Доброта

Доброта

Не так давно я была на комсомольском собрании, где разбирали персональное дело двух юношей. Вступаясь за них, одна девушка сказала:

— Они хорошие, добрые люди.

И тогда кто-то из присутствующих сердито и с презрением возразил:

— Доброта? А зачем это качество человеку коммунистического общества?

Вы скажете: зачем обращать внимание на эти нелепые слова? Здесь нет никакой проблемы, все и без того ясно. Между тем проблема есть. И серьезная. Иные наши критики, едва услышав слово «добро», настораживаются, другие тотчас бросаются в бой, словно перед ними опаснейший противник, которого надо уничтожить, не медля ни минуты, пренебрежением, насмешкой или просто ударом наотмашь.

В повести Нины Ивантер «Снова август» один из персонажей, человек, испытавший много трудного на своем веку, говорит: «… в те годы, когда человек активнее всего занимается самовоспитанием, я считал для себя необходимым вырабатывать в себе железную стойкость, стальную решимость и тому подобные металлические качества. Что же касается доброты, чуткости, деликатности, то все это я относил к той категории человеческих свойств, которыми я, как мне казалось, мог обзавестись в любую минуту. Захочу — и буду добрым, подумаешь, добродетель! И в себе и в других людях я ценил иное. Вот сколько должно было пройти лет, чтоб я вдруг уразумел, что человеческая доброта — прекрасная, необходимейшая в жизни вещь».

Критик. Я. Эльсберг тотчас откликается на эти слова, он пишет в журнале «Знамя»:

«…доброта, гуманизм, не опирающиеся на идейную последовательность, на активное участие в политической идейной жизни, в борьбе, отличаются явной ограниченностью.

В буржуазном обществе, где нередко преследуется и такой гуманизм, он еще способен обладать некоторым общественным значением, если он видит зло этого строя. Но у нас такой гуманизм, выражаясь в отдельных добрых поступках, никак еще не определяет линию общественного поведения человека.

Когда же такая доброта противопоставляется политике и идейной последовательности (а приведенные здесь слова могут быть истолкованы так), то она становится пропагандой мещанской филантропии».

Сама по себе мысль о том, что доброту не надо противопоставлять политике и идейной последовательности, совершенно справедлива. Но какое это имеет отношение к повести Нины Ивантер?

Как и всякую другую книгу, повесть «Снова август» можно и должно критиковать. Но зачем «вписывать» в книгу то, чего в ней нет и быть не может?

Повесть Нины Ивантер посвящена становлению молодого человека. Горячо, страстно говорится в ней именно об идейной стороне жизни. Герой повести, Борис Башкиров, — человек общественный, его глубоко занимает все, что он видит вокруг. Он принимает активное участие в политической, идейной жизни, в борьбе.

«Я хочу, — говорит Борису парторг цеха Аристов, — чтобы из тебя борец получился. Борец против всякой дряни, а не ворчун с цитатами. Понятно? А борьба, она всюду идет. И все, что мы делаем, каждый шаг — это борьба. За что? Да за коммунизм, вот за что! Вот Моргунов вчера сцепился с Горошкиным насчет выпивки — что это такое? Иной скажет: петухи. Нет, это тоже борьба — за чистую жизнь. Вот мой пацан, Володька мой, дал в ухо мальчишке, тот девчонку скверно обозвал… По мне, и это не просто драка… И что нам, понимаешь, надо? Чтобы мы всегда за правду дрались во всем, в малости какой-нибудь, а не глядели бы со стороны: как, мол, это у них получается. Понимаешь ты это или не понимаешь? А?»

Борис понимает это не только рассудком, но всем сердцем. Он думает в ответ на слова парторга: «…Да, Аристов прав, борьба идет каждый день, каждую минуту… И вся штука в том, чтобы бороться и никогда не устать. И я не устану. И я буду, буду коммунистом. Я говорю не о партийном билете (вдруг меня не примут!), а о том, что я всегда, везде буду бороться, сколько станет моих сил. И будет мне от этого хорошо или плохо — все равно…»

Где же здесь противопоставление доброты — идейной последовательности и политике? Где здесь пропаганда мещанской филантропии? И зачем «истолковывать» ясные и понятные слова героя, ведь книга не сон, чтобы ее истолковывать. И каждому, кто читал «Снова август», ясно, что стойкость, решимость, принципиальность — качества, глубоко ценимые героями повести, их-то и стремится воспитать в себе Борис, ими в высокой степени обладает произносящий эти слова Борис Петрович. При желании всегда можно приписать словам не только второй, но и десятый смысл. Откуда берется это желание? Чем оно продиктовано?

На этот вопрос ответить трудно, однако факты — вещь упрямая: слово «добро» или другие, чем-то напоминающие десять заповедей, крайне возмущают иных товарищей. И есть случаи, когда в своем пренебрежении к простым и ясным понятиям они доходят до кощунства.

В журнале «Москва» опубликована статья В. Бавиной, и в этой статье есть такие слова: «Но, к сожалению, рассказов на современные темы в «Пионере» все еще мало. И большинство из них посвящено мелким, частным, незначительным проблемам (подчеркнуто мною. — Ф. В.), это даже и не проблемы, а лишь моральные сентенции, вроде: «человеку надо доверять» («Первый взлет» И. Дика, «Счастье» С. Георгиевской), «честным быть хорошо, а нечестным плохо» («Находка» И. Дика), «надо ценить чужой труд» («Георгиновый сад» Е. Судаковой), «не жадничай» («Несчастный случай» М. Яровой)… и т. д. Конечно, все эти сентенции сами по себе весьма правильны, они отвечают требованиям «пионерских ступенек», но художественная-то литература не может быть всего лишь иллюстрацией к такого рода сентенциям!»

Бесспорно, художественная литература не может быть всего лишь иллюстрацией к какой-нибудь мысли, даже самой правильной. Но как может критик детской литературы одним взмахом пера, в сущности, зачеркнуть все, что не только «соответствует пионерским ступенькам», но является душой и смыслом детской книги?

Итак, честность, доверие к человеку, уважение к чужому труду — это все мелкие, частные, незначительные проблемы. Это даже не проблемы, а моральные сентенции!!!

Но что же тогда значительно? И что же тогда проблема? И почему автор статьи не упрекнул Маяковского за его стихи «Что такое хорошо и что такое плохо»? Подумать только, о каких пустяках говорит Маяковский с детьми: нехорошо быть неряхой, надо быть чистоплотным; нехорошо быть драчуном, надо заступаться за младших; нехорошо быть трусом, надо быть храбрым. Почему В. Бавина не вспомнила об этих стихах? Потому что поэт защищен своей смертью и большим именем?

В. Бавина не говорит, что названные ею рассказы плохи, она утверждает, что они мелки, незначительны по теме. Что ж, возьмем наугад рассказ Е. Судаковой «Георгиновый сад».

Братья — Сергей и Валерка — опустошили в чужом саду георгиновую клумбу и потащили цветы на дальний базарчик. Торговля идет бойко, в карман мальчишкам так и сыплются хрустящие пятерки, трешки, потертые, кожаные на ощупь, рубли. И вдруг у лотка останавливается девушка: «А кто утверждал, что «Жар-птица» есть только у знаменитой бабки? Вот она сидит!»

Оказывается, у цветов есть имена: «Катенькой» звали фиолетовый георгин с белым, встопорщенным воротником. Тут был «Капитан Гастелло» — пурпуровый, он переливался, как знамя на ветру. «Пограничник» цветом напоминал солдатскую звездочку, а цветок с розовыми перьями назывался «Орленок».

«Валерке неудержимо хотелось спросить: ну как, ну как их делают, разные? Но она удивится: как это он не знает? И поймет все.

Она так доверчиво поглядывала ему в глаза. «Не знает, что мы украли…»

— У вас чудесные цветы! — радостно восхищалась девушка.

Валерка тупо уставился в ведро и затравленно поддакивал».

Братья уходят с базара. Пробегая мимо давешнего сада, они видят клумбу, которая напоминает корабль после бури, без парусов, с лежащими мачтами: «Надорванные цветы повисли… Привядшая листва казалась больной. А ведь только вчера здесь колыхались георгины невиданных расцветок, тяжелые, огромные, как праздничные блюда, а диковинная, вытянутая клумба напоминала корабль с пестрыми парусами…»

В. Бавина увидела в этом рассказе только одну сентенцию: «Надо ценить чужой труд». На самом деле рассказ гораздо глубже, в нем есть и другие «сентенции». Это рассказ о честности, о человеческой мысли, об умении видеть красоту и любить ее… В рассказе не сказано: не воруй, уважай чужой труд, люби красоту… Но когда Валерка падает в траву и плачет, мы знаем, что с ним случилось. До него дошли, — не словами, но чувством, образом, — глубоко, навсегда запали в душу все эти жалкие сентенции: будь человеком, уважай чужой труд — эта красота родилась оттого, что была освещена мыслью, полита потом, ты разрушил труд десятилетий, труд мысли и старых рук.

Детгиз выпустил книгу Ричи Достян «Нежданный друг». В обращении к маленькому читателю говорится: «События, о которых рассказано в этой повести, могут показаться незначительными».

«Такими они и показались», — восклицает писатель Сергей Воронин на страницах газеты «Литература и жизнь».

О чем же рассказано в книге «Нежданный друг»?

Сергей Ильич, герой повести, приехал на отдых в маленький южный городок. Здесь он повстречался с Кутей, пугливым щенком, которому живется на свете худо и бесприютно. Он приручил этого тощего, запуганного щенка и подружился с ним. И вот пришла минута отъезда. Что будет с Кутькой, когда Сергей Ильич уедет в Ленинград? Не брать же щенка с собой на шестой этаж в коммунальную квартиру?

«Сергей Ильич старался не смотреть на Кутю и не мог не смотреть…

— Ну, чего ты приуныл? — спросил он фальшиво-бодрым голосом. — Поди сюда!

Кутя не шелохнулся. Дрогнули только шишечки над глазами. «Ну, все, — подумал Сергей Ильич, — почувствовал! Теперь его уже не обманешь!»

Руки у Сергея Ильича дрожали…

— Провались ты совсем! — закричал он. — В карман я тебя посажу, что ли? В цех с тобой потащусь?

Стало так тихо, как будто пес исчез. Он опустил голову, смотрел в пол и ждал».

Кончается тем, что Сергей Ильич берет щенка с собой.

Так о чем же книга? О многом. О том, что мы всегда отвечаем за тех, кого приручили. О дружбе: «Если хочешь иметь друга, будь им». Простые эти мысли будут поняты маленьким читателем, потому что оба характера — характер человека и характер собаки — встают перед ним. Да, у щенка есть характер — упорство, с которым он старается охранять своего друга, глубина страдания, когда он боится, что его оставят, отчаянная решимость.

И читатель понимает: нельзя бросать друга в беде, хотя бы и четвероногого.

«Нежданный друг» — добрая книга. А доброта совсем не то качество человеческого характера, которое следует отдавать первобытному или, к примеру, капиталистическому обществу. Право, оно нужно и человеку будущего. Когда стрелочница бросается под паровоз и, рискуя жизнью, стаскивает с рельсов чужого ребенка, когда юноша, не колеблясь, идет на болезненную операцию, отдавая свою кожу обожженному товарищу, они прежде всего добры. И не надо приклеивать к этому простому понятию ярлыки: «буржуазный гуманизм», «мещанская филантропия».

В одной из своих статей К. Чуковский говорит: сказочники хлопочут о том, чтобы воспитать в ребенке человечность, эту дивную способность человека волноваться чужими несчастьями, радоваться радостям другого, переживать чужую судьбу, как свою. Слушая сказку, ребенок становится на сторону добрых, мужественных, несправедливо обиженных, будет ли это Иван-царевич, или Зайчик-побегайчик, или бесстрашный комар, или просто «деревяшечка в зыбочке». И очень важно «пробудить в восприимчивой детской душе эту драгоценную способность со-переживать, со-страдать, со-радоваться, без которой человек — не человек».

Да, поистине без этого человек — не человек. Об этом пишущие для детей не имеют права забывать, и не стоило бы забывать об этом критикам детской литературы.

В прекрасном рассказе Б. Шергина «Офонина бабушка» говорится о том, как старуха осталась в деревне одна, с глазу на глаз с врагом. Она отказывается сообщить белым, куда ушел народ, где спрятан пушной товар, одежда, хлеб: «Солдаты вышли. Каськов говорит:

— Не взялась за ум Немирова? Застрелю среди полу!

— Стреляй! Помереть нашему брату краса.

Нерусской в медалях на меня поглядел:

— Что есть краса?

— Как не краса. В лесах замерзать не надо, у сплава тонуть не надо, с землей биться не надо, начальников бояться не надо, водку пить не надо… реветь не надо».

Простые вещи, усвоенные с детства, родили великое мужество, высокое человеческое достоинство, позволившие старой женщине выстоять, не дрогнув, исполнить свой долг. Она с детства знала, что хорошо, а что плохо, твердо усвоила все, что В. Бавина, несомненно, назвала бы моральными сентенциями: начальников бояться не надо, реветь не надо!

От книги для юношества критик требует изображения идейной жизни. Справедливо требует. Но идейная жизнь для малыша — это прежде всего воспитание чувств, самых простых и самых необходимых.

Долг, мужество, любовь к Родине — эти высокие понятия покоятся на простой и великой основе добра, чести, доверия к человеку. Любовь к Родине вырастает и из любви к родной природе, к ее георгиновым садам. Любовь к человеку в малыше воспитывается и на любви к живому — к щенку, к птице. И пренебрегать этим опасно: если в пять лет мальчишка сворачивает утенку голову, а в двенадцать обижает младшего, не будем удивляться, что в пятнадцать возникают дела о хулиганстве.

Мы живем в век атома. К познанию атома ученые не пришли бы, не овладев азами когда-то в детстве, в начале пути, не постигнув таблицы умножения. Как требовать от людей будущего высоких свойств, если в детстве они не постигнут душевной азбуки?

Да, из таких простых понятий, как добро, честь, совесть, вырастают долг, мужество, правда и героизм — все то, что делает человека человеком.

1960 г.