Глава 6 Интернационализм и национальный вопрос

Братство во Христе в его греко-римском варианте отрицало то, что сегодня мы называем патриотизмом и национальным характером или сознанием, откуда вытекало соответствующее отношение к Отечеству и долгу гражданина, а с другой стороны, призывало к непротивлению злу, что, как все знают, обещает рай покорным и кротким и укрепляет власть предержащую.

Марксистский интернационализм как таковой также предполагает в сознании энтузиаста «правого дела» отсутствие банального национализма. А с другой стороны, в таком тонком деле, как национальный вопрос, даже такая, казалось бы, мелочь, – на каком языке говорит и думает человек, имеет немалое значение.

Приведу интересный пример. Во время войны 1812 года много русских офицеров погибло совершенно по-дурацки. В темноте русские солдаты из простых крестьян, определяя врагов, ориентировались на французскую речь, а некоторые наши офицеры говорили только по-французски, чисто и грамотно, а русского-то толком и не знали. Солдаты открывали огонь на поражение.

Однако Сталин, с трудом говоривший на русском, считал себя русским грузинского происхождения. Он чаще проявлял себя как националист, чем как интернационалист. Но, говоря откровенно, следует признать, что большевики национальный вопрос часто ставили с ног на голову. Правда, если проанализировать ход событий 1917 года, то невозможно не восторгаться гениальностью Ленина как революционного стратега, который учел в февральско-октябрьской политической ситуации важность именно национального вопроса. Если буржуазные и социалистические лидеры России не выделяли тогда каких-либо особенностей русского народа и призывали прямо копировать опыт западных европейцев, то Ленин, несмотря на то что был в изгнании 17 долгих лет и, по мнению многих, не знал русских, высоко оценил способность русского народа на самопожертвование ради защиты государственности и высоких духовных ценностей – их можно было трансформировать в мессианские настроения устройства «нового» мира – «Мы наш, мы новый мир построим». Он усмотрел, что за русскими пойдут на борьбу и другие нации, которые увидели в этом лозунге возможность избавления от чувства ущемленного национального достоинства, от обиды угнетенных, но, так сказать, не титульной нацией, а царской машиной власти. Мессианское настроение народа, считай, крестьянства, находило свое отражение в большевистской концепции общенародного государства.

Идея государства как большого дома народов России являлось в действительности русским архетипом и поэтому не нуждалось в особой пропаганде. Достаточно было обратиться к чувству народа, чтобы из области коллективного бессознательного эта идея стала политически эффективной. Вся история российской государственности, начиная с IХ века, основана на практической реализации этой идеи.

В отличие от других политических партий большевики последовательно проводили и развивали программные установки партии по национальному вопросу. Так, уже на I Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов (июль 1917 года) Ленин заявил о необходимости превращения многонациональной России в Союз добровольно объединившихся республик. Отметим, что большевики всегда и везде увязывали решение национального вопроса с борьбой за диктатуру пролетариата, за республику Советов. Эта политика дала должные и заметные результаты. Так, в Латвии, Эстонии, Белоруссии, Украине, на Кавказе, в Средней Азии и Казахстане, национальных районах Поволжья, Урала и Сибири проходило масштабное становление Советской власти в русле единства по большинству вопросов политической действенности РСДРП (б) и национальных движений.

Известный русский спор между сторонниками западного и отечественного пути развития с Октября 1917-го решался в боях гражданской войны. Но Ленин думал поначалу, что революция в России должна стать частью мировой пролетарской революции. И даже после того, как стало ясно, что мировой пролетариат не спешит последовать примеру российского, мировая революция все равно готовилась. «Рука Москвы» помогала создавать и укреплять компартии во всех более или менее крупных странах. Для координации революционных действий в марте 1919 года и был создан Коминтерн. Ленин выделил на эти цели гигантские средства, хотя самим не хватало.

Весьма значительный контингент профессиональных революционеров приезжал в Москву «за опытом». Планировался гигантский передел мира. Экспроприация экспроприаторов готовилась в глобальных масштабах. И это не скрывалось. В большевистской партии образовалось достаточно сильное леворадикальное крыло, представленное прежде всего Троцким, с его политикой экспорта революции, вплоть до военных акций. Естественно, что богатые добровольно ни власть, ни богатства отдавать не собирались. Опасность вмешательства извне толкала национальную буржуазию западных стран к активной самозащите, к поискам сил, способных погасить революционную волну любой ценой, даже с помощью фашизма. Поэтому прежде всего они стали формировать по отношению к Стране Советов такое понятие, как «империя зла». А в большевистских утопических планах не оставалось места ни национальным различиям, ни государственным границам. Человечество должно было объединяться на базе социальной справедливости и все свои разногласия решать мирно, добровольно соблюдая все правила социалистического общежития. Ленин считал, что «сопротивление эксплуататоров будет постепенно ослабевать».

В советской историографии внешняя политика СССР 1920-х годов лишена сколько-нибудь правдивой информации. Одно сплошное мирное сосуществование двух систем и борьба за коллективную безопасность. Идеи экспорта революции и Коминтерн позже начисто исчезли из трудов советских историков международных отношений и дипломатии.

А когда со времен Хрущева начали публиковать труды о Коминтерне – в них ничего не говорилось о застарелом конфликте между НКИД и ИККИ. В действительности в первом отстаивали национально-государственные интересы и боролись за мирное сосуществование, а во втором – подрывали эту миролюбивую политику и постоянно мешали нормальной работе советской дипломатии: сначала химерическими идеями мировой революции, а позже – бездумным вмешательством в национально-освободительное движение. По идеологическим соображениям делили афро-азиатские страны на надуманные категории – «идущие по социалистическому пути», страны «некапиталистического развития», «неприсоединившиеся» к военно-политическим блокам и т. д. С точки зрения «внешников», все это была чушь собачья: они делили страны и дипломатические посты, исходя из интересов собственного кармана, лишь на две группы: где платили в твердой валюте (долларах, дойчемарках и т. п. – США, ФРГ, Югославия и др.) и где государства расплачивались «бумагой» – сертификатами (страны СЭВ, Вьетнам, Гана и др.).

Теория интернационализма, вопросы о войне и мире, вообще национальный вопрос у большевиков в основе своей содержали концепцию Маркса о непримиримой классовой борьбе эксплуатируемых (пролетариев) и эксплуататоров (буржуа, в русском просторечии). Подобно французским якобинцам, считавшим, что они начинают новую эру человечества с «чистого листа», большевики с первых дней Октября также заявляли о начале новой эры трудящегося человечества. Якобинцы, как известно, ввели новый «революционный календарь», в котором отвергался религиозный принцип летоисчисления от Рождества Христова: новая эра человечества начиналась с 1 сентября 1792 года – года провозглашения республики. Нечто подобное при переходе с григорианского на юлианский календарь хотели в 1918 году сделать и деятели Наркомпроса – датировать новую «пролетарскую эру» с 7 ноября 1917 года. Помешал тогда этому НКИД.

Активнейшим популяризатором доктрины мировой пролетарской революции выступал «любимец партии» и нынешних «демократов» Бухарин. В ноябре 1922 года на IV конгрессе Коминтерна, повторяя свой тезис о правомерности экспорта революции, он договорился до следующего: «Каждое пролетарское государство имеет право на красную интервенцию», поскольку «распространение Красной Армии является распространением социализма, пролетарской власти, революции».

Если тактику мировой революции определяли большевистские лидеры первого плана – Бухарин, Ленин и Троцкий, а за ними уже стояли деятели помельче: Зиновьев, Каменев, Радек, Раковский и др., то начертание стратегии первых ударов в 1918–1920 годах брали на себя Ленин и Троцкий. Ни тот ни другой не были профессионалами в сфере международных отношений и дипломатии. И если у Троцкого был еще хотя бы какой-то опыт пребывания на Балканах в 1912–1913 годах в качестве военного корреспондента на театре военных действий двух балканских войн, то Ленин в эмиграции вообще судил о мировой геополитике только по книгам и газетам.

Знанию сложнейшей конкретной историко-географической и этнической обстановки на Балканах Ленин мог противопоставить только пресловутый «классовый подход». Раз царская Россия за свободу балканских славян и вообще за православных – долой «свободу славян», все истинные социалисты Европы должны встать на защиту турок. Такова позиция Ленина в статье «Ко всем гражданам России» (конец октября 1912-го). Там он пишет: «только революционное низвержение царизма может обеспечить свободное развитие и России, и всей Восточной Европы. Только победа федеративной республики на Балканах наряду с победой республики в России в состоянии избавить сотни миллионов людей от бедствий войны…»

Для Ленина создание III Интернационала было не просто исполнением клятвы, данной им летом 1914 года, когда он узнал о предательстве французских и германских социалистов. С помощью нового Интернационала он собирался свести счеты с лидерами II Интернационала, которые многие годы покровительственно относились к русским социалистам, вызывая у них ярость и негодование. Сколько ему самому приходилось обращаться к немецким и австрийским товарищам за различной помощью, будь то деньги, документы или защита от полиции? Сколько ему пришлось выслушать высоких наставлений, что большевики излишне вспыльчивы, что они должны действовать вместе с другими социалистическими и прогрессивными силами своей страны? А чего стоят замечания, что большевики не могут решать свои споры цивилизованными методами? Пусть в своем труде «Пролетарская революция и ренегат Каутский», написанном в ноябре 1918 года, Ленин сполна отплатил Каутскому, но Каутский в течение многих лет был для Ленина светочем марксизма, истинным преемником Учителя, победителем ревизионизма.

У Ленина не было ни времени, ни здоровья, чтобы серьезно заняться проблемами Коминтерна. Ему трудно было сосредоточиться на проблемах всемирного коммунизма – не мог вырваться из пут проблем Советской России. И Коминтерн приказал долго жить.

Сталин в «Кратком курсе истории ВКП (б)» лишь бегло упомянул о создании в 1919 году Коминтерна. Такое ничтожное значение он ему придавал. А сколько бесполезной мышиной возни было инсценировано этой надуманной организацией, созданной по той ошибочной теории Ленина, Троцкого и Бухарина! Но что было, то было. В киноархиве под Москвой сохранились кадры кинохроники самого экстремистского, ультралевого II конгресса Коминтерна, проходившего в Большом театре в Москве в июле – августе 1920 года. На сцене висела огромная карта «мировой революции», и, по воспоминаниям Зиновьева, тогдашнего председателя Исполкома Коминтерна, делегаты каждое утро «с замиранием сердца» отмечали на ней флажками путь Красной Армии к Варшаве и далее на Берлин – центр мировой революции.

Когда вспышки революции в Европе были подавлены и перспектива «мирового освободительного пожара» отодвинулась на неопределенное время, большевистская власть пошла на авантюру – попыталась «прощупать штыком» панскую Польшу. Провал польской авантюры впервые заставил Ленина и его окружение усомниться в действенности идей пролетарского интернационализма и крепко задуматься над национальным вопросом. Хотя и крепко усвоил Ленин мысль Маркса и Энгельса, высказанную еще в «Манифесте Коммунистической партии», что вся предыдущая история человечества была историей борьбы классов, и он последовательно проводил в жизнь классовый подход, он пришел к выводу, что эта мысль небесспорна. История – это, скорее, история борьбы государств, в которой классы выступают вместе, с национальных позиций, что и доказала панская Польша. Скажем больше: борьба между классами сосуществует с борьбой внутри классов, даже внутри семьи, и классовая борьба приобретает антагонистический характер лишь в переломные моменты истории. Мы знаем, что вовсе не пролетариат становится могильщиком буржуазного строя, как и сама буржуазия не была могильщиком феодализма.

Несмотря на это, Ленин успел сделать глупость, увы, не единственную – настоял на федеративном (скорее, конфедеративном) устройстве создаваемого СССР. Сталин, считавшийся тогда крупнейшим знатоком национального вопроса, предлагал, чтобы национальные республики вошли в состав РСФСР на правах автономий. Ленин же требовал, чтобы они вошли равноправными членами нового Союза, с признанием их права на самоопределение, вплоть до отделения. Чисто теоретически Ленин был прав – в свете перспектив мировой революции: другие страны, в которых если бы была установлена власть по типу Советской, видели бы, что их принимают в Союз на равных с Россией. Но если смотреть на то, в каком состоянии пребывали тогда национальные республики, то надо признать, что у них просто не было выбора. Сами они с восстановлением разрушенного хозяйства, а тем более с развитием культуры и обеспечением своей обороноспособности не справились бы и с положением автономий согласились бы. После долгого сопротивления Сталин, знавший, что на Политбюро все равно окажется в меньшинстве, уступил Ленину (и в основание СССР была заложена бомба замедленного действия – когда-нибудь должен был последовать взрыв национализма).

Индия как путеводная «звезда Востока» давно манила русских царей. В 1800 году Павел I наладил туда донских казаков, но преждевременная насильственная смерть гроссмейстера Мальтийского ордена, мечтавшего обратить «святую Русь» в католичество, спасла ее от конфуза и затяжной войны с Англией – владелицей этой жемчужины британской короны». В 1808 году в том же направлении толкал Александра I Наполеон в период Тильзитского союза, но «властитель слабый и лукавый» благоразумно уклонился от такой чести.

У пришедших к власти большевиков, особенно у Троцкого, такого благоразумия было поменьше. Восток в начале ХХ века давно полыхал – в Китае, Афганистане, Индии, Персии, Османской империи разгорался огонь национально-освободительной борьбы против колониального ига. В мае 1919 года в Афганистане – «воротах в Индию» – началось очередное восстание против англичан под руководством Амманулы-хана. И хотя хану уже через месяц пришлось заключать военное перемирие с вооруженными до зубов сынами туманного Альбиона, новому командующему Туркестанского фронта Михаилу Фрунзе уже чудились приоткрывающиеся через афганский Памир «врата в Индию». Еще не доехав до Ашхабада, где размещался штаб Туркфронта, Фрунзе направил председателю Реввоенсовета Троцкому записку о своем видении задач фронта. Среди этих задач фигурировала и такая: «Подготовка похода на Индию и Персию в целях удара [по] английскому империализму, являющемуся самым свирепым врагом Советской России и строящему свое благополучие на указанных восточных странах». Троцкий, всегда немедленно реагировавший на все, что касалось практической реализации доктрины мировой революции, развил военно-организационные задачи Туркфронта в целую стратегию продолжения «экспорта революции» на… Востоке, так как Германская революция была задушена, советские Венгерская и Словацкая республики пали, а в бывших царских прибалтийских губерниях и в «русской» Польше свирепствовали местные националисты. Украина по-прежнему пока потеряна: ее черноморские порты, особенно Одесса, заняты военно-морскими десантниками Антанты, а Добровольческая армия Деникина прет через Киев и Харьков на Москву.

Совсем иная ситуация на Востоке. В Сибири РККА успешно бьет Колчака. На Дальнем Востоке – очевидное противостояние между американскими и японскими оккупационными войсками. Троцкий предвидит «активность по азиатским линиям». Развивая предложение Фрунзе, он в секретной записке в ЦК РКП 5 августа 1919 года пишет о «конном корпусе (30 000—40 000 всадников) с расчетом бросить его на Индию». В январе – феврале 1920 года войска Туркфронта под командованием Фрунзе без боя занимают Хивинское ханство (со времен «белого генерала» Михаила Скобелева оно обладало статусом автономии на манер Финляндии), и в апреле там провозглашается Хорезмская народная советская республика.

К марту наступает очередь Северного Кавказа и Азербайджана. Идеология идеологией, но здесь присутствует крайне необходимая вещь – нефть. 28 февраля Ленин секретным шифром телеграфирует членам РВС Кавказского фронта Смилге и Орджоникидзе: «Нам до зарезу нужна нефть, обдумайте манифест населению, что мы перережем всех, если сожгут и испортят нефть и нефтяные промыслы и, наоборот, даруем жизнь всем, если Майкоп и особенно Грозный передадут в целости». Члены РВС «обдумали»: и 22 марта Майкоп взяли красные партизаны, а 23-го Грозный взяла ХI армия Кавфронта.

Вскоре на Северном Кавказе создается Горская советская республика. Но там еще не решена проблема – независимые «буржуазные» республики Закавказья – Азербайджан, Армения, Грузия, 16 января 1920 года признанные Антантой дипломатически как суверенные государства. Надо сказать, что с 1918 года международная обстановка в Закавказье была очень сложной и запутанной. Вначале закавказские националисты провозгласили объединенную Закавказскую республику, но очень скоро перессорились из-за спорных территорий, причем настолько, что армяне-националисты пригласили в Нагорный Карабах для охраны там «зеленой линии» (город Шуша) большевистские войска как своеобразные «голубые каски» ООН. Кроме того, Закавказье было наводнено эмиссарами, разведчиками и даже войсками кайзеровской Германии, Англии, Турции, Персии. В конце 1918 года из игры вышли кайзеровская Германия и султанская Турция. В обеих странах произошли революции. Но если веймарской постреволюционной Германии было не до Закавказья, то младотурецкая революция генерала Мустафы Кемаль-паши (Ататюрка) в качестве военно-политического союзника избрала не этнически близкий Азербайджан, а «безбожную» Советскую Россию. Дальше все пошло по наезженному «коминтерновскому» сценарию, который будет применяться вплоть до советско-финской войны 1939—40 годов.

Произошла советизация Азербайджана. Ататюрк за благожелательный нейтралитет был признан советско-турецким договором о дружбе и братстве. Военно-политический союз с кемалистами и ослабление военной активности Антанты в черноморском регионе после бегства Врангеля из Крыма в ноябре 1920 года существенно облегчили процессы советизации Туркестана и Закавказья. 2 сентября 1920 года Фрунзе ликвидировал последнюю «царскую автономию» Туркестана – Бухарский эмират. На его месте была учреждена Бухарская народная советская республика. 2 декабря 1920 года была провозглашена советская Армения. Несколько сложнее шла советизация Грузии.

Во-первых, в ее государственном руководстве в 1918 году прочно окопались такие меньшевики, имевшие всероссийскую и международную известность, как Чхеидзе, Церетели и др. (к ним приезжал даже сам Карл Каутский). Во-вторых, меньшевистская Грузия успела с января 1920 года установить дипломатические отношения со многими Странами Антанты. С Грузинской демократической республикой в мае 1920 года Советская Россия могла только усилить дипломатические связи, но не более. Первым советским послом в Тбилиси был направлен Киров. Согласно союзному договору, на территории республики разрешалась деятельность прокоммунистических организаций. И этого было достаточно – советизация Грузии свершилась. 25 февраля 1921 года ХI армия без боя взяла Тбилиси. Большевики проявили благородство – они дали возможность правительству меньшевиков и ряду крупных банкиров и фабрикантов Грузии эмигрировать на британских военных судах.

А вот советизация Персии и «бросок на Индию» не получились.

Став полновластным хозяином положения, Сталин еще долго исповедовал интернационализм, что часто приводило к издержкам. Бессмысленным для нас было участие в войне в Испании в 1936–1938 годах. В эту войну нас втянули последователи Троцкого, мечтавшие о «пожаре мировой революции». Мы помогали вовсе не пламенным революционерам. Испанское республиканское правительство на Москву не особенно ориентировалось, допустило восстание троцкистов в Барселоне, не смогло пресечь анархии в рядах своих защитников, а потом и вовсе отказалось от нашей помощи. Троцкисты еще прочно держали в руках внешнюю политику, а Сталин еще не полностью контролировал ситуацию в стране. Главой МИДа был Максим Литвинов (Мейер Валлах), который повторял худшие образцы царской дипломатии: вовсю ссорился с Германией – нашим главным торгово-промышленным партнером, но зато изо всех сил льнул к Франции и США, от которых нам никакого проку не было. Эти страны не давали нам кредитов, зато умело стравливали с немцами. Сталин это понял и Валлаха-Литвинова спровадил в отставку – внешняя политика СССР изменилась. Мы наконец стали больше блюсти свой интерес.

Но и враг не дремал. Первой пробой сил Запада против успешно развивающейся России стала инспирированная им война с Финляндией. Западная разведка и военные круги старательно провоцировали финское правительство на конфликт с СССР. В 1939 году с инспекционными поездками в Финляндию приезжает сначала начальник Генштаба Германии, а затем начальник Генштаба Великобритании. Этим поездкам предшествовали русофобские акции финского правительства. В 1938 году там проходило торжественное празднование двадцатой годовщины выхода Финляндии из состава России, приобретшее явно антирусский характер. На фоне этих событий можно признать оправданным опасение Сталина, что Германия вот-вот заключит договор с Финляндией, который будет, конечно, направлен против СССР. Советская разведка располагала данными о планировании Германией использовать Финляндию в качестве плацдарма для нападения на нашу страну. С целью избежать такое развитие событий советское руководство пытается взять инициативу в свои руки, предлагая Финляндии заключение военного соглашения, исключающего возможность оккупации Финляндии Германией и предусматривающего передачу СССР в аренду некоторых территорий Финляндии, имевших стратегическое значение для обороны СССР. Финляндия посчитала эти соображения неприемлемыми.

30 ноября 1939 года по приказу Сталина войска Красной Армии вошли на территорию Финляндии на всем протяжении ее границ. Вероятно, можно согласиться с теми авторами, которые считают, что такая акция была оправданной. Хотя победа далась нам с большим трудом и потерями, но мы не только отодвинули границу, но и получили реальное представление о состоянии нашей армии и авиации, об их готовности к боевым действиям в сложных условиях. Взятие линии Маннергейма заставило пограничные с Советским Союзом страны покорно склонить головы. Безропотно вошли в состав СССР прибалтийские страны, Румыния покорно уступила Бессарабию. Западные страны после финских событий стали использовать их как повод для подготовки мировой войны против СССР. 14 декабря 1939 года руководство Лиги Наций исключило СССР из числа ее членов.

На Гитлера финские события повлияли следующим образом. 23 августа 1939 года в Москву прибыл министр иностранных дел Германии Риббентроп, имея директиву фюрера как можно скорее подписать договор о ненападении (и дополнительный секретный протокол). Спешка в этом вопросе германской стороны объяснялась готовящимся нападением на Польшу. Гитлер понимал, что, оккупировав эту страну, он вторгается в сферу национальных интересов России, и боялся спровоцировать ее ответные действия. Он строил дальние планы – рассчитывал позднее отыграться – не стал торговаться с нами и заключил договор на выгодных для нашей страны условиях. Согласно секретному протоколу договора, при расчленении Польши к России отходили исконно русские территории, принадлежавшие ей до 1917 года и отторгнутые от нее после иностранной интервенции: Западная Малороссия, Западная Белоруссия, Латвия, Литва, Эстония, Финляндия. Перед битвой гигантов страны Прибалтики, Буковина и Бессарабия оказались разменной монетой. Родившись в смутное время революции, они должны были исчезнуть, как исчезают астероиды в поле тяготения больших планет. Случилось иначе. В августе 1940 года в Советский Союз вошли 4 новые Советские Социалистические Республики – Литовская, Латвийская, Эстонская, Молдавская.

Сталин в итоге сделки с Гитлером передвинул границы страны на запад на 200–300 км, увеличил население СССР на 23 млн человек, получил общую границу с Германией, морские базы в Прибалтике и приблизился к нефтяным источникам в Румынии, питающим всю Европу, включая Германию. У Сталина не было никаких иллюзий по поводу подписания пакта о ненападении. Но его надежды на то, что Гитлер не будет нападать на СССР хотя бы в первой половине 1940-х годов, были довольно основательны.

Оправданным следует считать и наше скрытое участие в борьбе Китая с японцами. В Поднебесной военные действия оттягивали силы самураев от прямого столкновения с нами, отвлекали их от нападения на наши растянутые рубежи в Южной Сибири и в Приморье, сковывали прекрасные дивизии Ямато. В Европе пахло новой войной, и России было смертельно опасно получить сразу два фронта – на Востоке и на Западе.

Наши бои с японцами на Хасане и Халхин-Голе в 1938–1939 годах чаще расцениваются как ненужные. Дело в том, что тогда определенные силы втравили Россию в тяжелую войну с Японией, добившись нашего поражения в Приморье. Такая война в преддверии войны в Европе русским была скорее не нужна, чем нужна. Ключевая роль отводилась герою Гражданской войны Блюхеру – командующему Дальневосточным фронтом в Приморье. Японцы, с 1931 года завязнув в Китае, колебались, куда направить свою агрессию: на север, на сибирские просторы России, или же повернуть в сторону Южных морей, Индии и тихоокеанских островов.

В 1938 году самураи решили ударить по нам. В мае – июне в японской прессе началась массированная кампания по поводу якобы спорных территорий на юге Приморья, в районе озера Хасан. Японцы потребовали их возращения – но не Японии, а ее вассалу, созданному в Маньчжурии марионеточному государству Манчжоу-го, которое на самом деле являлось просто базой для миллионной Квантунской армии японцев.

Самураи стянули к Хасану не так уж много войск – 12 тысяч. Только полная неспособность Блюхера руководить войсками привела к поражению и тяжелым потерям русских. За это Сталин Блюхера расстрелял (в новом телевизионном сериале «Московская сага» не понятно, за что был расстрелян Блюхер). Но сам Сталин прекрасно понимал, что японцы легкой победой воодушевлены на дальнейшие подвиги и над нами нависла угроза большой восточной войны. Это в час, когда войной пахло уже и в Европе. Поэтому Сталин решил воспользоваться первым же удобным случаем и преподать японцам урок, заодно обезопасив восточные рубежи России.

Такой случай вскоре представился. Когда летом 1939 года, ободренные Хасаном японцы решили вторгнуться в подконтрольную нам Монголию, мы предприняли короткую, но ожесточенную войну на Халхин-Голе.

Русские войска под командованием Жукова наголову разбили сильную квантунскую группировку. Поражение японцев было столь сокрушительным, что они не решатся напасть на Россию даже когда Гитлер подойдет к Москве, Кавказу и Волге.

Уже с начала 1930-х годов США готовились к новой мировой схватке, когда немцы вовсе еще не рассчитывали воевать. Янки, конечно, крупно рисковали, заваривая кашу мировой войны, но у них не было иного выбора. Беспримерный по тяжести и глубине экономический кризис обрушился на американцев в 1929 году. И дяде Сэму пришлось вести опаснейшие игры с войной, чтобы не допустить ужасный, грозящий гражданской войной развал американской экономики и, возможно, распад всей политической и социальной американской системы.

США по результатам войны получили мощный технологический толчок. Его обеспечили огромные военные заказы и поток трофейных изобретений и специалистов из побежденной нами Германии.

После 1945 года наше противоборство с Западом перешло в форму борьбы за сферы влияния. И мы, и они старались заполучить в союзники как можно больше стран в Африке, Азии и Южной Америке. Этот процесс не исключал применение военной силы. В СССР на это уходило денег и ценных ресурсов как в настоящей мировой войне. Самое примечательное, что траты эти были бросовыми: мы пошли на поводу у марксистско-ленинских догм, вместо того чтобы следовать национальным интересам. Заболели «социалистическим идеализмом», вместо того чтобы поступать по-имперски, прагматично. На практике получалось так, что мы то и дело упускали шанс наладить взаимовыгодные отношения с перспективными с точки зрения сотрудничества странами по совершенно глупым основаниям, вплоть до того, что кидались помогать коррупционерам, убийцам и ворам, а в двух случаях (в Уганде и Центрально-Африканской Республике) – даже подозреваемым в людоедстве руководителям, стоило им только заявить о «твердом социалистическом выборе».

При таком подходе к международным делам мы терпели колоссальные убытки, так как избегали сугубо деловых побуждений для проникновения в другие страны. Это, конечно, было нашей ошибкой. Мы в обмен на свою помощь никогда не использовали полезные ископаемые, порты и заводы наших партнеров. Тем самым мы приобретали только нахлебников, а Соединенные Штаты всегда извлекали выгоду.

Хотя был единственный случай – богатая Южно-Африканская Республика. С ЮАР и мы, и американцы одинаково промахнулись. С этой региональной сверхдержавой, обладавшей ядерным потенциалом, мощным индустриальным потенциалом, военной промышленностью, огромными запасами золота, алмазов, ценнейших металлов, мы не захотели иметь дело, потому что там правили белые потомки голландских переселенцев – буры. Буров в Советском Союзе рисовали исчадиями ада, современными нацистами и прочая и прочая. Буры, де, били негров.

На самом деле чернокожих буры не били, а проводили политику апартеида – раздельной жизни белых и цветных. Как было установлено впоследствии, политику весьма разумную, которая обеспечивала порядок, богатство и процветание ЮАР. Запад требовал от буров отдать неграм власть. Запад душил буров экономическими санкциями, не поставлял им многие технологии, вводил запреты на покупку ими оружия. В итоге в ЮАР пришел к власти Деклерк (тамошний Горбачев), который уступил всю власть чернокожим. И теперь ЮАР уже меньше блещет экономическими успехами, зато там полно воровства, коррупции, межплеменных драк, преступности, мракобесия и прочих прелестей независимости.

Мы повторили такую же ошибку и в Центральной Америке. Большие силы и средства оказались истраченными на поддержку партизанских движений в самых нищих странах: Никарагуа и Сальвадоре. Некоторые считают (вопрос спорный), что нам вместо этого следовало бы поддержать антиамерикански настроенного панамского диктатора, генерала Торрихоса. В результате мы получили бы контроль над стратегически важным Панамским каналом и могли бы претендовать на часть доходов от эксплуатации канала в виде панамских заказов на оружие, технику и энергоносители.

Особняком стоит не рассматриваемое нами здесь и сейчас искусственное образование восточно-европейских социалистических стран с различной степенью лояльности к СССР – государству, возглавлявшему систему, отличную от когда-либо существовавших. Эта часть «лагеря социализма» была подвержена ударам – от «бархатных» революций до кровавых переворотов.

Последняя война Сталина, Корейская кампания 1950–1953 годов, безусловно, относится к нашим стратегически верным войнам. В ней русские нанесли серьезное поражение Америке в воздушной войне, похоронив все надежды генералитета США на удачную войну против России. Война показала, что и в сухопутной битве с русскими воинство недавно созданного НАТО не имеет шансов победить.

В русских интересах была и война во Вьетнаме (1964–1975), которая дала нам сильнейшую позицию в Юго-Восточной Азии, великолепную базу флота в Камрани (брошенную Путиным в 2002-м) и доступ к нефтяным месторождениям на вьетнамском шельфе.

Тысячи советских солдат и офицеров дрались в ближневосточных войнах 1950—1970-х годов. Большинство из них выступали в качестве военных советников. Но многие, и прежде всего летчики и бойцы системы противовоздушной обороны, дрались буквально лицом к лицу с Израилем. В 1969–1970 годах именно русские пилоты и ракетчики отражали налеты на Египет, уничтожив десятки машин ВВС Израиля.

Поставки русского оружия на многие миллиарды долларов и героизм русских солдат в стране фараонов, по трезвому размышлению, были напрасными: уже в начале 1970-х годов все советские советники были выдавлены из Египта. Более того, в середине 1970-х Египет превратился по сути дела в форпост американского влияния на Ближнем Востоке.

Немногим больше проку принесло участие советских инструкторов в боях между Южным и Северным Йеменом. В результате в Южном Йемене – одной из самых бедных арабских стран, разыгралась братоубийственная война, которая закончилась полным уничтожением политической элиты, ориентировавшейся на СССР. Затем это привело к поглощению Южного Йемена Северным и к полной утрате влияния Советского Союза в этом регионе арабского мира.

Не снискали мы сколько-нибудь заметных экономических (и политических) дивидендов, поддерживая Сирию и экстремистские движения палестинцев, ориентированные на Дамаск. Косвенно наша поддержка палестинцев подстегнула исламский фундаментализм и спровоцировала арабский терроризм. Эти движения в последующем дали кадры инструкторов для обучения афганских душманов и чеченских сепаратистов. США вскармливали агрессивный антирусский ислам, и это стало возможным благодаря нашей политической косности.

А как искусно американцы спровоцировали наше вторжение в Афганистан! Это была прекрасная операция ЦРУ по дезинформации противника, выдержанная в духе стратегии непрямого действия. Мы попались как кур в ощип. Многие помнят о том, как муссировался слух, что янки хотят поставить в Афганистан свои ракеты средней дальности и крылатые низколетящие «томагавки», с которыми наши ПВО тогда просто не умели бороться. Внешне все было правдоподобно. «Деза» забрасывается в Москву через Первое главное управление КГБ СССР, и Андропов попался на эту удочку. Ему на стол попадают и схемы размещения новых ракетных баз, и «липовые» контракты на проведение аэрофотосъемки и геодезических исследований в Афганистане. За небольшие деньги покупается и окружение Амина, и теперь «достоверная информация» течет оттуда.

Последствия нашего вторжения в Афганистан неоценимо трагичны: это оттуда мы получили все наши беды. Самым подлым нашим шагом был следующий: в 1992 году, когда в Северном Афганистане еще держался верный нам, боеспособный режим Наджибулы, который мог еще много лет жить и сражаться, оттягивая на себя силы душманов, «демократическая» Москва прекратила поставки топлива Кабулу – и Наджибула пал. Вывод наших войск из Афганистана был еще большим преступлением, чем их ввод. Волна «зеленой» агрессии с тех пор накатилась на Россию, и кровь лилась то в Чечне, то в Дагестане, то в Средней Азии.

Особая тема – вопрос с Кубой. О Карибском кризисе известно все или почти все. Но вот возникает вопрос: почему янки дали возможность Фиделю Кастро укрепиться на Острове Свободы в 1959–1962 годах? Все утверждения о том, что Соединенные Штаты пытались всерьез бороться с Кастро, – это ложь. Да, были попытки физически уничтожить великого оратора. Так это же только попытки. В Штатах понимали, что никакой реальной угрозы им он не представляет. Но Куба могла стать тем активным фактором, который можно было привязать к уже дряхлеющему Советскому Союзу и тем самым – к своей упряжке привязать Латинскую Америку, постоянно стремящуюся уйти из-под влияния дяди Сэма. Наблюдавшийся невиданный рост враждебности к Соединенным Штатам, ненависть к североамериканцам захватили прежде всего правящие классы, а отнюдь не местных коммунистов. Один аргентинский режим Хуана Перона чего стоит! Выбирала свой путь и Бразилия. Южная Америка искренне желала скинуть ярмо гринго. Короче говоря, созревал настоящий противовес доктрине Монро.

Куба стала средством пугать латиноамериканскую аристократию коммунизмом. Вы видите, мол, до чего может довести враждебность к Штатам! До конфискации собственности у элиты! Вы этого хотите? Именно поэтому во второй половине 1960-х годов у «латиносов» происходит серия военных переворотов, ставящих у власти проамериканские режимы. Куба стала пугалом, которое позволило Вашингтону создать Организацию американских государств с откровенной антикубинской направленностью. А Межамериканский банк выстроил инфраструктуру господства США в Южной Америке.

К тому, как решался национальный вопрос в советское время, следует относиться не только с точки зрения хорошо он решался или не очень, а и с учетом оценки влияния этих решений на необратимые процессы и развал СССР. Национально-государственное устройство СССР было сформировано под влиянием конкретных обстоятельств и интересов и сейчас вызывает большие неудобства, а иногда – и неразрешимые проблемы на постсоветском пространстве.

Два ярких примера. Нагорно-Карабахская автономная область (НКАО). Большинство населения автономии было армянским, а руководство назначили из Баку. Из экономических соображений НКАО была передана Азербайджану, в то время как отделенная от Азербайджана полосой армянской земли Нахичеванская АО также оставалась в составе этой республики. Периодически это вызывало конфликты, иногда массовые. Интеллигенция Армении при каждом удобном случае напоминала властям о нагорно-карабахском вопросе. Советское руководство могло бы внять этим тревожным предупреждениям и пересмотреть решения 1920-х годов. Но это не соответствовало принципам брежневской политики, при которой изменения проводились лишь в направлении интеграции народов. В годы своего правления Хрущев под видом тех или иных невинных на первый взгляд решений допускал вопиющие извращения национальной политики, таившие в себе опасный потенциал межнациональных проблем. Здесь и передача Крыма (и Севастополя) Украинской ССР в 1954 году и восстановление 9 января 1957 года Чечено-Ингушской АССР, в которую включили три русских района: Наурский, Каргалинский и Шелковский, зато часть Пригородного района осталась в составе Северо-Осетинской АССР. Были и другие, не удавшиеся Никите, начинания. Но и с тем, что он успел сделать, хватает мороки до сих пор.