Глава 9 Театр одного Рамзана

Глава 9

Театр одного Рамзана

Рамзан Кадыров – самый популярный герой чеченского телевидения. Он танцует и кричит «Аллах акбар!» на открытии грозненского аэропорта. Он сидит перед камерой рядом с замминистра внутренних дел России генералом Еделевым и обращается к своему народу по-чеченски, а в конце речи спрашивает генерала по-русски: – Правильно я говорю?

И генерал кивает головой, что да, правильно, хотя, конечно, ничего не понял из этой речи, и чеченцам нравится видеть русского генерала, который соглашается с Рамзаном даже в том, чего не понимает.

Кадыров – новый национальный лидер. Он, как и весь его народ, не любит армию и принесенную ею войну. Он далеко не миротворец, и он хорошо знает закон джунглей: побеждает тот, кто сильнее. Но в современном мире, кроме силы, нужно что-то еще. Он знает, что он идет по пути многих российских политиков, культивирующих национальную идею. Ведь это самый легкий способ добиться авторитета. Он требует развивать чеченский язык. Он хочет открыть международный аэропорт в Грозном. Он говорит, что чеченцы станут самым развитым и самым процветающим народом России. Ему удалось то, чего не удавалось до сих пор никому. Используя несколько факторов – деньги, силу и национальную идею, – он заставил считаться с собой не только чеченцев, но и кремлевских чиновников. Эти чиновники его боятся. Наверное, небезосновательно. Ведь именно с этой чеченской национальной идеей Кремль воевал с начала 1990-х годов. Выходит, идея оказалась сильнее Кремля.

* * *

В июне 2005 года в Чечне случилось ЧП. В станицу Бороздиновскую ворвались неизвестные в военной форме и в масках. Забрав с собой ii местных мужчин, они подожгли их дома, оставив на улице их жен и детей. Бороздиновцы, этнические аварцы, дружно покинули свои дома и ушли в соседний Дагестан, где разбили палаточный лагерь. Президентом Чечни тогда еще был Алханов, но руководил республикой, по сути, Рамзан Кадыров. Зачистка Бороздиновской показала, что в Чечне на самом деле по-прежнему два хозяина – Рамзан Кадыров и военные. И при всем желании избавиться от власти военных Кадырову пока не удается.

27.06.2005. Алу Алханов

Вчера в палаточный лагерь к беженцам из чеченской станицы Бороздиновская наконец приехал президент Чечни Алу Алханов. Он пообещал им хорошую жизнь, если они вернутся, и плохую, если откажутся.

Президента Чечни ждали еще в субботу – беженцы решили, что раз полпред президента в Южном федеральном округе Дмитрий Козак, будучи в Грозном, пообещал до субботы разобраться в ситуации, значит, президент Чечни в субботу непременно приедет выполнять поручение полпреда. Они ошиблись на один день: в субботу первый вице-премьер Чечни Рамзан Кадыров устроил в Центорое и Гудермесе празднества по случаю получения очередного ордена, и президент, распределяя свое субботнее время, никак не мог отдать предпочтение беженцам.

Зато вчера прямо с утра президентский кортеж отправился в Бороздиновскую. Походив по пустынным улицам станицы, из которой бежало 80 % населения, президент, видимо, понял, что решать проблему надо все-таки в лагере беженцев, а не около их брошенных домов, и отправился в Кизляр. Лагерь, в котором проживают 1148 аварских беженцев, раскинулся за городом, в чистом поле. Жить там нельзя в принципе: нет воды, а поле кишит грызунами – разносчиками холеры. В Дагестане уже дважды вспыхивали сильнейшие эпидемии. В каждой палатке разместились по три-четыре семьи, то есть по 15–20 человек. Солнце палит нещадно, и в брезентовых палатках нечем дышать. Поэтому все обитатели лагеря целыми днями сидят на солнцепеке и смотрят на дорогу.

Они ждут, что из Чечни приедут чиновники и привезут им живых или мертвых сыновей – тех самых, которых в ночь на 4 июня люди в камуфляже обмотали скотчем и увезли из села.

По другую сторону дороги в палатках сидят следователи военной прокуратуры. Они уже четвертый день опрашивают очевидцев зачистки. Люди верят следователям и подробно рассказывают, как выглядели военные, на каком транспорте они были и что говорили. Люди знают, что на десятый день после зачистки в сгоревших домах были обнаружены обуглившиеся человеческие кости. В общем-то, они сами их и обнаружили, когда разыскивали свое уцелевшее имущество. Но никто не хочет верить, что кости – это все, что осталось от тех парней, которых увезли военные. Поэтому комендант лагеря Магомед Магомедов просит меня не спрашивать про останки:

– Каждый верит, что его сына там не было.

Когда лагерь наводнили военные с автоматами наперевес, все поняли, что едет чеченский президент. При этом все почему-то решили, что он везет тех самых пропавших. Может, и не 11 человек, потому что обгоревшие останки кому-то все же принадлежали, но хоть кого-то. А президент на 11 блестящих черных джипах привез первого вице-премьера Рамзана Кадырова, командующего объединенной группировкой войск Аркадия Еделева, депутата Ахмара Завгаева и чуть ли не весь свой кабинет министров. Джипы сосчитали аварские мальчишки, которые потом бегали по лагерю и кричали про свои математические победы.

Президент вышел из машины, и его личная охрана кинулась расчищать ему дорогу, орудуя прикладами автоматов.

– Ради кого он сюда приехал? – стали возмущаться беженцы. – Ради нас или ради Козака?!

Они, конечно, и сами понимали, что президент приехал не по своему желанию, а по указанию свыше.

– Салам алейкум, – сказал президент рассевшимся по краям поляны людям и услышал в ответ напряженное молчание. – Вообще-то у мусульман положено хотя бы встать, – негромко, но и не тихо добавил он и прошел куда-то к краю поляны.

Было видно, что в центре выступать ему совсем не хочется. Люди ринулись за президентом, чтобы услышать, что же он скажет. Их отталкивали прикладами, на них орали охранники. Меня тоже дважды обругали его чернобородые телохранители. Вот так, среди криков, суматохи и злости господин Алханов начал свою речь.

– Земляки мои! – сказал он.

– Громче говорите!

– Земляки мои! Искренне говорю вам, вместе с вами разделяю вашу боль. Можете мне верить, а можете не верить.

– Не верим, – заявили беженцы.

– Для меня то, что случилось с вами, и то, что все это время случалось с чеченцами, абсолютно одинаково, – сказал президент. Он явно не находил нужных слов. – Я понимаю, ваш главный вопрос ко мне – вернуть пропавших людей. Правильно?

– Да! Конечно, правильно! – раздалось со всех сторон. – А других разговоров и не будет, пока не вернете парней!

– Ваш глава администрации обращался ко мне и раньше: проблемы с газом, водой, надо школу отремонтировать, – перешел президент к делу. – Я собирался заниматься этими вопросами и буду ими заниматься. Наши народы, аварцы и чеченцы, веками жили вместе. Вы – мои земляки, и вы для меня одинаково дороги. Мне тяжело сказать, почему это с вами произошло. Но я готов разделить эту вину и гарантирую вам, что подобное больше в вашей станице не произойдет.

Президент замолчал. Молчали и все вокруг.

– Я знаю, вас сюда толкнуло что-то большое, – сказал господин Алханов. – Но с чеченским народом уже сколько лет творится беззаконие! Вы сами знаете. Я к вам пришел с просьбой, чтобы вы вернулись в свои дома.

– Нет!!! В этот бардак мы не вернемся!

– Я понимаю вас. Но бардака в Дагестане не меньше. Я не знаю, дадут вам тут землю или нет. Но я, как ваш земляк, говорю вам: вы выиграете больше, если вернетесь! Смотрите, кто со мной приехал. Мы все хотим сказать вам – вернитесь!

– Нет!!! – снова прозвучало из толпы.

– В чеченских селах такие факты имели место и раньше, но мы выходили из этой ситуации, – напомнил президент, вытирая пот со лба. – Но давайте вместе делить и хорошее, и плохое. У нас в один день в Алдах было расстреляно 72 человека, среди них старики и дети. Подонки и бандиты не дают нам жить. Но давайте честно – они же к кому-то в станицу приходили, им же кто-то в вашей станице помогал! А сейчас кто-то подхватил ваше недовольство, кому-то надо прорисоваться, райские кущи обещают вам. Да не будет здесь райских кущ!

– Зато здесь мы спим спокойно! – крикнули президенту.

Тогда слово взял Рамзан Кадыров.

– Я потерял 220 человек убитыми, отца потерял, – начал он, полагая, что мертвые – это сейчас главный козырь. – Кто это сделал – без разницы, в погонах они или без – это бандиты, преступники в погонах.

Дальше распространяться на эту тему господин Кадыров не стал – рядом при погонах стоял командующий Еделев. Первый вице-премьер Чечни предпочел сменить тему.

– Мы сегодня здесь ничего не решаем, – вдруг заявил он. – Ну, совершилось преступление, следствие разбирается. А вы показываете всему миру, что вы и мы слабые! Если вы уйдете из Чечни, вы сдадитесь, покажете слабость, вы им уступите. Я даю слово – ни один военный и ни один бандит не зайдет больше к вам. Я жить буду в вашем селе, если понадобится. Дагестанские власти не будут вам помогать, а в Чечне мы сделаем все для вашего процветания! Возвращайтесь! Тут взял слово генерал Еделев.

– Никакой спецоперации в Бороздиновской не проводилось, – заявил он.

– Бандитские разборки и 3, и 4 июля, это именно бандитские разборки, и им дана будет правовая оценка. Вопрос в другом. Вот здесь некоторые провокаторы ставят вопрос: отдайте 11 человек. Так я вам заявляю, что мы этих 11 человек не прячем. Будем искать и устанавливать преступников.

Потом генерал сказал, что беженцев используют. Не сказал, правда, кто именно, зато предложил сформировать отряд самообороны, который будет защищать село.

Потом выступил друг Рамзана Кадырова Джамалдин Гамзатов – очень авторитетный человек из Хасавюрта.

– Здесь есть люди, которым я возвращал похищенных сыновей? Так вот, это все делал Рамзан! Он честный человек! Если он сказал, значит, так и будет. На всем Кавказе это знают.

Рамзан скромно улыбался.

– Вместе будем это расследовать, обещаю! – крикнул Рамзан.

– Если будете сидеть здесь и думать, что от этого расследование пойдет быстрее, вы ошибаетесь, – сказал президент Алханов.

Тогда его попросили, чтобы со стороны Дагестана была тоже создана комиссия и чтобы ее возглавил «брат и друг» аварских беженцев, депутат народного собрания Дагестана кизлярец Сагид Муртазалиев. Эта просьба чеченской стороне не понравилась, и просьбу отклонили.

– Здесь стоят жители Чечни, – сказал господин Алханов. – Магомедали Магомедов[15] не обязан создавать свою комиссию. Разбираться и разруливать – это задача моя и федерального центра.

– Да вы за две недели первый раз сюда приехали, как мы можем вам верить! – закричали беженцы. – Хотим свою комиссию, чтобы наши права отстаивала! Чтобы нашли виновных и наказали!

– Что вы все про бандитов тут говорите! – зашумели с другого конца поляны. – Это же были ваши люди, на БТР и в форме!

– Это бандиты в погонах, – парировал президент.

– Да нам от этого не легче! – ответили ему.

– Мы будем жить лучше всех на Северном Кавказе! – перешел в наступление президент. – Я все тяжелое всегда поручаю Рамзану Ахматовичу.[16] С понедельника комиссию по расследованию возглавит он. Он будет с вами работать и обеспечит вашу безопасность!

Президент распалялся: то ли полуденное солнце так действовало, то ли мысли о том, что задача, поставленная господином Козаком, господину Алханову пока не давалась.

– Если вы сейчас не сделаете то, что я сказал, вы меня долго будете помнить! – сказал он. Президент, наверное, имел в виду, что если беженцы не вернутся сейчас, то им все равно придется вернуться, но потом им припомнят их упорство.

Беженцы не струсили. Они сказали, что тоже будут помнить то, что с ними сделали. И тогда к президенту вышла Тома Усманова, а следом за ней Зухра Магомедова в трауре. Толпа расступилась. Старуха Магомедова с синяками на лице молча смотрела на президента. Ее 77-летнего мужа во время зачистки избили и бросили в доме, который потом подожгли. Досталось и старухе. Зухра похоронила останки мужа на сельском кладбище, и ей уже надеяться не на что. Чиновникам смотреть ей в глаза было тяжело. А Тома Усманова сказала, что вернуться не дает пережитый страх:

– Два года назад у меня ночью забрали мужа, а теперь забрали сына. Как мне туда возвращаться? Мы не ваххабиты, мы жили со своими коровами и сеном, а у нас забрали сыновей.

– А кто убил старика-лесника?! – спросил президент, имея в виду убитого в конце мая в Бороздиновской отца одного из военнослужащих батальона «Восток».

– Мы, что ли, убили?! – возмущенно закричали вокруг.

– Разберемся, – сказал президент. Общение с народом на этом закончилось.

Господин Алханов прошел в большую брезентовую палатку, пригласив туда депутата Муртазалиева и несколько аварских мужчин. Выйдя из палатки, Сагид Муртазалиев сообщил беженцам то, что все и так уже слышали: тем, кто вернется, власти Чечни окажут помощь. Но беженцы даже авторитетного оппозиционера Сагида слушать не стали:

– Пусть вернут похищенных, а потом будем разговаривать дальше!

– Вы сами все слышали, – сказал господин Муртазалиев. – Есть 11 пропавших, люди ставят условие, и против этого я ничего сказать не могу. А то, что вам тут говорили про политические амбиции, никто никого не использует, поверьте.

Чеченские чиновники в это время общались с телекамерами. Пока личная охрана автоматами заставляла нас, сидевших на корточках у ног президента (чтобы не мешать телекамерам), отползать назад, господин Алханов говорил, что существенных результатов встреча не дала, но «наметились точки соприкосновения».

– Так что произошло в Бороздиновской? – спрашивали журналисты, задирая к президенту головы.

Вместо президента ответил командующий Еделев. По его словам, зачистки в селе не было:

– Есть специальный реестр документов, определяющих спецоперацию. Это боевые приказы, которые подписываю и я. Ничего такого не подписывалось.

Могу вам сказать, что главная военная прокуратура изъяла все документы отряда «Восток», в них такого приказа тоже нет.

Это означало, что ответственность за произошедшее никто из официальных лиц не понесет, разве только исполнители.

Президент Алханов еще раз сказал, что комиссию по расследованию ЧП возглавит Рамзан Кадыров, и господину Кадырову пришлось что-то говорить в камеры:

– Мы обсуждали вопросы, проблемы обсуждали.

– О возвращении домой людей, – тихо, но так, что все услышали, подсказал своему заместителю господин Алханов.

– О возвращении домой людей, – повторил господин Кадыров. – Это наши граждане, жители нашей республики.

– Обеспечение безопасности… – снова подсказал президент Алханов.

– Обеспечение, – послушно повторил первый вице-премьер. – Обеспечение безопасности я гарантирую, – и добавил уже от себя: – Со стороны шайтанов, со стороны преступников в погонах – без разницы! Видно будет.

На этой оптимистической ноте личная охрана заслонила обоих руководителей. Быстро рассевшись в бронированные джипы, хозяева Чечни укатили в свои владения. А беженцы, пошумев и поспорив, пошли в свое убогое жилье пить чай и чистить грязную картошку к ужину.

Во время визита Кадырова в Бороздиновскую я встретила старого знакомого, Аламбека Ясаева: когда-то я познакомилась с ним в доме у Ямадаевых, а теперь он был главным в охране Рамзана Кадырова. После обычной болтовни я сказала, что хотела бы взять интервью у Кадырова, и на случай, если он согласится, я оставила свой мобильный. Честно говоря, я была уверена, что после интервью с Магомедом Хамбиевым Кадыров никогда больше не будет со мной разговаривать. Но через несколько дней Аламбек позвонил и сказал, что Кадыров в Москве и согласен дать интервью. Мне назначили встречу на последнем этаже гостиницы «Золотое кольцо», и я отправилась туда с фотографом. Все время, пока мы беседовали, Кадыров сжимал и разжимал кулаки. Я чувствовала, что он то ли зол, то ли просто нервничает, но пытается держать себя в руках. И у него это получалось. Под конец разговора он даже успокоился и стал откровеннее. Выходили мы из гостиницы вместе – он отправлялся на встречу с дагестанским депутатом Гаджи Махачевым, которого называл просто «Махач». После этой встречи я задумалась над его вопросом – почему же его не любят. От отца этому парню достались упрямство, жесткость и целеустремленность – качества, необходимые для политической карьеры. Но именно эти качества плюс нехватка образования сделали его чужим в мире обычных людей. А самым большим его недостатком, как мне кажется, было то, что он не хотел это исправлять.

11.07.2005. «Как карты лягут». Интервью Рамзана Кадырова

В номере было человек пять охранников. Сколько их за пределами номера, я не считала – встречали меня в коридоре одни, провожали другие. На Кадырове дорогой классический костюм, на охранниках – тоже костюмы, и нигде не видно оружия. Первый вице-премьер Чечни в Москве выглядит совсем по-другому, нежели в Чечне.

– Почему вы так меня не любите? Статьи про меня нехорошие пишете. Я нормальный человек. Вот почему вы написали так про меня в Кизляре?

Я понимаю, что речь идет о статьях, напечатанных в «Коммерсанте» и «Власти», в которых речь идет о возвращении беженцев в станицу Бороздиновскую.

– Мне показалось, что и вы, и президент Чечни неправильно себя вели с беженцами, – отвечаю я. – И охрана ваша неправильно себя вела. Очень грубо.

– Охрана так и должна себя вести. Вам обидно, что охрана с вами лично так себя вела? А кто убил Масуда?[17] Журналисты. На охрану не надо обижаться. Это их работа. Но вы, получается, из-за того, что вам не понравилась охрана, про нас написали плохо.

– Не в охране дело. Я написала так, потому что посчитала ваш приезд к беженцам политической акцией, а не заботой о них. Я же имею право на собственное мнение.

– Конечно. Я уважаю это. Но не надо видеть в Кадырове злодея. Я за мир в Чечне. Я все делаю ради мира. И туда приехал поэтому. Знаете, какие стихи моя дочь читает? Вот послушайте.

Кадыров достает из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон и набирает свой домашний номер в Центорое. Трубку берет жена. Кадыров ей что-то говорит по-чеченски и переключает телефон на громкую связь. В трубке раздается голос маленькой девочки.

– Айшат, прочитай про мир, – говорит ей отец.

Пятилетняя Айшат не сразу понимает, чего от нее хотят, но после второй просьбы с готовностью начинает читать стихи.

– Мир очень нужен нашей планете, – звучит в трубке, – мир нужен взрослым, мир нужен детям, мир нужен всем!

– Я сам учил ее, – гордо говорит Кадыров. – Самое главное это. Мир нужен взрослым, мир нужен детям. Разве плохо, что мы хотим мира?

– Вам поручили вернуть беженцев в Бороздиновскую, и они вернулись. Как вам это удалось?

– Это произошло благодаря усилиям всей нашей команды. И руководство России, и руководство Чеченской Республики, и лидеры аварского народа помогли.

– Но решили проблему вы лично.

– Да нет, я это сделал только благодаря Всевышнему.

– Президент Алханов сказал, что поручает вам самые трудные задачи…

– Потому что я самый верный его помощник.

– А какие еще задачи он вам поручал?

– Веденский район, в котором пять лет не могли навести порядок. Мы за четыре месяца навели. Восстановили дороги, построили мечеть, заработали школы и больницы. Вот такие участки, где сложно, президент поручает мне.

– В Веденском районе ваша служба безопасности работала?

– Да, 700 человек четыре месяца там работали. Спецоперации провели, много схронов взяли. 11 человек, которых никто не мог взять, сами вышли из леса к нам. Они амнистированы.

– Люди, которые до сих пор не выходили из леса, амнистированы?

– Да, их никто не мог убедить, а я смог. Я через наши традиции, обычаи, благодаря нашему тарикатскому направлению[18] смог это сделать. Я привлек старейшин, старейшины убедили этих людей, что они не правы. Что они должны жить мирной жизнью и заниматься восстановлением республики, а не бегать за Басаевым. Убить надо Басаева.

– С вашей помощью много людей было амнистировано. Военные часто говорят, что боевики, которые должны были быть наказаны, сейчас в службе безопасности.

– Ну, это ни для кого не секрет. Полк специального назначения имени моего отца – почти на 90 % там бывшие боевики. Эти боевики были защитники народа, их просто неправильно использовали. Ты же знаешь, Дудаева породила не Чечня, а Россия. Он был советский генерал. Его отправили в Чечню определенные люди, чтобы начать войну. Масхадов был их полковник, Басаев был работник спецслужб. А теперь поменялось руководство России – хвала Всевышнему, что есть на этой должности сейчас президент Путин, который хочет закончить войну. А в 1991 и 1992 году тогдашние руководители затеяли эту войну. А президенту Путину небезразлична судьба Чечни. Поэтому он поддержал такой закон, который амнистирует этих людей. Их война убивает. А мы не хотим их убивать. Мы хотим сохранить наш народ, целый, единый чеченский народ.

Их использовали неправильно. А мы используем в правильном направлении. Если они хотят защитить народ, если хотят идти по пути Аллаха, то они должны быть с нами. Мы объяснили им, что их использовали вопреки нашим обычаям. Они поняли это. А если кто-то из военных говорит, что боевиков, которые сами вышли из леса, нужно наказывать, – они неправильно говорят. Госдума приняла закон об амнистии, и у этих людей есть права, как у всех других людей. Надо забыть те ярлыки, что им навесили: боевики, террористы. Они нормальные люди, граждане Чеченской Республики, которые хотят мира.

– Но амнистии подлежат только те, на ком нет крови, а многие боевики из того же Веденского района убивали людей.

– А кто их видел? Если они убивали кого-то, почему они до сих пор не были наказаны, а гуляли свободно в лесах? Часто люди, зная какую-то известную фамилию, списывают все преступления, совершенные в этом районе, на эту фамилию. Но проходит следствие, это не доказывается. Если прокуратура докажет, что кто-то виновен, он свою вину искупит. Прокуратуре мы не диктуем.

– Хоть кого-то из тех, кого вы пытались легализовать, посадили?

– Были случаи. Давали условные сроки. Есть даже человек, который сидит, на два года осужден. Я ему сказал: «Выбирай, два года отсидишь или пожизненно будешь бегать в лесах». Он сказал: «Я лучше два года буду сидеть». И в Грозном таких было пять человек. Они поняли, что виноваты, что должны искупить свою вину в тюрьме, и сдали оружие.

– Сколько всего боевиков легализовано вами?

– Очень много. Надо смотреть цифры. Каждый месяц кто-то выходит. У меня записано – каждый пофамильно, в какой день, во сколько он ко мне пришел.

– А сколько человек в вашей службе безопасности?

Рамзан Кадыров смеется.

– Вы, журналисты, всегда задаете этот вопрос. Могу я не ответить? Это военная тайна. Сколько нам надо, столько там есть людей.

– Служба безопасности подчиняется вам?

– Президенту Чеченской Республики. Все, кто находится в Чеченской Республике, подчиняются нашему президенту. Я его помощник, я ему подчиняюсь. Все мы ему подчиняемся. Кто не хочет подчиняться, того заставим.

– Но контролируете службу безопасности именно вы, потому что для нее именно вы авторитет.

– Нет, я не контролирую. Я курирую силовой блок. Если почитаете закон, там все написано про мои полномочия.

– Но на деле все немного отличается от написанного…

– Нет. Я законник. Я соблюдаю конституцию.

– Но все знают, что эти люди выходили именно к вашему отцу и теперь к вам. Для них только Кадыровы – авторитет.

– Ну, они могут меня уважать, они ко мне прислушиваются, я им говорю: надо воевать против преступников, террористов, ваххабитов, шайтанов. И на этом условии они выходили ко мне из леса.

– Не боитесь, что в какой-то момент они захотят уйти обратно в лес?

– Нет, никогда. Я с такими не разговариваю. Я разговариваю с ними лично, с их родственниками, отцами, братьями. И я знаю, что они не подведут. Не было такого случая, ни одного. Кто вернулся оттуда, никогда не уйдет обратно. Потому что бегать в горах и лесах, не иметь ни минуты свободной, когда их преследует весь наш народ, – это очень трудно. Все они хотят домой. Если Басаева простили бы, и Басаев давно бы вернулся.

– Басаева не простите?

Рамзан Кадыров снова смеется.

– Если руководство России простит, то куда мы денемся? Мы служащие. Нам сказали – мы сделали.

– Одной из самых громких побед Кадыровых была легализация министра обороны Масхадова Магомеда Хамбиева. Чем он сейчас занимается?

– Он сейчас занимается спортсменами. Вольной борьбой. Мы построили рядом с его домом большой спортзал, и он тренирует ребят. Пока он не работает, но при необходимости он участвует с нами в операциях, подсказывает нам, как и что надо делать. Живет мирной жизнью Хамбиев.

– Кто все-таки убил Масхадова?

– Вы разве не видели, по телевизору показывали.

– Официальная версия, кажется, такая – операцию провела ФСБ и ваше подразделение.

– Ну, так и есть.

– Если вы действительно там были, то объясните, почему надо было уничтожать Масхадова? Он ведь мог рассказать много интересного. Можно было его задержать.

– Да надо было. Просто там было оказано сопротивление, смертельно ранен был человек. Что поделаешь?

– То есть это была случайность?

– Да, конечно. Случайность. Мы хотели его забрать. Мы хотели, чтобы он перед чеченским народом выступил и сказал, что он был черт, а не человек. Что он затеял эту войну.

– Помните, был большой скандал: правозащитники утверждали, что вы задержали семь родственников Масхадова и держали этих людей в Центорое. Что все-таки произошло?

– Приехали прокуратура, журналисты НТВ. Полностью прокуратура проверяла Центорой. Ничего не нашли. Семь человек не спрячешь просто так, где бы я их спрятал? У нас было несколько сот тысяч беженцев. У нас пропало без вести 2000 человек. Но до них этим правозащитникам дела не было. Но как только пропадают родственники Масхадова или Басаева, всех это сильно беспокоит. Это неправильно. Пусть заботятся обо всех, кто пострадал. У нас и сейчас продолжают совершать преступления ваххабиты. Убивают глав администраций, мирных жителей, директоров школ. И где эти правозащитники? Или они правозащитники, только когда надо защищать права родственников Масхадова? Когда Масхадов или Умаров дают отмашку? Как будто я содержу их в котельной какой-то. Зачем их содержать в котельной, если у нас есть следственные изоляторы? Я не забираю родственников. Я забираю только тех, кто совершает преступления. Брат за брата не отвечает.

– Нашли потом этих людей?

– Не знаю. Я прочитал где-то статью, что эти родственники Масхадова вернулись домой. Они куда-то уехали отдохнуть, а вокруг этого подняли шум. Махмудов там один есть, бывший прокурор Ичкерии. Он был в Дагестане или Азербайджане, я его вызвал, говорю: «Давай рассказывай, где ты был, а то у нас расследование идет». Он говорит: «Да я в гости ездил к родственникам». Я ему говорю: «А тебя искали в моей котельной». Вот так у нас бывает.

– А вам не неприятно, что на ваш счет постоянно какие-то подозрения возникают?

– Нет. Если бы они были идейные правозащитники, я бы их только приветствовал. Эти люди защищают чьи-то интересы. Как и журналисты некоторые. И этим журналистам неудобно становится, когда ты им в прямом эфире говоришь: ты врешь, ты не человек, а черт! Есть журналисты, которые меня в жизни в глаза не видели, а обо мне пишут по заказу. Это продажные люди, для меня они хуже Басаева.

– Может, вас просто не любят?

– А за что меня надо не любить? Я бывший милиционер, я и сейчас офицер милиции. Я выполняю приказы. У нас 15 тыс. милиционеров, я один из них. Я не нравлюсь ваххабитам, потому что, пока я жив, им нет места в Чечне. А почему правозащитникам я не нравлюсь, это еще надо разобраться. Может, потому, что они поддакивают Басаеву, Удугову, Закаеву. Закаев этот, он был хороший артист, даже кино было, он там в поезде едет, с бутылкой. Такие люди сейчас герои. Яндарбиева отец, чтобы угодить КГБ и доказать, что он верный человек, сжигал Коран. Он был нашим героем. И Удугов, незаконнорожденный, про его отца никто ничего не знает, тоже у нас был героем. Басаев, у которого вообще не знаем, откуда корни, тоже герой был. Не герои они, а работники спецслужб всего мира. А страдает наш народ. А мы не позволим. Нам без разницы: кто совершает преступления, те будут наказаны. Мы всегда были защитниками народа и остаемся ими.

– А Басаев сейчас в Чечне?

– Если бы я знал, где он, я бы его уже убил.

– Конфликт между вами и Ханкалой существует?

– Абсолютно никакого конфликта нет. Я курирую силовой блок, они выполняют свои задачи. Какой конфликт?

– Говорят, что чеченские власти и военные федерального подчинения между собой не ладят.

– Никогда не было такого, чтобы у нас не было взаимопонимания. Особенно сейчас, с приходом Аркадия Еделева, у нас есть и взаимопонимание, и взаимодействие. У нас все хорошо.

– Говорят, что военные хотят контролировать нефть, 50 % которой принадлежит руководству Чечни.

– 49 %, и нам она не принадлежит. Продает нефть «Роснефть», и они должны перечислить 49 % от продажи нам. А мы нефть не продаем. Охраняет нефть МВД Чеченской Республики, полк нефтяной, 2400 человек. У них есть договор с «Роснефтью». А военные хотят контролировать – пусть контролируют. Нам главное, чтобы не воровали нашу нефть. И чтобы потом не обвиняли наших. А то мода пошла: каждый начальник ФСБ района пишет на сотрудников милиции, что они возят бандитов, занимаются темными делами и так далее. Потом, когда Руслан Алханов пришел к руководству МВД, мы провели аттестацию и всех, на кого были такие жалобы, стали преследовать. И что? Потом за них ходатайствовали половина ФСБ, половина ГРУ. Это наши агенты, говорят. Я говорю: вы этим оскорбляете менталитет нашего народа. Они чеченцы, а вы делаете их предателями. Этого не будет. У вас должны быть свои агенты, и они должны только вам подчиняться. И на этом мы поставили крест. Чеченская милиция будет самой образованной и порядочной в России.

– Так нефтяного конфликта нет?

– Нет. Я вообще первый раз от вас слышу.

– Есть же нелегальный вывоз нефти из Чечни. «КамАЗами» вывозят, по ночам.

– Вывозят, да, мы боремся с этим. У нас конфликты бывали. Были случаи, когда отдельные военные хотели воровать нефть, мы отбирали у них и отдавали в военную прокуратуру. И совсем недавно был случай, когда военные хотели воровать нефть, и им помешали работники нефтяного полка, и были перестрелки. Есть такие моменты. Боремся с преступниками. И везде так. Просто всем журналистам интересно, что именно в Чечне борются с преступниками. А в целом в России и в мире – везде хищения, убийства, но об этом вы не пишете. В России больше преступлений, чем в Чечне, в России даже за велосипед дети друг друга убивают. И женщины убивают своих детей. А в Чечне столько спецслужб, военных, кого только нет, и по статистике у нас меньше всего преступлений.

– Вы себя видите президентом Чечни?

– Я не вижу себя президентом. У нас есть пока президент, Алу Дадашевич.

– А потом?

– Потом? Как карты лягут.

– У вас был конфликт в Хасавюрте с дагестанской милицией. На вас вроде бы даже дело заводили. Что с этим делом?

– Не было у нас конфликта. Не знаю я ни про какое дело – меня не допрашивали, не приглашали никуда. Сестру тогда задержали, остановили тех, кто ее сопровождал, проверили командировочные, что-то не поняли. Потом разобрались. Я бываю часто в Хасавюрте, встречаюсь и с милиционерами. «Салям алейкум – Ваалейкум ассалям», и никаких проблем. У меня в Дагестане много друзей.

– Мэр Хасавюрта Сайгидпаша Умаханов?

– Да, он хороший человек, отец его уважал. Он в трудное время мне помог.

– Вы часто об отце говорите. Когда его убили, вы пообещали, что ровно через год, в день его смерти, назовете всех, кто был виновен. И не назвали. Почему?

– Я хотел это сделать, но следствие меня попросило не делать пока этого. Я прислушался к закону. Но до этого я уничтожил руководителя той операции.

– На встрече с беженцами в Кизляре вы сказали, что в смерти вашего отца виновны преступники в погонах. Кого вы имели ввиду?

– Ну, без участия милиционеров, ФСБ или военных они не могут передвигаться. Шайтанов я имею в виду. Чтобы занести на стадион мину и положить ее, кто-то должен помочь. Сейчас оперативно-следственная группа занимается этим, и мы обязательно все узнаем. Я уже нашел того, кто отдавал приказ убить моего отца и занес мину, – мы его убили. Остались двое, и их, дай Аллах, мы уничтожим. За смерть отца, любого сотрудника, товарища боевого мы никогда не прощаем, не оставляем безнаказанным. Сполна спрашиваем.

– А фамилию можете назвать человека, которого вы уничтожили? Он чеченец?

– Когда следствие будет завершено, я фамилию скажу. Это чеченец, ваххабит. Шайтан. Козел.

– На встрече с беженцами вы говорили, что скоро в Чечне жить будет лучше, чем в других регионах Кавказа. Вы действительно так считаете?

– И сейчас самый безопасный и спокойный регион – это Чеченская Республика.

– Да что вы говорите?! У вас же ваххабиты бегают…

– Они везде бегают. А в Москве не бегают? В Москве взрывают и убивают. Где не убивают? А мы можем отстоять своих и знаем как. У нас люди определились, что мы хотим. Пять лет прошло. Сколько мы потеряли наших людей – работников милиции, мирных жителей? И те, кто в лесу, – это тоже наши дети, просто их неправильно использовали. Они настоящие мужчины, я их уважаю. Потому что если бы он не был смелый, то он не пошел бы воевать. Воевать – самое трудное дело. Убивать, взрывать, не спать, не есть – это могут делать только сильные. Поэтому я уважаю их как воинов. Но они неправильно поступают, и мы им говорим, что если они хотят жить нормальной жизнью, если не хотят быть преступниками, то они должны идти с нами. Пророк сказал: «Кто будет воевать, тот попадет в рай. Кто будет их убивать, тот тоже попадет в рай». Вот так. Мы люди верующие, и мы служим исламу и закону Российской Федерации.

6.10.2006. Триумфальная арка Рамзана

Вчера в Чечне отмечали 30-летие премьера Рамзана Кадырова. В его честь открыли Триумфальную арку, проспект, названный именем его отца, и аэропорт. Аэропорт, не принятый госкомиссией и не прошедший сертификацию, вчера уже принял первый самолет. Вместо технического борта прилетел чартер с гостями и сестрой именинника.

Именинник Кадыров в сопровождении президента Алу Алханова приехал открывать аэропорт «Северный» вчера вечером.

– Аэропорт – это окно в современный мир, – сказал президент Чечни.

Премьер Кадыров что-то сказал по-чеченски. Тут кто-то крикнул: «Идет на посадку!» – и все бросились прямо на поле. Когда Ту-134 авиакомпании «Космос» появился над полосой, Рамзан Кадыров закричал: «Аллах акбар!» И все собравшиеся подхватили: «Аллах акбар!» Не славили Аллаха только замминистра внутренних дел Аркадий Еделев и военные.

– Что бы там потом ни говорили, этим самолетом летела моя родная сестра, – сказал премьер Кадыров, словно отвечая чиновникам Минтранса, заявлявшим вчера, что рейс был чисто техническим, а аэропорт еще не прошел сертификацию, а потому не может обслуживать пассажирские перевозки.

В открывшемся люке самолета появились Зулай Кадырова и командир чеченского ОМОНа Артур Ахмадов. Из салона кто-то крикнул: «Аллах акбар!» – и встречавшие ему ответили тем же. Рамзан Кадыров первым поднялся по трапу с букетом цветов, а потом станцевал лезгинку у самолета. Подбадривая его, люди хлопали и бросали в воздух тысячные купюры.

– Никому такого в жизни не дарили – целый аэропорт, – сказал потом премьер Чечни.

Таких дней рождения я еще не видела. Это такой день рождения, после которого становятся президентами. К этому дню именинник и подготовился по-президентски. Утром в четверг на въезде в Грозный открыли Триумфальную арку. Арка, точнее, были две – стилизованы под старину и выглядели как часть древней крепости. С обеих сторон этих символических ворот в Грозный висели портреты Владимира Путина и Ахмата Кадырова. У ворот стояли девушки в национальных костюмах и с пирогами. Эти пироги многих присутствующих слегка смущали, потому что все знали, что в Чечне, как и везде, где чтут месяц рамадан, идет пост, и днем принимать пищу нельзя. Но Рамзан Кадыров на открытие не приехал: вместо него приехали его дядя Магомед Кадыров и двоюродный брат Одес Байсултанов, исполняющий обязанности председателя правительства (премьер взял отпуск по случаю своего юбилея). Еще приехали советник президента РФ Асланбек Аслаханов и муфтий Чечни Султан Мирзаев. Господин Аслаханов сказал про какую-то веху в жизни чеченского народа – он, по всей видимости, имел в виду день рождения чеченского премьера. Сказал про тенденцию созидания, про то, что «эта Триумфальная арка – символ победы чеченского народа над тем беспределом, который здесь творился». Организатор этого созидания, по словам советника, работает день и ночь, и он сделал этот подарок в виде Триумфальной арки не только себе, но и всему чеченскому народу. И еще советник сказал про «бессовестных правителей, которые разработали такой механизм, чтобы деньги не уходили за пределы Садового кольца». Господин Аслаханов повторял весьма популярную в Чечне мысль о том, что московские чиновники не дают денег Чечне под предлогом, что их разворуют, а сами наживаются на этом.

Я листаю вышедший в Грозном альманах «Итоги», в котором под портретом Рамзана Кадырова заглавными буквами написано: «100 дней возрождения». Имеются в виду сто дней премьерства господина Кадырова. В альманахе говорится про то, что благодаря Рамзану Кадырову Чечня превращается в процветающий регион, что он любит бокс и кавказских овчарок, и еще там были стихи про него.

Чечня за последний год действительно изменилась. Я приехала сюда несколько дней назад и, проезжая Гудермес, не узнала город: новенькие дороги, отреставрированные пятиэтажки в центре города, выдержанные в одной цветовой гамме с портретами Рамзана Кадырова и его покойного отца. – Все отстроили за несколько последних месяцев, – говорит Усман, мой старый знакомый из Грозного. – Ты еще Аргун не видела. Его бомбили больше, чем Гудермес, но выглядит он еще круче. А про Грозный вообще молчу, сама все увидишь.

Я и увидела. Вышла на улицу и сразу же заблудилась. Я привыкла ориентироваться по развалинам домов, по изрешеченным пулями заборам, по мстительным надписям черной сажей на уцелевших стенах. Но того Грозного больше нет. Я иду по старой улице Ленина, теперь это проспект Кадырова. Новые дома возвышаются по обе стороны проспекта, в центре которого – пешеходная зона. Над проспектом я насчитала восемь портретов Кадырова, еще столько же плакатов с цитатами Кадырова-старшего или младшего и еще столько же или чуть меньше с цитатами из Путина – преимущественно о Кадыровых. У мраморного Дома молодежи портретов аж четыре. Рамзан с обнимающими его девочками-школьницами, Рамзан с президентом Путиным, Рамзан с отцом Ахматом-хаджи. Есть еще Кадыров-младший отдельно – с множеством орденов и в мусульманской шапочке. И есть портрет Кадырова-старшего с единственной наградой – звездой Героя России.

Мы с Усманом едем в 4-й микрорайон. Из национальных реликвий здесь только один портрет Кадырова-младшего, но зато самый большой в Грозном – одиннадцатиметровый. Рабочие, таскающие кирпичи, кажутся на его фоне муравьями. Отеческим оком взирает Рамзан Кадыров с высоты девятиэтажного дома на строителей.

– По проспекту Кадырова запланировано 30 фонтанов, – рассказывает Усман. – Пока там только шесть, но к концу года будут все 30. А на Минутке будет большой подземный торговый центр со стеклянным куполом, как в Москве «Манеж».

Усман говорит о той самой Минутке, которая была символом разрушенного Грозного.

– Он восстанавливает прежде всего те районы, которые для чеченцев символичны, – говорит Усман о Кадырове-младшем. – И это, как у вас говорят, хороший пиар. Он за три последних месяца восстановил треть республики. Все строили и восстанавливали к 5 октября. У нас говорят: после 5 октября жизнь остановится.

– У вас тут культ личности, – говорю я Усману и вспоминаю, как еще год назад он говорил, что Рамзан Кадыров угробит Чечню.

– Понимаешь, Кадыров, плохой или хороший, – он наш, – объясняет Усман. – Москва ему денег не дает, но он выкручивается, кредиты берет, выбивает федеральные деньги. И у людей надежда есть, что раз все строится, значит, войны больше не будет.

Усман – из «бывших». Когда-то работал в администрации Грозного, был гантамировцем, не любил Кадыровых и не нашел себе места при их власти. Сейчас мог бы устроиться, но на поклон идти не хочет.

– Кадыров – он здесь как бог, – говорит Усман. – Он понял волшебную формулу власти: сначала страх, потом деньги. Ему руки целуют. Думаешь, его за это плохим считают? Нет. Его считают своим. Какой народ, такой и премьер.

По обе стороны от трассы, ведущей в аэропорт «Северный», горят костры. По этой дороге премьер поедет в аэропорт встречать первый гражданский борт, и нельзя, чтобы его что-то огорчило. На единственном в городе КПП нас останавливают, но, услышав, что едем в аэропорт, машут рукой: езжайте. «Северный», когда-то самый крупный аэропорт на Северном Кавказе, теперь возвращает себе этот статус. Заместитель гендиректора «Стройинвестиции» Хаси Ахматукаев говорит, что аэропорт готов к эксплуатации. Его еще не приняла госкомиссия, потому что она никак не доедет до Грозного, но в ближайшие два-три дня примет. А открывать можно и сейчас.

– Как же открывать, когда еще даже внутренняя отделка не везде закончена? – говорю я.

– Вы знаете, что этот аэропорт вообще должны строить три-четыре года? – отвечает Хаси Ахматукаев. – А мы за три месяца все сделали. У нас полоса 2,5 км! Мы любые самолеты принимать можем! Завтра уже будет стоять оборудование для продажи билетов и металлоискатели. Неделю над взлеткой летает самолет – проверяет связь с наземными службами. Все работает безукоризненно.

Строитель говорит, что восстановление аэропорта обошлось в 760 млн рублей. Это не бюджетные деньги, хотя объект внесен в федеральную целевую программу восстановления Чечни.

– Под аэропорт деньги дадут только в будущем году, а наш премьер не стал ждать, взял кредит в «Россельхозбанке» под гарантии правительства, – говорит мой собеседник. – И таким образом у нас сейчас все строится.

У взлетно-посадочной полосы знакомлюсь с замминистра строительства Чечни Султаном Азимовым.

– Быстро строим? – переспрашивает он. – У нас стимул есть: Рамзан сказал, значит, надо делать. Вы были в Шатое? Мы там за два месяца больницу построили на 120 коек! Рамзан сказал: за три месяца постройте, а мы за два построили! На 108 млн рублей. Конечно, это тоже деньги Рамзана. После Шатоя сразу на Аргун переключились: жилье, мечети, Дворец культуры, две школы. Одну школу назвали именем охранника Рамзана, он погиб. Вообще, в Гудермесе, Грозном и Аргуне работ проведено на 4,3 млрд рублей. Это все внебюджетные деньги!

Я спрашиваю, почему этот день рождения так важен, что вся республика на него работает.

– Рамзан это заслужил, он вон сколько всего отстроил. Мы ему даже присвоили звание заслуженного строителя республики, – отвечает замминистра.

За все время, проведенное мною в Грозном, ни один человек не упомянул о президенте Алу Алханове. Я нигде не видела ни одного его портрета, только на одной фотографии в приемной министра строительства на переднем плане были запечатлены Владимир Путин и Рамзан Кадыров, а на заднем – президент Чечни. Было такое впечатление, будто президента Алханова просто не существует, а есть только один Рамзан Кадыров. Тем не менее многие в Чечне считают, что Кремль не даст Кадырову стать президентом.

– Кадыров пользуется бешеной популярностью, его поддерживает 90 % населения, – говорит Муса Джамалханов, бывший сотрудник временной администрации Чечни. – Если вдруг что, на его сторону под ружье встанут все эти 90 %. Он сильная личность, и поэтому вряд ли Кремль согласится с тем, что такая сильная личность будет у руля. Сейчас, когда Алханов номинально президент, а Кадыров – неформальный лидер, Кремль может сдерживать обоих. Рамзан хочет стать президентом и поэтому вынужден мириться с тем, что ему говорят. Вот после недавней перестрелки между кадыровцами и алхановцами в Кремль вызвали обоих, сделали внушение, и все стихло. Только так Москва может контролировать Чечню.

Муса давно уже не работает чиновником, и ему не надо бояться за свое кресло. Он объясняет, почему Рамзан Кадыров так популярен:

– Этот парень не боится открыто говорить такие вещи, за которые по голове не погладят. Вот недавно на пресс-конференции для иностранных журналистов сказал, что компенсации за разрушенное жилье чеченцев смешны, что в Москве квадратный метр стоит $4 тыс., а в Чечне за $10 тыс. предлагают восстановить дом – и это нереально. И он обещает людям, что будет добиваться пересмотра этих тарифов. Он говорит: почему мы добываем 2 млн тонн нефти в год, платим огромные налоги, но сами ничего не имеем, даже нефтеперерабатывающего завода, и у нас бензин стоит 20 рублей – дороже, чем где-либо на Кавказе? В Кувейте весь народ живет на доходы от своей нефти, а в Чечне этих доходов не видят. Он критикует военных. И это все находит огромную поддержку у населения. Он нашел свою нишу, как и его отец Ахмат.

7.10.2006. Резиденция сына

Отмечали день рождения Рамзана Кадырова в его резиденции, расположенной под Гудермесом. К резиденции от федеральной трассы «Кавказ» вела узкая дорога, по обочинам которой через каждые полсотни метров стояли охранники. Сверив фамилии гостей со списками, охранники проверяли сумки и разрешали сесть в автобусы, которые везли непосредственно в резиденцию. На входе, стилизованном под ворота древней крепости, гостей проверяли еще раз, пропуская через рамки металлоискателей. Потом еще раза три досматривали сумки уже на территории резиденции. Царившая повсюду суматоха перепугала обитателей зоопарка премьера: на большом пруду раскричались пеликаны, где-то совсем рядом заревел медведь.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.