О СВОБОДЕ И РОССИИ[23]

О СВОБОДЕ И РОССИИ[23]

Научилась ли русская эмиграция свободе? На этот вопрос, поставленный З. Н. Гиппиус в «Зеленой Лампе» — приходится ответить: нет, пока еще не научилась.

Таков, впрочем, ответ лишь тыла, а не фронта. Сейчас произошел, или грозит произойти, отрыв тыла от фронта. Это очень большая опасность на войне, но еще не поражение. Нет ли, однако, указания на то, что сделана лишь одна половина нашего дела?

Русская эмиграция героична, насколько героичнее французской и польской! У тех было изгнание с поддержкой и сочувствием всей Европы их национальной трагедии; у нас же не только изгнание, но и гонение, с поддержкой и сочувствием врагам России — нашим врагам. И вот, под этою двойною тяжестью изгнания и гонения, мы все-таки выжили и, по всей вероятности, выживем до конца; выжили 10 лет, выживем и 20, 30, 40 — сколько нужно Истории. Мы как Израиль в Вавилонском плену. И спасаемся мы от нашего потопа не на отдельных плотах; а в целом ковчеге.

Сохранено наше национальное бытие; мы национально оказались тверже, чем сами думали. Бытие первее, важнее, чем смысл бытия, по завету Алеши Карамазова. Но это утверждение нашего бытия — бытия России, эта героическая статика — только половина дела. Другая половина — героическая динамика, нахождение и утверждение нового смысла в нашем бытии — в бытии России.

Вот этой-то второй половины дела мы еще не сделали, может быть, еще и не начинали делать. Мы стоим, повернувшись лицом к России, пусть не бессмысленно, но с неподвижным смыслом. Мы поняли бытие России национальное. Но этого мало. Нам нужно повернуться лицом и к Европе, к миру, чтобы понять и бытие России всемирное.

Русская трагедия не только русская, национальная. В чем смысл этой трагедии? Не в борьбе ли за свободу? Но идея свободы, идея личности — основа европейской, всей мировой культуры — есть идея религиозная, христианская и всемирная по преимуществу, потому что существо христианства всемирно.

Повернуться лицом от России к миру — значит повернуться лицом к свободе. Так же глубоко, как мы поняли национальное тело России, мы должны понять ее всемирную душу — свободу. Мы должны понять, что, борясь за свободу России, мы боремся и за свободу мира. Если бы то, что сейчас торжествует в России, восторжествовало во всем мире, то рушилась бы глубочайшая основа мировой жизни — идея свободы, идея личности.

Пока мы обращены лицом только к России, мы разделены возможными политическими смыслами ее будущего национального бытия; неразрешенными и неразрешимыми без опыта вопросами: монархия или республика? Милюков или Струве? Только повернувшись лицом к миру, мы найдем единый и объединяющий смысл. Будущая Россия должна быть свободной: в этом — в этом одном, в самом главном, единственно важном, всерешающем — мы ведь, в сущности, все согласны, от Милюкова до Струве. Но выразить это согласие на языке национально-политическом, оставаясь в области только политики и только национальности, — невозможно; выразить его возможно лишь на языке всемирно-религиозном, а осуществить на деле — лишь повернувшись от России к миру и к мировой борьбе за идею свободы, идею личности.

Если мы не найдем в изгнании духовного единства, мы вернемся в Россию из нашего всемирного рассеяния — рассеянными; спасемся от всемирного потопа на отдельных досках нашего эмигрантского ковчега.

Как обессиленные щепки

Победоносных кораблей.

Нет, да не будет! Изгнанная Россия должна вернуться в Россию новую, как одна душа в одно тело. Мы еще здесь должны кончить наши национально-политические распри и боренья; еще здесь мы должны найти наше всемирно-религиозное единство.

Обращенные лицом только к России, мы не существуем для Европы, для мира, как действенная сила, как своего рода не военная, а духовная интервенция. А дело освобождения России не обойдется без такой духовной интервенции, вольного и невольного вмешательства мировых духовных сил в мировую трагедию России, ибо сейчас происходит борьба за идею всемирной свободы с идеей не только нашего русского, национального, но и всемирного рабства. Мы должны твердо помнить, что главнейший, опаснейший соблазн нашего врага — ложная всемирность, Интернационал; и мы должны противопоставить этой силе лжи равную силу истины — религиозную силу всемирности. Только во имя национальности мы Интернационала никогда не победим; никогда не спасем России во имя только России.

Тяжела и грозна павшая на нас ответственность: мы ведь сейчас, может быть, отвечаем не только за Россию, но и за мир, нами оставленный.