XIV

Еще в коридоре Зямзиков осознал, что спокойствие, царившее в квартире, было не более чем предательской ловушкой. Мало того, что слон, которого завели соседи сверху, снова принялся продавливать потолок, так тут еще Зямзиков вспомнил, что живет на последнем этаже, а это напрочь исключало простую и уютную слоновью гипотезу. На фоне этого открытия такие мелочи, как оживший узор на обоях или искрящиеся неоновыми сполохами углы мебели, уже не играли ровно никакого значения.

Войдя на кухню, Викентий понял, что сделал это зря. На поверхностный взгляд это была, конечно, кухня. Все вроде бы оставалось на месте — плита, раковина, стулья, стол. Но в то же время это была совсем не она. Кухня имела кубическую форму, Зямзиков же находился в сферическом помещении с круглым иллюминатором из толстого, мутного стекла, за которым пузырилась ржаво-зеленая топь. В глубине топи что-то жутко ворочалось, а над поверхностью ее роилась какая-то нечисть — не то вороны, не то покемоны, не то вообще хрен знает кто. По стенам сферы беззвучно струились огненные надписи на непонятном языке. Белый шкаф возле иллюминатора гудел и вибрировал, и Зямзиков понял, что это вовсе не холодильник, а система жизнеобеспечения. Подойдя к системе, Викентий распахнул дверцу: изнутри вырвался пучок ослепительного света, словно там находилась изложница с расплавленной сталью. Захлопнув дверцу, Викентий понял, что никакая в мире сила не заставит его снова открыть это устройство, чтобы извлечь из него бутылку сорокаградусной, которая, к тому же, наверняка давно расплавилась. Нужно было срочно бежать отсюда. Зямзиков повернулся к двери и увидел, что она стала маленькой, размером с крохотную форточку, через которую не пролез бы даже хомячок.

Только теперь до Зямзикова дошел подлинный масштаб приключившейся с ним трагедии: он находился в аварийной капсуле звездолета, потерпевшего крушение вблизи гиблой планеты. «Интересно, на сколько хватит кислорода?» — мелькнуло в голове у него. Кричать было бесполезно — до ближайшего гуманоида, который мог бы прийти на помощь, было сотни и сотни парсек. Выйти же наружу без скафандра и бластера даже при наличии двери нормальных размеров означало верную смерть. Оставалось только покориться судьбе. Викентий сел на стул, закрыл глаза и попытался не дышать, чтобы сберечь драгоценный газ.

Но сидеть на стуле тоже было страшно: закрыв глаза, Викентий тут же услышал, как тысячи острых коготков скребутся о стекло иллюминатора. Рано или поздно их усилия увенчаются успехом, и тогда ужасные создания ворвутся в капсулу и съедят его, если не что похуже. Викентий вскочил со стула и заметался по капсуле. Глаза его наткнулись на какой-то загадочный прибор с множеством кнопок и лампочек. Это было радио! А радио означало связь с родной планетой, шанс на возвращение. Викентий включил радио и начал крутить ручку настройки. Прорвавшись сквозь жуткие завывания и рев инопланетной музыки, Зямзиков наконец вышел на частоту, где говорили по-русски, и сделал звук погромче. Гнусавый и картавый диктор радостно сообщил:

— А теперь — новости столицы! Сегодня на Манежной площади прошла церемония закладки памятника Шломо Зямзе. Монумент работы скульптора Ркацители еще в эскизах вызвал бурные споры общественности. Многие гражданские организации обеспокоены тем, что стометровая статуя Зямзи исказит исторически сложившийся архитектурный облик Москвы. На закладке памятника мэр Кац сказал…

Пытаясь уйти с ненавистной волны, Викентий так сильно повернул ручку настройки, что она осталась у него в руках. Приемник, впрочем, уже жил своей собственной жизнью — он стремительно перебирал мегагерцы, пока не остановился на какой-то совсем уже запредельной частоте. От китайских динамиков повеяло нечеловеческим холодом, разноцветные лампочки по их ободку ярко вспыхнули, а затем с треском лопнули, наполнив кухню запахом горелой проводки. И тогда из приемника к Зямзикову вновь обратился Голос:

— Ну что, урод, теперь поговорим по понятиям?

Урод попытался выдернуть вилку магнитолы из сети. Ответом ему был нечеловеческий смех.

— Выключить Меня хочешь? Руки коротки!

— Что Тебе от меня надо? — с отчаянием загнанного зайца вякнул Викентий.

— Любви… — хихикнул Голос.

— Хочешь, я разрою помойку и принесу коробку обратно? — предложил Викентий.

Голос захихикал еще противнее.

— Помойку? Ты за окно-то хоть смотрел? Еще та помоечка… Да и в дверь ты не пролезешь, вон брюхо какое отъел… К тому же насрать мне на твою коробку. Шняга этот твой норвежский блэк-метал. Я лично больше по Штокгаузену прикалываюсь.

— Что же Тебе тогда от меня надо? — пискнул Викентий.

Эфир шуршал целую вечность, а затем голос как-то очень по-детски, смущенно попросил:

— Убей Машку, а?