Глава 9 ТАРАСОВКА И ШЕМЯКИНО

Глава 9

ТАРАСОВКА И ШЕМЯКИНО

А все начинания «локотчан» продолжали получать однозначный ответ со стороны засланных на территорию «Локотской Республики» «партизан»-диверсантов из НКВД и ГРУ.

Так, в августе 1942 года партизанская засада расстреляла пятерых актеров локотского театра, ехавших безоружными (артисты ведь) выступить в селах глубинки «Локотской Республики». Чудные люди, эти артисты. Война, «партизаны», «народные мстители», а они, чудаки, без оружия ездят. Думают, если без оружия, если искусство в массы несут, то пожалеют их «народные мстители». Накось выкуси! «Народные мстители» никогда никого не жалели. Тем более «фашистских прихвостней».

Тогда же «партизаны» уничтожили (взорвали, а что не смогли взорвать — сожгли) маслозавод в деревне Смолевичи Клинцовского района, раскинувшейся на берегах красивой русской реки Унеча, всего в десяти километрах к северу от райцентра Клинцы. Несмотря на то что Клинцовский район не находился под юрисдикцией и не входил в состав «Локотского Особого Округа», тем не менее оборону от «партизан» этого района осуществляли, наряду с венгерской охранной дивизией, и части Русской Освободительной Народной Армии (РОНА).

Как показало недалекое будущее, предельно наглое нападение «партизан» на маслозавод в Смолевичах было своеобразной проверкой на прочность Клинцовского гарнизона, состоявшего из слабого по численности и мало боеспособного венгерского батальона и роты ополченцев РОНА, как всегда, вооруженной чем Бог послал, то есть тем, что смогли раздобыть сами. Сами смогли раздобыть немного.

Проверка показала, выявила слабость Клинцовского гарнизона, поэтому через две с небольшим недели «народные мстители» ворвались и в сам город Клинцы, где также сожгли недавно восстановленный крупный маслозавод, спалив не только оборудование й лабораторию завода, но и три с половиной тонны уже произведенного сливочного масла и шесть тонн жирного творога, предназначенных для детских домов и больниц «Локотской Республики». В активе клинцовских «партизан» и зверское убийство Месикова — бессменного, бывшего и при «Советах» директора завода им. Калинина. Единственной виной влюбленного в свой родной завод директора было то, что он организовал и непосредственно руководил восстановлением бесперебойной работы этого предприятия, после того как при отступлении летом 1941 года Красной Армии завод был уничтожен, взорван коммунистами.

Но еще раньше этих диких и в какой-то степени нелепых в своей дикой, бессмысленной жестокости нападений были Тарасовка и Шемякине.

*    *    *

Села Тарасовка и Шемякино находятся в двенадцати километрах прямо на запад по прямой от Локотя и в четырех километрах к востоку от крупного села Кокоревка. Само село Кокоревка находится уже в глубине мощнейшего лесного и болотистого массива брянского леса, в одном из районов которого и по сей день находится государственный заповедник «Брянский лес». Через Кокоревку сейчас проходит железнодорожная ветка Навля — Суземка. Все остальные дороги и по сей день только грунтовые. Тарасовка и Шемякино также по сей день связаны с внешним миром только проселочными грунтовыми дорогами, хотя и достаточно большим количеством. Сами села Тарасовка и Шемякино представляют собой, по сути, одно большое село, раскинувшееся по обоим берегам тихой лесной речки Железная, которая берет начало как раз сразу юго-восточнее, с тем чтобы, попетляв в лесах и чащобах примерно двадцать километров в направлении на северо-запад, принести свои полные тихие воды в реку Навля, северо-западнее Алтухово. Та часть этого деревенского массива, что лежит по правую руку от речки Железная, на восточной стороне, и называется село Шемякино. Другая же часть, побольше, что находится на левом берегу Железной, к западу, — это уже Тарасовка. От Шемякино ведут, по большому счету, две дороги. Одна, которая начинается на северной околице села, идет прямо на север, в крупное село Алтухово, где наискосок с северо-востока на юго-запад пересекаются уже упомянутая железнодорожная ветка Навля — Суземка и с востока на запад хорошая автомобильная дорога, соединяющая магистраль Брянск — Севск на востоке и дорогу Навля — Вздружное на северо-западе. Сразу же за Ше-мякинским кладбищем на северо-восток, на Алтухово, ответвляется еще один проселок, который через четыре километра упирается в другой — от села Красный Колодец на все то же Алтухово. От восточной окраины Шемякино, разветвляясь, идут два проселка: на восток к селу Красный Колодец и на юго-восток к селу Пчела-Коммуна, расположенному на дороге Холмецкий Хутор — Локоть. От Тарасовки вдоль южных задов села Шемякино пролегает на юго-восток, на Локоть, свой собственный проселок, а в сотне метров южнее его и еще один, который в двух километрах от села поворачивает, разветвляясь при этом на юг — в селение Крупец, которое расположено как раз посредине между Холмецким Хутором и Пчелой-Коммуной. Из Тарасовки ведут еще три дороги: на юго-запад, в село Холмечи, расположенное в четырех километрах, и две другие грунтовые — на запад и северо-запад. Обе они сходятся в Кокоревке. В целом Тарасовка и Шемякино, располагаясь в неглубокой и неширокой долине речки Железная, окружены — в малой степени с севера, а в основном с востока и юго-востока — невысокими холмами и возвышенностями. На запад, к Кокоревке, идет общее, также пологое понижение местности. А еще эти села со всех сторон окружены мощным сосновым и дубовым лесом, который тянется на восток чуть ли не до дороги Брянск — Севск, а на западе — до самой реки Десна. Это и есть знаменитый брянский лес, а Тарасовка и Шемякино, по сути, передовой форпост, который вдается с восточной стороны на шесть километров в глубь этого леса. Речка Железная, которая течет сначала мимо деревни Шемякино, а затем по северной окраине Тарасовки на северо-запад, имеет здесь пологие, кочковатые, заболоченные берега.

Помимо всех прочих причин, для «партизан» было важно захватить Тарасовку и Шемякино еще и потому, что с захватом этих сел Кокоревка изолировалась от Локотя и сама, как перезревший плод, падала в руки «партизан».

Ну и опять, же, близился «Первомай».

В ознаменование «Первомая» «товарищи», как обычно они делали, делают и будут делать до скончания века, решили сделать себе подарок. И, во исполнение задуманного, в ночь с 30 апреля на 1 мая 1942 года кокоревский партизанский отряд двумя колоннами одновременно напал на «фашистские гарнизоны» Тарасовки и Шемякине. Гарнизоны сел — местные мужики-ополченцы — были взяты, что называется, тепленькими. Боя практически не было, все закончилось в самом начале: остатки гарнизонов, кто остался в живых, поспешно бежали, выдавленные мощным неожиданным ударом превосходящих сил противника.

А потом «партизаны» начали неспешно готовиться к предстоящему «празднику». Спешить было некуда: по заранее разведанным данным, почти никаких сил ополченцев в Локоте не было — они были заняты в операции по прочесыванию северной части брянского леса, глубоко втянулись в леса западнее Навли и прибыть оттуда могли бы не скоро. Так что спешной помощи ждать было неоткуда. «Партизаны» простояли в селах бесконечные, казалось, никогда не кончавшиеся пятеро суток. А затем еще пять суток отбивали атаки подоспевших «каминцев», и только 11 мая окончательно и бесповоротно сдали оба села.

Они начали сгонять в центр сел родственников нескольких ополченцев РОНА, взятых в плен. Затем, когда этого количества им показалось мало, принялись выискивать «семьи немецких пособников». В этом крайне важном и обязательном для «товарищей» деле им активно помогали ранее пробравшиеся в РОНА пособники «партизан» В.П. Неплох, В. Попов, а также решившийся вернуться в «советские патриоты» и стать «народным мстителем» староста деревни Шемякине Машуров. Нашлись и другие «советские патриоты».

*  *  *

А потом началось празднование «Первомая».

*    *    *

Вот документальные строки — выдержки из приказа Каминьского № 132 от 8 мая 1942 года, написанного им сразу же после того, как народоармейцы РОНА на один день сумели отбить у «партизан» многострадальные Тарасовку и Шемякино:

«...Это они, изверги человечества, не одну тысячу женщин оставили вдовами, а десятки тысяч детей — сиротами и многие тысячи людей лишили крова, пищи, одежды и обуви. Это они, людоеды, после «победоносного взятия деревень Шемякино и Тарасовки», которые бандитски были ими захвачены 30 апреля с.г. Благодаря предательскому содействию... за пять дней расстреляли в этих деревнях до 115 человек, в т.ч. много женщин и детей. Добрая половина этих жертв предварительно была подвергнута жестокой экзекуции — сначала им отрубалипальцы рук и ног, выкалывали глаза и прокалывали шомполами уши, а через несколько дней совершенно измученных, истекающих кровью и уже полумертвых расстреливали...».

Заключительные абзацы этого приказа показывают, что, потрясенный увиденным, Бронислав Владиславович Каминьский дал себе клятву: уничтожать «красную плесень». Уничтожать беспощадно, «с корнем» выжигая «красные пятна» на теле многострадальной Родины, Матушки-России. Вот они, эти строки:

«...применяемые ими («партизанами». — С. В.) в неограниченном масштабе такие методы вынуждают нас отвечать на их экзекуции и террор беспощадным террором всего нашего народа, жаждущего спокойствия, мира и занятия свободным трудом.

Я верю в силу и мощь нашего народа, гнев и возмущение которого против действий скорпионов-«партизан» перешли всякие .границы. Поэтому от лица всего населения вверенного мне уезда я открыто заявляю, что на их террор, экзекуции и грабежи мы ответим удесятеренным террором, всей силой и мощью нашего огня и будем его применять до тех пор, пока на территории Локотского уезда не останется ни единого бандита» (выделено автором. — СВ.)

Читая эти строки, можно сделать только один вывод, что чувства, с которыми Каминьский писал этот приказ, можно емко выразить одним простым русским словом: достали!

Причем, читая их, надо помнить и четко понимать когда, как и в каких условиях написаны эти строки. Ведь Каминьский писал этот свой приказ не в кабинете обер-бургомистра «Округа» в спокойный весенний день, в тиши и неге, наслаждаясь цветущей белой кипенью вишни и яблонь.

Попытаемся представить, реконструировать, что же было в это время, о чем он думал все эти дни.

*  * - *

1 мая... проклятый большевистский «Первомай»... Известие о нападении на Тарасовку и Шемякине под самым носом у Локотя — всего-то десять километров по прямой. Локоть в опасности, а сил нет. Все силы, и так не очень большие — армия только разворачивается — посланы под Навлю и ведут сейчас изматывающие бои в чащобе брянского леса. Запросил на помощь оттуда броне группу, но когда она еще подтянется, подойдет... Лихорадочная мобилизация всех, кто только может держать ружье. И стар, и млад... А ружей — винтовок мосинских — тоже не хватает. И патронов маловато. Надо клянчить у немцев. Тоже будут не скоро... 2, 3 мая... Первые беженцы оттуда. Какие-то дикие рассказы. Не может быть! Расстрелы, наверное, есть. Но уж очень дикие рассказы. Когда же подойдет броне группа... Хорошо: от немцев подводы с патронами и винтовками... Под ружье кого только можно. Ну и что, что стрелять не умеют — научатся... В бой... Вернулись с потерями... Все без толку... 4, 5, 6 мая... Все: веду их сам... Бой... Штурм... Опять бой... 7, 8 мая... Раннее утро... Штурм на заре... Деревни горят. Но горят как-то выборочно, не сплошняком... Будто подожженные... Ура! «Они» бегут... Не ожидали, что буду сам... Боже, что это...

...Боже, что это?! Mein Gott, Was Ist Das?! Муй Боже, Матка Боска, цо то ест?!

С самого начала «Локотской эпопеи», с самой осени 1941 года, «партизаны» раз за разом своими беспрестанными грабежами, бесчинствами, произволом, преступлениями доводили до предела степень терпения Каминьского. Чего стоило одно только нападение на Локоть в первую после рождественскую ночь, когда был убит Константин Павлович Воскобойник, причем убит подло, крайне подло, и больше сотни человек убиты или ранены.

Но Тарасовка и Шемякине были той каплей, которая переполнила терпение Каминьского.

В авиации есть такое понятие — точка возврата. Если самолет, вылетевший с аэродрома, пересечет эту точку, перелетит через нее, он на свой аэродром уже не вернется никогда. Он уже физически не сможет вернуться на свой аэродром, ему просто топлива не хватит. Самолет обязательно должен завернуть назад перед достижением точки возврата, невзирая ни на какие обстоятельства.

Так вот, с этого момента — с Тарасовки и Шемякине — Бронислав Владиславович Каминьский, уже давно готовый к этому, шедший к этому семимильными шагами, окончательно пересек свою точку возврата, перешел свой Рубикон.

После Тарасовки и Шемякине возврат назад стал уже невозможен.

После этих событий Бронислав Владиславович Каминьский стал другим человеком. Лучшим, худшим — можно судить по-всякому. Вряд ли лучшим, скорее всего, худшим. Но однозначно другим.

В одной современной песенке есть такие слова: «Это ты меня сделал такой...»

В ответ на утверждения советских историков и «историков» о том, что Каминьский, дескать, жестокий тип, беспощадный главарь беспощадной банды убийц, уместно возразить: это Тарасовка и Шемякино сделали его таким. А еще долгие годы тюрем и лагерей «ни за что». За маму-немку и отца-поляка. За высказанное некстати свое мнение относительно коллективизации. За неординарное мышление. За отсутствие гена «одобрям-с» в крови и в душе.

А еще «волчий паспорт» и «поражение в правах» после выхода на волю из этих лагерей.

*  *  *

Один из руководителей НТС, ярый антисоветчик Роман Николаевич Редлих, работавший по заданию НТС в «Локотской Республике», неоднократно встречавшийся и общавшийся с Брониславом Владиславовичем Каминьским в последний период его жизни — в сорок третьем и сорок четвертом годах, в своих воспоминаниях написал о нем:

«...Инженер-химик по профессии, зэк по воспитанию и отношению к советской власти... Был он человек волевой, властный, командный, обращавшийся к любым средствам и приемам, в которых был воспитан и научен за проволокой. И с такой же психологией. Он стоял на позициях: все равно с кем, хоть с чертом, лишь бы большевиков резать. Хорошие немцы, плохие, а мне какое дело... Он был зверский антикоммунист, как сейчас говорят — пещерный...» (выделено автором. — СВ.)

В восемнадцатом году богобоязненный и интеллигентный юноша-студент Броник Каминьский в самую трудную минуту для нового, только что народившегося государства рабочих и крестьян идет добровольцем в Красную Армию на защиту своего Отечества...

А в сорок третьем году матерый антисоветчик, сотрудник германского министерства по делам оккупированных восточных территорий Роман Редлих встречает обер-бургомистра «Особого Локотского Округа» и поражается, на всю жизнь поражается его «пещерному», «зверскому», «ископаемому» антикоммунизму.

И ведь это свидетельство не коммуниста, а человека, не сочувствующего коммунистам, более того, врага коммунистов, человека, который самоотверженно воюет против этих самых коммунистов. И даже он поражен той «высочайшей степенью антикоммунизма», которую он находит у своего собеседника.

*        *  *

И умеют же «товарищи» «ковать» себе врагов!

*        *  *

Чтобы потом долго, самоотверженно и, порой, безуспешно «искоренять их под корень», истреблять вместе с семьями и близкими.

Что же касается утверждений советских историков и «историков» о том, что Каминьский в своем приказе от 8 мая 1942 года преувеличил, сгустил краски, наврал, то вот строки из отчета тайной полевой полиции («Geheim Feld Politz» — «GFP») группы армий «Центр» о борьбе с советским партизанским движением. Это также первое полугодие 1942 года, как раз время Тарасовки и Шемякино. И район примерно тот же. Вот эти строки:

«...вблизи от Устерчи партизаны напали на двух русских полицейских, сопровождавших транспорт скота, и, выколов им глаза и отрезав уши, их повесили...»

Далее в том же отчете:

«...Один из полицейских был ранен и попал в руки партизан. Сначала они полностью раздели раненого и оставили его лежать в снегу при 40—45 градусах мороза. Потом они разграбили деревню и расстреляли 2 жителей, сыновья которых входили в полицию... После этого на глазах у офицеров и жителей деревни был изувечен лежавший в снегу раненый полицейский. Его конечности были поочередно поломаны и затем отрублены... У одного убитого служащего ГФП партизан от резал запястье руки, чтобы снять надетое на палец кольцо...»

Не верите отчетам «немецко-фашистских захватчиков», «товарищи» советские историки?

Ну, тогда поверите отчетам «наших», советских! «партизан», «народных мстителей».

Так, в истории остался доклад командира партизанского отряда НКВД «Неуловимые» М.С. Прудникова, Героя Советского Союза, известнейшего и знаменитого «партизана», начальнику 4-го Управления НКВД-НКГБ СССР П.А. Судоплатову. В этом докладе М.С. Прудников жаловался на своего «товарища» по оружию, командира партизанской бригады Корнаушенко. И бригада Корнаушенко, и отряд Прудникова «Неуловимые» — оба действовали в Калининской области. Суть жалобы М.С. Прудникова Судоплатову была такова. В марте 1943 года бойцы бригады Корнаушенко перехватили несколько разведчиков из отряда Прудникова, возвращавшихся с разведзадания. Разумеется, на разведзадания «партизаны» с партизанскими удостоверениями личности не ходили. Их — таких удостоверений — вообще не было. Не было их и у разведчиков Прудникова. «Партизаны» же Корнаушенко, захватив в лесу незнакомых вооруженных людей, вполне резонно предположили, что это заблудившиеся полицаи. А может, и не заблудившиеся. Короче, Корнаушенко не поверил разведчикам, «мамой» клявшимся, что они такие же «советские патриоты», «народные мстители», только из другого отряда. А не поверив; решил узнать наверняка, кто они, на кого они работают, кто их послал, с какой целью и с кем они связаны? Короче, живо «адреса, фамилия, явки!». Разведчики (а по мнению Корнаушенко — матерые полицаи-каратели) продолжали клясться «родной Коммунистической партией», «товарищем Сталиным», ну и всем тем, чем обычно клянутся коммунисты, когда их берут в оборот. То, что эти «матерые полицаи-каратели», «фашистские прихвостни» поганят своими грязными устами такие светлые и святые для каждого правоверного коммуниста (а Корнаушенко, скорее всего, был именно таким) образы, взвинтило нервную систему партизанского комбрига, измотанную постоянной, не кончающейся ни днем, ни ночью борьбой с «немецко-фашистскими захватчиками». И он приказал (а может, и сам все начал делать?) их пытать. Несчастных партизанских разведчиков действительно начали пытать. Им загоняли иголки под ногти, выставляли голыми на мороз.

Обо всем этом с возмущением докладывал М.С. Прудников П.А. Судоплатову. И только потому, что пытали настоящих «партизан», эта дикая сцена стала достоянием истории и сохранилась в партизанских анналах и секретных документах спецслужб.

А интересно, чему возмущался в своем докладе Герой Советского Союза М.С. Прудников?

Тому, что советские люди, «советские патриоты» и «народные мстители» загоняют другим людям иголки Под ногти и пытают их, голых, морозом?

Или тому, что эти самые «народные мстители» загоняют иголки под ногти и пытают морозом «своих»> «партизан»?

Автору думается, что, скорее всего, второму.

Ну как, хватит примеров, «товарищи» советские историки и постсоветские «историки»? Или и это тоже вранье?

Тогда автор может привести и пример из нашей жизни. Этот пример он сам, своими глазами видел. В свое время автор работал в сфере гражданской авиации. Так вот, он лично знал одного работника аэровокзального комплекса, который, когда в районе аэропорта происходило крушение самолета (то есть авиакатастрофа, а таких в период работы автора было — с разницей в несколько лет — целых две), всегда вызывался добровольцем участвовать в разборке обломков разбившегося самолета. Если говорить проще, разбирать трупы. Все трупы погибших в авиакатастрофе были в ужасном виде — автор сам это видел, своими глазами. Вследствие этого, чтобы люди, участвовавшие в работах по разборке обломков самолета, поиску и складыванию в одно место частей трупов (редко какой погибший был в «целом виде»), не свихнулись и сохранили работоспособность, руководство аэропорта «выкатывало» участникам чистый спирт. Двухсотлитровую бочку чистого спирта. Она стояла там же, на месте катастрофы, и время от времени участникам разрешалось подходить к ней, и им немного наливали. Несмотря на спирт, добровольцев было очень мало, и туда загоняли людей по приказу: грузчиков из служб авиаперевозок — грузовой и пассажирской, техников АТБ (авиационно-технической базы). Так вот, этот грузчик всегда шел добровольцем. И не из-за спирта. Он занимался мародерством. Автор сам видел, как этот «доброволец», увидев среди снега (дело это было в январе 1976 года) оторванную окровавленную кисть изящной женской руки с красивым ажурным золотым перстнем на пальце, просто отломал палец, перерезав кожу заранее приготовленным ножом, а само кольцо засунул себе в карман. Так же совал себе в карман и разбросанные на снегу денежные купюры, многие из которых были также залиты кровью. Когда автор рассказал об этом случае одному своему знакомому, местному аэропортовскому старожилу, тот с досадой отмахнулся: «А ты чего, не знал? Да об этом все знают. Он и добровольцем каждый раз набивается, чтобы с трупов «начистить» добра всякого».

Интересно, этот «доброволец» — не сын того «партизана» из отчета будет? Так сказать, связь времен, перекличка поколений...

*        *  *

Каминьский же со своими солдатами, жестоко и люто воюя против коммунистов их же методами, отвечая на террор «партизан» «удесятеренным террором», попустительствуя (сначала от бедности и недостатка во всем, затем это стало входить в привычку) случаям «самоснабжения» со стороны солдат РОНА, постепенно перерастающим в мародерство и грабеж, — все менее и менее становился отличным от тех, с кем он воевал. И при этом все более и более он забывал одну сложную, но непреложную истину: «убиваешь коммуниста, а гибнет — русский!»

*        *  *

Сами «партизаны» впоследствии — они с гордостью писали об этом в изданных после войны мемуарах — взяли на себя только 57 расстрелянных полицейских-«каминцев», утверждая при этом, что 85 жителей этих Деревень добровольно вступили в организованный «Партизанами» «отряд самообороны». Интересно было бы проследить судьбу этого «отряда самообороны».

Особенно в свете последовавшего за нападением и уничтожением мирных жителей Тарасовки и Шемякине контрнаступления «народоармейцев» из РОНА, а также поддержавших их в этом контрнаступлении немцев из охранных частей, расквартированных несколько дальше, и венгров из легкопехотной дивизии, батальоны которой были расквартированы несколько южнее.

Три штурма деревень понадобилось «каминцам», чтобы навсегда отбить их у «партизан». Тридцать человек убитыми и ранеными потеряли они в этих штурмах.

В среднем каждый штурм деревень стоил «народоармейцам» десяти человек убитыми и ранеными. Это говорит и о том, что Каминьский, не имея достаточно сил под руками, опасался бросать немногочисленные отряды местных ополченцев на решающий штурм деревень, явно ожидая подхода бронедивизиона. А также о том, что, несмотря на рассказы бежавших из деревень очевидцев, Каминьский все-таки еще не верил до конца в ту страшную правду, которую слышал от сумевших спастись от уничтожения. Каминьский и его «народоармейцы» еще не знали — что они увидят в освобожденных деревнях. Поэтому в атаки шли бережливо, осторожно, сберегая своих людей от лишних, торопливых потерь.

Лишь 11 мая, когда к отряду, первоначально посланному на помощь шемякинцам и тарасовцам, подошли подкрепления с двумя бронемашинами, после третьего штурма «партизаны» были окончательно выбиты из деревень. При этом «каминцам» тогда все же повезло. Во время боев в Тарасовке был взят в плен командир кокоревского партизанского отряда Чичерин. При этом командир бронедивизиона РОНА Ю.Ф. Самсонов (бывший лейтенант 163-го Кавалерийского полка 9-й Кавалерийской дивизии РККА Ю.Н. Абрамов) лично возглавил сводную ударную бронегруппу РОНА, пришедшую на помощь тарасовцам и шемякинцам. Именно удар этого сводного отряда окончательно переломил ход боя за Тарасовку и Шемякине в пользу «каминцев», и именно этим сводным отрядом был пленен зловещий палач Тарасовки и Шемякине, командир кокоревского партизанского отряда Чичерин. Несколькими днями позже в селе Красный Колодец — оно находится в шести километрах к востоку от Шемякино, и туда свозили пленных «партизан» — было проведено выездное заседание военного трибунала «Округа», и Чичерин за совершенные по его приказу и с его личным участием злодеяния был приговорен к смертной казни. Тогда же, после вынесения Чичерину приговора военного трибунала «Округа», при большом стечении жителей села и при их общем одобрении бывший кавалерист Самсонов, воочию, своими глазами видевший, что натворили «товарищи» под командой Чичерина в Тарасовке и Шемякино, лично отрубил главарю кокоревских «партизан» голову.

Кстати, Самсонов, впоследствии дослужившийся до звания гауптштурмфюрера СС, награжденный медалями восточных народов второго класса в бронзе и в серебре, Почетным знаком участника танковых атак, Почетным знаком участника штурмовых атак, двумя медалями за ранение, избежал в 1945 году участи большинства «каминцев» и не был выдан англичанами и американцами «Советам», а по поддельным документам тихонько вернулся и впоследствии осел в советской России, обзавелся медалями «За победу над фашистской Германией» и «За боевые заслуги», удостоился пенсии инвалида Великой Отечественной войны 2-й степени. В общем, зажил искалеченный на войне до инвалидности гауптштурмфюрер СС Самсонов тихой жизнью советского ветерана-инвалида, И только в 1950 году неутомимые чекисты, теперь уже кагэбэшники, добрались, докопались до него. Он был расстрелян.

Также чекисты смогли после войны разыскать и Уничтожить посредством «посудебного расстрела»: начальника отдела пропаганды и агитации «Локотского Особого Округа» С.В. Мосина, бывшего в годы войны заместителем обер-бургомистра Каминьского; начальника локотской народной милиции, позже ставшего начальником локотской окружной тюрьмы, Г.М. Иванина (Иванова); одного из руководителей Оргкомитета по созданию Народной Социалистической партии России «Витязь» («Викинг») Д.Ф. Агеева, бывшего также комендантом локотской окружной тюрьмы. Были схвачены в боях и расстреляны их соратники П.Л. Морозов и В.В. Кузин — одни из руководителей повстанческого движения на территории «Локотской Республики» уже после окончания Второй мировой войны.

Еще раньше, в 1945 году, СМЕРШем был изобличен, арестован и расстрелян бывший начальник Навинской полиции порядка, а впоследствии следователь локотской окружной следственной коллегии обер-фельдфебель РОНА Н.И. Скакодуб-Наконечный. Вместе с ним были также изобличены и расстреляны бывший начальник Навлинского районного следственного отдела Н.Г. Греков, а также навлинский районный бургомистр Тюлюкин.

Сразу после нападения «партизан» на Тарасовку и Шемякине приказом Каминьского в системе локотской Народной Армии была создана так называемая истребительная рота — мобильный отряд, дислоцировавшийся непосредственно в Локоте. Он насчитывал 131 бойца (по другим данным — 150 бойцов, из них — 131 боец в роте и 19 бойцов — броневой взвод, расчет арторудия и водители грузовиков), имел на своем вооружении 2 быстроходных легких танка БТ-7 и 1 полковое артиллерийское орудие калибром 76-мм на конной тяге. Кроме того, истребительная рота была оснащена 5 грузовыми автомашинами, постоянно — и зимой и летом, и днем и ночью — бывшими в готовности. Весь личный состав истребительной роты почти постоянно пребывал на боевом дежурстве. Этот мобильный отряд мог быть быстро переброшен в любую точку «Локотской Республики» для молниеносного удара по «партизанам»-диверсантам. Туда тщательно отбирались только проверенные в боях народоармейцы. Также к кандидатам в бойцы истребительной роты предъявлялись и повышенные требования по возрасту, физической силе и выносливости. В истребительную роту, по сути, подбиралась элита народоармейцев. Не случайно истребительная рота вместе с комендантской ротой впоследствии были развернуты в гвардейский батальон РОНА.