Глава 7 Если не Гагарин, то кто же?

Глава 7

Если не Гагарин, то кто же?

1

Во второй половине дня 29 марта, обменявшись с Келдышем мнениями о пресс-конференции академика Топчиева, прошедшей накануне, Сергей Павлович поехал на Старую площадь, в ЦК партии, и доложил Сербину о результатах испытательных запусков двух последних кораблей-спутников «Восток» на орбиту Земли. В заключение Королев сделал оптимистический вывод о том, что экспериментальный период подготовки к полету человека в космос завершен. Иван Дмитриевич, в присутствии Главного конструктора, связался с министром оборонной промышленности страны Устиновым, курировавшим ракетостроение и космос. Сербин предложил Дмитрию Федоровичу подготовить проект постановления правительства о запуске в космос пилотируемого корабля. Когда к концу дня 3 апреля такое постановление было принято, Сергей Павлович тотчас улетел на Байконур. Счет времени отныне пошел для Главного конструктора на дни и часы.

Около пяти часов вечера в этот же день Каманину позвонил из ЦК Сербин и передал пожелание Хрущева, чтобы начальник Центра подготовки космонавтов срочно привез ему фотографии Гагарина и Титова. С ними ознакомились члены Президиума ЦК. Ровно через сутки, 4 апреля, Иван Дмитриевич сообщил в Звездный: «Оба парня отличные! Выбирайте первого из них сами». Тут же заведующий оборонным отделом ЦК добавил, что на Гагарина и Титова подписаны документы, удостоверяющие их личность, как граждан Советского Союза. Документы обязательно надо получить перед вылетом на космодром.

Визуально они были знакомы с лета сорок пятого, с момента подготовки к Параду Победы на Центральном аэродроме. Но тогда военачальники ни разу не пожали друг другу руки — слишком уж велика была дистанция в их служебном положении. Маршал Малиновский командовал фронтом, а генерал-майор Стученко возглавлял всего лишь гвардейскую стрелковую дивизию. Последующие годы изменили ситуацию. Маршал Малиновский прибавлял в должностях — командовал военным округом, был Главкомом войск на Дальнем Востоке, 1-м заместителем министра обороны, Главкомом сухопутных войск. В пятьдесят седьмом сменил маршала Жукова в должности министра обороны. Рос в чинах и положении и генерал Стученко. Командовал стрелковым корпусом, армией. С пятьдесят девятого, в звании генерала армии, возглавил Приволжский военный округ. В эти последние годы Родион Яковлевич и Андрей Трофимович хорошо узнали друг друга. И все же до 3 апреля ни разу еще министр обороны не звонил лично командующему округом по телефону. А тут неожиданно позвонил. Коротко спросил о делах и сразу о главном предмете.

— Андрей Трофимович, задача на твою долю выпадает очень ответственная. Вот и звоню.

— У нас разве бывают безответственные задачи, Родион Яковлевич? — попробовал упредить министра обороны Стученко.

— Но тут, понимаешь, особо ответственная, — продолжил свою мысль Малиновский. — В ближайшие дни в космос полетит советский человек, а приземляться он будет на территории твоего военного округа. Так вот я поручаю тебе организовать его встречу. Только что я вернулся из ЦК, где был персонально предупрежден Хрущевым по этому поводу.

— Что требуется от меня, Родион Яковлевич?

— Немного, Андрей Трофимович. Надо составить план подготовки к встрече космонавта. Возможный район его приземления разбить на участки. После распоряжения из Москвы на каждом из них требуется установить круглосуточный наблюдательный пост. Их надо обеспечить, кроме визуальных средств, радиолокаторами и другими техническими средствами наблюдения. Наземная разведка организуется на тот случай, если космонавт приземлится в лесу или в болотистой местности. Кроме того, для розыска космонавта и оказания ему, в случае необходимости, экстренной помощи надо сформировать три-четыре аварийно-спасательных отряда. Обеспечить их самолетами, вертолетами, автомобилями высокой проходимости, лодками, конными повозками, инженерно-медицинскими группами. Наибольшую опасность представляет тот случай, если космонавт угодит в болото или в реку, зависнет на дереве. Там потребуется вертолет.

— Мне задача ясна, Родион Яковлевич, — заявил Стученко.

— Надеюсь, помощь из центра тебе не нужна, Андрей Трофимович? — уточнил министр обороны.

— Конечно, нет, товарищ маршал, — подтвердил командующий округом. — Вполне обойдусь своими силами.

Рано утром 5 апреля «ударная шестерка» космонавтов вылетела из Чкаловской на трех самолетах Ил-14 на Байконур. Гагарин и Титов находились на разных машинах. Вместе с космонавтами на полигон отправились Каманин, Карпов, врачи от Яздовского и кинооператоры студии научно-популярных фильмов.

В четырнадцать часов самолеты приблизились к космодрому. В салонах тотчас прервались разговоры, и все устремились к иллюминаторам. В Казахстане во всю царствовала весна. Взору «избранных пассажиров» предстала удивительная картина — вся округа до горизонта показалась им сплошным цветочным ковром из живых тюльпанов.

Самолеты сделали положенный круг над аэродромом и сели на бетонку. У трапа прибывших встретили Королев и руководители полигона. Сергей Павлович дружески пожал космонавтам руки, сказал какую-то шутку, но в глазах — деловая сосредоточенность, решимость. Тут же он сообщил, что планирует вывезти ракету на старт 8 апреля, а 10–12 апреля она может стартовать. Планы изучены. Они понятны всем, руководителям и исполнителям.

После обеда и отдыха, когда космонавты начали примерку скафандров, Главный конструктор встретился с Карповым и потребовал чуть ли не поминутного графика занятости космонавтов на весь предстартовый период. Сергей Павлович напомнил начальнику Центра подготовки, что он, Карпов, несет персональную ответственность за готовность космонавтов к старту.

Но на следующий день Королев уточнил Карпову задачу:

— Не разрешайте слишком усердствовать ни тем, кто учит, ни тем, кто учится. Вы, медики, ратуете за то, чтобы в полет летчик уходил в наилучшей форме. Вот и действуйте, как нужно. Благо, теперь на космодроме царит ваша медицинская власть.

Около десяти часов 6 апреля на космодром прилетел Руднев, назначенный председателем Государственной комиссии. Спустя два часа он провел техническое совещание, на котором обсуждалась отладка регенерационной системы, результаты испытаний скафандров и кресла, а также летное задание космонавта. Галлай, Феоктистов и Раушенбах высказали пожелание, чтобы космонавтам разрешили посидеть до старта в корабле. Это предложение поддержал ведущий конструктор «Востока» Ивановский и Королев. 7 апреля, облаченные в скафандры Гагарин и Титов, провели в реальном корабле свою последнюю тренировку.

Ответственнейший старт неумолимо приближался. Главного куратора космонавтов от штаба ВВС генерал-лейтенанта Каманина охватывало все большее волнение. Но усилием воли Николай Петрович умело сдерживал волнение и не показывал его на людях. Все внутри, все в себе. Главком ракетных войск маршал Москаленко был поражен самообладанием генерала Каманина, и даже откровенно завидовал давнему коллеге:

— Ну и силища у тебя, голубчик! Завидую. Я не такой. Волнуюсь, скрыть переживания не могу, беспричинно повышаю голос на подчиненных. А так не надо. Понимаю, но не могу.

Утром 8 апреля — заседание Государственной комиссии. В зале, как никогда, много народа. Академию наук страны представляют академики Келдыш и Благонравов. Удивительно, но на этот раз присутствуют все главные конструкторы систем жизнеобеспечения — Бармин, Глушко, Пилюгин, Кузнецов, Исаев, Рязанский, Алексеев, Северин, Решетнев. Медицину напрямую замкнули на себя Яздовский и Газенко. На Байконур прилетели замы Главного конструктора — Мишин, Бушуев, Воскресенский. Присутствуют ведущие ракетчики страны — Янгель, Черток, Мозжорин, Челомей, Уткин, Надирадзе. Главкома ВВС представляет маршал Агальцов.

Комиссия утверждает задание на полет, рассматривает вопросы поиска и доставки космонавта после приземления. Повестку дня венчает вопрос о кандидате на первый полет. Кто полетит первым? Серьезный государственный шаг. Право внести предложение о кандидатуре Руднев предоставляет генералу Каманину. Николай Петрович предельно точен:

— Юрий Алексеевич Гагарин на протяжении всего периода подготовки и тренировок к полету показал высокую точность при выполнении различных экспериментально-психологических заданий. Его отличает высокая помехоустойчивость при воздействии внезапных и сильных раздражителей. Реакции на «новизну» — состояние невесомости, длительная изоляция в сурдокамере, парашютные прыжки и другие воздействия — всегда были активными. Отмечалась быстрая ориентация в новой обстановке, умение владеть собой в различных неожиданных ситуациях.

При исследовании в условиях изоляции в сурдокамере была обнаружена высокоразвитая способность расслабляться даже в короткие паузы, отведенные для отдыха, быстро засыпать и самостоятельно пробуждаться в заданный срок. Одной из особенностей характера Гагарина можно отметить чувство юмора, склонность к добродушию, легкой шутке.

При тренировках на учебном космическом корабле для Юрия Алексеевича был характерен спокойный, уверенный стиль работы с четкими, лаконичными докладами после каждого из упражнений. Уверенность, вдумчивость, любознательность и жизнерадостность придавали индивидуальное своеобразие выработке профессиональных навыков. Гагарин как бы умножил сходные летные навыки, придал им космическую направленность.

Доводы, факты, аргументы генерала Каманина в пользу назначения Гагарина первым космонавтом Земли прозвучали убедительно. Государственная комиссия утвердила Юрия командиром корабля «Восток», Германа Титова — его дублером… Мало ли что может еще случиться до полета?

Приняв кардинальное решение, члены «Генштаба космодрома» направились в монтажно-испытательный корпус для ознакомления с ходом тренировок птенцов Королева. Сергей Павлович, не разглашая пока только что принятого решения, занялся скрупулезным разъяснением первому космонавту работы систем жизнеобеспечения корабля, убеждая Гагарина в их надежной работе. Юрий соглашался с доводами Главного конструктора и сам втягивался в задушевный диалог. Неожиданно Королев прервал свой инструктаж, посмотрел на чуткого собеседника и то ли посетовал, то ли уважительно спросил:

— Что же у нас происходит, Юрий? Я подбадриваю тебя, а ты в ответ убеждаешь меня в еще большей надежности корабля.

— Мы, Сергей Павлович, оба здорово подбадриваем друг друга, — улыбнувшись, возразил Гагарин.

Вечером 9 апреля Королев распорядился, чтобы Гагарина и Титова, на оставшееся до полета время, разместили в отдельном домике, недалеко от стартовой площадки. А полковнику Карпову он тут же вновь поручил составить для них поминутный график занятости в течение последних предстартовых суток.

Последнее взвешивание «Востока» в монтажно-испытательном корпусе перед пристыковкой его к ракете-носителю озадачило Руднева. Вес пяти предыдущих беспилотных кораблей не превышал четырех тысяч семисот килограммов. Вес же гагаринского «Востока» оказывался на двадцать пять килограммов больше. Яздовский тут же напомнил Главному конструктору, что Титов почти на три килограмма легче Гагарина. Но Сергей Павлович успокоил председателя Государственной комиссии и главного медика. Он сказал, что изменять принятое решение о командире «Востока» нет необходимости. Если потребуется, то будет снята часть контролирующей аппаратуры, которая в полете непосредственного участия не принимает. Руднев согласился с этим предложением.

Предстартовые дни оказались чрезвычайно насыщенными для Королева. Он постарался, казалось, предусмотреть все. Везде, где только могли появиться космонавты — в гостинице, лабораториях, столовой, — постоянно звучала бодрая, веселая музыка из кинофильмов и оперетт. О таком музыкальном сопровождении Главный конструктор распорядился сразу после прилета на Байконур. Впрочем, музыку и на работе в ОКБ Сергей Павлович относил к важным составляющим успеха.

Вскоре после тренировки Гагарина и Титова Главный конструктор появился в монтажно-испытательном корпусе и, совершенно неожиданно для Ивановского, медленно поднялся по стремянке к входному люку «Востока», снял туфли и сел в пилотское кресло. Выдержав небольшую паузу, Королев посмотрел сначала в один иллюминатор, потом в другой, и тут же обратился к ведущему конструктору:

— Для меня кресло тесновато, Олег Генрихович. И тебе, разумеется, не подойдет.

— Проектировалось кресло не для нас, Сергей Павлович, — возразил Ивановский. — А для таких, как Гагарин.

Главный конструктор продолжил лукавый диалог:

— Пусть это не для нас проектировалось, но давай вот прямо сейчас договоримся, Олег Генрихович, что для трехместного корабля среднее кресло закажем Северину под наши габариты.

— В нашем возрасте, Сергей Павлович, в космос врачи уже не пустят. А вашему, Главного конструктора, полету воспротивится еще и кремлевское руководство.

— Так что же, выходит, по-твоему, мы только и годимся строить космические корабли для других?.. А хотелось бы слетать пусть даже на пару-тройку витков. Как-никак вся жизнь без остатка отдана ракетному делу.

Комнатой, в которой по решению Главного конструктора должны провести последнюю ночь перед стартом Гагарин и Титов, прочно завладели сотрудники Яздовского. Но и эта часть «интерьера» находилась в поле зрения Королева. Однако по долгу службы первым там появился полковник Карпов. Прямо с порога он задал Котовской ключевой вопрос:

— Ада Радгаповна, вы закончили подготовку медаппаратуры?

— Да, Евгений Анатольевич, — уверенно ответила доктор. — Все необходимые датчики по показаниям органов жизнедеятельности космонавтов подготовлены.

Начальник Центра подготовки внимательно осмотрел вначале одну, потом вторую кровать, задал следующий вопрос:

— А как будут сниматься сами показания?

— Показатели тензодатчиков, установленные на матрацах, выведены на пульт, у которого в течение всей ночи будут дежурить наши специалисты.

— А сны людей, Ада Радгаповна, ваши умные датчики записывать еще не научились?

— Нет, Евгений Анатольевич, такие датчики, к сожалению, у нас пока отсутствуют.

— Очень жаль, Ада Радгаповна. Значит, медицинскому персоналу вашего института есть еще над чем поработать.

В этом месте заинтересованный диалог Котовской и Карпова прервался. В комнату быстро вошел Королев и сразу повел разговор по существу:

— А теперь мы выясним, как работает наш медицинский штаб предполетной подготовки. Что вы скажете, Ада Радгаповна?

Доктору Котовской было что доложить. Она сказала:

— По распоряжению руководителя медицинской группы Акулиничева, Сергей Павлович, в предстартовом домике организуется круглосуточный врачебный пост.

Главный конструктор поворачивается к Карпову:

— Скажи, пожалуйста, Евгений Анатольевич, чем космонавты будут заниматься завтра в двадцать тридцать?

Начальник Центра подготовки достал записную книжку, открыл нужную страничку, ответил:

— В двадцать тридцать у Гагарина и Титова космический ужин, Сергей Павлович.

— Вот как здорово, — улыбнувшись, сказал Главный конструктор. — Я прямехонько угодил на ужин… А чем Гагарин и Титов будут заняты в двадцать один десять?

— В двадцать один десять? — повторяет Карпов и отвечает: — С космонавтами встречаются маршал Москаленко и генерал Руднев.

— С Главкомом ракетных войск и председателем Государственной комиссии этот вопрос по времени согласован?

— Конечно, Сергей Павлович. Все вопросы распорядка дня согласованы по времени и по существу.

— А что значит «по существу», Евгений Анатольевич?

— Это значит, что согласован сам предмет разговора — о семье, о родных местах и ни слова о предстоящем полете.

— Вот это похвально, — бодро сказал Королев и задал контрольный вопрос: — Феоктистов и Раушенбах инструктаж с Гагариным и Титовым в корабле уже проводили?

Начальник Центра подготовки ответил без промедления:

— Проводили, Сергей Павлович. С восемнадцати ноль-ноль. Тридцать минут. Проверили знание полетной инструкции. Юрий и Герман выучили ее наизусть.

— Может, с инструктажами мы малость и переборщили, — сделал вывод Главный конструктор, — но, как говорят в народе, кашу маслом не испортишь. Все идет по плану. Я удовлетворен.

10 апреля. Солнечный полдень. Небольшая открытая терраса на высоком берегу Сырдарьи. Присутствуют Королев, Москаленко, Руднев, Каманин, Келдыш, главные конструкторы систем, командиры стартовых служб полигона и вся «ударная шестерка». Никакого официоза. На столах — вазы с фруктами, ситро, минеральная вода. Общение — на равных.

В центре внимания — Главный конструктор и космонавты. Королев завязывает неожиданные диалоги, шутит:

— Будет правильно, дорогие старшие товарищи, если сегодня мы попросим нашу молодую смену обязательно свозить нас на орбиту в будущем трехместном космическом корабле. Мы идем вперед гигантскими темпами. Не прошло и четырех лет с момента запуска первого искусственного спутника Земли, а мы уже подготовились к первому полету человека. Здесь присутствует группа космонавтов, каждый из которых в состоянии совершить орбитальный полет. Решено, что первым полетит Юрий Гагарин. За ним полетят другие, в недалеком будущем, даже в этом году. На очереди у нас — новые полеты, которые будут интересными для науки, для блага человечества. Мы твердо уверены, что нынешний полет хорошо подготовлен и пройдет успешно.

Вечером состоялось официальное заседание Государственной комиссии. Ее открыл Руднев и предоставил слово Королеву. Сергей Павлович снова подтвердил полную готовность ракеты и «Востока» к полету: «Ракета-носитель и космический корабль прошли полный цикл испытаний на заводе и космодроме. Замечаний по работе ракеты-носителя и корабля нет». Затем выступил генерал Каманин. «Главный куратор» космонавтов от штаба ВВС напомнил присутствующим биографические данные Юрия Гагарина и Германа Титова.

Следующее слово — за ними, виновниками торжества. Но только Юрий начал говорить, как вдруг погасли все юпитеры киношников. Сергей Павлович хорошо знаком с их технологией. Он уверенно успокаивает членов комиссии:

— Товарищи, внимание! Сейчас в течение нескольких минут оператор Суворов будет перезаряжаться!

Неожиданная реприза Главного конструктора вызвала громкий смех всего зала. Но вот щелкнула дверца кинокамеры. Можно продолжать заседание. Гагарину, естественно, пришлось повторить начало своего выступления. Выступление же Титова прошло уже без всяких осложнений.

Надо же было так случиться, что при последней проверке корпуса корабля на герметичность обнаружилась утечка. Все, кто был причастен к подготовке полета, принялись спешно искать неисправность с помощью гелиевых течеискателей. Вскоре утечку нашли, заменили дефектный разъем. И только после этого доложили Главному конструктору о происшедшем. Все обошлось без личных разборок. Королев посчитал за благо, что неисправность удалось устранить заранее и сравнительно быстро.

В пять утра 11 апреля ракету с пристыкованным «Востоком» вывезли из монтажно-испытательного корпуса, чтобы доставить на стартовую площадку. Главный конструктор шел по традиции за ней до поворота, где его поджидала легковушка. Королев пристально посмотрел вслед «семерочке» и устроился на заднем сиденье с Воскресенским.

Несколько минут ехали молча. Но вдруг Королев повернулся к своему заму по испытаниям, спросил:

— Как думаешь, Леонид Александрович, мы все предусмотрели, нет никаких скрытых изъянов в носителе или в самом корабле?

Воскресенский промолчал, не понимая, что этот сильный, самолюбивый человек обращается к нему с просьбой еще раз подтвердить полную готовность их детища к полету.

Когда ракету установили на пусковое устройство, на стартовую площадку приехали Каманин, Карпов, Гагарин и Титов. Вначале состоялся короткий митинг со стартовиками, а потом они ели космический обед из туб с Королевым. Перед отъездом космонавтов в стартовый домик Феоктистов и Раушенбах, по поручению Главного конструктора, провели еще один, последний инструктаж Юрия и Германа в кабине «Востока».

Космодром быстро погружался в последнюю бессонную ночь перед эпохальным стартом. Тщательно проверялось полигонное оборудование, телефонная связь с наземными измерительными пунктами по всей трассе полета. Но особо оберегался безусловный покой первых командиров «Востока» — Гагарина и Титова.

2

Традиции жизни отряда космонавтов создавались с первых месяцев его образования. Но одна из самых примечательных родилась в преддверии первого пилотируемого полета. Сразу после теоретических занятий 30 марта Титов, Гагарин, Нелюбов и Быковский отправились на электричке в Москву. Придя на Красную площадь, они остановились недалеко от входа в Мавзолей В. И. Ленина. В это время ударили куранты на Спасской башне. Из нее, чеканя шаг, вышла смена караула на пост № 1. Гагарин сделал несколько шагов вперед, принял стойку «Смирно» и взял под козырек… После посещения Мавзолея, космонавты задержались у могилы И. В. Сталина, прошли вдоль мемориальной кремлевской стены. В заключение Валерий сфотографировал коллег на фоне собора Василия Блаженного. Таких, как они, в этот солнечный день в центре Москвы было много, и никто не присматривался особо к горстке молодых офицеров, ставших вскоре узнаваемыми для многих в мире.

А с начала апреля череда исключительных событий нарастала уже, как снежный ком. С утра 3 апреля следующая шестерка кандидатов в космонавты — Беляев, Комаров, Волынов, Горбатко, Леонов и Хрунов — приступила к сдаче государственного экзамена. Ближе к вечеру в учебном корпусе появился генерал Каманин и сообщил подопечным самую свежую восхитительную новость: «Советское правительство приняло решение послать человека в космическое пространство!» Сутки спустя начальник Центра подготовки Карпов сделал объявление, что рано утром 5 апреля «ударная шестерка» в полном составе вылетает на Байконур для выполнения правительственного задания!

Гагарин вернулся домой в приподнятом настроении. Наступил как раз тот момент, которого он ждал после возвращения с Байконура со дня на день. Валюша тоже его ждала, хотя и не предполагала, что придет этот день так быстро и неожиданно. Они уложили девчонок спать и до полуночи говорили о самом разном, но отнюдь не о полете. И все же тревожное предчувствие не проходило. Поражало Валентину только удивительное спокойствие мужа. Валюша не понимала: «Что это? Игра или Юрий был действительно столь уверен в успехе полета?»

В комнате было очень тихо. И автомобильный сигнал возле дома прозвучал для Валюши набатом. Тут же из детской вышел Юрий. Он был уже в кителе, со своим привычным командировочным чемоданчиком в руках. Сигнал, еще более настойчивый, за окном повторился, и лишь теперь до сознания Валюши дошло, что он относится к мужу. Его уже ждали на улице. Юрий оставил чемоданчик на стуле возле трюмо и, вернувшись в комнату, подошел к кровати, взял жену за руки, проникновенно сказал:

— Все будет хорошо, Валюша… Не волнуйся…

Он что-то не договорил… Она спросила:

— Юра, так кто же полетит первым?

— Может, я, а может, кто-то другой, — нетвердо ответил он.

Иначе Гагарин и не мог ответить, потому что окончательного решения по этому поводу не существовало.

— Когда же старт? — уже по инерции спросила она.

Он только на секунду задержался с ответом:

— Скорее всего, четырнадцатого.

— Не горячись, будь внимателен, помни о нас, — сказала Валюша в ответ на его поцелуи и несколько раз провела рукой по голове мужа. Где-то внутри у ней боролись два чувства — ей хотелось и не хотелось, чтобы ее Юра был первым.

Когда самолет, на борту которого находился Гагарин, коснулся бетонки аэродрома, Юрий взглянул на часы — они показывали четырнадцать тридцать по Москве.

У трапа прибывших встречал Королев. Он пожал руки космонавтам, Каманину и Карпову, спросил о самочувствии и настрое. Не скрыл удовлетворения, что все у них хорошо и молодежь готова сразу приступить к работе. Но Главный конструктор обстоятелен. Напомнив суворовский завет, Сергей Павлович пригласил коллег в столовую.

Дальше все продолжалось по распорядку. После часового отдыха космонавты встретились с «главным движителем» ракет Глушко. Валентин Петрович рассказал слушателям, как они с Королевым от довоенных маломощных пороховых ракетных движков пришли к невиданным доселе мощностям, превышающим силу десятков машин крупнейших электростанций. На вопрос Нелюбова: «Какое предприятие выпускает замечательные ракетные двигатели его конструкции?», «главный двигателист» ответил: «Двигатели освоены и запущены в серию коллективом Воронежского механического завода».

Два следующих дня главным занятием на тренировках стала отработка ручного спуска. На предстоящем одновитковом полете — это аварийный метод возврата на Землю. Все, как надо, должна выполнить автоматика. И все же, все же… Ведь в кабине корабля будет находиться уже не «Иван Иванович», а живой человек… Раз за разом Попович и Нелюбов, Титов и Гагарин, Николаев и Быковский стараются овладеть им до автоматизма. Все может случиться в этом первом, не известном никому полете.

Вечером 7 апреля космонавтам впервые показали киноленту о последнем запуске на орбиту и возвращении из полета манекена «Ивана Ивановича». Но остались открытыми вопросы о метеоритной обстановке в космосе и реальных опасностях от новых вспышек во Вселенной. Их просто не в состоянии был ощутить на себе «безжизненный космонавт».

Утром 8 апреля — очередная плановая тренировка космонавтов в монтажно-испытательном корпусе. В это же время в штабе космодрома проходило заседание Государственной комиссии. Оно было не долгим и завершилось утверждением кандидатуры командира первого «Востока» и его дублера. Сразу после него члены Госкомиссии отправились к ракете-носителю, чтобы понаблюдать за тренировкой «шестерки». Тут все и началось. Ни с того ни с сего к Гагарину стали подходить специалисты стартовой команды с просьбой оставить в их записной книжке памятный автограф. Юрий попробовал откреститься от этого в привычном для него ироническом стиле:

— Какие автографы, братцы? Вот слетаю на орбиту Земли, тогда и стану раздавать автографы.

В разговор вмешался стоявший рядом Николаев:

— Раз просят, Юра, значит, надо подписать. Люди хотят оставить память о встрече с тобой.

Гагарин еще продолжал свое приятное занятие, когда возле ракеты появился Главный конструктор. Не разглашая тайну только что принятого Госкомиссией решения о командире «Востока» (согласно договоренности с Каманиным, его должен был сообщить Николай Петрович), Королев принялся неторопливо разъяснять Юрию работу регенерационной системы корабля. Гагарин внимательно слушал, кивал головой, соглашаясь с Сергеем Павловичем.

После завтрака 9 апреля Каманин пригласил Титова и Гагарина к себе, рассказал о комплексе вопросов, которые рассматривались на заседании Государственной комиссии, — о регистрации полета как мирового рекорда, об аварийном катапультировании космонавта на старте и ее решении: «Командиром „Востока“ назначить Юрия Гагарина. Герман Титов утвержден его дублером».

Гагарин сразу расцвел улыбкой, не в силах сдержать нахлынувшей радости. По лицу Титова пробежала мимолетная тень сожаления, что не он первый. Тут же Герман с улыбкой протянул руку Гагарину:

— Рад за тебя, Юра… Поздравляю.

— Скоро, Герман, и твой старт, — бодро ответил Гагарин.

До обеда — работа по программе. Внешне никаких изменений не наблюдалось. Вся «ударная шестерка» увлеченно занималась в кабине «Востока». Лишь у Гагарина были заняты и перерывы — он продолжал оставлять автографы в блокнотах и на полях газетных статей, с которыми подходили к нему офицеры и солдаты стартовой команды… Но что было делать?

Во второй половине дня из Звездного прилетела «подмога» — сдавшая государственный экзамен вторая шестерка космонавтов. Ознакомившись с жизнью полигона, побывав в монтажно-испытательном корпусе, у ракеты, они убыли на разные наземные измерительные пункты, чтобы контролировать время пролета «Востока» по орбите.

Вечером Юрий написал письмо в Звездный:

«Здравствуйте, мои милые, горячо любимые Валечка, Леночка и Галочка! Решил вам написать несколько строк, чтобы поделиться с вами той радостью и счастьем, которые выпали мне. Сегодня правительственная комиссия решила послать меня в космос первым… Очень большая задача легла на мои плечи. Хотелось бы перед этим немного побыть с вами, поговорить с тобой, Валюша. Но, увы, вы далеко. Тем не менее, я всегда чувствую вас рядом с собой.

В технику я верю полностью. Она подвести не должна. Но бывает, что и на ровном месте человек падает и ломает шею. Здесь тоже может что-нибудь случиться. Но сам я пока в это не верю. Ну а если что случится, то прошу тебя, Валюша, не убивайся с горя. Ведь жизнь есть жизнь, и никто не гарантирован, что его завтра не задавит машина. Береги, пожалуйста, наших девочек, люби их, как люблю я. Вырасти из них не белоручек, не маменькиных дочек, а настоящих людей, которым были бы не страшны ухабы жизни. Вырасти людей, достойных коммунизма. В этом тебе поможет государство. Ну а свою личную жизнь устраивай, как подскажет тебе совесть. Никаких обязательств я на тебя не накладываю, да и не вправе это делать. Что-то слишком траурное письмо получается? Сам я в это не верю. Надеюсь, что это письмо… ты никогда не увидишь, и мне будет стыдно перед самим собой за эту мимолетную слабость. Но если что-то случится, ты должна знать все до конца. Я пока жил честно, правдиво, с пользой для людей, хотя она была и небольшая.

Как-то, в детстве, я прочитал слова Чкалова: „Если быть, то быть первым“. Вот я и стараюсь им быть и буду до конца… Надеюсь, что через несколько дней мы опять будем вместе и будем счастливы. Валюша, ты, пожалуйста, не забывай моих родителей. Если будет возможность, то помоги им в чем-нибудь. Передай им от меня большой привет, и пусть простят меня за то, что они ничего не знали, да им и не положено было знать. До свидания, мои родные. Крепко вас обнимаю и целую. С приветом ваш папа и Юра».

В конце письма Юрий Гагарин привычно расписался, поставил дату — 10.04.1961 года.

Напряжение нарастало с каждым часом, но суеты не чувствовалось. Все действия определялись распорядком дня космонавтов. Утром 10 апреля «ударная шестерка» встретилась с членами Государственной комиссии и «стартовиками» полигона. Главный конструктор публично обнародовал принятое решение о том, что командиром первого «Востока» утвержден летчик-космонавт Юрий Алексеевич Гагарин, запасным — Герман Степанович Титов. Вечером его документально утвердила Государственная комиссия, назначив полет на 12 апреля.

Сразу после установки ракеты на пусковое устройство 11 апреля, Главный конструктор встретился с Каманиным и попросил почаще информировать его о состоянии космонавтов, об их самочувствии и настроении. Делать это в любое время суток.

Николай Петрович не удержался, спросил:

— Волнуешься за них, Сергей Павлович?

— А как ты думаешь, Николай Петрович? — громче обычного выпалил Королев. — В космос летит Юрий Гагарин. Я знаю его давно. Привык. Он ведь мне как родной сын!

Около десяти, после физзарядки и завтрака, Титов и Гагарин, отдельно от остальной четверки, прибыли на стартовую позицию и провели последнюю тренировку в кабине корабля. Феоктистов и Раушенбах с интересом наблюдали за работой Юрия. Чувствовалось, как радостно настроен он от сознания, что ему поручено отправиться на орбиту Земли первым. Но Гагарин оставался все таким же серьезным, спокойным и сосредоточенным.

Гагарин еще находился в кабине «Востока», когда лифт вознес на последнюю площадку Королева. Феоктистов и Раушенбах тотчас опустились на Землю, а Юрий, выйдя из корабля, неожиданно поделился с Сергеем Павловичем сокровенным. Гагарин рассказал, как он добивался выполнения своей жизненной цели и стал военным летчиком.

Когда Юрий умолк, Королев вдруг спросил:

— А что ты сказал, Юрий, дома, когда в этот раз улетал в командировку на Байконур?

— Валюше я сказал, Сергей Павлович, чтобы она не волновалась, берегла девочек. Я постарался убедить ее, что у нас все будет штатно, потому что к полету мы подготовились отлично.

— И дату полета ты назвал своей Валюше?

— Нет, Сергей Павлович, дату не назвал. Точнее, я сказал, что полет назначен на 14 апреля.

— Интересно, а почему ты назвал именно число «14»?

— «13», Сергей Павлович, — несчастливое число. Это всем известно. Следующее число — «14». Я его и назвал. Пусть все произойдет для Валюши неожиданно.

— Очень логично все, Юрий… «Пусть все произойдет для Валюши неожиданно», — Королев повторил последние слова Гагарина и добавил: — На космодроме сложилась традиция, что в канун очередного запуска проводится встреча специалистов моего конструкторского бюро со стартовым расчетом. Раньше перед стартовиками, как правило, выступал я, а сегодня это сделаешь ты, Юрий. Поблагодари их за большой труд по подготовке твоего полета. Расскажи им о себе, как только что рассказал мне. Это будет очень правильно. Расскажи о своей семье.

Перед тем как спуститься на Землю, Главный конструктор напомнил космонавту:

— И старт, и полет не будут легкими. Тебе, Юрий, предстоит испытать и перегрузки, и невесомость, и, возможно, что-то еще не известное нам. Об этом мы много раз говорили. Но я хочу еще раз напомнить тебе, что в завтрашнем полете есть, конечно, большой риск. Все может произойти, Юрий. Но помни одно — все силы нашего разума будут немедленно отданы тебе.

Выступая на митинге, Гагарин не только выполнил просьбу Главного конструктора и поблагодарил стартовиков за подготовку ракеты к полету, но и заявил, что он сделает все от него зависящее, чтобы полет явился триумфом для нашей страны, для нашего народа.

После митинга — космический обед, из туб. Ели щавелевое пюре с мясом и мясной паштет, а запивали шоколадным соусом. Каждая упаковка — по сто шестьдесят граммов. Конечно, гурманы не одобрили бы такой рацион, но для особых условий пища оказалась вполне приемлемой и питательной. Все понимали, что это, в конце концов, разовое явление.

Дальше — все действия по строгому распорядку в стартовом домике. Он невелик — всего три комнаты: спальня, зал и столовая. У каждой кровати — тумбочка, стул и общий шкаф для одежды. В зале — диван, мягкие кресла, столик для игры в шахматы, радиоприемник «Сакта» и телефон. В столовой — кухонный столик, холодильник «Саратов», необходимая посуда и медицинская аппаратура.

С восемнадцати часов вступает в силу стратегический медико-психологической план. Никаких разговоров о полете. Герман предлагает Юрию сразиться в шахматы. Гагарин откладывает в сторону письмо родным, подсаживается к столику, угрожает:

— Надо мне, Гера, поправить счетик. Кажется, я тебе несколько партий уступаю? Так что держись, дорогой друг!

Партию прервали киношники. Главным конструктором им был отпущен целый час, чтобы снять Гагарина и Титова накануне исторического полета. В середине съемки в домике появились Королев и Каманин. Взглянув на шахматную доску, Николай Петрович, дока в этом деле, покачал головой и с сожалением посмотрел на Гагарина. Положение спас Главный конструктор. Сергей Павлович предложил космонавтам подышать свежим воздухом.

Гагарин и Титов быстро одели шинели и вслед за Королевым вышли на крыльцо. Дворик пуст. Очень темно и тихо. Все запоздалые автомашины идут в объезд стартового комплекса, чтобы не нарушать покой космонавтов. Это тоже предусмотрено строгим распорядком.

Тут Сергей Павлович почему-то нарушил собственное табу на разговоры о предстоящем полете и обратился к Титову с вопросом:

— Скажи, пожалуйста, Герман, а твоя жена знает, что ты отправился на Байконур, чтобы совершить полет в космос?

Дублер Гагарина с готовностью ответил:

— Знает не только жена, но и отец, Сергей Павлович.

Королев удивленно повернулся к Титову:

— Как же получилось, Герман, что знает и твой отец?

— Я уже рассказывал вам, Сергей Павлович, что жена вначале не воспринимала мой переход в отряд космонавтов. Всякий раз Тамара говорила: «Мало тебе опасностей в авиации?» И вот прошел год наших напряженных занятий, командировок. Она вроде смирилась с ними, однако и сейчас не понимает, как можно посылать первым в космос простого летчика. Посылать первым надо конструктора, который все это сделал. Случись какая-нибудь неисправность, он сумеет поправить положение, а летчику с нею никак не справиться, — такого рассказа никогда не слышал из уст коллеги Гагарин и тоже с интересом слушал Германа.

— С Тамарой, Герман, мне все ясно, — как бы заключил Главный конструктор, — а вот как узнал о полете отец на Алтае?

Титов сделал небольшую паузу, потом ответил:

— Перед отлетом на Байконур я поехал в Москву, чтобы позвонить родным. Трубку взял отец. Я сказал, что в середине месяца предстоит важное событие в моей жизни. Отец спросил: «Ты, что же, собираешься полететь в космос?» Я ответил ему: «Может, я, а может, другой». Телефонистка смотрит на меня недоуменными глазами, снимает наушники, предупреждает: «У вас, товарищ Титов, совсем не телефонный разговор с абонентом. Вы нарушаете инструкцию, и мы обязаны такие разговорчики прерывать». Я посмотрел на трафарет с ее именем и говорю: «Вам, Наталья Дмитриевна, надо радоваться такой встрече, а вы прерываете мой разговор с отцом, которого я больше года не видел». Телефонистка мне возмущенно отвечает: «Подумаешь, персона какая! Много в последнее время развелось всяких титовых, которые хватают через край. То они собачек в космос готовят, то сами решили на Луну вот-вот махнуть. А мы, видите ли, радоваться должны таким встречам, в рот глядеть лихим болтунам». Тут же она водрузила на голову наушники, заявила: «Оплаченное вами время, товарищ Титов, истекло». Вернулся я в Звездный, и написал родителям большое письмо.

Главного конструктора порадовал рассказ Германа. Он сделал для себя однозначный вывод, что психологическое состояние Гагарина и Титова действительно нормальное и не должно вызывать беспокойства.

Когда космонавты вернулись с прогулки, врачи укрепили на их теле по семь датчиков для записи физиологических функций организма. Это занятие продолжалось более часа, потом Каманин, в который раз, уточнил распорядок дня на 12 апреля. Все было расписано по минутам. Подъем — в пять тридцать. Далее — физзарядка, туалет, завтрак, медицинский осмотр, надевание и проверка скафандра, отъезд на стартовую площадку, проводы на старте, посадка в корабль, проверка бортовых систем. Старт назначен на девять ноль пять — девять десять.

— Знаете, Николай Петрович, — обратился Юрий к наставнику космонавтов, — я, наверное, не совсем нормальный человек.

— Почему ты так думаешь, Юрий? — удивился Каманин.

— Почему думаю? Завтра полет, такой полет! А я совсем не волнуюсь. Ну, ни капельки не волнуюсь. Разве так можно?

Николай Петрович улыбнулся:

— Это же отлично, Юрий. Искренне рад за тебя.

В двадцать один пятьдесят полковник Карпов проверил у подопечных кровяное давление, температуру, пульс. Все оказалось в норме: давление 115 на 75; температура — 36,7; пульс — 64.

— Теперь, товарищи, спать, — сказал Евгений Анатольевич, поправил букеты тюльпанов у кроватей космонавтов и вышел из комнаты. Сам начальник Центра подготовки спать в эту ночь не собирался. Первый полет человека — это рубеж и в его жизни. Не спал Карпов, не спал Каманин, не спал Главный конструктор, не спал огромный коллектив полигонных стартовиков.

3

Полковник Корнеев не ошибся. Приезд в часть высокой армейской комиссии во главе с генералом Любимовым означал только одно — в ближайшее время неизбежно последует новая срочная команда по решению очередной оперативной задачи.

Так все и произошло. Совещание в Шауляе 10 апреля поначалу показалось Владимиру Егоровичу дежурным. Удостоенный накануне генеральского звания Колосов во вступительном слове обратил внимание командиров частей на необходимость развертывания работы по подготовке к сдаче экзаменов на звание классного специалиста. Он предложил начать ее с офицерского состава и самим, как можно скорее, удостоиться почетного звания «мастер». «Приказ о создании дивизионной комиссии для приема экзаменов у начальствующего состава полков уже подготовлен», — заявил командир дивизии. Тут же генерал Колосов предоставил слово подполковнику Гурнову.

Главный инженер соединения доложил командирам частей то, ради чего было созвано совещание. Личному составу 29-й гвардейской ракетной дивизии предстоял сложный переход на новое изделие — ракету Р-14. Гурнов сразу нацелил полковых командиров на серьезную теоретическую работу. Изделие конструкторского бюро Янгеля по используемым компонентам топлива и окислителя представляло собой новый шаг вперед в развитии ракетной техники. По длине и диаметру ракета незначительно отличалась от предшественницы, ракеты Р-12, а вот дальность ее стрельбы — четыре с половиной тысячи километров — делала ее исключительно важным аргументом в противостоянии агрессивным силам НАТО. Все объекты Западного стратегического направления сразу оказывались в зоне ее ядерного поражения.

Командир Елгавского полка Минаев принял сообщение подполковника Гурнова в свой адрес. Борис Иванович посчитал, что именно его личный состав, первым в соединении освоивший ракету Р-12, должен раньше других частей приступить и к освоению новой. Никаких временных ориентиров Гурнов в сообщении не обозначил, поскольку приказа из Смоленска в дивизию еще не поступало. Свое сообщение главный инженер соединения базировал на личном разговоре с генералом Любимовым. Другими словами, Виктор Александрович просто несколько поторопил события, ведь в заключение разговора главный инженер армии предупредил собеседника, что ни наземный, ни шахтный комплексы Р-14 пока не приняты на вооружение. В штабе армии было точно известно, что на полигоне Капустин Яр еще не закончились летно-конструкторские испытания ракеты. Все же, вернувшись из Шауляя, полковник Корнеев поручил главному инженеру Андрееву запросить из дивизии необходимую техническую документацию на новое изделие. Он решил, что рано или поздно такой переход обязательно состоится и надо готовиться к нему не впопыхах, а заранее.

Уже первое сообщение 12 апреля о полете Гагарина на орбиту Земли вызвало в полку такой прилив радости и энтузиазма, какого никто не помнил со времени формирования части. С быстротой молнии весть о полете передавалась из уст в уста. Сам штаб части превратился на время во взбудораженный улей. Офицеры служб поздравляли друг друга, будто это был личный успех. Полковник Корнеев пригласил к себе замполита и поручил Павлову на обоих боевых комплексах провести митинги со свободным от дежурства личным составом.

Капитан Тимохов предложил выступить на митинге командиру дивизиона, который встречался в Москве, в артиллерийской академии имени Дзержинского, с известным ракетчиком, «профессором Сергеевым». По рассказам майора Алексеева, в июне шестидесятого ему довелось послушать одного из организаторов космических исследований. «Профессор Сергеев» рассказал слушателям высших офицерских курсов о том, как готовились запуски первого искусственного спутника Земли и всех трех «лунников». В заключение своего выступления он тогда прямо заявил, что недалек день, когда на околоземную орбиту отправится корабль-спутник с человеком на борту. «Такие люди уже готовятся», — сказал «профессор Сергеев». И вот это свершилось.

По-своему отреагировали на подвиг в космосе жены командиров дивизионов. Вера и Лидия испекли к возвращению мужей со службы праздничный торт и устроили торжественный ужин. А Вера припасла для Андрея Степановича и еще один приятный сюрприз. Она сообщила, что майор Гагарин является уроженцем Гжатского района Смоленской области, их близким земляком. Женщины предложили пригласить на ужин и чету Треневых, ведь Дмитрий Васильевич был однокашником командиров дивизионов по Монинской военно-воздушной академии.

Сразу после окончания митинга 12 апреля старший лейтенант Любас подошел к политработникам Павлову и Тимохову и обратился к замполиту полка:

— Больше месяца назад, товарищ подполковник, я написал рапорт с просьбой направить меня в отборочную комиссию для зачисления кандидатом Центра подготовки космонавтов. Но судьба рапорта мне до сих пор не известна.

Николай Ильич хорошо помнил тот мартовский разговор с оператором у командира полка, но он не знал, как сложилась судьба рапорта Любаса дальше.

— О том вашем обращении к командиру, товарищ старший лейтенант, я хорошо помню, — признался Павлов. — А вот о судьбе вашего рапорта ничего сказать не могу. Не знаю. Обещаю в ближайшие дни разузнать.

— Спасибо, — поблагодарил Любас. — Очень хочется знать, можно мне рассчитывать на попадание в отборочную комиссию или же путь в космонавты для меня навсегда закрыт.

— Так быть не может, чтобы передовому офицеру кто-то закрыл путь к жизненной цели, — решительно заявил Павлов. — Считайте, Любас, меня своим сторонником.

— Что будет значить для меня ваша поддержка, товарищ подполковник? — спросил оператор.

— Я попробую разузнать в Военном совете армии в Смоленске, как работает отборочная комиссия и что это за организация — Центр подготовки космонавтов, — ответил Павлов, стараясь успокоить молодого офицера.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.