ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Авторы, пишущие об эпохе Сталина, чаще всего впадают в одну из крайностей: возвеличивания или обличения. Я написал книгу, которую очень легко назвать очередной попыткой возвеличивания. С точки зрения таких, как господин Волкогонов и другие записные ниспровергатели, я — просто маньяк сталинизма.

Но не зря же я критиковал Волкогонова (и через него остальных ниспровергателей) за его потрясающую легковесность и верхоглядство. То, что он написал о Сталине, — это ниже всякой критики.

Конечно, мне известна литература, написанная намного более квалифицированными обличителями — умными, образованными и принципиальными врагами сталинизма. Книги, написанные людьми, которые не получали номенклатурных пайков, не состояли в КПСС, а потом в одночасье вдруг сделались рьяными антикоммунистами.

Если личное мнение автора вообще важно, пожалуйста: я думаю, что нужно внести уточнение, что Сталин был великим и гениальным в условиях своего времени, крайне непростого. Но это не факт, что его методы сработали бы сейчас.

Но в своей книге я как раз старался быть максимально объективным. Не подгонять факты под заранее принятую схему, а изучать сами факты.

Но самое главное: я специально старался не вдаваться в разговоры обо всем, что далеко от экономики. Да, есть отдельная тема: цена индустриализации. Отдельная громадная проблема: разрыв культурной традиции, колоссальный психологический шок, последствия которого сказываются до сих пор (и будут сказываться еще долго). Но если писать об этом — то отдельные книги.

Я понимаю, что мы далеко не все знаем и понимаем в сталинской эпохе как раз по поводу репрессий, денационализации и всего остального. Более того, мы не можем сейчас установить даже основных моментов этого процесса. Любого ниспровергателя можно спросить, например: почему в сталинской России прошли такие репрессии, если в дореволюционной России не было таких репрессивных традиций даже близко? Второй вопрос: как они появились, из чего и почему?

Нам ведь даже число жертв сталинского террора не известно. Для анализа сталинского опыта, понимания цены индустриализации нужно знать поточнее — во что же все-таки это обошлось. И здесь нужна более или менее точная цифра, а не такая, где разброс между значениями в разы. А у нас такой цифры до сих пор нет.

К сожалению, изучение этих тем чаще всего ведется в ключе публицистики. Ведь стоит только дать себе право выносить моральные оценки и приговоры, как уже разбор сталинского опыта превращается в судилище над сталинской эпохой. Одна задача подменяется другой. Это главная причина, по которой ниспровергатели Сталина не написали ничего толкового по истории этой эпохи.

А если уж ставится задача анализа сталинского опыта, то тут нужно работать, не подменять задачу изучения и установления фактов задачей осуждения. Начав раздавать оценки и приговоры, мы утратим возможность разбора опыта с извлечением позитивного и негативного опыта.

Но еще раз напомню — все это темы для меня непрофильные (по крайней мере — в этой книге). Если изучать экономику — то писать нужно именно об экономике.

И тут, нравится это кому-то или нет, в экономике мы можем видеть колоссальный успех. В сталинскую эпоху возник новый тип экономики: мобилизационная экономика. Создателями этой модели являются Сталин и его команда. Это — факт.

Мобилизационная экономика оказалась невероятно эффективной. Это тоже факт. За считанные годы лицо России и всего СССР изменилось до неузнаваемости. Сталинская индустриализация имела мировое значение — это тоже факт, и его не очень трудно доказать.

Абстрагируемся от перипетий и задач мировой борьбы двух систем и посмотрим на достижения первой пятилетки с точки зрения общего мирового хозяйственного развития.

И мы видим, что промышленность, построенная по пятилетнему плану, существенно расширила производственные возможности человечества. Например, в 1936 году в мире производилось около 100 млн тонн чугуна, из которых 10 % приходилось на СССР. Это при том, что черная металлургия в СССР развивалась самыми низкими темпами.

За счет СССР существенно расширилось производство тракторов, автомобилей и самолетов, двигателей самого разного типа, мощности и назначения. За счет разворачивания моторостроительной отрасли в Советском Союзе человечество сделало решительный шаг в деле замещения силы человека и животного силой двигателя.

Структура энергетических сил в ходе строительства новой индустрии существенно изменилась. Можно привести данные профессора С. Н. Прокоповича. Он подсчитал энергетические возможности Советского Союза, включая рабочую людскую силу и работу животных, выразил все это в условных тепловых единицах, которая соответствует 1 килограмму угля, то есть 0,001 тонны условного топлива. Каким энергетическим потенциалом обладал Советский Союз в разные годы, я представлю в виде таблицы. Единица измерения — млн тонн условного топлива [25. С. 316]:

Как видно из этой таблицы, количество энергии, которую доставляет работа людей, возросла, но существенно не изменилась. Работа рабочего скота, в первую очередь лошадей, сократилась на 25 % только в первой пятилетке. В дальнейшем доля рабочего скота еще более сократится. Выросло в 3 раза количество используемой древесины и в вдвое — торфа. Существенно выросли источники энергии: торф — почти вдвое; уголь — на 40 %; нефть и нефтепродукты — на 77 % и электроэнергия — в 2 раза.

Структура энергетики резко изменилась в сторону гораздо большего потребления ископаемого высококалорийного топлива и электрической энергии. Если учесть, что нефть и нефтепродукты, а также электричество используются, главным образом, для приведения в действие двигателей и электромоторов, то можно сказать, что в Советском Союзе за годы первой пятилетки количество энергии, доставляемой двигателями и моторами, выросло примерно в 3 раза. Работа моторов может, при определенных условиях, заменять труд людей. Только применение электроэнергии смогло заменить работу 50 млн рабочих.

Это — с одной стороны. С другой же стороны за годы первой пятилетки существенно изменилась география промышленного производства. В самом начале книги мы говорили о том, что промышленное производство, тяжелая индустрия особенно, зарождается в тех местах, где рядом находятся крупные залежи высококачественного угля, железной руды и есть неподалеку остальное сырье для металлургического производства. Вокруг металлургических заводов потом вырастает большая галактика металлообрабатывающих и машиностроительных заводов, связанная густой сетью железных дорог.

До 1932 года в мире было четыре крупных промышленных района: Донецкий в РСФСР, Рур в Германии, Пенсильвания в США, и Бирмингем в Великобритании. В конце первой пятилетки к ним добавились еще два крупных промышленных района: Днепровский на Украине и Урало-Кузнецкий в РСФСР. Планировалось развитие еще нескольких крупных промышленных районов в ранее неосвоенных районах СССР.

Индустрия шагнула в те районы, в которых до этого не было крупного промышленного производства и которые, вообще-то говоря, считались совершенно непригодными для развития промышленности. Яркий пример — Сибирь, где до войны и даже до конца 20-х годов было лишь одно крупное предприятие, производящее сельскохозяйственный инвентарь. Но в 1932 году в самом центре Сибири, в Кузнецком районе, вступили в строй: мощный металлургический комбинат, завод комбайнов, мощнейшие угольные шахты, коксохимический завод. Еще чуть подальше, на Енисее, началось возведение мощного целлюлозно-бумажного комбината. В Северном Казахстане и на Южном Урале появился новый, мощный район цветной металлургии, стал разрабатываться Карагандинский угольный бассейн. Всю степную часть Зауралья, от Урала до Алтая и от Омска до Верного (Алма-Ата), пересекли новые железнодорожные магистрали.

Треть самого крупного материка — Евразии — оказалась площадкой для развития и работы крупного индустриального производства. Богатства ее центральной части, ранее практически не тронутые, теперь оказались доступны для разработки и использования.

Индустрия — это основная часть современной цивилизации. Именно вокруг нее и на ее основе выросли те самые крупные культурные достижения последних двухсот-трехсот лет, которые ныне составляют главный опорный стержень цивилизованности. Это — грамотность и образованность подавляюще большей части населения. Это — городской образ жизни. Это — создание сложной и дифференцированной социальной системы с большими правами и свободами ее члена. Это — благосостояние и здравоохранение большей части населения.

До Первой мировой войны по-настоящему цивилизованными можно было назвать только небольшую группу стран Западной Европы. Их можно перечислить: Великобритания,

Франция, Германия, Швеция, Норвегия, Дания. С некоторыми условными натяжками в эту группу можно включить Италию и Австро-Венгрию, а также восточную часть США.

К этой группе относилась единственная неевропейская страна — Япония.

Во всех же остальных странах цивилизация проникала не дальше столицы и самых крупных городов. В России по-настоящему цивилизованными городами можно было назвать только Петербург и, с известными натяжками, Москву. Отдельные черты цивилизованности можно было заметить и в других крупных городах.

Индустриализация в корне изменила такое положение. Старое мелкокрестьянское хозяйство было уничтожено и заменено крупным коллективным сельским хозяйством. Крестьяне массами пошли в города и на заводы, чтобы стать индустриальными рабочими. Усиленными темпами среди них стала распространяться грамотность и элементарные привычки городского жителя. Правда, этот процесс раскрестьянивания шел медленно и далеко не так гладко, как хотелось бы, но, тем не менее, сегодня Россия — это определенно не крестьянская страна, какой она была в начале XX века.

Сколько бы ни критиковали Советскую власть, но нельзя не признать того факта, что после трехсот лет самодержавия в России она впервые дала простому человеку хотя бы теоретическую возможность стать участником управления государством. Раньше этот путь был наглухо закрыт сословными и законодательными перегородками подавляющему большинству населения. Революция сломала эти рамки и перегородки, и впервые в истории власть отражала позицию не узкого, одно-двухпроцентного слоя общества, а большей его части. Ленин в этом смысле вполне имеет право именоваться отцом-основателем русской демократии.

В ходе индустриализации это положение усилилось и укрепилось. Партия большевиков сильно выросла в численности, и уже сама по себе стала представлять значительную часть населения страны. Вокруг нее группировались поддерживающие ее беспартийные граждане. Население стало сознательно участвовать в укреплении государства не только косвенно, через представительную власть, но и прямо — своим трудом, который награждался хорошими по тем временам заработками, но больше всего вознаграждался прославлением и продвижением вверх в обществе. Если сравнивать двух рабочих: русского при царе и советского при Сталине, то первый лучше был одет и лучше питался, но, зато, второй обладал очень широкими возможностями социального роста. Русский рабочий не обладал и десятой долей тех социальных возможностей, которые имелись у советского рабочего времен первой пятилетки.

Вот в этом и заключается международное значение первой пятилетки, которое становится ясным с позиций нашего дня: первое — выросли производственные возможности человечества; второе — расширилась география крупного промышленного производства; третье — 140-миллионный народ перешел в эпоху цивилизованной в основном жизни и приобщился к самым основным устоям современной цивилизации.