5.11. «Над нашей великой Родиной нависла смертельная опасность!»

5.11. «Над нашей великой Родиной нависла смертельная опасность!»

5.11.1. Заголовок взят из текста «Обращения к Советскому народу», которое можно назвать манифестом ГКЧП. Правда, манифест появился несколько ранее самого ГКЧП и вне связи с ним.

«Союзные правительственные структуры — армия, органы суда и прокуратуры, службы государственной безопасности — покорно наблюдали за назреванием смертельно опасного для государства кризиса, и лишь в самый последний момент их руководители предприняли нелепую попытку спасти положение путём создания ГКЧП и демонстрации силы без намерения применить её. Этот пример старческого эксгибиционизма будет долгие века оставаться темой для ехидства и саркастических оценок будущих историков».[859]

Действительно, весь 1991 год в стране явно назревала ситуация возможного резкого поворота в политике. Мало того, она подходила вплотную к такому решению, но Кремль хотел победы без крови, а это было не реально и чем дальше, тем больше. Это понимали многие, но, похоже, кроме тех, кто имел реальную возможность остановить разпад страны.

Напомним, что 20 июля Президент РФ подписал Указ «О прекращении деятельности организационных партийных структур политических партий и массовых общественных организаций в государственных органах, учреждениях и организациях РСФСР». Перчатка была брошена, и вызов был принят.

И вот 28 июля 1991 года в газете «Советская Россия» было опубликовано «Слово к народу», подписанное,, Эдуардом Володиным,,, Александром Прохановым,,,. (Два последних — будущие члены ГКЧП). В документе говорилось, что «случилось огромное небывалое горе. Родина, страна наша, государство великое, данное нам в сбережение историей, природой, славными предками, гибнет, ломается, погружается во тьму и небытие. И эта погибель происходит при нашем молчании, попустительстве и согласии…». И далее в документе содержались призывы встать в народное движение.

«Слово…» не осталось незамеченным. выступил и сказал, что надо дать 10 лет за него.[860] Пройдёт всего лишь несколько месяцев, и взгляды первого вице-президента РФ начнут меняться. Впрочем, потом они снова поменяются. Но не о переменчивых взглядах российского вице-президента речь.

«Так жить нельзя». Под таким названием вышел в 1990 году фильм. Этими же словами можно описать и состояние умов. Правда, способы выхода из сложившейся ситуации многие видели по-разному. Одни — в необходимости крутых реформ, другие — в наведении жёсткого порядка, третьи (большинство) метались между ними. Но постепенно недовольных горбачевской перестройкой (и пока ещё частично и ельцинской демократией) стало слишком много. И все откровенней стали обсуждать необходимость наведения элементарного порядка. Такая возможность активно обсуждалась под разными углами зрения. Если так жить было нельзя уже в 1990 году, то в середине 1991 года это понимали ещё более отчётливо.

Популярность демократии (и её носителей) в стране стала падать, пока медленно, но маятник уже пошёл в обратную сторону. А значит, демократам надо торопиться брать власть, пока народные симпатии окончательно не перейдут к их оппонентам.

5.11.2.1. Недовольство в стране, действительно, росло. Но была сильна традиция пожизненного управления. Каждый заступающий на пост генсек мог вполне рассчитывать на то, что он и на смертном одре будет генсеком.[861] Исключения были (например, ), но до такого шага нужно было уж очень сильно довести своё окружение и самому расслабиться до полной потери ориентира.

Кроме того,, понимая по-коммунистически механизм управления, через несколько лет после становления генсеком подобрал себе подчинённых, которые разве что не смотрели ему в рот. Они были ему слишком обязаны и слишком связаны с ним, так что его падение означало и их падение. Идея их, похоже, не сплачивала. Видимо, личная преданность была основой их выдвижения и нахождения на должности. Это естественно.

Например, один из начальников отделов КГБ СССР отмечал, что руководство КГБ, по крайней мере внешне, до самого последнего момента сохряняло лояльность к.[862]

Талантливые и, тем более самостоятельные, подчинённые были не нужны.[863] Он сам чувствовал себя талантом. Да ещё каким. Лауреат Нобелевской премии.

Полумонархическая система власти продолжала существовать и в середине 1991 года, хотя её разложение шло полным ходом. Но в умах некоторых приближённых, привыкших десятилетиями к такой системе (только смерть позволила стать генсеком, смерть —, смерть — ), она была жизненным принципом.

Коммунистическая система, существовавшая в Советском Союзе, была незыблемым монолитом, но, как оказалось, у неё была ахиллесова пята. И ей была должность генсека.

«Партийная дисциплина … она многое в нашей жизни предопределяла. Хотя было уже видно, что партия утратила единство, все, как чумы, боялись раскола, и потому слово Генерального секретаря — закон», — так, словно оправдываясь (а может и в самом деле хотелось оправдать себя?), написал.[864]

К весне 1991 года обстановка в стране стала ещё более критической. «В этой обстановке вновь проявил свои качества политического тактика. В конце апреля в его подмосковной резиденции было подписано соглашение Президента СССР и высших должностных лиц девяти республик о скорейшем заключении нового союзного договора».[865] выигрывал время, он надеялся выкрутиться, рассчитывая на отвлечение внимание на процесс выработки договора, его подписания и новые выборы. Однако он начал путь, который привёл его к бесславному концу. Все задумки в период перестройки только оттягивали время, но не решали проблемы. Новый Союзный договор был из их числа.[866]

По мнению : «Воспользовавшись договорённостью в Ново-Огарёве, приехал на пленум ЦК КПСС во всеоружие. Когда на него обрушился град критики, он резко поставил вопрос о доверии ему. Зная, что получтл поддержку лидеров союзных республик, участники пленума от республик решение об отставке не поддержали бы. Он перехватил инициативу».[867]

Задумка с Союзным договором (абсолютно бессмысленная с точки зрения здравого смысла) очень быстро имела роковые последствия для Советского Союза. Она подтолкнула, создала дополнительный повод для паспада страны.[868]

Идейные противники первого советского президента писали: «В доисторические времена Господь карал, согласно Библии, народы мором, голодом, трясением земли, потопом, войнами. В СССР все это оказалось лишним, ибо оказалось достаточно появиться и все пришло само собой — войны внутри страны, всеобщий дефицит, катастрофы, крушение государственности, анархия…».[869]

«Зажатый в угол различными политическими силами, он выдвинул идею нового Союзного договора. И сумел выиграть время».[870] Но эта была пиррова победа. За обещания предоставить больше свобод республиканским «князьям», была куплена их лояльность президенту Союза. Купили на время. Как потом оказалось, на очень короткое время. Однако этот договор и породил новые проблемы во взаимоотношениях между республиками. Именно он и стал формальным поводом к созданию ГКЧП.

А сменить его сама правящая партия уже не могла, или не успела. Его сменила сама судьбы.

5.11.2.2. Порой возникает предположение, что о перевороте говорили те, кто своими разговорами боялся его и хотел его не допустить. Мало того, существует версия о том, что к совершению переворота подталкивали те, против которых он, казалось бы, был и направлен.[871] Во всяком случае, они активно через прессу говорили и внушали населению неприятие военного решения общественного кризиса.

Вот, например, что писали о польском военному положении (перевороте) образца 1981 года: «Военное положение — мера крайняя. Жест бессилия и отчаяния, когда все иные средства — политические, экономические, пропагандистские — больше не действуют. И как показал польский опыт, шаг последний, ведущий в тупик». А, чтобы все было совсем понятно, в конце этой статьи автор добавил: «Военное положение, за которое ратуют сторонники силовых методов, погрузит Россию в ненависть, кровь и безвыходность… Никакое военное вмешательство уже не спасёт в России коммунистическую систему, давно разминувшуюся с жизнью и ставшую тормозом общественного развития».[872] Польский опыт, в том же журнале обсуждался со всех сторон, но с тем же неизменным резюме.[873] Разумеется, примерно так же писал не один журнал или газета, так порой говорили по радио и телевидению.

Хотя, есть удачные примеры силового выхода из кризиса. Например, Чили при Пиночете, Китай в 1989 году.

Кроме того, ситуация, аналогичная нашей, развивалась в Югославии. Причём, развивалась раньше нашей, а значит, можно было бы учиться на чужом опыте. Кандидат исторических наук Павел Кандель писал: «Последние события в Югославии поучительны типологическим сходством с советской ситуацией. Похожесть проистекает из многонациональных федеративных государственных систем, включающих в себя несколько культурно-исторических и религиозных миров. Много прямых аналогий есть и в типе взаимосвязей, и в структуре отношений субъектов федерации (в Югославии нетрудно отыскать и свою Россию, и свою Прибалтику, Украину и Белоруссию, свою Среднюю Азию). Общим для двух стран является и предшествующее „социалистическое прошлое“, несмотря на все особенности „самоуправленческой и неприсоединившейся“ СФРЮ. Поскольку же в нашей стране с некоторым запаздыванием повторяются многие процессы, которые и привели Югославию к её нынешнему итогу, логично взглянуть на СФРЮ как на лабораторную модель для Советского Союза».[874]

5.11.3. Прогнозы возможного переворота давали и известные политики. За несколько дней до наступления времени ГКЧП газета «Комсомольская правда» опубликовала слова Президента Казахской ССР : « как человек не поведёт нас к диктатуре. Его характер, склад не ориентирован на это. Уверен, что он привержен демократическим преобразованиям и реформе в экономике. Но сейчас вокруг него группируются силы, которые подталкивают его на какие-то жёсткие методы».[875] Одним словом воздух был насыщен думами о перевороте. И было почему.

Кризис в 1991 году был явно налицо. Кризис, усугублённый все возрастающей антипатией народа к главе государства. «Отношение народа к лидерам, — писал бывший руководитель охраны Брежнева и, — чуткий барометр, если к даже в худшие годы относились с иронией и насмешкой, то к — с враждой и злобой».[876]

Популярность шла к нулю. Люди в погонах в массе своей не верили ему. Среди них, так же как и везде, говорили о перевороте. Но, порой о перевороте организованном совсем другими силами. Например, весной 1991 года маршал. сказал: «Уже три года твердят, что Вооружённые силы готовят и могут совершить переворот. Кто об этом говорит? Вы вежливо молчите, а я скажу прямо:.,., Арбатов Г.А. ».[877] Высшие военные успокаивали, но думали они, похоже, о другом.

Очередная попытка переворота произошла в августе 1991 года и отдельные военные (включая также некоторых высокопоставленных сотрудников госбезопасности) играли в ней основную роль.[878]

5.11.4. Кроме того, нельзя ни отметить, что в течение 1991 года минимум два-три раза складывалась такая ситуация, когда шла то ли подготовка к резкому наведению порядка, то ли делались попытки его навести, но как всегда на полпути менял направление.[879] Речь, прежде всего о событиях «холодного января» (события в Прибалтике) и «горячего июня» (просьба в Верховном Совете дать дополнительные полномочия) 1991 года.

Но это мы о готовности вообще начать наводить порядок. А есть ещё готовность начать в частности, т.е. в конкретный сроки и в более твёрдой форме. Почему же в августе пошли дальше, чем ранее?