В мастерской Жазе Табатабли
В мастерской Жазе Табатабли
Вместе с Жазе Табатабаи мы сидим в его мастерской, расположенной в одном из переулков северной, новой, части Тегерана. Просторное, скупо освещенное помещение. На стенах рисунки, эскизы, несколько законченных полотен. На полу краски, кисти, ряд скульптурных работ.
Нельзя сказать, чтобы это была наша первая встреча с молодым иранским художником. Его произведения не раз можно было видеть в тегеранских художественных галереях, на международных выставках изобразительного искусства. О творчестве Табатабаи немало писалось и в иранской печати. В студию художника нас привело желание ближе познакомиться с его творческой лабораторией, взглядами на искусство, его планами и замыслами.
…В двухэтажном доме-мастерской, обнесенном высоким кирпичным забором, тихо, спокойно. А вокруг — бурная, сложная, многоцветная жизнь иранской столицы.
Как же откликаются на все это Жазе Табатабаи и другие мастера иранской культуры? Знакомясь с национальными выставками, с работами отдельных групп художников, особенно с самой большой ретроспективной выставкой изобразительного искусства за последнюю четверть века, состоявшейся недавно в Тегеране, можно прийти к определенному выводу. Этот вывод сводится к тому, что большой отряд деятелей изобразительного искусства Ирана, прочно занимая позиции реализма, развивает в своем творчестве лучшие традиции многовековой иранской культуры, поднимает в своих произведениях злободневные темы, вносит значительный вклад в эстетическое воспитание молодежи. Так, например, обращают на себя внимание монументальные полотна Джамиля Зиапура, посвященные нелегкому положению женщины Востока. Одно из таких полотен, «Популярная поэма», проникнуто болью за судьбу молодой женщины, ставшей рабыней в своей семье.
Актуальные проблемы поднимают в своих работах скульпторы Али Чахери, Хаджинури, братья Ардешир и Хасан Арджаньги. Их портреты современников, композиции на сюжеты сегодняшнего дня всегда привлекают всеобщее внимание. Многие иранские мастера работают в манере традиционной миниатюры. Эти работы отличаются глубиной мысли, оригинальностью композиции, высокой техникой исполнения и охватывают широкий круг вопросов человеческого бытия.
Заслуженным успехом пользуются живописные полотна Хосейна Махджуби. Серия его работ иод названием «Крыши Лахиджана» убедительно передает колорит иранской природы. В манере реалистического искусства работает художница Монир Фармафармаян. Она первая взялась возродить живопись на стекле, некогда процветавшую в Иране и незаслуженно забытую. На важные проблемы современности откликается Лейла Дафтари. Ее полотно «Мать и дитя» утверждает прекрасное на земле, служит призывом бороться за мир и счастье людей.
Но, к сожалению, нередко можно наблюдать, как представители молодого поколения живописцев и скульпторов, оказываясь в плену модных стилей, теряют почву под ногами, губят свой талант, становятся не деятелями, а дельцами от искусства. Характерна в этом отношении и творческая биография Жазе Табатабаи. Человек несомненно талантливый, он пробовал свои силы во многих областях. Одним из его больших увлечений остается литература. Ему принадлежат несколько сборников новелл, стихов, критических статей. До университета он редактировал газету. В университете он специализировался в области драматического и балетного искусства, но увлекся живописью, что впоследствии стало основной сферой его деятельности.
Объясняя разнообразие своих увлечений, Табатабаи рассказывает: «Различные идеи нуждаются в различных средствах их выражения. Некоторые требуют красок, другие — резца скульптора, третьи — движения, а многие — слов. Я лично отдаю предпочтение изобразительному искусству и поэзии». На путь служения искусству Табатабаи вступил с вполне определенными взглядами. «Каждый художник, — говорил он, — должен выработать свою собственную технику и полагаться на собственные идеи. Если кто-то заимствует их от другого, его работы будут второразрядными. Я не могу следовать западным тенденциям в искусстве, так как сам я иранец, воспитан на иранской истории и литературе. Всю жизнь я живу среди людей, которые говорят, ведут себя и думают, как иранцы. Поэтому восприятие той или иной идеи обусловлено моей национальностью. Следование западной манере было бы своего рода отрицанием своего собственного „я“, а в конечном счете и моей национальности. Я полностью убежден в том, что художник должен оставаться самим собой».
На этой здоровой основе художником сделано немало хорошего. Его первые работы глубоко национальны. Широко использует Табатабаи традиционные декоративные элементы вроде каллиграфии, стилизованных птиц, цветов. Линии мягкие, плавные, округлые. Не случайно целый ряд произведений выполнен им на темы классической персидской поэзии и легенд.
Не остался Жазе Табатабаи и в стороне от острых социальных проблем. Он создает серию работ под общим названием «Не птица и не человек». Это своего рода протест против еще не равноправного положения восточной, в том числе иранской, женщины в современном цивилизованном обществе. «К женщине, — говорит художник, — порой относятся, как к птице, которую держат в клетке ради удовольствия. Но она — не птица. Однако она и не человек, так как не пользуется всеми правами последнего».
Нельзя было бы не оценить и убежденности Табатабаи в большой ответственности художника в современном мире. «Конечно, — заявлял он, — я не ученый и не философ, но никто в наше время не может остаться в стороне от социальных вопросов, от проблем современной науки и техники. Мы выросли в окружении всего этого. Мы слышим о гибели людей во Вьетнаме, об опасности ядерных взрывов, о полетах человека в космос. И все это нельзя обойти в своей творческой работе».
Однако поиски Табатабаи в рамках традиции национальной иранской культуры не получили полного развития. В последние годы можно было наблюдать, как принципы «нового искусства» все больше и больше стали проникать в творчество молодого художника. Когда однажды мне довелось посетить выставку художников Турции, Ирана и Пакистана, трудно было поверить, что у входа стояла скульптура, принадлежащая Табатабаи. Она была выполнена в «лучших» традициях ультрамодного искусства: поржавевшие куски металла были нанизаны на железный лом. В целом это сооружение представляло собой что-то вроде человеческой фигуры.
Такие нерадостные встречи случались потом не раз. Например, на выставку семи молодых художников в галерее Мес Жазе Табатабаи представил работу под названием «Голова». Это — тот же набор металлических предметов, скомпонованных в виде головы и посаженных на вагонную рессору. Если тронуть эту «голову», она закачается на своей толстой пружине, изображающей шею.
Касаясь философии своей деятельности как скульптора, Табатабаи говорит:
— Я создаю свои скульптуры таким образом, чтобы их компоненты можно было свободно удалить. Всякий может менять «части», передвигать их.
— В чем же смысл, идея этих скульптур? — спрашиваем мы.
— Каждый человек свободен делать собственные выводы о том, что означает та или иная скульптура, — отвечает Табатабаи.
Конечно, никакого отличия здесь от взглядов западных авангардистов нет. Как гласит иранская пословица: «Что Али Ходжа, что Ходжа Али».
Приносит ли такого рода творческая деятельность удовлетворение художнику? Пожалуй, это, скорее, обыкновенная дань моде. Не случайно, выступая уже в качестве поэта, он говорит о своей судьбе:
Кто чувствует этот тяжелый труд
И страданье мое?
Где конец моей печали?
О боль моего сердца,
О страданье моего духа…
Общественность страны все более отдает себе отчет в том, что абстракционизм препятствует возрождению лучших традиций богатого иранского искусства и призывает писателей и художников стать на путь критического реализма и отказа от формализма, абстракционизма и субъективизма.