Костер без пламени
Костер без пламени
Дул ветер, мело снегом, прохожие ускоряли шаг. Но шесть или семь мальчишек самозабвенно вопили, столпившись на тротуаре у небольшого каменного дома.
— Сколько дал за него?
— Три рубля!
В голосе лобастого, румяного паренька восторг и нежность; он прижимает к груди лохматого щенка.
— Возьми в долю! Вот рубль! Будет общий!
Мальчишка покосился на рубль и еще крепче прижал к себе щенка.
— Хозяин должен быть один!
Все согласны с этим, но каждый хочет быть причастен к делу.
— Как назовешь? Назови Черныш!
— Лучше Карай! Есть книжка, там пес Карай, он какого хочешь преступника отыщет!
Все кричат наперебой, но больше всех разоряется смуглый, курносый мальчик в ушанке — это он хотел вступить в долю.
Хорошо бы дослушать и узнать, как же в конце концов назовут щенка, но ровно в час начнется сбор совета дружины, а я обещала прийти. Когда я подхожу к школе, меня обгоняет парнишка в ушанке. Он мчится, как реактивный самолет, со свистом разрезая воздух.
И когда я вхожу в комнату, где заседает совет пионерской дружины одной из челябинских школ, он сидит среди других ребят, уже без ушанки, конечно, в школьной форме и в тщательно выглаженном пионерском галстуке.
— Ну вот, мы все в сборе, — говорит старшая вожатая. — Предоставим слово для отчета председателю совета отряда седьмого класса.
Встает худенькая, аккуратная девочка в очках и говорит:
— Мы провели вечер музыки и шахматно-шашечный турнир.
— А какая у вас дисциплина? — спрашивает вожатая.
— Плохая.
— Чем объяснить?
Молчание.
Встает другая аккуратная девочка, только без очков, и спрашивает:
— А что было предпринято, чтоб повысить успеваемость?
— Мы поговорили с некоторыми — не помогло.
— А какие меры были приняты к нарушителям дисциплины?
— Мы им сколько раз говорили и в «Колючке» продергивали.
— Надо говорить «писали», а не «продергивали», — поправляет вожатая. — Послушаем отчет пятого класса.
Встает мой курносый знакомый и бойко сообщает, что в пионерском отряде пятого класса провели шахматно-шашечный турнир.
— А какая работа ведется в звеньях?
— Готовится монтаж, но только ребята не остаются на репетиции. Не хотят, — угасая, отвечает мальчик.
— А план вы составили?
— Да.
— А вы его выполняете?
— Нет.
Нипочем не поверила бы, что это он вопил, спорил, мечтал о щенке. Да разве он может мечтать! Вон у него в глазах какая тусклая, привычная скука!
Вслед за ним встает председатель совета отряда четвертого класса, вихрастый мальчик. Он бойко и весело сообщает:
— Мы хотели провести шахматно-шашечный турнир, да все никак не соберемся. «Колючку» выпустили, да никак не повесим. Лежит себе в шкафу, и дело с концом. Иванов нарушает дисциплину, а когда мы всем звеном хотели пойти к нему на дом, он сказал вроде того, что не ходите, а то всех вас отлупим. Мы и не пошли.
Мальчик садится на место. Встают еще дети и рассказывают о том, что у них много нарушителей дисциплины и много неуспевающих. Потом старшая вожатая — совсем молоденькая и тоже похожая на аккуратную, исполнительную школьницу — подводит итоги:
— Как видите, плохое впечатление осталось от отчетов. В чем причина?
— Причина в том, что неинтересно, — говорит вихрастый — он, как видно, еще не утерял чувства юмора.
— Верно, — подтверждает вожатая, — неинтересно. А почему бы не сделать так, чтобы было интересно? Почему бы не провести викторину? Почему бы не посмотреть диафильм? Есть очень много интересных мероприятий, а вы их не используете. Если на переменах будете проводить игры, дисциплина улучшится. Вот, например, на большой перемене можно устроить конкурс на лучшего отгадчика загадок — и хулиганству не будет места.
— Ну да, станет Иванов отгадывать загадки, делать ему нечего, — говорит вполголоса кто-то позади меня.
— А кто это Иванов? — спрашиваю я.
— А такой… Лупит всех.
…На совете дружины сидел актив, то есть послушные, дисциплинированные дети, и поэтому они сидели смирно, чинно. Один зевал, другой тоскливо перекладывал ручки и карандаши в своем пенале. Все томились, но никто не шумел. Скука нависла над этим сбором, чинная, беспросветная скука. Она была осязаема, ее можно было пощупать — такая она была плотная, тяжелая, непробиваемая.
В городке Катав-Ивановске Челябинской области пионервожатая Нина Владимировна рассказала мне о сборах отрядов в своей дружине. Там тоже был сбор, на котором загадывали и разгадывали загадки… Сбор, на котором устроили шашечный турнир… Сбор, на котором поставили доклад об учебе и пьеску о вежливости… И наконец, сбор, на котором пионеры соревновались: кто скорее почистит зубы и вымоет руки.
Неужто ребята двенадцати — четырнадцати лет придумают такое? Да никогда в жизни! И, право же, не надо обладать особой проницательностью, чтобы понять, что все эти «развлекательные мероприятия» выдумали не дети, а заботливые взрослые.
Очень часто жизнь пионерского отряда состоит из нескончаемых заседаний, изредка перемежаемых шашечным турниром, художественной самодеятельностью или конкурсом на лучшую елочную игрушку. Но даже если допустить, что все сборы очень хороши и очень увлекательны, то все же никак нельзя примириться с тем, что пионерская работа превращается в цепь сборов, хотя бы и очень интересных. Ребятам нужно действие — благородное, по-настоящему полезное, им нужно сознательно и с толком приложить свои силы. Пусть они что-то делают, видят плоды своего труда. Пусть почувствуют, что в меру своих сил приносят окружающим пользу.
Это хорошо понимал Гайдар. Его «Тимур» не только прекрасное художественное произведение, но и умная, педагогически глубокая книга. И хоть говорят, «кто старое помянет, тому глаз вон», невольно вспоминается: вскоре после того, как вышла в свет книга Гайдара, стали поговаривать, что тимуровские команды «подменяют пионерскую организацию». Книга, влившая в работу пионеров свежую струю, едва не была осуждена потому, что это новое не укладывалось в привычную схему, в привычное представление о том, как эта работа должна идти. Во время войны Тимур совершил поистине победное шествие по стране. Для споров не оставалось места — жизнь показала, как глубока и действенна мысль Гайдара. Тимуровцы помогали и семье погибшего воина, и в госпитале, у постели раненого бойца — повсюду.
И сегодня в планах пионерских «мероприятий» вы непременно найдете пункт о тимуровской работе. Но, думается, из мысли Гайдара вынуто главное, она обескровлена, она увяла. Гайдар знал ребят и знал, что такое для тринадцатилетнего подростка игра, романтика, тайна. Мы же об этом забываем. Мы воображаем, что можно насытить голову и сердце подростка длинными заседаниями и пьеской о вежливости. Мальчишки покупают щенка и уже видят, как этот пес ловит преступника, охраняет границу, вытаскивает детей из огня, спасает людей в снегах, а этим мальчишкам говорят: давайте поставим пьеску о вежливости или устроим конкурс, кто скорее вымоет руки. С веселой, увлекательной и благородной игрой, которую придумал Гайдар, сделали самое плохое и непоправимое, что можно было сделать, — ее лишили таинственности, она стала такой же отлакированной, парадной, как торжественные сборы и заседания.
Представьте себе гайдаровского Тимура, который говорит на собрании: «За отчетный период мы охватили вниманием целый ряд старушек…» Нет, этого вообразить себе нельзя. А теперь активисты-тимуровцы пышно отчитываются в своей работе на пионерских сборах, им выносят благодарности, о них пишут в газетах.
На XII съезде комсомола было сказано во весь голос, что пионерская работа забюрократизирована, засушена, что нарушен принцип самодеятельности. Сказано было, но что же за этим последовало? Что было придумано? Предпринято?
Ничего! И если что-нибудь возникает новое, свежее, этому немедленно подыскивается недоброжелательный ярлычок. Если в пионерском отряде ребята работают весело и интересно, это называется «голое развлекательство». Если много занимаются спортом, есть наготове ярлычок пострашнее — «бойскаутизм». Если ребята делают что-нибудь втайне, — значит, их затея «подменяет собой пионерскую организацию».
Директор 610-й московской школы Лидия Алексеевна Померанцева рассказывала когда-то, что в одном из детских домов, которые ей пришлось обследовать, обнаружилось «тайное общество пяти мушкетеров».
Тому из мушкетеров, кто носил имя д’Артаньяна, было от роду двенадцать лет, и был он, не в пример отважному гасконцу, курнос, белобрыс и веснушчат. Он-то и руководил «обществом».
На счету пяти мушкетеров числились подарки девочкам к 8 Марта (разумеется, тайные): в партах, под подушкой, в тумбочках девочки находили в этот день фигурки из пластилина и глины. Арамис хорошо рисовал и лепил, поэтому многие начинания мушкетеров вдохновлены были музами. Впрочем, одно их мероприятие не имело отношения ни к живописи, ни к скульптуре, ни к какому-либо иному искусству: однажды ночью мушкетеры завернулись в простыни и до полусмерти напугали кастеляншу…
В тумбочке Портоса нашли мушкетерский устав и кодекс чести. Это была неслыханная мешанина из романа Александра Дюма, «Дубровского», «Красных дьяволят» и «Макара-следопыта». Среди девизов были и такие: «Защищать слабых», «Служить народу до последней капли крови», «Бить фашистов»».
— Все взрослые были возмущены, — рассказывала Лидия Алексеевна, — много говорили об утрате бдительности, о мелкобуржуазном бойскаутизме, о политической близорукости руководителей детдома, спрашивали, почему подарки девочкам понадобилось готовить тайно, а не сообща, на сборе звена, и никому в голову не пришла простая мысль, что эти «мушкетеры» — укор взрослым. И верно: почему никто не подумал, что работа в пионерском отряде не насыщает ребят, что им хочется живого дела, интересного, увлекательного, захватывающего?
Сколько бы ни говорилось о том, что пионерская организация самодеятельная, едва только ребята сами начинают придумывать себе дело, как появляется еще один ярлык: «Пустить все дело на самотек».
А в сборнике «Классные руководители о своей работе с пионерами и комсомольцами» один из классных руководителей пишет: «Совместно с вожатой отряда мы проверяли планы и конспекты выступающих с сообщениями и беседами. При этом давали соответствующие указания, советы, помогали подобрать материал, сделать правильные выводы из сообщений… Яркое выступление на определенную тему… завязавшаяся… задушевная беседа являлись важным средством идейно-политического воспитания пионеров…»
Я не верю, чтобы после всех этих «соответствующих указаний», советов и проверок завязалась «задушевная беседа».
Общеизвестно, что малыш начинает ходить только тогда, когда перестают следить за каждым его шагом. Он шлепнется, всплакнет, встанет, снова шлепнется и только потом пойдет самостоятельно. Если с самого начала много придумывать за пионеров, «давать соответствующие указания», «помогать делать выводы», инициативы от них не жди.
Скажут: что же, совсем не руководить? Не интересоваться тем, что будут пионеры говорить? Надо и руководить, и интересоваться, однако надо больше доверять ребятам. Я была на сборах, где выступали дети с речами о скромности, о дружбе, подвиге. Эти речи можно было хоть сейчас печатать, но никогда вокруг них не завязывалась «задушевная беседа», и не потому, что тут сидел посторонний человек, а потому, что все это были отвлеченные слова, целый Монблан слов, никакого отношения не имевший ни к жизни класса, ни к самим ребятам. Это были «мероприятия», не отражавшие ни живой жизни, ни повседневных интересов ребят, ни тех горячих споров, которые вспыхивают во дворе, на чердаке, дома да и в школе, когда «задушевную беседу» не организуют, а она рождается сама.
В Ленинграде я попала на заседание совета дружины, которое вел мальчик с мягким ежиком волос и умными, острыми глазами. Он осторожно позевывал, но заседание вел очень квалифицированно. Обсуждали работу председателя совета отряда одного из седьмых классов. Этот мальчик требовал, чтобы его освободили от занимаемого почетного поста и, не жалея себя, рассказывал о том, как плохо он справляется со своими обязанностями:
— Ничего не обсуждаем, ничего не готовимся! — объявлял он победоносно.
— Почему же ты так безобразно работаешь? — спросил председатель, глотая зевок.
Обвиняемый защищался вяло:
— А раз никто не слушается.
С поста председателя его не сняли, и тогда он упрямо заявил:
— Как хотите, а я работать не буду!
Было видно, что все это — и загадки, и отгадки, и елочные украшения — надоело ему хуже — горькой редьки. Точно так же, как ребятам из челябинской школы. И еще многих школ — не только Челябинска и Ленинграда.
В одной школе пионер Саша, член совета дружины, устроил выставку ко дню 8 Марта. После выставки подводили итоги.
Одна девочка сказала:
— Саша правильно сделал, что собрал подарки наших пионеров, и подарки мамам были очень красивые. Но почему, Саша, ты не организовал дежурства у этих подарков? Некоторые из них пропали. В следующий раз нужно учесть, чтобы на выставке были дежурные.
Так и постановили: «Совету дружины учесть в будущем, чтоб на выставках были дежурные».
Все заметили непорядок и решили этот непорядок устранить. Но никому в голову не пришло обратить внимание на то, что среди ребят есть вор и что главная забота не в том, чтоб уберечь подарки на следующей выставке с помощью стражи, а чтоб вора не было. Об этом никто не подумал.
И это естественное, неизбежное следствие холодной парадности, которая царит в работе многих пионерских отрядов. Отчего это происходит? Ведь не первый раз бьют тревогу, статьям об этом нет числа, об этом написаны тома гневных слов, но как же не писать об этом опять и опять?
Очень скучны немолодые люди, которые лишь без конца твердят, будто в годы их юности все было хорошо, «не в пример нынешнему». А ведь это верно, что в пору нашего детства, в первые пионерские годы (да и не только первые!) пионерская жизнь била ключом, была наполнена живым и ярким содержанием, не только занимала досуг, но составляла зерно и смысл нашего существования, радовала и увлекала. Почему не задуматься над тем, как это было? Почему не взять оттуда, из тех далеких лет, то, что может быть полезно и важно сейчас? К примеру, летом мы не расставались и привозили из лагеря окрепшую дружбу — окрепшую в работе, походе, игре. Разве можно сравнить это с нынешними лагерями, куда приезжают ребята из разных школ и дружат «на скорую руку» в наскоро сколоченных отрядах, чтоб через три недели расстаться и не встретиться вновь?
Прежде отряды были при заводах, учреждениях — хорошо это или плохо? Что думает об этом педагогическая наука? Что думает об этом ЦК ВЛКСМ? У пионеров тех лет было много недостатков. Мы часто занимались не своим делом, мы нередко забывали об ученье и больше были озабочены мировыми проблемами. Мы тоже, грешным делом, произносили подчас громкие речи, но наши лагеря никогда не были санаториями; мы не знали, что такое электрический костер, мы всегда искали приложения своим силам в жизни, мы хотели быть ее участниками и были ими.
Организация, призванная воспитывать детей, чем она сейчас занимается? Собраниями, заседаниями, разговорами. Сколько же мы будем об этом говорить и когда же перейдем от слов к делу?
Пока пионерская работа будет сводиться к сборам, речам, докладам, пока горят электрические костры вместо настоящих, тех, что с дымом, с треском искр, с пламенем, которое обжигает, пока не будет живого дела, не будет романтики, до тех пор мы будем наталкиваться на всякие неожиданности, вроде «общества пяти мушкетеров», до тех пор за пределами пионерской организации будут оставаться ребята, которые «всех лупят». Ведь чтоб отвлечь их от драки, мало прочитать им лекцию о дружбе или доклад о вежливости. Надо занять их голову и мысли, их руки интересным делом, игрой, надо, чтобы пионерская организация воистину стала самодеятельной.
1957 г.