сил, напрягая ноги. Он был совершенно уверен, что корешок порвется, но это ожидание не имело под собой никаких оснований — никогда прежде у Рика не было случая поставить этот эксперимент. Корень оказался гораздо прочнее, чем можно было предположить по его виду, и более эластичным. Он немного растянулся, но не лопнул.

Рик не стал утруждать себя ругательствами. Он просто подсунул под корешок средний палец и собрал все силы, чтобы усилие получилось максимальным.

Рик напрягся.

Боль в пальцах была невыносимой, но он не ослабил усилий до тех пор, пока не убедился, что скорее у него вырвутся пальцы, чем лопнет корешок. С трудом высвободив пальцы, Рик принялся растирать их, яростно взирая на непокорное волокно. В этот момент грязная вода внезапно хлынула с новой силой, и волна захлестнула корешок.

Рик обнаружил, что стоит по колено в воде, а поток воды быстро превращается в наводнение. И первоначальные четыре часа были безнадежно оптимистичной оценкой. Рик не стал тратить время на вычисления, однако решил, что у него осталось меньше сорока минут.

«Мы утонем! — пришла ему в голову безумная мысль. — Определенно, мы утонем!»

Рику было пятьдесят три года; впереди у него еще девять десятых жизни. Стивену меньше шести месяцев… но несмотря на то, что он по-настоящему любил малыша, Рик не мог избавиться от мысли, что его трагедия неизмеримо больше. Стивен едва начинает ощущать окружающий мир, он не имеет никакого понятия о значимости нависшей над ним угрозы. Для Стивена его настоящее положение не хуже, чем то, когда ему предложили бутылочку с непривычной соской, но для Рика…

Никогда прежде Рик не подвергался смертельной опасности. Никогда прежде он не чувствовал, что подвергается смертельной опасности. То обстоятельство, что он находится у себя дома, и вместе с ним единственный ребенок, лицензию на присмотр за которым он получил на ближайшие как минимум двести лет, делало это чувство вдесятеро худшим, чем если бы Рик находился где-то в глуши дикого и пока еще немного опасного мира.

Рик в отчаянии оглянулся вокруг, проклиная прочность и экономичность современных технологий и безукоризненную аккуратность своих со-родителей. Нигде не было ни одного брошенного или забытого предмета, а все, встроенное в системы дома, было сделано на века и не поддавалось вандализму. Рик не увидел ну просто ничего такого, чем можно было бы воспользоваться как рычагом или молотком.

Стивен, лежащий на верхней ступеньке, брыкался и завывал. Он снова взял ту жуткую адскую ноту.

«Не паникуй!» — сказал себе Рик, сознавая, что уже слишком поздно; он был уже не в состоянии последовать такому совету.

Это должно быть что-то неживое, наставлял себя Рик, стараясь вопреки всему не терять рассудок. Вся проблема с корешком заключалась в том, что он являлся частью живого организма дома, как и все деревянное — даже лестница. С другой стороны, вся неорганика дома была запрятана глубоко внутрь живой ткани, кроме…

С трудом вернувшись к лестнице, Рик поднялся наверх. Его взгляд не отрывался от немого и бесполезного экрана рядом с дверью. Дыхание его было отрывистым, сердце бешено колотилось.

Рик не имел понятия, насколько прочным является пластиковый экран, зато с полсотни раз видел по видео, как киногерои расшибали разнообразными предметами ненавистные экраны, поэтому он знал, что это осуществимо, и результатом будут осколки с острыми краями.

Рик также понимал, что ему разбить экран нечем, кроме как своим кулаком, и эти острые осколки ужасно поранят костяшки его пальцев. Но он не собирался ждать в надежде, что в этом не будет необходимости.

Поднявшись на вторую ступень, Рик снова собрался с силами и оперся ладонью левой руки на отказывающуюся открываться дверь. Как можно крепче стиснув кулак, не обращая внимания на боль в двух поврежденных пальцах, он психологически приготовился к удару, сурово повторяя себе, что просто обязан выполнить намеченное, ударить изо всех сил.

Казалось, крики Стивена стали еще громче, и Рик, сконцентрировав все внимание, нанес удар.

Кулак отскочил от экрана.

Шок от соприкосновения послал волну боли от кулака через запястье и дальше до самого плеча, и Рик взвыл от бешенства. Он пространно выругался, больше не утруждая себя общепринятыми иносказаниями. Рик почувствовал, что у него вот-вот брызнут слезы, хотя он не мог определить, боль или ужас довели его до такого состояния.

Однако, как только боль начала утихать, Рик снова начал думать, неистово, исступленно. Он понимал, что его туфли слишком мягкие, и он никак не сможет принять такое положение, чтобы получить возможность нанести по экрану удар босой пяткой. Если бить еще раз, то придется использовать кулак — на этот раз левый — или голову.

Рик не имел понятия, насколько прочен его череп и сколько силы он сможет вложить в удар лбом, однако понимал, что если экран не разобьется, у него будет жутко болеть голова. Он выругал несравненную упругость современных материалов и поразительную изобретательность современных техников. Рик изучил расположенную под экраном клавиатуру, пытаясь определить, нет ли где-нибудь слабого места. Он попробовал засунуть ногти во все щели и углубления, но руки у него были слишком хорошо ухоженные, чтобы это оказало хоть какое-нибудь действие. Он понажимал на клавиши, не слишком сильно, просто на тот случай, если они поддадутся на повышенное давление, но ничего не произошло.

Рик смирился с тем, что ему придется еще раз ударять по экрану. Он мысленно бросил жребий между головой и рукой. Победила рука.

Он переместился на край ступеньки, отодвинув Стивена ближе к стене. Снова собрался с силами, настроился психологически. Затем, словно завороженный, оглянулся на поднимающуюся пелену грязи, которая теперь была ниже него всего на одну ступеньку. Рик решил, что если не разобьет экран в этот раз, то возьмет Стивена на руки и поднимет его как можно выше, оберегая от опасности.

Затем он повернулся к экрану и вперился в него так, словно это было нечто совершенно омерзительное, что требовалось уничтожить. Ему казалось, что вся его нервная система вопит, резонируя той жуткой ноте, воспроизвести которую способен один только Стивен, и которую во всем мире оценить должным образом мог только он.

Он обрушил на экран свой левый кулак, вложив в удар всю до последней крупицы силу, громко взвыв от ярости.

Экран разбился, взорвавшись сотней осколков, частью впившихся Раку в лицо. Лишь несколько угодило в Стивена, не причинив ему, однако, никакого вреда.

Странно — по крайней мере, так показалось — успешный удар причинил руке Рика далеко не такую сильную боль, как безрезультатный, но осколки действительно поранили его в десятке мест, и повсюду выступила кровь. Самый большой треугольный осколок остался торчать в корпусе, но Рик без труда вытащил его. Затем он набросился на то, что находилось за экраном. Теперь ему открылись голые провода и печатные платы — множество сложных и уязвимых устройств. Рик резал, рвал, царапал с веселой одержимостью… но ничего не происходило. Электроника была отключена и не подавала признаков жизни.

Рик с тревогой поймал себя на том, что дрожит. Стремительно нагнувшись вниз, он подхватил Стивена, едва успев до того, как грязная вода коснулась малыша. Затем Рик огляделся, полный отчаяния. Все тонкие корни уже скрылись под водой, но над поверхностью еще оставалось много обнаженного дерева — дерева, которое можно царапать и резать. Но где он должен резать? Где должен царапать?

Рик почувствовал, что больше не может думать, не может рассуждать.

Стивен не переставал кричать, его крохотная рука схватила Рика за ухо. Теперь его плач, похоже, был действительно полон отчаяния, словно младенец каким-то образом почувствовал, что дело приняло по-настоящему плохой оборот, и его беспокойство подпитывало тревогу Рика, удваивая ее.

Рик поднял треугольный осколок высоко над головой, острым углом вверх, и стал отчаянно искать цель. Забыв про осторожность, он прыгнул в зловонную жижу. Его ноги нащупали пол, но он оказался по грудь в воде. Держа Стивена на плече. Рик ударил осколком по сплетению корней чуть выше непрерывно поднимающегося уровня воды.

Зазубренный край оставил царапину, но порез получился неглубокий. Рик заводил осколком взад-вперед как можно быстрее, стараясь углубить пропил. Стивен вопил ему в самое ухо, и звук этот был настолько угрожающе громким и истошным, что наполнил голову Рика, заставив зарыдать от бессилия.

Целых три минуты Рик рубил, пилил и извергал проклятия, прежде чем осознал, что вода не поглотила то место, которое он атаковал, и вообще не поднимается выше.

Поток прекратился, уровень воды стабилизировался.

Рик поразился волне облегчения, захлестнувшей его — внезапному осознанию того, что они, возможно, и не погибнут. Он не представлял, насколько уверовал в то, что обречен.

Отшвырнув затупившийся осколок пластика, Рик схватил Стивена обеими руками и, покачивая, прижал его к груди.

— Все хорошо, сынок! — говорил он, и слезы отчаяния превращались в слезы изумления. — Все будет хорошо!

Истошные вопли Стивена поутихли, словно смысл сказанного дошел до него. Рик, прижав к себе младенца, стал убаюкивать его, и постепенно наступила тишина. Уровень воды не начал падать, но и не поднимался. Наступила стабильность, наступил покой.

Стивен больше не кричал, Рик больше не рыдал.

Еще несколько минут Рик оставался там, где был, не сдвинувшись ни на дюйм. Стивен, уткнувшись лицом ему в плечо, заснул, совершенно не обращая внимания на то, что из десятка ранок на руке, которой Рик поддерживал его крошечную лысую головку, по-прежнему сочилась кровь.

Затем дверь наверху внезапно скользнула в сторону, и голос Розы, полный отвращения, произнес:

— Гниение и коррозия, Рик! Что ты делаешь с бедным младенцем!

Доктор Джореги не имела лицензии на лечение людей, но промыла Рику раны и перебинтовала руку. У нее хватило ума и чуткости не говорить ему о том, каким он был глупцом, и Рик был рад этому. От Розы, Дитера и Хлои он наслушался достаточно насчет того, что ему следовало знать (что ему не угрожает реальная опасность), что он должен был думать (что самое разумное — это ждать) и что ему следовало делать (ничего).

Сначала Рик был поражен их отношением к себе, его глубоко ранили их обвинения. Однако через некоторое время он понял, никто не имеет ни малейшего представления о том, что он пережил. Он постарался объяснить им, что задним умом все сильны, но там внизу он, к сожалению, не имел возможности воспользоваться этим преимуществом, однако они просто отказались слушать его и даже, похоже, вознамерились взвалить на Рика всю вину за потоп в подвале, просто на том основании, что он находился внизу, когда это произошло.

Рик все еще бурлил от расстройства и раздражения. Он находил совершенно возмутительным то, что никто, казалось, не имеет ни малейшего понятия о том, что он пережил, но теперь он понимал, насколько нелепыми должны были казаться его внешний вид и поведение всем тем, кто не пережил вместе с ним случившееся. Рик даже не пытался объяснить, насколько сильно он был охвачен ужасом, так как этим только выставил бы себя на посмешище. Плохо было уже то, что он запаниковал, когда — как выяснилось впоследствии — в панике не было никакой необходимости, но пытаться объяснить, как и почему он запаниковал — от этого стало бы только хуже.

Выходило, что поскольку Рик не утонул и, следовательно, ему не угрожала реальная опасность, все его страдания оказались напрасными.

Это было ужасно несправедливо, но Рик ничего не мог сказать в свое оправдание.

Мистер Мергатройд был единственным, кто подумал о том, чтобы принести хоть какие-то извинения, но и они оказались далеко не удовлетворительными.

— Случилось совершенно непредвиденное, — уверял он собравшихся, торжественно глядя прямо на Хлою, словно пострадала она, а не Рик. — Бо; ось, так обстоят дела со всеми непредсказуемыми ситуациями. Новые микробы, новые симптомы. Извините, что не избавили вас от хлопот.

— Вы хотите сказать, что установили, причину? — кисло спросил Рик. — Или это по-прежнему огромная тайна?

Мистер Мергатройд открыл было рот, чтобы ответить, но остановился, так как из подвала вышел следователь Морусаки.

— Все в порядке, — сказал агент ВБР. — Уровень воды опускается. Дом сможет разобраться со всем сам — дайте шесть часов, и бассейн снова заполнится. Древесина впитает всю грязь и вернет ее обратно в восстановительный резервуар. С корнями все в порядке — он не успел причинить им настоящего вреда. Разумеется, потребуется новый экран и новый набор печатных плат — к тому времени, как их установят, дом будет в прекрасном состоянии, как новенький.

Рик ощущал на себе давление неодобрительных взглядов, но был полон решимости не чувствовать себя виноватым.

— Как насчет детской? — спросил он человека из министерства.

— Мы идентифицировали виновника, — весело заявил Мергатройд. — Как мы уже говорили, беспокоиться не о чем — совершенно не о чем. Через сорок восемь часов все вернется к нормальному состоянию.

— А пока, — вставила доктор Джореги, — просто как лишняя предосторожность — не пользуйтесь системами детской — с главной системой все в порядке.

Морусаки, улыбнувшись, кивнул, выражая согласие. В выражении их лиц было что-то такое, что просто бесило Рика. Дело было даже не в том, что они тщательно отказывались говорить, что именно нашли — каждый, казалось, сиял внутренним удовлетворением, наводившим на мысль, что они в высшей степени довольны своим открытием. Рик взглянул на Розу, с неохотой держащую на руках ребенка, и на Дитера; они тоже заметили это.

— Я полагаю, мы имеем право получить объяснение, — раздраженно обратился он к врачу. — А вы как считаете?

Доктор Джореги посмотрела на следователя Морусаки, который, в свою очередь, посмотрел на мистера Мергатройда; тот был в нерешительности.

— Если мы действительно стали мишенью какого-то нового оружия устрашения зеленых, — решительно двинулся в наступление Рик, — полагаю, мы должны обо всем узнать, даже если оно не было направлено специально против нас.

— Нет, ничего подобного, — быстро произнес мистер Мергатройд. — Я же говорил, то, что я здесь — чистая формальность. Нет, ничего подобного не произошло — но, видите ли, мы живем в такие интересные времена. Моя служба превратилась в какой-то кошмар — вокруг столько вирусов, органических и неорганических. Нам приходится быть очень осторожными. Вам известно, что бактериологические войны не похожи на прежние войны пороха и стали; никто не утруждает себя тем, чтобы объявлять их, и очень трудно обнаружить применяемое оружие.

— Но ведь это не новая чумная война, правда? — решительно спросила Роза.

— Нет, — подтвердил мистер Мергатройд, несомненно, очень довольный этим обстоятельством, — не чумная. Это нечто совершенно иное. Не война, не терроризм… скорее, что-то вроде сотворения. Рождения нового вида жизни. Одному небу известно, что смогут извлечь из этого зеленые.

— Вы уверены?.. — начал было Морусаки, но Мергатройд движением руки заставил его умолкнуть.

— Ничего страшного, если мы объясним, — сказал он, тем не менее, не удержавшись от вздоха, показывающего, что он предпочел бы избежать ответа на этот вопрос. — Видите ли, у нас уже имеется несколько сообщений о том, что в результате эволюции появились новые пс-ДНК-вирусы. Возможно, точнее будет сказать «в результате деэволюции», так как, по нашему мнению, эти пс-ДНК-вирусы появляются как следствие мутации хромосомных фрагментов, выделенных из ядер пс-клеток. Были также выдвинуты предположения, что наши собственные левоспиральные вредные организмы принимают в себя правоспиральные биохимические устройства, превращаясь в одаренных гибридов. Начинается совершенно новый этап эволюции — наши искусственные биотехнологии начинают порождать своих собственных мутантов. По-моему, это очень захватывающе, как вы думаете?

— Но весь смысл создания искусственных организмов на основе пс-ДНК состоит в том, что они неуязвимы перед заболеваниями и гниением, — упрямо возразила Роза. — Если они начали порождать свои собственные болезни, это же ужасно.

— Я же говорил, это потенциальное оружие, — с глубоким удовлетворением произнес Дитер. — Вы хотите сказать, наш дом — наш дом — случайно породил вируса-мутанта, способного разрушить половину нашего мира. Вот почему вы так довольны, не так ли? Пусть новая Чумная Война не началась сегодня, но, как вы считаете, вы теперь на шаг вперед в гонке вооружений, правда?

— Разумеется, нет, — сказал мистер Мергатройд. — То, что мы обнаружили, несомненно, является пс-вирусом, судя по всему, возникшим в результате спонтанной мутации, но это не оружие конца света. С одной стороны, это просто первая из множества незначительных неполадок, которые скоро начнут возникать тут и там, повсюду. Сейчас вокруг так много правоспирального материала, что появление новых организмов, питающихся им — это всего-навсего вопрос времени. Эта огромная пустующая экологическая ниша только начинает заполняться.

— Зеленым это не понравится, — сказал Рик, мстительно пытаясь проткнуть благодушие мистера Мергатройда. — Это добавляет новое измерение их тезису об отбивающихся от рук технологиях.

— Напротив, — сказала доктор Джореги, наконец закончившая обрабатывать его боевые шрамы. — Вероятно, они воспримут это как ответный удар Матери Природы, сопротивляющейся нашему стремлению к совершенному порядку. Ваш наиновейший пс-вирус, возможно, станет героем контрреволюции точнее, контрэволюции.

Она улыбнулась своей шутке, которая показалась Рику весьма плоской, и никто не рассмеялся ей в ответ.

— Эй, — сказал Дитер, — в этом есть что-нибудь для нас? Я хочу сказать, это ведь наш дом — должны же мы получить права на патент или что там еще!

— Боюсь, нет, — спокойно ответил следователь Морусаки. — Никаких патентных прав на результат спонтанной мутации не может быть — если мутационный процесс не был устроен сознательно.

— Тогда как насчет прав на открытие? — спросил Дитер. — Ведь это мы обнаружили его, не так ли?

«Я обнаружил его, — подумал Рик, — а не мы.»

— Вы заметили запахнувшую розу, — сказал мистер Мергатройд. — Едва ли можно сказать, что вы обнаружили невидимого червя, подточившего ее. Эта честь, боюсь, принадлежит доктору Джореги, следователю Морусаки и мне. Но если вам станет от этого легче, знайте, что никто из нас не получит личную выгоду от этого открытия, так как все мы здесь выполняем служебные обязанности. Ваш дом разделит вместе с нами честь быть упомянутым в десятке ссылок в научных журналах и справочниках, но мы не получим за это ни гроша.

— Кроме меня, — с вежливым сожалением произнесла доктор Джореги. — Боюсь, мне все же придется выставить счет за консультацию и лечение — и за замену экрана внизу, если вам угодно, чтобы я занялась этим.

Недовольный взгляд Дитера переместился с мистера Мергатройда на Рика, который просто отвернулся, умышленно отказываясь от каких-либо замечаний.

— Вам не стоит печалиться, — дружелюбно произнес Мергатройд. — Поверьте, лучше всего взглянуть на это с моей позиции. Это примечательный момент в истории жизни на Земле — начало новой эволюционной цепочки — и он впервые проявился у вас в детской.

Это своего рода чудо, счастливый подарок судьбы. Кто может знать, что со временем сможет развиться из правоспиральной ДНК, теперь, после того, как сделан ее первый шаг к независимости от творящей человеческой руки? Давайте попробуем подняться выше меркантильных рассуждений и посвятим мысли этому. У вас в детской были неполадки, вам затопило подвал… но в действительности сегодня здесь произошло иное. В действительности сегодня в мире впервые появилось нечто новое… нечто по-настоящему новое и живое.

Рик по-прежнему был зол на всех, и у него по-прежнему адски болели руки, но внезапно он понял, к чему клонит Мергатройд, и понял, что тот прав. На молекулярном уровне действительно произошло нечто важное… нечто гораздо более значительное, чем порезанная рука или приступ паники, может быть, слишком глупый, чтобы быть выраженым словами, а может быть, и нет.

Чудо. Счастливый удар судьбы.

— Где это сейчас? — успокоившись, спросил он. — Если вы собираетесь лечить дом, то как вы намерены сохранить вирус?

Мистер Мергатройд открыл портфель и достал полиэтиленовый пакет — возможно, один из нескольких, которые он хранил там. В запечатанном пакете находилась одна из роз, срезанная со стены в детской. Она еще не казалась больной.

Все несколько мгновений не отрывали от нее глаз — все семеро.

Затем мистер Мергатройд убрал розу в портфель, закрыл его и направился к двери. Она отворилась перед ним, как показалось Рику, с трусливой подобострастностью. Врач и сотрудник ВБР вышли следом.

Когда все ушли, Роза подошла к Рику и положила Стивена ему на колени.

— Ну что, — сказала она, — вот и все. Через пять минут у меня начинается консультация.

— О, гниение, — воскликнула Хлоя. — Я должна была быть в робото-буре еще двадцать минут назад.

Дитера уже не было; он исчез словно по волшебству.

Рик с облегчением вздохнул, оставшись один. Они даже не начали понимать, что он пережил, и это обесценивало успокаивающее действие их присутствия. Хотя Рику по-прежнему хотелось, чтобы его кто-то слушал, кто-то ему сочувствовал, он понимал, что никто из обитателей дома не способен выполнить эту функцию.

Стивен, открыв глаза, на мгновение встретился взглядом с Риком и начал плакать.

Рик посмотрел на малыша, и у него защемило сердце. «Сорок восемь часов,» — подумал он, вспоминая, что сказали посетители. Пройдет еще сорок восемь часов, прежде чем детская станет безопасной для дальнейшего использования. А до тех пор…

Рик встал и направился на кухню за бутылочкой и соской. Разумеется, от этого отдавало двадцать первым веком, но Рик решил, что, если немного повезет, у него все получится, учитывая, что Стивен достаточно проголодался.

Так и вышло. Выплюнув соску один раз, Стивен затем пошел на компромисс и начал сосать. Наступила тишина.

Рик погладил малышу головку рукой, которую врач обработала и закрыла синтетической кожей. Ощущение было странное.

— Знаешь, там, внизу, мы действительно были в беде, — ровным голосом произнес он. — Теперь, когда все закончилось хорошо, никому ни до чего нет дела. Я пытался спасти наши жизни, потому что у меня были все основания полагать, что им угрожает опасность.

Стивен не удостоил его и взглядом, но это не имело значения.

— Ты-то понимаешь? — продолжал Рик. — Ты был там, и ты вопил еще громче меня. Ты понимал, что нам угрожает. Ты понимал, что и зачем я делаю. Это наша тайна, малыш — твоя и моя. Мы понимаем.

Рик заговорил это только для того, чтобы сказать что-то, но, произнося эти слова, начал сознавать, насколько они верны — по крайней мере, близки к тому, чтобы быть верными.

Он находился в подвале не один, он запаниковал не только из-за себя. Он боялся и за Стивена. Он был прав, что боялся за Стивена, что запаниковал из-за Стивена, что дошел до предела… ради Стивена. Что бы ни думали о нем его со-родители, он сделал то, что должен был сделать, и ему не нужно ни перед кем оправдываться.

Выплюнув соску, Стивен изготовился к плачу, который неизбежно перейдет в завывание, которое перейдет в…

Встав, Рик понес младенца и соску в детскую в надежде на то, что знакомое окружение успокоит Стивена. С десяток роз было срезано и убрано, но сотни оставались, и ни одна из них не казалась больной.

— Посмотри, — зашептал Рик на ухо малышу. — Посмотри на эти прекрасные розы. Все будет хорошо.

Он попытался засунуть соску назад в рот младенцу, но Стивен сопротивлялся. Он теперь плакал, снова подбираясь к той ужасной ноте.

— В конце концов, — упрямо продолжал Рик, — Мергатройд действительно был прав, не так ли? Нам просто нужно перестать рассматривать случившееся как катастрофу и начать думать о нем как о начале, правда? Здесь сегодня произошло чудо, и мы с тобой явились его свидетелями. Мы должны быть благодарны за это. Мы и благодарны. Ведь правда?

И снова Рик сказал это для того, чтобы сказать что-то, и снова осознал, что это правда. Когда Стивен начал вопить, и его крик пронзил Рика в самое сердце, он вдруг почувствовал, что этот звук никогда не мог бы задевать его и не задевал бы так, если бы между ними не существовала какая-то особая связь, какая-то необъяснимая, единственная в своем роде гармония. Если только взглянуть на происшедшее трезво, у истоков его окажется не какой-то зловещий червь, гложущий душу Рика, а подтверждение того обстоятельства, что они с сыном что-то значат друг для друга… что между ними существует взаимопонимание.

Рик вставил импровизированную соску в рот младенцу, мягко, но настойчиво преодолевая его сопротивление.

— Не торопись, — успокаивающем произнес он. — Не торопись. Спешить некуда. Все время мира перед нами, сколько ни потребуется… все время мира.

И он огляделся вокруг, посмотрел на прекрасные розы — все яркие розы, которые, при заботливом уходе, если повезет, будут цвести столетия.