47. Миф о репрессиях в Красной армии как решающем факторе неудач первого периода войны
Как одно из негативных последствий репрессивной политики в РККА традиционно рассматривается некомплект комсостава в начальный период Великой Отечественной войны. Однако на самом деле в преддверии репрессий по «делу Тухачевского» некомплект был даже выше, чем после их завершения. Если в 1937 г. некомплект составлял 21,7 % от штатного расписания комсостава, то в 1941 г. – лишь 13 %. За 1938–1940 гг. в РККА было направлено 271,5 тыс. офицеров, что было значительно выше оттока из нее по разным причинам за тот же период[166]. Дефицит военных кадров, отмечает историк М. И. Мельтюхов, был порожден «не столько репрессиями, сколько техническим переоснащением, организационным совершенствованием и форсированным развертыванием новых частей и соединений Красной Армии»[167]. Кроме того, РККА в этот период вела в ряде регионов боевые действия, которые не могли обойтись без потерь в офицерском корпусе. Историк В. И. Ивкин видит основную причину некомплекта в установлении завышенных норм комсостава среднего, старшего и высшего звена в подразделениях Красной армии. В то время как в советских вооруженных силах 1 офицер приходился на 6 солдат и сержантов, в английских данное соотношение составляло 1:15, в японских – 1:19, во французских – 1:22, в германских – 1:29[168]. Заметим, что более низкий уровень офицерского представительства в вермахте не мешал немцам вести успешные боевые действия.
Общепринятый в отечественной историографии взгляд о последствиях сталинских репрессий в РККА состоит также в том, что в войска пришли малоподготовленные «выдвиженцы», которые должны были осваивать все с нуля. Однако профессиональное превосходство репрессированных по отношению к новой, сменившей их плеяде представителей высшего командного состава ставится рядом исследователей под сомнение. По мнению историка А. Филиппова, ни участие в Гражданской войне, ни служба в региональных подразделениях Красной армии в 1920–1930-е гг. не давали опыта, который был необходим для вооруженных сил современного типа. Напротив, прошедшие обучение в стенах Академии Генштаба командиры новой волны гораздо в большой степени, чем репрессированные, соответствовали требованиям грядущей войны[169]. Другой военный исследователь, Г. Герасимов, утверждает, что численность представителей комсостава, имеющих высшее военное образование после осуществления связанной с репрессиями кадровой ротации, возросла на 45 %[170]. Распространенное представление, что советской армией в начале войны руководили преимущественно зеленые лейтенанты, статистическими данными не подтверждается. Место репрессированных заняли командиры примерно той же возрастной группы.
Голословным в свете статистики выглядит распространенное утверждение об упадке в связи с репрессиями военной науки и прежде всего об отказе от теории «глубокой наступательной операции». Никакого подтверждения (за исключением фактов изъятия из библиотек трудов «врагов народа») эта версия не имеет. Новых уставов и наставлений, которые свидетельствовали бы о пересмотре военной доктрины, в 1937–1940 гг. армия не получала[171].
С точки зрения ряда современных авторов, сталинские репрессии в РККА были предопределены необходимостью замены в ней поколения Гражданской войны новыми профессиональными кадрами. Сформировавшийся в специфических условиях Гражданской войны комсостав не отличался особой приверженностью дисциплине[172]. Кроме того, опыт войны в Испании продемонстрировал бесперспективность использования в вооруженных силах прежнего идеологического багажа с идеей мировой революции.
Имеющая наибольшее хождение в исторической литературе условная цифра в 40 тыс. репрессированных в армии была заимствована историками из выступления К. Е. Ворошилова 29 ноября 1938 г., заявившего о чистке «более четырех десятков тысяч человек». Но для получения достоверной статистики необходимо дифференцировать категории «уволенных» и «репрессированных». Ведь причиной увольнений был не только арест. Кроме того, наряду с увольнениями в РККА происходил и обратный процесс – восстановление несправедливо уволенных военнослужащих. Согласно имеющимся данным, из общего числа 36 898 уволенных из армии командиров и политработников был восстановлен 12 461 человек[173]. Если не считать жертвами репрессий представителей офицерского корпуса, осужденных за уголовные и морально-бытовые преступления, то число репрессированных, по разным оценкам, колеблется от 5316 до 8624 человек[174]. Потери такого масштаба не могут рассматриваться в качестве определяющего фактора неудач в боевых действиях в 1941 г.