Глава 9 На орбите — Герман Титов

Глава 9

На орбите — Герман Титов

1

Май шестьдесят первого выдался у Сергея Павловича совершенно особенным. После всех треволнений гагаринского полета наступила пора некоего удовлетворения от сделанного, хотя очень уж расслабляться ни себе, ни своему конструкторскому окружению он не позволял. Но «наверху» было принято неожиданное для Королева решение.

Зная, что после запуска 1-го искусственного спутника Земли Главный конструктор ни разу не воспользовался правом на положенный отпуск, в ЦК партии ему вежливо намекнули, что до следующего старта «Востока» вполне можно и передохнуть. Сербин высказал эту мысль, конечно, по поручению высшего начальства, но сделал предложение сразу после майских праздников в ненавязчивой, уважительной форме. Сергей Павлович позвонил домой и поставил в известность жену, отпустив ей на сборы только одни сутки. Прямо в кабинете Ивана Дмитриевича написал заявление на имя министра вооружения Устинова и уехал в ОКБ.

В Москве, в делах, Главный конструктор был неизменно возбужден, даже весел, а тут, в Явейной, на третий день отпуска загрустил. Нина Ивановна тотчас отреагировала на эту перемену:

— Сережа, я вижу, что тебе нездоровится.

— С чего ты взяла, Нинок? — отозвался Королев. — Со здоровьем у меня как раз все в порядке, а вот к перемене с безлюдьем адаптироваться пока не могу.

— Ты и дня не можешь прожить без Бушуева и Воскресенского. Я давно заметила, что постоянное общение с конструкторами стало для тебя незаменимым допингом. Постарайся забыть о них на день-два, и сразу все придет в норму.

— Забыть, говоришь, на день-два, — задумчиво повторил слова жены Сергей Павлович и добавил: — Ты только не сказала, Нинок, как это сделать.

Нина Ивановна почувствовав настроение мужа, сказала:

— Перед отъездом, Сережа, я зашла в книжный магазин возле метро «ВДНХ» и купила для тебя три книжки стихов. Я же знаю, как в молодости ты увлекался стихами Лермонтова.

— И ты снова приобрела для меня стихи Михаила Юрьевича? — удивленно переспросил Королев.

— Нет, Сережа, я купила сборники молодых, не известных тебе поэтов. Я даже успела их бегло просмотреть. Нашла вот такую прелесть. Послушай, пожалуйста. Тебе тоже стихи понравятся.

Скрылся день в туманы росяные,

Отпылали облаков края.

Дай припасть к руке твоей, Россия,

Вечная заботница моя.

Сергей Павлович медленно повернулся к жене и в раздумье, глядя куда-то вдаль, заключил:

— Да, это действительно очень хорошо написано: «…Дай припасть к твоей руке, Россия…» Кто же это придумал, Нинок?

Нина Ивановна прочитала на обложке: «Николай Рыленков. „Рябиновый свет“. Смоленское книжное издательство». И тут же продекламировала еще одно четверостишие:

Зачем я стану притворяться,

Что ясно все в душе моей.

Что не пришлось мне отрекаться

От оклеветанных друзей!

— Так… Так, Нинок, — протянул Главный конструктор, подошел к жене, взял из ее рук другие книжки, прочитал: — «Юрий Пашков. „Земная радость“. Алексей Мишин. „Наедине с Россией“».

Сделал тут же неожиданный для жены вывод:

— Удивительно… Все поэты из Смоленска. Но ведь Юрий Гагарин тоже смоленский парень… Ты, что же, Нинок, специально приготовила мне такую радость?

Тут же Сергей Павлович наугад раскрыл сборник стихов Юрия Пашкова и медленно, задумчиво прочитал:

Обласкай мою мамушку, Солнце,

Чтоб усталое сердце зажглось.

Пусть оттают седины — пробьется

Черный блеск отшумевших волос.

Лицо Королева просветлело. Он восторженно воскликнул:

— Да это же о моей мамушке, Марии Николаевне, стихи!.. Точно о моей!.. Какой мне подарок!

Тут же он развернул сборник Мишина, вслух прочитал:

Когда шумят созревшие хлеба,

О ком поет их вызревшая сила?

О людях тех, чья трудная судьба

От гибели Россию оградила!

Сергей Павлович перевернул несколько страниц, назвал следующее стихотворение — «России»:

Из века в век тебя пытали.

С каких сторон тебя не жгли?

На полуслове обрывали,

Народам клин вражды вбивали,

Но дух убить твой не могли!..

Он прижал к груди все книжки и начал взволнованно ходить взад-вперед по залу. Потом вдруг остановился перед женой и ошарашил ее неожиданным вопросом:

— А как ты смотришь, Нинок, если мы завтра пригласим к себе в Явейную наших космонавтов?

— Ты хочешь, чтобы космонавты прилетели специально в Сочи из Звездного? — уточнила Нина Ивановна.

— Да нет же. Весь отряд, вместе с Карповым, находится сейчас в Адлере. Они прилетели туда на отдых, — ответил Сергей Павлович и пояснил: — Я договорился об этом с Главным маршалом Вершининым, чтобы ребята отдохнули от барокамеры и центрифуги, не то Котовская замучает их непрерывными экспериментами.

— Я обеими руками «за», Сережа!

Получилась незабываемая встреча. Тон в ней задавал Главный конструктор. В продолжение своего недавнего разговора с будущими космонавтами в Звездном на предмет: «А умеете ли вы, молодые люди, учиться?», Сергей Павлович на этот раз как бы развил свою мысль. Фактически он вел речь о том, что после освоения космического корабля ни в коем случае нельзя допустить остановки, все время надо пополнять «свои конспекты». Тогда, в феврале, Королев впервые посоветовал «испытателям его продукции» после орбитальных полетов обязательно поступить в инженерную академию. «Только постоянно учась, можно творить новое», — закончил он разговор.

Теперь, в мае, Сергей Павлович посоветовал им не разрывать того, что делается на Земле, с тем, что в ближайшие годы придется делать в космосе. Он призвал «храбрецов-ореликов» не зазнаваться от полученных наград, а быстрее включаться в научно-исследовательские и испытательные работы. Каждый следующий полет Главный конструктор мыслил себе продолжением предыдущего, новой главой в изучении неизведанных тайн Вселенной.

За столом, как случалось уже не раз при встречах, зашел разговор о перспективах освоения околоземного пространства. Сергей Павлович привел убедительные примеры:

— Космос в ближайшем будущем — это, во-первых, скоростной транспорт. Сейчас из Москвы до Мельбурна в Австралии двенадцать часов лету. А через космос — всего тридцать минут. Точнее, не тридцать минут, а час с учетом взлета и торможения без особых перегрузок. Во-вторых, космос в ближайшем будущем — это трансляция телепередач. Спутники обеспечат навигацию самолетов в небе и кораблей в море. Высокочувствительные метеоприборы на спутниках помогут надежно прогнозировать погоду. Изучать солнечную радиацию с Земли — кустарное занятие. Мы запустим в направлении Меркурия специальный спутник, который станет регулярно сообщать необходимые данные о радиации.

Тут же Сергей Павлович привел убедительный факт:

— Профессор Гневышев пригласил меня посетить высокогорную обсерваторию и провести наблюдение за Солнцем. Я воочию видел взрывы на его поверхности. Но все это виделось через тридцатикилометровый слой атмосферы. При наблюдении за Солнцем со спутника такая помеха практически будет исключена. А мой учитель, Константин Эдуардович, вообще предлагал организовать заатмосферные оранжереи для выращивания пшеницы и кукурузы. Правда, когда я сказал об этом в ЦК партии, мне дали понять, что еще не все использовано на Земле.

Королев обвел пристальным взглядом своих молодых слушателей и мечтательно продолжал:

— В середине тридцатых Циолковского нередко спрашивали любознательные люди: «Когда человек полетит в космос?» Константин Эдуардович уверенно и неизменно отвечал так: «В космос не полетите ни вы, ни я. Полетит комсомол». Он имел в виду предвоенное поколение советской молодежи.

Сергей Павлович сделал исчерпывающий вывод:

— Если мой гениальный учитель и ошибся, то не более чем на десять лет. Помешала Великая Отечественная война.

Космонавты погостили у Главного конструктора и убыли на свою базу. Так Нина Ивановна познакомилась со всем составом первого отряда. Отсутствовал по семейным обстоятельствам лишь Владимир Комаров. Но Сергей Павлович не остался теперь в одиночестве. Через день, 13 мая, в Явейную прибыли Каманин и Яздовский. Прилетели специально, чтобы решить с Главным конструктором вопрос о продолжительности полета космонавта-2.

Вначале медики и технические специалисты сошлись во мнении, что достаточно назначить три витка. Это предложение получило солидное обоснование. После первых трех витков посадка корабля приходилась на нашу территорию. Чем больше бралось в расчет число витков, тем все дальше на восток отдалялось место посадки. От восьмого до тринадцатого витка посадка вообще приходилась на акваторию Атлантического океана. Вот и получалось, что только через сутки вновь возникала возможность посадки корабля на территории Советского Союза.

Каманин и Яздовский вполне согласовали свои мнения в полете. Их с порога и высказал Николай Петрович:

— Большинство данных, Сергей Павлович, за три витка. Суточный полет может завершиться трагично. Вот случись такое же кувыркание корабля, как у Гагарина, на вторые сутки и человек может оказаться не в состоянии стабилизировать его на спуске.

— А почему космонавт может оказаться не в состоянии стабилизировать ситуацию? — всем своим видом Королев выказал несогласие с исчерпывающим доводом Каманина. — Причину сбоя при спуске Гагарина мы установили. Кувыркание, я полностью уверен, впредь не повторится. Другое дело, что могут возникнуть и проявиться другие ненормальности.

Николай Петрович чуть задержался с ответом. В дискуссию вступил директор НИИ Яздовский:

— Предыдущие запуски с животными убедительно показали, что на шестом-седьмом витках собачки начинали вести себя беспокойно, Сергей Павлович. Это отклонение в их поведении продолжает оставаться для медиков загадкой.

— У меня тоже есть вопросы по отдельным системам корабля, особенно по системе управления, Владимир Иванович. Но я сам продолжаю копаться в ней. Требую того же самого и от Пилюгина и от Рязанского. Не сидим, сложа руки. Запуск намечен на конец августа, так что у вас есть в резерве целых три месяца. Работайте, товарищи. Ищите причины. Переносить полет нет оснований.

— Хорошо, Сергей Павлович, давайте запустим корабль с шестивитковой программой, — предложил компромиссный вариант генерал-лейтенант Каманин. — Этот полет продлится почти половину суток… Суточный полет меня все же очень беспокоит.

Главный конструктор с ходу парировал и этот довод:

— Запустим на шесть витков, Николай Петрович, и посадим корабль в районе Мадагаскара. Сколько времени потратим потом на поиски космонавта? А вдруг он получит при посадке какую-нибудь травму? Ему потребуется экстренная медицинская помощь, а мы окажемся не в состоянии быстро ее оказать.

— По поводу полета второго пилотируемого корабля я перед вылетом в Сочи советовался с Главкомом ВВС, Сергей Павлович, — продолжал гнуть свою линию генерал Каманин. — Константин Андреевич тоже высказался за трехвитковый полет.

— Летать будем сутки, Николай Петрович! — Королев был непреклонен. — Нужна глубокая проба, чтобы космонавт не просто мелькнул на орбите, но и пожил там, поел, поспал, поработал, например, сфотографировал поверхность Земли. Только тогда можно будет сказать, что эту часть, до одних суток, мы в какой-то степени освоили. Это, по-моему, оптимальное решение.

— Так к какому полету будем готовиться, Сергей Павлович? — все же уточнил профессор Яздовский.

— К суточному, Владимир Иванович. Не меньше, — твердо заявил Королев. — Позавчера здесь я встречался с космонавтами и объявил им об августовском старте. У них глаза блестели от радости. Они готовы лететь. Не в наших интересах гасить их порыв. В июне я вернусь в Москву, посоветуюсь в ЦК партии, с Академией наук, с Главкомом ВВС. Полетит Титов. Дублерами у него будут Нелюбов и Николаев. Это решение, конечно, предварительное.

В середине июня Главный конструктор вернулся в Москву и с головой погрузился в подготовку ракеты-носителя и корабля для Германа Титова. Он не забыл своих обещаний, данных Каманину и Яздовскому в Сочи. Не без труда, но Сергею Павловичу удалось убедить не только Вершинина и Устинова, но и Брежнева в успехе суточного пилотируемого полета «Востока-2». С Академией наук все получилось проще. Келдыш без всяких колебаний поддержал предложение Главного конструктора.

Исключительные события быстро сменяли одно другое. После полудня 7 июля в Доме кино состоялась премьера фильма «Первый рейс к звездам». Улица Воровского перед парадным входом в зрительный зал была буквально запружена тысячами жаждущих заиметь лишний билетик. Но их не было. На премьеру приехали Королев, Тихонравов, Глушко, Пилюгин, Бармин, Кузнецов, Рязанский, Алексеев, Воскресенский, Феоктистов, Северин и весь отряд космонавтов во главе с руководителями, Каманиным и Карповым.

Предвкушая особенное, зал бурлил, как разбуженный улей. Но гаснет свет, разговоры прекращаются. Крупный план ракеты-носителя с «Востоком» наверху зал встретил шквалом аплодисментов. Входной люк корабля, обращенный к залу, уже закрыт. За ним — Юрий Гагарин. Но вот корпус ракеты задрожал — включились двигатели первой ступени. «Семерка», словно нехотя, медленно снимается с пусковой площадки и, стремительно набирая скорость, понеслась ввысь. Приступ горячих аплодисментов перекрывает гагаринское: «Поехали!». Зал замер… Что дальше?

Кинокамеры оставляют Байконур и уносят зрителей на Волгу. Там встречают первого космонавта. Потом — три дня ликования. После 9 мая сорок пятого столица не знала подобного людского половодья и такого буйства искреннего веселья…

Аэропорт Внуково торжественно встречает Юрия Гагарина. Вечером в Кремле — венчание его подвига. Камера то и дело возвращает свой взор к Юрию, предмету торжества, и тут же в объективе мелькает профиль Главного конструктора. Но Королев — «секретная личность». Его нет в титрах исторического фильма.

Десять дней спустя высокая награда Родины отметила вклад Главного конструктора в эпохальное достижение человеческого разума. Сергей Павлович во второй раз удостаивается звания Героя Социалистического Труда.

Королев работает с удвоенной энергией. С 23 июля, трое суток подряд, Главный конструктор лично руководит заключительными испытаниями «семерки», которая должна унести Германа Титова на околоземную орбиту. Техника действует безотказно и в последний день июля Сергей Павлович вылетает на Байконур. Но и продолжая работать на полигоне с техникой, он ни на минуту не выпускает из вида космонавтов — Титова и его дублеров. В канун их вылета в космическую гавань страны, 1 августа, Главный конструктор дважды звонил в Звездный и дотошно уточнял информацию о самочувствии «ореликов» у полковника Карпова.

Пополудни 2 августа пополненная «ударная шестерка» — Титов, Николаев, Нелюбов, Попович, Быковский и Комаров — прибыла на Байконур. У трапа самолета их встречали Королев, Келдыш и новый председатель Государственной комиссии Смирнов. Той нервозности, которая царила в окружении Главного конструктора накануне полета Гагарина, Титов на этот раз не заметил. Все делалось четко, основательно. Проверки носителя и систем корабля с 2 августа продолжались практически непрерывно. Отказов, скрытых дефектов не отмечалось. Это особенно радовало Сергея Павловича, вселяло уверенность в конечный успех.

Королев использовал тот же оптимальный график подготовки к полету, который всецело оправдал себя в апреле. Ближе к вечеру 4 августа состоялось заседание Государственной комиссии. В отсутствие Каманина предложение о рекомендации к полету Германа Титова внес заместитель Главкома ВВС Агальцов. Предложение было утверждено единогласно. Также единогласно был утвержден и его дублер, Андриян Николаев. По предложению Главного конструктора на этот раз вторым дублером у Титова был утвержден Григорий Нелюбов.

Вечером, накануне старта, Сергей Павлович опять навестил своих подопечных. Традиционно спросил о самочувствии. Услышав ответ Германа: «Нормальное. Рабочее», напомнил Титову:

— Правильно говоришь, Герман. Если космонавт чувствует перед стартом, что идет на подвиг, — значит он не готов к полету. А ты вот готов… Молодец!

Переговорив с полковником Карповым, Главный конструктор предложил космонавтам совершить прогулку. В разговоре, а говорил в основном Королев, они прошли на стартовую плащадку, обогнули вокруг гигантское сооружение с ракетой в центре, остановились в молчании поодаль. После долгой паузы, задрав вверх голову, где в сумеречной темноте блестело остроносое тело «Востока-2», Сергей Павлович обратился к Николаеву с вопросом:

— Скажи, пожалуйста, Андриян, а нельзя ли этот космический корабль использовать в следующем полете для двоих, скажем, космонавта и бортинженера?

Вопрос застал дублера Германа врасплох, но после небольшой заминки он все же ответил:

— Я не знаю, как ответит на этот вопрос Герман, Сергей Павлович, но мне кажется, что в кабине «Востока» вполне хватит места и для двоих… Можно установить и второе кресло.

— Места вполне хватит, — вступил в дискуссию Титов, — но как они станут действовать, если возникнет нештатная ситуация?

— Ты имеешь в виду, Герман, возможность их одновременного катапультирования? — уточнил Королев.

— Да, Сергей Павлович, — подтвердил Титов и добавил: — Но такой вопрос вы ведь сейчас поставили и перед собой, перед своими конструкторами в ОКБ?

— Правильно, Герман, — согласился Королев. — Вот ты отлетаешь, и мы напрямую займемся этой проблемой. Я считаю, что, находясь в одной кабине, космонавты все же вынесут из полета разные ощущения. Мы же должны располагать предельно возможной, исчерпывающей информацией.

На шестом витке «Орел» впервые почувствовал какие-то болезненные ощущения при резких движениях головой. Титов тут же доложил о них на Землю. Сергей Павлович постарался успокоить космонавта. Он предположил, что вестибулярные расстройства связаны с влиянием невесомости и вскоре непременно должны исчезнуть. Как раз на этом этапе полета медики наблюдали излишнее беспокойство и у собачек. Так все и произошло.

На семнадцатом витке, когда бортовые часы уже перевалили на вторые сутки орбитального полета, в наушниках Титова раздался глуховатый голос Главного конструктора:

— «Орел»!.. «Орел»!.. Вы готовы к посадке?

— «Заря», понял вас… К посадке готов!.. Все системы действуют отлично. Самочувствие хорошее, — доложил Титов.

— «Орел»! Действуйте по программе, и все будет хорошо. — Королев непоколебимо верил в успех полета.

— Есть, действовать, как учили! — бодро ответил Герман…

Майор Титов приземлился в десять часов восемнадцать минут 7 августа, всего в нескольких километрах от места приземления Гагарина. Потом он сутки отдыхал на берегу Волги в Куйбышеве, а 9 августа прилетел в Москву и на себе ощутил всю волнующую обстановку государственной встречи на Внуковском аэродроме и в Кремле. Москвичи и руководители страны с необыкновенным энтузиазмом чествовали и космонавта-2, как национального героя!.. Так рождалась новая замечательная традиция.

2

Ближе к полудню 9 августа майор Титов прилетел в Москву. Торжественная государственная встреча во Внуково, вечерний правительственный прием в Кремле. Вручение высших наград страны. Все было вроде так и все же не так, как у Гагарина. Но изменить что-то в громоздком «космическом сценарии» было не в его силах. Да и нужно ли?

Генерал Каманин, вернувшийся из длительной командировки по странам Европы и Америки, где он находился вместе с Гагариным, на следующий день после приема в Кремле встретился с Германом в Звездном. Наставника космонавтов интересовали детали его полета, насколько подтвердились или не подтвердились его майские опасения. Он прямо говорил о них Королеву в Сочи.

Интерес Каманина был понятен космонавту-2. О замысле Главного конструктора осуществить в ноябре совместный полет сразу трех «Востоков» продолжительностью до трех суток с установлением визуального наблюдения и радиосвязи между их экипажами в Центре подготовки знали многие. Возможно, такое указание исходило от «верхов», и программу предстояло реализовать еще до ноябрьского праздника, к окончанию работы XXII съезда партии? Этого Николай Петрович пока что не знал. В любом случае проведение качественной подготовки сложной «космической феерии», по его мнению, не представлялось возможным.

Каманин дотошно выяснял ситуацию в полете по виткам:

— Как протекал взлет и выход на орбиту, Герман?

— Ожидаемые параметры взлета получились штатными, — доложил Титов. — Перегрузки не превышали расчетных шести-семи единиц. Я перенес их вполне удовлетворительно.

— Затем наступил период стабильного орбитального полета? — уточнил Николай Петрович.

— Да, со второго до шестого витка никаких отклонений в самочувствии я не заметил. Сделал записи в бортовом журнале, попробовал провести киносъемку поверхности Земли. Еще не знаю, что фактически получилось. Мешала облачность.

— Но на шестом витке ощущения изменились?

— Изменились не только ощущения, Николай Петрович. Появились головная боль, резь в глазах. На седьмом витке я почувствовал головокружение. Меня начало подташнивать. Захотелось попить воды. Я сделал несколько глотков. Тошнота прошла. Тут же появилось ощущение голода. Я перекусил и вскоре уснул. Дальше полет продолжался штатно. Посадка тоже прошла очень удачно, Николай Петрович. В Куйбышеве я быстро восстановился. Чувствую себя хорошо. Готов к новым полетам.

— Я очень рад за тебя, Герман. Но в интересах нашего общего дела о всех перипетиях твоего полета должен знать и Сергей Павлович. Мы оба пришли в космонавтику из авиации, а там, как ты знаешь, соблюдается неписаный закон — полеты не назначаются, пока не выяснены до конца причины происшедшей аварии или катастрофы. Для нас — самочувствие космонавта в полете — то же самое, что авария. Видимо, во всем виновата невесомость, но это надо еще доказать, чтобы найти приемлемое противоядие против нее. Вот когда это будет сделано, тогда и станет возможным назначение новых стартов. Надеюсь, ты понимаешь мои тревоги?

— Но я уже рассказывал Сергею Павловичу о характере полета перед заседанием Государственной комиссии в Куйбышеве.

— Королеву рассказывал, а Государственной комиссии доложил только о расстройстве вестибулярного аппарата?.. Я правильно тебя понял? — уточнил Каманин.

— Да, именно так, — подтвердил Титов.

— Ты поступил совершенно верно, по совести, Герман. Теперь я буду решать эти вопросы с Сергеем Павловичем. Как тебе известно, за ним остается последнее слово при назначении любых космических стартов.

Предполагаемый ноябрьский старт трех «Востоков» взбудоражил Звездный. Каманин вместе с начальником Центра подготовки Карповым до середины августа образовали «космические двойки» и объявили об этом на занятиях: Николаев — Быковский, Попович — Леонов, Нелюбов — Хрунов. Напряженные тренировки продолжались своим чередом. В сентябре вопрос о комбинированном полете Королеву не удалось решить в правительстве, а в октябре «наверху» стало уже не до космоса. В ЦК партии завершалась работа над Программой построения коммунистического общества, которую намечалось утвердить на предстоящем съезде.

Ничто в тот октябрьский вечер не предвещало каких-то осложнений для страстных любителей футбола — Аникеева, Нелюбова и Филатьева. Платформа Ярославского вокзала была полна народа, поджидающего электропоезд на Монино. Аникеев и Филатьев отдали честь военному патрулю, майору, а Нелюбов не отдал. То ли не заметил, то ли посчитал, что в толпе быть столь щепетильным не обязательно. Майор, как положено, потребовал у Григория документы. Нелюбов представился, назвал фамилию и свою принадлежность к Центру подготовки космонавтов, но удостоверение предъявить отказался. Вмешался Аникеев. Он посоветовал Григорию пойти в комендатуру. Рапорт начальника патруля лег на стол коменданту, который заявил, что направит его в Главный штаб ВВС — пусть там и разбираются.

Только теперь Нелюбов понял, что история с патрулем может плохо кончиться для него и коллег. Поздно вечером «любители футбола» вернулись в Звездный. Нелюбов разыскал полковника Карпова и доложил о происшедшем в Москве. Евгений Анатольевич тут же позвонил домой Николаю Петровичу, объяснил ситуацию. Генерал Каманин решил лично отправиться утром в комендатуру и уладить возникшие трудности.

Комендант, полковник, с пониманием отнесся к просьбе Николая Петровича. Он согласился положить «под сукно» рапорт начальника патруля, майора, но Нелюбов непременно должен извиниться перед старшим офицером за допущенные при задержании бестактности. «Куратор космонавтов» отправился в Звездный, пригласил на беседу «любителей футбола», выяснил в деталях характер нарушения дисциплины. В итоге он предложил Григорию поехать в Москву и выполнить требование коменданта. Но Нелюбов, продолжая считать себя невиновным, отказался… Рапорт поступил в Главный штаб ВВС. Маршал Руденко предложил Николаю Петровичу подготовить приказ о наказании нарушителей дисциплины…

Нелюбов, Аникеев и Филатьев были отчислены из Центра подготовки. Гагаринский отряд кандидатов в космонавты, вслед за Карташовым, Варламовым и Бондаренко уменьшился еще на три претендента. Распалась третья, планируемая к полету связка: Нелюбов — Хрунов. Главный конструктор был очень недоволен действиями командования ВВС по поводу предпринятых им крутых мер в отношении «любителей футбола», но прискорбный факт уже совершился. Скрепя сердце Королев согласился на перемены в согласованной связке. Вместо выбывшего Григория командиром третьего экипажа был назначен майор Комаров.

Следующее происшествие стало подлинным несчастьем для Центра подготовки. Через неделю в Москве открывается съезд партии, а его известный делегат, первый космонавт планеты, вынужден был отсутствовать на его открытии 17 октября. Произошла поистине нелепая и необъяснимая случайность.

С конца сентября Гагарин и Титов отдыхали в Крыму, в Форосе, на красивой даче, где в середине тридцатых жил Максим Горький. На 13 октября был назначен их отъезд в Москву. Но на 11 октября их пригласили в соседний санаторий выступить перед отдыхающими и рассказать о ближайших планах космонавтов. Встреча продолжалась почти два часа. В конце Юрий ответил на несколько вопросов и направился к себе, чтобы сообщить Валюше о своем скором возвращении в Звездный. Герман остался в зале, чтобы ответить на остальные вопросы. Гагарин был уже у дачи, когда шумная группа молодых людей вблизи затемненной аллеи отвлекла его внимание, он споткнулся на бордюрный камень и упал. При ударе об острый угол бордюра была рассечена кожа, пробита левая надбровная кость. Пришлось обратиться к хирургам, которые искусно заштопали ранку, но прописали постельный режим. Глаз затек, бровь опухла и появиться с такой внешностью в Москве, тем более на партийном съезде, он посчитал неудобным. Титов улетел в Звездный, а Гагарину пришлось на несколько дней задержаться в Крыму.

Ни одно советское издание не сообщило о нелепом происшествии с первым космонавтом. Зато на Западе его отсутствие на XXII съезде партии послужило поводом к написанию откровенных небылиц. Американские газеты сообщили, что «Юрий Гагарин поражен лучевой болезнью и тяжело болен». Спустя несколько дней появилась новая версия: «Гагарин погиб в автомобильной катастрофе». Дальше всех пошла лондонская «Таймс», которая сообщила, что «Гагарин утонул в Черном море».

Конец махровому вранью положило только само появление Юрия в Кремлевском Дворце съездов в предпоследний день его работы, 29 октября. Гагарин занял место среди делегатов партийного форума и вместе со всеми слушал выступление своего товарища, Германа Титова. Космонавт-2 достойно говорил не только о своей недавней работе на околоземной орбите, но и о создателях непревзойденной советской космической техники. Свое яркое выступление Герман закончил словами:

— Мои друзья-космонавты готовятся к новым полетам. Ведь эра освоения космоса только началась, и мы гордимся тем, что Юрию Гагарину и мне выпала честь открывать ее. Впереди новые, более сложные космические маршруты. Все новые и новые советские люди полетят в космос по неизведанным маршрутам, будут изучать его, раскрывать и дальше тайны природы и ставить их на службу человеку, его благосостоянию, на службу миру…

Критика культа личности Сталина, которую Хрущев обнародовал на XXII съезде партии, очень огорчила генерала Каманина. Его и многих других руководителей она просто поставила в тупик. Многое, по мнению Николая Петровича, ставилось с ног на голову. В самом деле, в Президиуме ЦК остались верные ленинцы — Хрущев, Суслов, Микоян, Шверник, которые в сталинский период тоже находились у кормила власти и сами должны нести ответственность за беззакония, творившиеся в тридцатые и сороковые годы. Им следовало бы признать и свою долю вины за допущенные «черные дела» и сделать правильный шаг — отойти от руководства партией и страной, не приписывать только Сталину организацию массовых репрессий. Их руки, особенно Хрущева, тогдашнего партийного руководителя Украины, тоже обагрены кровью многих невинных жертв произвола.

Сразу после ноябрьского праздника Каманин пригласил к себе Карпова и его заместителя по политико-воспитательной работе полковника Никерясова. Начал разговор издалека:

— Насколько я понимаю ситуацию в стране, товарищи руководители Центра подготовки, ни в ноябре, ни в декабре намеченные старты не состоятся. Конечно, существует много внешнеполитических причин, но повлияли и наши внутренние неурядицы.

Полковник Карпов возразил:

— Но 5 ноября, Николай Петрович, мне звонил Королев, поздравил с праздником личный состав нашего Центра и заявил, что вопрос о полете трех «Востоков» еще окончательно не снят с повестки дня. С его стороны, все готово к полетам. Есть ракеты, готовы корабли. Значит, дело в чем-то другом?

— Я уверен, Евгений Анатольевич, что «наверху» имеется решение об отмене этих стартов. Главный конструктор просто вдохновляет нас на продолжение активной подготовки. На съезде партии я разговаривал с маршалом Малиновским. Он высказался против полетов в ближайшие месяцы. Министерство обороны испытывает большие затруднения с финансированием ракетных войск, — не согласился Каманин. — Он урезает деньги и на космос.

— Если эти полеты не состоятся, Николай Петрович, то мы станем топтаться на одном месте, — вступил в разговор Никерясов.

— Нет, Николай Федорович, топтаться на месте мы не будем, — твердо заявил Каманин. — Подготовлено правительственное постановление о наборе второго отряда космонавтов. Оно уже согласовано мною в ЦК партии. С необходимостью такого шага полностью согласны Королев, Келдыш, Устинов и Вершинин.

— В постановлении предусмотрены какие-нибудь особенности, Николай Петрович? — спросил Никерясов.

— Особенности значительные. Их три. Из тысяч претендентов намечается отобрать шестьдесят человек, втрое больше, чем было зачислено в первый отряд. Это во-первых. В новом наборе должно быть не менее пяти женщин. Это во-вторых. Так что, товарищи, готовьтесь разрешать и неизбежные романтические истории. И самое важное в-третьих. Отбор будет производиться только из состава летчиков и инженеров с высшим образованием. Недели через три, как я полагаю, постановление будет подписано. Нам предстоит большая работа.

— Да, озадачили вы нас, Николай Петрович, — загадочно протянул Карпов. — Придет много холостяков, потребуются новые гостиничные номера. Опять возникнут проблемы.

— Новый корпус придется строить для семейных, Евгений Анатольевич, — добавил Никерясов.

…В конце декабря появилось ожидаемое постановление правительства о втором наборе в отряд космонавтов. Никакой речи о предстоящих орбитальных стартах в нем не шло. При встрече с генералом Каманиным в середине января шестьдесят второго Главный конструктор откровенно посетовал, что не удалось осуществить ноябрьскую задумку о запуске сразу трех пилотируемых «Востоков». Сергей Павлович, однако, заявил, что продолжает добиваться разрешения на такой групповой старт.

— Понимаешь, Николай Петрович, я не собираюсь паниковать, но объективная ситуация указывает на то, что мы утрачиваем достигнутое с таким трудом, наше лидерство в освоении космоса.

— Правильно, Сергей Павлович, и я так думаю, что мы утрачиваем свое космическое первенство, — глаза Каманина и Королева встретились. — Больше того, считаю, что дальше хвастаться полетами Гагарина и Титова просто неприлично. Это выглядит…

Главный конструктор не позволил куратору космонавтов закончить свою мысль. С присущей ему убежденностью, он принялся доказывать собеседнику необходимость организации группового полета:

— Понимаешь, Николай Петрович, американцы лезут из кожи вон, чтобы хоть в чем-то опередить нас. Возьми в расчет хотя бы соотношение космических стартов. Сейчас они уже устрашают — сто двадцать к двадцати не в нашу пользу. Американы непрерывно создают и испытывают новую технику, получая мощный поток информации из космоса, а мы «пульсируем» — разрывы между стартами измеряются у нас месяцами. Вот и сейчас «верхи» почему-то упорно молчат о сроках очередного старта. Дай бог, чтобы он состоялся в марте, но скорее всего будет перенесен на апрель, к годовщине гагаринского полета.

— Ты доказываешь мне, Сергей Павлович, очевидные вещи. Будто именно я и задерживаю подготовленные пуски? — возразил Каманин. — Нет, я всецело на твоей стороне… Скажи, пожалуйста, чем я могу тебе помочь?

Королев попросил:

— Если сможешь, Николай Петрович, то узнай у своего начальника Главного штаба Руденко, из-за чего происходит задержка стартов. Главком ракетных войск маршал Москаленко жаловался мне на съезде, что его ведомству выделяется совершенно недостаточно финансовых средств.

— Недостаток средств испытывают не только ракетные войска, Сергей Павлович. В стране остро не хватает, особенно на периферии, мясных и молочных продуктов. Но дела в животноводстве не только не улучшаются, но становятся все хуже. Поголовье скота в большинстве регионов страны резко пошло на убыль. В хозяйствах не хватает кормов, а до конца стойлового периода остается еще целых четыре месяца. Увеличился падеж животных из-за бескормицы. Такое положение не только в центре страны, но и на Украине, в Казахстане.

— Теперь мне понятны наши затруднения, Николай Петрович… Спасибо… Выходит, и кукуруза не помогает…

В тот день, 20 февраля, когда с мыса Канаверал с помощью ракеты-носителя «Атлас» на околоземную орбиту была выведена наконец капсула с астронавтом на борту Джоном Гленом, полковник Карпов объявил Николаеву и Поповичу, что они назначены пилотами кораблей «Восток-3» и «Восток-4» в первом групповом полете. Начальник Центра подготовки назвал их дублеров — соответственно Быковского и Комарова. После этого не прошло и суток, как генерал-лейтенант Каманин получил от министра оборонной промышленности страны Устинова уведомление, что новые старты Николаева и Поповича должны состояться не позднее 10–12 марта, на неделю раньше объявленной в начале февраля предварительной готовности.

— Но программа группового полета еще не утверждена Государственной комиссией, Дмитрий Федорович? — возразил генерал-лейтенант Каманин. — Не согласован в правительстве и окончательный срок пребывания космонавтов на орбите.

— Я считаю, что космонавты и техника вполне подготовлены к полету. Это главное, — твердо заявил Устинов. — А все формальности с утверждением программы полета будут разрешены в течение двух-трех ближайших дней…

Однако 7 марта групповой полет двух «Востоков» был отложен на неопределенный срок по… «техническим причинам».

3

И 44-ю армейскую годовщину в конце февраля шестьдесят второго полковник Корнеев встречал в «подвешенном состоянии», командуя одновременно двумя ракетными полками. Однако это обстоятельство нисколько не огорчало его, а, напротив, даже веселило. Владимир Егорович хорошо понимал, что с переходом нескольких частей 50-й армии на стратегические ракеты Р-14 коренным образом изменялась оперативная ситуация. Полковник Корнеев сделал очевидный вывод, что операция «Туман» стала просто не актуальной, и о ней не хотят вспоминать ни в Главном штабе ракетных войск, ни в министерстве обороны, ни в правительстве страны. Но так ли все было на самом деле, установить не представлялось возможным.

Определенные неувязки появились в это же время и у генерала Колосова. Оперативно-тактическое учение о действиях ракетной дивизии по поражению объектов противника на Европейском театре военных действий, запланированное им на февраль месяц, уже явно не вписывалось в намеченные временные рамки. Да и сама база учения, полк Корнеева, едва ли подходила теперь для такого знакового мероприятия. Он опасался, что в разгар учения поступит вдруг распоряжение из Москвы на передислокацию отдельного полка в ГДР, и оборванное занятие надолго запечатлеется в памяти командного состава частей в качестве неумелых действий дивизионного начальства.

Посоветовавшись с главным инженером, генерал Колосов предварительно перенес комплексное занятие по ракетам Р-14 в Жагари сначала на середину марта, а потом, по рекомендации подполковника Гурнова, даже на начало апреля. Инженерной службе, однако, и дальше поручалось продолжать его детальную подготовку.

В это время командарм 50-й генерал Добыш появился в полку Корнеева вместе с генералом Колосовым. Владимир Егорович сразу заключил, что последует какое-то важное дело. Генералы побывали на боевых комплексах 1-го и 2-го дивизионов и только после обеда появились в полковом штабе. Вначале они вели разговор только с полковником Корнеевым.

— Конечно, не все нам, военным, до конца понятно в сложившейся ситуации, — сказал Федор Иванович. — Политики оценивают ее однобоко, без учета обоюдных ядерных возможностей сторон. Но они отдают приказы военным. Сейчас центр мировой напряженности переместился в Карибский бассейн. Американцы усиливают политический нажим на Кубу, организуют экономическую блокаду Острова свободы. По их инициативе, в феврале Куба была исключена из Организации американских государств. На военных базах Соединенных Штатов продолжается активная подготовка армии вторжения из числа кубинских эмигрантов. В связи с усиливающейся угрозой интервенции Кубинское правительство обратилось к Советскому Союзу с просьбой о немедленной помощи в укреплении обороноспособности своей страны.

Сказав это, командарм 50-й ракетной сделал продолжительную паузу, как бы приглашая собеседников к диалогу.

Командир дивизии Колосов уточнил:

— Но Советское правительство пока никакого военного решения не приняло, товарищ командующий?

— Пока не приняло, — ответил генерал Добыш и добавил: — Не легко его принять, Александр Алексеевич. Любая помощь Кубе с нашей стороны тотчас будет квалифицироваться в Вашингтоне как очередная угроза безопасности Соединенным Штатам.

— Но и уступать им нельзя, товарищ командующий, — твердо заявил Колосов. — Сейчас ситуация в соотношении ядерных потенциалов уже другая. Нам есть, чем ответить агрессору.

— Правильно, товарищ командир дивизии, ответить есть чем. Но ядерная война нанесет непоправимый ущерб всей планете. Это тоже надо учитывать, — с явным сожалением возразил Добыш.

— Я хорошо помню их планы нанесения таких ударов по нашей стране, Федор Иванович. «Троуджен», «Дропшот», «Троян». Каждый следующий — грознее предыдущего, — продолжал генерал Колосов. — В общем, ситуация не простая.

Полковник Корнеев с интересом слушал диалог старших военачальников и никак не мог понять, а чем все же может ситуация обернуться для личного состава его части. Но вот генерал-лейтенант Добыш повернулся в его сторону и совершенно спокойно, даже буднично, сказал:

— Владимир Егорович выслушал нашу дискуссию и ждет, чем генералы Добыш и Колосов намерены озадачить его полк. — Конкретную задачу, товарищ полковник, мы поставить вам сегодня еще не в состоянии, но нужно быть готовым ко всему, в том числе и к передислокации на Кубу, — сказал Добыш. — Насколько мне известно, в правительстве страны прорабатывается и такой оперативный вариант.

— А разве сейчас на Кубе нет наших войск? — удивился Корнеев.

— Есть, Владимир Егорович, — уверенно ответил Добыш. — Есть авиация, моряки, танкисты, десантники. Всего понемногу. Но ракетчиков нет. А они могут потребоваться для подкрепления.

Обнаружив в майоре Алексееве прочного единомышленника, капитан Фомин запросто делился теперь с коллегой самыми конфиденциальными новостями. Покидая в середине марта очередное совещание у командира полка, Лев Никонович придержал Алексеева у входа в их общую казарму, негромко спросил:

— Не знаешь подробностей, Андрей Степанович, по Минску?

— О каких подробностях ты говоришь, Лев Никонович? — переспросил командир 1-го дивизиона.

— Как о каких? Ты разве не слышал, что во время «царской охоты» в Беловежье на «главного кукурузника» страны было совершено неудачное покушение? — пояснил Фомин.

— Надо же, обстановка в стране и в мире хуже некуда, а руководители еще и на любительскую охоту выкраивают время? — в унисон коллеге удивился Алексеев.

— Охота, конечно, нужна, Андрей Степанович. Хрущев сам учредил «пустые четверги», но без мяса обедать не желает, — Фомин говорил внешне серьезно, но в его голосе сквозил явный сарказм. Было очевидно, что командир транспортного дивизиона напрямую говорил коллеге то, что думал.

— Правильно мыслишь, Лев Никонович, но от твоего суждения не становится легче, — возразил майор Алексеев. — Может так случиться, что скоро, вместо передислокации в ГДР, именно наш полк перебросят на Кубу. А это пятнадцать или двадцать суток океанской болтанки.

— Неужели, думаешь, произойдет такое? — Фомин посмотрел на Алексеева с недоверием. — Для моего дивизиона двойная нагрузка выпадет, Андрей Степанович. Никто еще не загружал нашу громоздкую технику в корабельные трюмы, да и как ее можно там надежно закрепить?

…Всю весну, в соответствии с директивой «Мангуста» президента Соединенных Штатов Кеннеди, американское командование целенаправленно готовило вторжение своих войск на Кубу. В операции планировалось использовать две воздушно-десантных, две бронетанковых, две пехотных дивизии и одну дивизию морской пехоты при поддержке сотен боевых кораблей и тысяч самых современных самолетов.

Когда угроза вторжения к началу июня стала очевидной, Советское правительство подписало Договор о военной помощи Кубе. Руководствуясь постановлением Совета Обороны СССР от 13 июня, Генштаб вооруженных сил страны отдал боевые распоряжения всем видам войск. Началась подготовка к проведению стратегической операции «Анадырь».

51-я дивизия ракетных войск стратегического назначения из состава 43-й армии стала главной ударной силой всей группировки советских вооруженных сил, сдерживающих агрессивные намерения Соединенных Штатов против Кубы. Согласно первоначальному плану, дивизия включала четыре ракетных полка, вооруженных ракетами Р-12, а также отдельный стартовый дивизион с ракетами Р-14. Каждый из ракетных полков обеспечивался ремонтно-технической базой с ядерными головными частями. Отдельный стартовый дивизион обеспечивался одной сборочной бригадой с соответствующими ядерными боеголовками.

В поддержку ракетной дивизии выделялись: две дивизии ПВО — по три зенитно-ракетных полка; четыре мотострелковых полка, усиленных дивизионами тактических ракет «Луна» и танковыми батальонами; истребительный авиаполк МиГ-21, вертолетный полк и специальная эскадрилья Ил-28; бригада ракетных катеров; отдельный полк «Сопка».

От тыловых частей и служб боевого обеспечения в группировку входили: полк связи, три широкопрофильных мобильных госпиталя, технические мастерские и склады.

Главкомом советской группировки на Кубе был назначен дважды Герой Советского Союза, генерал армии Плиев. От ракетных войск в его штаб входили генерал-лейтенанты Данкевич и Анкидинов, а также генерал-майор Гарбуз.

На основании директивы Генштаба 51-я ракетная дивизия генерал-майора Стаценко, из дислоцированной на Украине 43-й армии, была дополнена одним ракетным полком, стартовым дивизионом, ремонтно-технической базой и одной сборочной бригадой из состава 29-й ракетной дивизии генерал-майора Колосова. Численный состав усиленной ракетной дивизии превысил, таким образом, десять тысяч бойцов.

От каждого полка были выделены и утверждены Главкомом ракетных войск маршалом Бирюзовым восемь — десять офицеров в оперативные группы по всем направлениям боевой работы. После предметного инструктажа в Генштабе и в Главном штабе ракетных войск оперативные группы полков, вслед за рекогносцировочной группой дивизии, в середине июля вылетели на Кубу.

Поскольку еще не был до конца решен вопрос в отношении отдельного ракетного полка Корнеева, предназначенного для передислокации в Группу советских войск в Германии, генерал-майор Колосов выделил для командирования на Кубу 79-й ракетный полк Сидорова, дислоцированный в Плунге, и 1-й стартовый дивизион майора Алексеева. Их боевую работу он поручил обеспечивать передовой 1018-й ремонтно-технической базе подполковника Шищенко и сборочной бригаде майора Базанова.

Весть о предстоящей длительной командировке майора Алексеева в его семью вновь принесла Лидия Рунова.

— Ты, что же, Верочка, снова остаешься в гарнизоне на время командировки Андрея? — спросила она Алексееву при встрече в гарнизонном магазине.

— Но Андрюша еще ничего не говорил мне о командировке. — Вера пристально посмотрела в лицо Руновой.

— Ты думаешь, Валентин сказал мне об этом? — настороженно переспросила Лидия. — Наши мужья все секретничают с нами, а женщины на хоре говорят об этом открыто. На прошлой неделе трое офицеров из дивизиона твоего мужа уже уехали в Москву для участия в какой-то оперативной группе. Жены Стурова и Сильницкого тоже на днях отправляются к своим родственникам в Россию.

После долгой паузы Рунова спросила:

— Я так понимаю, что ты, Вера, вообще на время командировки Андрюши не собираешься уезжать из гарнизона?

— Пока, Лида, у нас не было такого разговора, — ответила Алексеева. — К тому же я считаю, что этот вопрос должен решить Андрюша. Как он скажет, так я и поступлю.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.