Ищи-свищи 23 июля 2004, «МК»
Ищи-свищи
23 июля 2004, «МК»
Куда уходит народное мнение. И от кого?
Владимир Владимирович! Говорят, будто у нас есть общественное мнение. Но не говорят, где оно скрывается. Конечно, не в Думе. Хотя там вроде бы народные избранники, но на вопрос «Доверяете ли вы Думе?» лишь 2 % отвечают «Да». Это же уму непостижимо: ведь чтобы пройти, надо набрать в два с половиной раза больше[193]; новенькая Дума не допрыгивает и до половины пятипроцентного барьера. Как они туда проскочили, Владимир Владимирович?
А как общественное мнение формируется? Люди привыкли узнавать о своей жизни по ТВ, по радио, из газет. А если из СМИ нельзя узнать правду – как нам быть? Слухами питаться?
Вчера радио «Свобода» каждый час сообщало: «Автоколонна сорок второй мотострелковой дивизии попала под обстрел в Шатойском районе, погибли пять, ранены двенадцать… На автотрассе Грозный – Шатой подорван автомобиль с сотрудниками райотдела ФСБ, погибли три офицера и водитель…»
«Свобода» сообщала, а «Эхо Москвы» – нет, и «Маяк», и «Вести» («Россия») – нет, и Первый канал – нет. Как нам понять, случились ли эти трагедии? И так почти ежедневно.
Если «Свобода» врет – надо об этом сказать, а ее наказать. А если она говорит правду – тогда, выходит, остальные («Эхо», «Маяк», Первый, «Россия» и пр.) нарушают закон о средствах массовой информации. По закону они обязаны информировать общество о важнейших событиях. Может, нарушителей надо наказать?
Работать они умеют. В 1994–1996-м и 1999–2000-м они сообщали о всех потерях. Выходит, теперь сознательно замалчивают.
Есть еще один вариант. Если новость не важная, если она не имеет значения для жизни общества, тогда средство массовой информации само решает: сообщать или нет.
Считали важным – сообщали. Теперь считают неважным – вот и молчат, тратят дорогое эфирное время на более существенные вещи (Киркоров, «Тату», курс евро).
Если так – значит, стоимость человеческой жизни сильно упала.
В нашей стране уже случалось, что она падала до нуля.
Похоже, у общественного мнения нет постоянного места жительства.
В советское время общественного мнения не было на ТВ, не было в газетах. Даже если публиковались «письма трудящихся» – это была чаще всего липа, изготовленная в редакциях. И уж конечно, общественное мнение не выражали оппозиционные партии, ибо не было партий.
Но общественное мнение было. Иногда – в «Новом мире», в «Юности», в Театре на Таганке. И всегда были люди, которых тогда называли (без насмешки) совестью нации.
Эти люди были плохого мнения о власти КПСС и КГБ. Удушье – вот что мы чувствовали. И когда удавка лопнула, КГБ дрожал. Прямо перед Лубянкой (в 1991-м так называли не улицу, а организацию), прямо перед всеми ее расплодившимися огромными зданиями валили памятник Дзержинскому – и ни один из тысяч сотрудников (офицеров!) не попытался защитить своего кумира.
А у толпы было большое желание разгромить Лубянку, добраться до архивов, поглядеть, кто есть кто.
Эти погромщики были чистые люди. Рядом – ГУМ, ЦУМ; под шумок толпа (как в Ираке, как во Флориде, как везде) могла рвануть за товаром.
Нет, русская толпа образца августа-91 кинулась за информацией. За свободой.
Глупо?
Сейчас этих людей выставляют обманутыми дураками. Нет, тогда они не были ни дураками, ни обманутыми. Их обманули потом. А в 1991-м они были умными. Но – неопытными.
Скажите, Владимир Владимирович, если бы англичане начали свергать правительство или даже королеву – разве они кинулись бы уничтожать свою контрразведку? А Израиль? Как бы зверски там ни боролись за власть, им в голову не приходит потрошить «Моссад». Граждане стран с высокоразвитой разведкой не испытывают ненависти к своей разведке. Видят в ней свою защиту. Почему же в СССР очень многие (отнюдь не только диссиденты) видели в КГБ душителя?
А потому что душили. Не давали слушать радио (глушили), не давали читать, сажали, высылали.
В результате газетам, радио и телевидению СССР никто не верил. Даже внутри страны.
Но глаза всем не выколешь, уши не заткнешь. Если общественного мнения нет в газетах и на ТВ, человек находит его в театре, кино, даже в библиотеке. Задуши прессу, и в «Гамлете» люди опять начнут видеть не месть за отца, а борьбу с ненавистным режимом Клавдия, борьбу принца с собственной Родиной, если Дания – тюрьма.
Это ведь очень важно, что Гамлет – не бомж, не мигрант, не черный, не олигарх-ворюга. Гамлет – наследный принц. Если даже для него Дания – тюрьма, то действительно не все ладно в королевстве. И когда этот приговор произносил Гамлет-Высоцкий, зрители понимали, что речь идет об очень большой Дании, примерно в одну шестую суши.
Непокорный Человек всегда появлялся. Как ни зверствовала святая инквизиция, как ни плодила стукачей, а Тиль Уленшпигель вырастал вопреки всякой логике. И Ланцелот в «Драконе» побеждал вопреки логике, и сама эта пьеса Шварца появилась вопреки всему – при Сталине! (Жаль, если не читали, очень сильная вещь; то ли ее вот-вот начнут ставить, то ли – изымать.)[194]
Центр общественного мнения блуждает, Владимир Владимирович. При Петре он во дворце, и при Екатерине Великой – там же. А потом почему-то он перемещается в казармы будущих декабристов. А после виселиц обнаруживается в «Современнике» у Некрасова и Достоевского (и немножко у Герцена в Лондоне). А потом – в Московском художественном театре, а на нашей памяти (кроме вышеупомянутых журналов и Таганки) – в театре «Современник», в Политехническом… А потом – в 1989-м, на Первом съезде народных депутатов, в «Московских новостях», «Огоньке», НТВ… (С огорчением приходится заметить, что ни «Демократический выбор», ни «Яблоко» не смогли стать центром общественного мнения. Они скорее пользовались общественным мнением, чем создавали его.) Съезд, редакция, партия – это коллективы. Но даже один человек может стать бесконечно силен. Штирлиц – извините за бестактность – был не один; за ним стояло государство, могучая Красная армия; Ставка Верховного главнокомандующего верила ему и посылала батарейки. А вот академик Сахаров был один. Могучее государство было против него. Когда он в Горьком (Нижний Новгород) объявил голодовку, сотрудники КГБ СССР насильно кормили его через кишку (это пытка, Владимир Владимирович). Но в общественном мнении Сахаров весил больше, чем вся Академия наук СССР, чем все Политбюро ЦК КПСС. Общественное мнение выражали Шукшин, Окуджава, Галич, Высоцкий. Без грантов, спонсоров, факсов, ксероксов, без типографий, интернета и телеэфира Высоцкий завоевал общественное мнение всего СССР (двести восемьдесят миллионов человек). Вот его мнение о Родине:
Что за дом такой? Погружен во мрак,
На семи лихих продувных ветрах…
Образа в углу – и те перекошены…
Двери настежь у нас, а душа взаперти.
Кто хозяином здесь? Напоил бы вином!
А в ответ мне: «Видать, был ты долго в пути
И людей позабыл. Мы всегда так живем.
Траву кушаем, век на щавеле.
Скисли душами, опрыщавели».
Не буду, чтобы не обидеть вас, Владимир Владимирович, цитировать те песни Высоцкого, где говорится про наши «органы». Ни одного доброго слова. Для воров оно находилось, а для начальничков – нет. («Лучше б было сразу в тыл его, / Только с нами был он смел, / Высшей мерой наградил его / Трибунал за самострел».)
Теперь, когда толстые журналы умерли сами, а власть убила свободное ТВ, – остались некоторые газеты. Должно быть, и их очередь придет. Но пока то тут, то там мелькает огонек, угли еще не погасли.
Ну а как зальют окончательно – общественное мнение опять вернется к человеку. Он ведь все равно появится. Или нет?
Людям, Владимир Владимирович, очень интересно, что вы об этом думаете. И думаете ли вы об этом?
Данный текст является ознакомительным фрагментом.