Глава 6 СТАНОВЛЕНИЕ «ЛОКОТСКОЙ РЕСПУБЛИКИ»

Глава 6

СТАНОВЛЕНИЕ «ЛОКОТСКОЙ РЕСПУБЛИКИ»

Кстати, Локоть отличался от всех других подобных поселков российской глубинки тем, что до революции Локоть принадлежал царской фамилии: здесь было имение великого князя Михаила Александровича. Господский двор с дворцом и само поместье были вообще-то не здесь, а по соседству — в Брасове, отстоящем от Локотя на один-два километра, а в Локоте был только охотничий домик великого князя, но гордые поселяне также считали себя дворовыми, а не крепостными. А на Руси испокон веков повелось так, что дворовые, господские крестьяне были на уровень выше по своему складу, развитию, достатку, образованности, чем остальные — крепостные, или, как еще их называли, деревенские крестьяне. Выше тем, что, соприкасаясь ежедневно с барами, господами, дворянами, аристократией, обслуживая их, они перенимали от них много хорошего. Много хорошего им прививали и сами господа. Да и обязанности дворовых были не в пример легче, а жизнь сытнее, чем у остальных крестьян — черных, тягловых, деревенских, крепостных. В этом же случае жители Локотя были не только издавна дворовыми, господскими, но и самой царской фамилии принадлежали. Поэтому подавляющее количество крестьянских хозяйств в Локоте было крепкими, «справными», а сами они были, по определению Бланка-Ульянова, «мелкими хозяйчиками и сельскими буржуа». Поэтому и подавляющее количество крестьянского населения «Локотского Округа», вследствие своей «справности» и хорошей жизни при государе-императоре, своей развитости, образованности, никогда не питало к свергнувшей батюшку-царя «власти рабочих и крестьян», к «товарищам» никакого пиетета и уважения. Наоборот, эта самая растреклятая власть лишила местное население законной гордости от ощущения своей общности с самой царской фамилией, гордости от осознания почетной своей Миссии — прямого служения батюшке-царю, гордости того, что «я вон энтими самыми своими глазами батюшку государя-импиратыря вон ну как тебя, в такой вот близости видел».

Не любили «локотчане» «товарищей».

Потому и в 1930 году потянулись отсюда плотные, забитые окровавленными «зэками» косяки «вагон-зэков» в отдаленные местности севера на свои «законные» пятерики и семерики, а то и десяточки.

«Товарищи» тоже не любили «локотчан».

* * *

Надо сказать, что назначенному обер-бургомистром «Локотской Волостной Управы» Константину Павловичу Воскобойнику и Брониславу Владиславовичу Каминьскому, ставшему заместителем бургомистра, необычайно повезло, потому что именно здесь талантливые активисты на местах встретили полное понимание своих чаяний у местных германских оккупационных властей. Брасовский район Орловской области был в зоне ответственности германской 2-й танковой армии под командованием генерал-полковника Рудольфа Шмидта, который не был фанатичным национал-социалистом и, следуя заветам создателя Германской Империи Отто фон Бисмарка, считал, что Россию надо стремиться иметь своим союзником, а не своей колонией. И уж тем более не своим врагом.

Кстати, именно за свои либеральные взгляды в отношении «Локотской Республики» генерал-полковник Рудольф Шмидт был в августе 1943 года отправлен фюрером «тысячелетнего рейха» в отставку. Затем он попытался принять участие в отстранении «ефрейтора» от власти, но, как известно, попытка эта не удалась. Со всеми, причастными к ней, расправились жестоко и беспощадно. Не избежал своей печальной участи и генерал-полковник в отставке Рудольф Шмидт.

Так же как и Отто фон Бисмарк, Рудольф Шмидт считал, что Россию невозможно завоевать и удержать силой, что только сами русские смогут владеть Россией и желательно, чтобы эти русские были союзниками Германии. Поэтому осенью 1941 года он распорядился создать в качестве эксперимента особый самоуправляющийся русский район, лояльный германскому оружию, со своей властью, своими порядками, своими Вооруженными Силами. На эти власти возлагалась ответственность за поддержание порядка, состояние дорог, заготовки и вывозки сельхоз- и иной продукции (причем в строго ограниченных, «не грабительских» размерах), за обеспечение внутренней безопасности и недопущение на подведомственную территорию «партизан». Этот эксперимент горячо одобрил сам Альфред Розенберг — министр по делам оккупированных областей на востоке, уроженец Санкт-Петербургской губернии. Российский дворянин, бывший царский и, позднее, белогвардейский офицер, безуспешно пытавшийся доказать фюреру «тысячелетнего рейха» разумность именно такого подхода к населению и будущему России.

В то же время Альфред Розенберг не относился к тому подавляющему большинству остзейских немцев, которые, ясно осознавая, что остзейские земли давно уже являются неразрывной частью великого государства — Российской Империи, верой и правдой служили этой своей великой родине — России. Светлейший князь Ливен, полковник Рар, генерал-майор барон Раден, барон Врангель, генерал-майор фон Крузенштерн и его брат полковник фон Крузенштерн, генерал-майор барон Людинкгаузен-Вольф, генерал-майор фон Неф, генерал-лейтенант граф фон дер Пален, полковник Бушей, полковник фон Валь, генерал-майор барон Велио, капитан 1-го ранга барон Вилькен, генерал-майор Георг, штабс-капитан Герман, капитан Штрик-Штрикфельдт, генерал-майор фон Клюки-Клюгенау, генерал-лейтенант фон Глазенап, полковник Делль, генерал-майор Дракке, лейтенант флота Берг, старший лейтенант флота Дитерихс, Генерального Штаба полковник Люндеквист, лейтенант флота Шмидт — это лишь малая часть русских патриотов из числа остзейских немцев.

Были и другие. Те, которые, преклоняясь перед Россией, в первую очередь боялись ее и стремились, мечтали расчленить Россию, разделить великую державу на несколько «бантустанов», которыми будут управлять назначенные Берлином чиновники с помощью марионеток из числа местных жителей. Именно такую судьбу готовили в Берлине и «Локотской Республике».

Этот район был выбран, помимо прочего, еще и потому, что он находился в стороне от основных зон боевых действий, вдали от важных магистральных или рокадных дорог, в глубине большого лесного массива — брянского леса, где для контроля над местностью пришлось бы держать немалые массы специально обученных егерских частей. А так пусть сами русские попробуют удержать этот непростой район от коммунистов.

В самом Локоте немцами был оставлен только небольшой, чисто символический гарнизон, который впоследствии был также выведен, и несколько офицеров Вермахта, «Абвера» и «СД» для связи и организации деятельности. Служба армейской разведки «Абвер» основала в Локоте отделение «Виддер» — команды «Абверштелле-107» под командованием майора Грюнбаума, которое, в свою очередь, подчинялось абверкоманде особого назначения под командованием полковника Герлица. Эта абверкоманда располагалась в городе Орле. Кстати, команда «Абверштелле-107» с лета работала в какой-то мере под контролем «советской» разведки, так как сотрудник абверкоманды, бывший летчик РККА Роман Андриевский, был агентом-перевертышем и впоследствии, летом 1943 года завербованный контрразведывательной группой капитана НКВД Засухи на, работал на НКВД. Андриевский отвечал в «Абверштелле-107» за антипартизанскую работу, и, кроме того, он завербовал также штатного радиста абверкоманды Е. Присекина. В целом Андриевский создал в абверкоманде целую подпольную ячейку. Впоследствии, отступив с абвер-командой на запад — в Белоруссию, Андриевский был убит советскими «партизанами». По ошибке.

Также в Локоте была небольшая группа связи из «СД» под командованием оберштурмфюрера СС Генриха Леляйта и группа связи полевого гестапо. В городе Клинцы с августа 1941 года была размещена команда полевого гестапо «ГФП-729» под командованием гауптштурмфюрера СС Йохума общей численностью в 120 солдат и офицеров, дислоцированных отдельными командами в городах Сураж, Мглин, Унеча, Погар, а также поселке Клетня. Кроме нее, в Клинцах также расположилось подразделение контрразведывательного органа «Абвера» «Зондерштаб «Россия» под руководством доктора Шульца и Манфреда Вайгеля фон Мендена, его заместителя. Шульц и фон Менден деятельно и активно создавали лжепартизанские отряды и группы псевдоподпольщиков, а также готовили на будущее (на худой конец) «спящую сеть» агентуры. Все эти группы связи координировались и руководились специально для этого созданным при штабе 2-й танковой армии специальным штабом «Корюк-532», в котором имелось несколько отделов, и главный из них — отдел по борьбе с «партизанами» и коммунистическими диверсантами под командованием армейского капитана фон Крюгера. При этом штабом 2-й танковой армии был выпущен специальный приказ, согласно которому любым немецким органам власти запрещалось вмешиваться во внутренние дела «Локотской Волости», оставив за ними лишь право «советов и помощи».

Таким образом, юрисдикция локотского волостного суда распространялась не только на жителей «Волости», но и на немецких военнослужащих, находившихся на этой территории.

Судебная система «Округа» состояла из трех уровней. Низший уровень — волостные — был обеспечен институтом мировых судей, которые имелись при каждой управе. На среднем уровне — в уездах — функционировали уездные суды. И вся эта система замыкалась на военно-следственную коллегию «Локотского Округа», которая занималась только расследованием террористической и диверсионной деятельности против «Округа» со стороны советских «партизан» и «подпольщиков». За эти преступления «товарищам», в соответствии с нормативными актами, разработанными лично руководителем коллегии Тиминским, полагались расстрел или повешение. Их пособники наказывались тюремным заключением на срок от трех до десяти лет, который им приходилось отбывать в локотской окружной тюрьме. Дезертирство из рядов РОНА каралось трехлетним тюремным заключением. Обязательной при всех этих наказаниях была конфискация имущества наказанных.

Были в системе судебных органов «Особого Локотского Округа» и свои знаменитости, как, например, неистовая «пассионария» Антонина Макарова-Гинзбург, более известная как Тонька-пулеметчица. По примеру своих соотечественниц (Розалии Залкинд, по кличке Землячка, — кровавого палача десятков тысяч бывших врангелевских солдат и офицеров, поддавшихся на лживое обещание главкома наступавшей на Крым Красной армии Фрунзе сохранить им жизнь, если они останутся там, отказавшись от эвакуации с Русской Армией генерала барона Врангеля, — а также Евгении Бош, по кличке кровавая Женя, не менее кровавой фурии, орудовавшей в Поволжье и потом, в 1925 году, свихнувшейся на этой почве и покончившей с собой) Антонина Макарова-Гинзбург также выбрала себе, прямо скажем, не женское ремесло... палача локотской окружной тюрьмы. При этом, кроме нагана, она любила использовать в своей нелегкой работе станковый пулемет «Максим», за что и получила прозвище Тонька-пулеметчица.

Самое известное ее деяние на этом поприще — «зачистка» окружной тюрьмы перед самым отступлением РОНА из Локотщины. Тогда поступил срочный приказ самого Каминьского: быстро очистить локотскую тюрьму и при крайней необходимости расстрелять всех осужденных и отбывавших там наказание заключенных. Времени было мало, танковые части Красной Армии захватили уже Лагеревку, к югу от Локотя, и добивали четвертый полк РОНА майора Ройтенбаха вместе с примкнувшими к нему «локотчанами» из числа «гражданских». Танки Красной Армии ожидались с минуты на минуту, и у «локотчан» не было твердой уверенности в том, что удастся сдержать их удар. Эвакуировать заключенных пешей колонной было рискованно, так как советские «партизаны» вполне могли напасть и отбить заключенных, а большой отряд на конвоирование выделять было не из кого. Сил едва хватало на прикрытие эвакуации Локотя. Тогда всех заключенных тюрьмы вывели на территорию расположенного неподалеку ипподрома конезавода, и Тонька-пулеметчица положила их рядами из своего верного «Максима». Потом аккуратная пулеметчица прошлась между рядами убитых уже с наганом в руках, попинала их одетыми в изящные хромовые сапожки ногами, проверяя свою работу. Когда слышала стон или замечала малейшее шевеление тел, зачищала выявленный «брак» короткими выстрелами в голову. Всего она расстреляла тогда около двухсот человек.

Наган, пулемет «Максим», Тонька-пулеметчица — так и лезет в голову аналогия со знаменитым, вышедшим перед войной, талантливейшим фильмом-сказкой «Чапаев» и его блистательной героиней Анкой-пулеметчицей, которая настолько захватила воображение простого советского человека, что и сейчас, более чем через семьдесят лет после выхода кинофильма на экраны, не забыта, не стерлась в памяти народной, превратившись с двумя главными сказочными героями этого фильма — Василием Иванычем и его ординарцем Петькой — в героев многих тысяч анекдотов, очень смешных и не очень, приличных и «с перцем». Сейчас, по сути, Анка-пулеметчица, Василий Иваныч и Петька — это уже не исторические личности, а герои своеобразного народного эпоса, что-то вроде эпоса «Калевала», но только «советского разлива».

Там Анка-пулеметчица, здесь Тонька-пулеметчица. Так и хочется при этом воскликнуть: «О, волшебная сила искусства!» Если бы не страшная, кровавая изнанка, которая скрывается за обоими этими образами.

А Антонина Макарова-Гинзбург, Тонька-пулеметчица, «зачистив» локотскую окружную тюрьму, благополучно отступила в рядах Русской Освободительной Народной Армии в Белоруссию — на Лепельщину. Впоследствии вместе с двухтысячным добровольческим сводным полком РОНА под командованием оберштурмбаннфюрера СС Фролова она принимала участие в подавлении восстания в Варшаве. Затем, после неудачной попытки преобразования Русской Освободительной Народной Армии в 29-ю гренадерскую дивизию СС (Русскую номер один) и расформирования РОНА поздней осенью 1944 года, после гибели Бронислава Владиславовича Каминьского, уже будучи в Германии, Макарова-Гинзбург вступила во власовскую Русскую Освободительную Армию (РОА). Но впоследствии неожиданно, уже в сорок пятом году, к концу войны, оказалась в самой глубинке Германии, где осела в сельской местности и затерялась среди «OST-ов». Вместе с ними она благополучно прошла через «фильтрационные» прочесывания СМЕРШа и сумела предъявить заранее заготовленные документы узницы лагеря смерти и бывшей военнослужащей РККА, попавшей в плен в сорок втором году. Самое удивительное, Тонька-пулеметчица возвратилась после отсидки небольшого срока, который ей «припаяли» в сорок пятом году как бывшей пленной, на... Лепельщину, поселившись в самом Лепеле (!) — столице РОНА во времена ее пребывания на территории Белоруссии. Это была неслыханная наглость, но еще более удивительное — это то, что Макаровой-Гинзбург все сошло с рук, и она целых тридцать лет (!) проживала в городе, пользуясь всеми правами ветерана войны, узницы фашистских концлагерей, спокойно ходила каждый день по лепельским улицам, не боясь разоблачения.

Непонятно, что здесь имеет место быть: беспредельная, непроходимая тупость на грани, да нет, — за граныо дебилизма (!) или, наоборот, изощренная, циничная ловкость в сочетании с непреодолимой — до патологии, до извращения — тягой к постоянному вспрыску в кровь адреналина?

В семидесятых годах ее, постаревшую, но спокойную и невозмутимую, нашли, выследили, расстреляли.

Почему «выследили»? Да потому, что все эти тридцать лет Макарову-Гинзбург искали. Искало неутомимое, ничего не забывшее и ничего никогда никому ни при каких обстоятельствах не забывающее КГБ.

Залкинд, Бош, Макарова-Гинзбург... И как это у вас так получается своих женщин воспитывать?

Если еще раз возвратиться к сцене поспешного расстрела заключенных локотской тюрьмы, проведенного в условиях развивающегося наступления Красной Армии на Запад и поспешной эвакуации Локотя под угрозой прорыва советских танков, то невольно сразу возникает ощущение «дежа вю».

А ведь было. Было это все, было...

Ну да. Вот отчет своему начальству — заместителю народного комиссара внутренних дел СССР комиссару госбезопасности 3-го ранга товарищу Чернышеву В.В. и начальнику тюремного управления НКВД СССР капитану госбезопасности товарищу Никольскому М.И. — начальника управления тюрем и исправительных лагерей НКВД УССР капитана госбезопасности А.Ф. Филиппова от 12 июля 1941 года: «Из тюрем Львовской области убыло по 1-й категории 2464 человека... Дрогобычской области только из двух тюрем по 1-й категории убыло 1101 человек... Станиславской области — 1000 человек... Тернопольской области — 692 человека... Ровенской области — только из тюрьмы города Дубно по 1-й категории убыло 230 человек... Волынской области — 231 человек... Киевской области — 125 человек». Что такое означает «убыл по 1-й категории», быстро становится понятным, когда читаешь, например, следующие строчки из того же отчета: «...Все убывшие по 1-й категории заключенные погребены в ямах, вырытых в подвалах тюрем, городе Злочеве в саду...», или «...Часть 1-й категории погребена на территории тюрьмы в яме...».

Теперь понятно?

И совсем уж близко к Тоньке-пулеметчице вот эти строки из другого доклада по тому же ведомству, но только — НКВД Белорусской ССР. 3 сентября 1941 года заместитель начальника тюремного управления БССР лейтенант госбезопасности М.П. Опалев докладывает своему московскому шефу, теперь уже майору госбезопасности Никольскому Михаиле Иванычу, мол, шеф, так и так:

«...Во время эвакуации «з/к» из тюрьмы г. Глубокое (двигались пешим строем) «з/к» поляки подняли крики: «Да здравствует Гитлер!» Нач. тюрьмы Приемышев, доведя их до леса, по его заявлению, расстрелял до 600 человек. По распоряжению военного прокурора войск НКВД Приемышев в г. Витебске был арестован. По делу производилось расследование, материалы которого были переданы члену Военного совета Центрального фронта — секретарю ЦК КП(б) Белоруссии тов. Пономаренко. Т. Пономаренко действия Приемышева признал правильными, освободил его из-под стражи в день занятия Витебска немцами. Где Приемышев в данное время — неизвестно, никто его не видал...».

«Т. Пономаренко» — это тот самый «товарищ» Пономаренко Пантелеймон Кондратьевич, будущий самый главный руководитель всего партизанского движения на всех оккупированных территориях СССР, начальник центрального штаба партизанского движения, пресловутого ЦШПД. Именно он будет с 1942 года и до самого конца войны формировать и определять «лицо» партизанского движения. Как он его будет формировать и определять, он показал и доказал своими действиями уже в первые дни войны.

Кстати, в Бресте «1-ю категорию» осуществить не удалось. Проклятые «немецко-фашистские захватчики», «оккупанты поганые» помешали, о чем с явной досадой и унынием «товарищ» Опалев пишет такие вот строки, наполненные искренней скорбью:

«...22 июня 1941 года... нач. тюрьмы, услышав взрывы, пришел в тюрьму... Через несколько минут с двух сторон тюрьмы показались цепи немецких солдат, которые начали обстреливать тюрьму из пулеметов. Шафоростов (начальник тюрьмы. — С. В.) принял оборону, но сдержать наступление не мог, т.к. у них было 17 винтовок, несколько револьверов и пулемет.

Видя неравные силы, он послал связного в УНКВД за помощью, но в УНКВД и УНКГБ никого уже не было — уехали, и он дат распоряжение отступить, оставив «з/к» в тюрьме.

По его данным, связь с тюрьмой крепости была разрушена, что там происходило, ему неизвестно.

По его же данным, часть надзорсостава, живущего в городе на частных квартирах, не успела выбраться из города, осталась в окружении немцев, которые вылавливали надзирателей при помощи вышедших из тюрьмы «з/к» и на улице расстреливали...»

Вот интересно, как к этому факту отнесутся советские историки и «историки»?

Немецкие солдаты не дали возможности осуществить «1-ю категорию», а, по-русски говоря, — расстрелять ни за что ни про что несколько сотен заключенных, из которых не менее половины были подследственными, то есть, если смотреть с точки зрения закона (!), вообще невиновными людьми. Это хорошо? Или плохо?

И как в этой ситуации должны вести себя спасенные «немецко-фашистскими захватчиками» от бессудного расстрела, а точнее, уничтожения, убийства те самые «з/к»? Как «советские патриоты»? Это в тех условиях?

Судя по тому, что эти спасенные «з/к», выпущенные немцами из тюрьмы, активно помогали им разыскивать в городе не успевших сбежать надзирателей, те были «еще те ребята». Хотя, скорее всего, было наоборот — немцы, наслушавшись от «з/к» всего того, что тем пришлось испытать в этой тюрьме, да и насмотревшись в этих самых камерах, выделили нескольким наиболее активным бывшим (теперь уже бывшим) «з/к» несколько своих солдат, и те вместе с солдатами отправились в город — «возвращать накопившиеся долги». Что поделать? «Мне отмщение — и аз воздам!».

Еще одна строчка этого уникального во всех отношениях отчета прямо просто-таки поражает воображение. Это где описываются показавшиеся «с двух сторон тюрьмы» «цепи немцев», которые «начали обстреливать тюрьму из пулеметов». Так и представляешь такую волнующую и грозную картину: в полный рост идут в атаку густые цепи пьяных, горланяших чего-то там нехорошее фашистов, с закатанными выше локтей рукавами френчей. Обязательно в полный рост, густыми цепями, пьяными и с закатанными рукавами — из всех советских кинофильмов доподлинно известно, что немцы только так в атаки и ходили. Через одного у них в руках навскидку пулеметы МР-38 (которые вообще-то так не удержишь, не то что стрелять из него в таком положении) — ну, те самые, из которых они начали обстреливать тюрьму, а у остальных к пузу прижаты пресловутые «шмайсеры» (вообще-то под словом «шмайсер» подразумевается совершенно другой автомат, у которого рожок торчит вбок, а не вниз, но все режиссеры, а также подавляющее большинство «советского» народа представления об этом не имеют). И с той стороны тюрьмы прут, и с этой. А у товарища Шафоростова только «17 винтовок, несколько револьверов и пулемет». Ну как тут от этих орущих защититься? Револьверы — это только «1-ю категорию» осуществлять, в бою их применять «ни-ни»! А пулемет — ну и что, что пулемет? Они же с двух сторон прут.

Да, тут не забалуешь, товарищ Шафоростов.

Правда, солдаты в немецких пехотных дивизиях и по самый конец войны были вооружены в основном карабинами «маузер» образца 1916—1930 годов. Да и пулемет против тюремных стен — тьфу. Толку никакого. А стены Брестской тюрьмы были не менее крепкими и толстыми, чем стены Брестской крепости. Оттуда товарища Шафоростова с его солдатами можно было только артиллерией выкурить. Да и то крупного калибра. А вся артиллерия была тогда задействована против крепости и исключительно против нее.

Но в том-то и дело, что не солдаты были в подчинении у начальника Брестской тюрьмы «товарища» Шафоростова, а — надзиратели, «вертухаи», «расстрельщики». Вот дать в морду беззащитному зэку, или там сапогами под ребра, чтоб любое чистосердечное признание, «чистуху» из него вытащить, с почками, печенками, селезенками и отбитыми легкими, или «1-ю категорию» — это пожалуйста. Это завсегда с нашим удовольствием.

А чтоб против солдат.

Нет, «...мы к такому колдовству сроду не приучены, кроме мордобития — никаких чудес!» — как метко выразился герой одной из песен незабвенного Владимира Высоцкого.

* * *

В 1941 году в условиях стремительного наступления танковых колонн германского Вермахта работники НКВД Филиппов и Опалев спешно «разгружают по 1-й категории» тюрьмы Западной Украины и Западной Белоруссии, в результате чего многие и многие тысячи заключенных, «убывших по 1-й категории», закапывают в спешно вырытых ямах, в подвалах тюрем или их окрестностях. А через два года в Локоте Тонька-пулеметчица в точно таких же условиях угрозы прорыва вражеских (теперь уже советских) танков быстренько ликвидирует заключенных локотской окружной тюрьмы, выведенных на ипподром.

Тут же из небытия подсознания выступают и кристаллизуются грозные слова-предостережения: «Не на лице зрящее Суд судите, Судии человечестии, но праведен Суд судите! Ин бо Судом судите — судится Вам».

Тогда же, в 1941 году, после разгрузки тюрьмы «по 1-й категории», проведенной по приказу «сидящего заоблачно высоко» капитана госбезопасности А.Ф. Филиппова, покончил с собой некто Либман, надзиратель тюрьмы города Самбор, что в Галиции. Конечно, Либман — подонок и подлец, палач и убийца. Но у палача и убийцы, подонка и подлеца Либмана хватило совести умереть порядочным человеком, казнив в себе убийцу и палача, подонка и подлеца. А вот у его очень высокого начальника, капитана госбезопасности А.Ф. Филиппова, этой совести не хватило. Не то что не хватило. У него ее просто не было.

* * *

Кстати, летом 1943 года на территории «Локотской Республики» произошел уникальный (в отношении территорий советской России, оккупированных германскими войсками) случай: полицией порядка «Локотского Особого Округа» за ограбление мельницы и убийство мельника были арестованы два немецких военнослужащих — зондерфюрер и унтер-офицер. Их захватили на месте преступления прямо с поличным сами «локотчане», вина была очевидна, отпираться не было смысла. Преступники были приговорены к расстрелу, и целых два дня в Локоть шел поток телеграмм, курьеров, разрывались телефоны и телеграф: немцы требовали от Бронислава Каминьского отмены приговора и передачи арестованных военнослужащих в руки немецких жандармов, которых пришлют для этой цели в Локоть. Каминьский стоял на своем, Наконец немцы согласились на смертную казнь, требуя лишь, чтобы этот приговор был представлен как вынесенный немецким военным трибуналом. Каминьский стоял на своем. Наконец последнее требование (мольба (!)) немцев отсрочить исполнение приговора на один день до приезда специального представителя Вермахта по этому вопросу. Ответ Каминьского — нет!

Осужденных немцев расстреляли в Локоте на центральной площади города, куда съехалось более десяти тысяч человек — со всех районов, со всех сел, со всех уголков «Локотской Республики». Не только вся площадь — все прилегающие улицы были запружены, были забиты народом, приехавшим убедиться в силе своего руководителя, в своей силе. Такого не могли себе позволить ни карманный руководитель «Российского Освободительного Движения» Власов Андрей Андреевич, ни кто-либо из высших руководителей различных административных образований, устроенных немцами на территориях России, захваченных ими в ходе войны.

Да что там говорить об этих руководителях! Такого себе позволить не мог ни один из союзников Германии — ни словацкий вождь пастор Йозеф Тисо, ни хорватский «поглавник» Анте Павелич, ни румынский «кондукаторул» маршал Ион Антонеску, ни венгерский регент адмирал Миклаш Хорти, ни норвежский глава Гуннур Квислинг, ни болгарский царь Борис. Сам «дуче» Италии Бенито Муссолини не мог себе такого позволить.

А вот Бронислав Владиславович Каминьский смог.

* * *

Нацисты такого не забывали и не прощали. Можно предположить, что уже тогда какого-то там «унтерменша», «русского недочеловека», «обер-бургомистра» вычеркнули из жизни власть предержащие «тысячелетнего рейха». И теперь время для Каминьского начало свой обратный отсчет.

Хотя, скорее всего, этот обратный отсчет для Бронислава Владиславовича Каминьского начался тогда, когда он, будучи уже во главе «Локотской Республики», убил своего первого коммуниста, первого «партизана»-диверсанта, первого работника НКВД. Страшная формула: «убиваешь коммуниста, а погибает — русский!» — уже давно начала разъедать душу Бронислава Владиславовича Каминьского, так же как и души его подчиненных, его солдат, его офицеров. И чем больше они убивали коммунистов, тем больше на Руси гибло русских, тем слабее становилась Россия. К сожалению, они этого не понимали. Это вообще трудно понять.

* * *

Еще один случай, который ярко характеризует своеобразие взаимоотношений жителей «Локотской Республики» и бойцов Русской Освободительной Народной Армии, с одной стороны, и «фашистских оккупантов» (в данном случае — венгров) — с другой стороны, произошел за год до случая с расстрелом двух германских военнослужащих. В 1942 году в поселке Брасово, том самом, до Октября принадлежавшем царской фамилии, был расквартирован 102-й полк 10-й венгерской легкопехотной дивизии. Дивизия была разбросана по всей территории «Локотской Республики» в качестве охранного соединения и выступала в аити партизанских операциях Русской Освободительной Народной Армии как резерв. Последний резерв на крайний случай. Венгры, то ли от безделья, то ли возомнив себя суперменами посреди какой-нибудь там Танганьики, начали безобразничать. Во всех войсках всех стран мира «начали безобразничать» всегда означает одно и то же. И проявляется одинаково.

Пьянка, дебош, женщины, насилие над ними.

Ответ «локотчан» на эти безобразия был быстрым, однозначным и резким. Уж чего-чего, а драться русский мужик умеет. Тут тебе никакое «кун-фу» не поможет.

Когда венгры поняли (а им это быстро и ясно дали понять, очень быстро и очень ясно), что против русских, этих «crazy Russians», они, мягко говоря, не тянут, то они попытались вести себя в этой «гнилой» ситуации как оккупанты. То есть схватились за оружие.

Это была вторая ошибка, которую они совершили тем жарким летом 1942 года.

Потому что «локотчане» тоже схватились за оружие. Началась пальба, которая очень быстро утихла, потому что в это уже нешуточное дело оперативно вмешались командир венгерского полка и сам обер-бургомистр Каминьский. Так как в жилах Бронислава Каминьского текла польская и немецкая кровь — кровь рыцарей и поэтов, а за плечами у него было пять жестоких, по «красному» да «шерстяному беспределу» лет «советской зоны», которой и не нюхал венгерский полковник, то инцидент был улажен быстро, венгры принесли свои извинения, которые были угрюмо приняты. И обещали, что они больше не будут.

Они действительно больше себя так не вели, сразу став цивилизованными, галантными и обходительными.

Следует отметить, что с германскими военнослужащими из состава боевой группы 216-й пехотной дивизии, которая была расквартирована практически тут же в окрестностях Локотя, подобных инцидентов не было ни разу.

Немцы просто не давали повода. Они не безобразничали.

* * *

Первым делом в появившейся на свет «Локотской Республике» сбылась давнишняя, более чем десятилетняя мечта каждого простого «подсоветского» сельского человека: волостная управа ликвидировала ненавистные «до скрежета зубовного» колхозы. При этом имущество, инвентарь были розданы поровну (в зависимости от количества едоков в семье) крестьянам. Таким же образом была разделена между крестьянскими семьями земля колхозов. Ранее отнятое, конфискованное «товарищами» во времена коллективизации и позже имущество было все возвращено его бывшим владельцам или членам их семей. Это происходило в строгом соответствии с указом обер-бургомистра «Особого Локотского Округа» Бронислава Владиславовича Каминьского № 185 от 23 июня 1942 года «О восстановлении справедливости в отношении раскулаченных». Это первый и единственный документ подобного рода, который вышел на территории России после пресловутого Октября 1917 года. Ни до, ни после ни документа такого, ни самой реституции в России не было. В соответствии с этим указом все имущество, которое было отнято, конфисковано, национализировано у бывших его владельцев, теперь возвращалось им безвозмездно. А если к этому времени какое-либо имущество было утрачено, то бывшему владельцу выплачивалась соответствующая компенсация.

Одновременно наделялись земельными наделами, позволявшими за счет бывшей колхозной собственности вести подсобное хозяйство, все семьи: бойцов «народного ополчения» (рот самоохраны), «народной армии» (народной милиции), «полиции порядка» (городской полиции);

сотрудников администрации, а также всех учреждений «Локотской Республики» (врачи, учителя, работники заводов, фабрик, мастерских, социальных домов для детей-сирот и для престарелых, коллективы театров, клубов и т.д. и т.п.);

беднейшие категории населения, ежемесячный доход которых составлял менее 250 рублей.

Были установлены налоги, которыми облагалась каждая семья, при этом размер этих налогов был не грабительский, как при советской власти, а разумный, дающий возможность жить по-человечески. Более того, от налогов освобождались все инвалиды и престарелые, люди, жившие в поселках городского типа, т.е. не имевшие скота и огорода, а также работники с маленькой зарплатой. Такой считалась зарплата менее 250 советских рублей в месяц. Даже с учетом инфляции на оккупированных территориях эта сумма была баснословной для соотечественников, оставшихся на советской территории за линией фронта.

Помимо органов власти (Волостной Управы и Волостного Суда, над которыми развевался собственный флаг «Локотской Республики» — бело-сине-красный триколор с серебряным Георгием Победоносцем в центре флага на красном щитке) в Локоте открылись школы, больница, фельдшерские пункты, театр. Начала издаваться регулярная ежедневная газета «Голос народа» с тиражом, достигавшим нескольких десятков тысяч экземпляров, пользовавшаяся большой популярностью на территории «Локотской Республики» и ставшая своего рода официальным правительственным рупором, официальным изданием «Локотской Республики». Вновь зазвонили колокола открытых Храмов Божиих, опять начали совершаться в них службы, требы, таинства. Короче, жизнь в столице «Локотской Республики» забила ключом, такого оживления и расцвета творческой и интеллектуальной жизни, такого подъема Локоть еще никогда не видел в своей истории: ни до сорок первого года, ни после лета сорок третьего — «освобождения от немецко-фашистских захватчиков». Быстро стали восстанавливаться крупные промышленные предприятия, которые Красная Армия при своем поспешном отступлении все же успела уничтожить: Севский сушильный, Локотский кожевенный, Дерюгинский сахарный, Локотский спиртзавод, Лопандинский сахарный. Во всех без исключения районных центрах «Локотской Республики», а также крупных, по местным масштабам, городах — Локоте, Брасове, Суземках, Комаричах, Севске, Дмитровск-Орловском, Дмитриев-Льговском, Трубчевске, Карачеве, Клинцах, Почепе — были открыты для населения сапожные, слесарные, колесные, валяльные, шорные, бондарные мастерские.

Простое население Брянщины и Орловщины, ставшее населением «Особого Локотского Округа» — «Локотской Республики», не осталось безучастным ко всему происходящему: люди в массовом количестве записывались в отряды народной милиции и сельские отряды народного ополчения, тем более что на дорогах и в окрестных лесах разбойничали дезертиры, уголовники, большое количество бывших красноармейцев из числа окруженцев, а также специально засланные НКВД и НКГБ партийно-чекистские группы, призванные в недалеком будущем стать костяком, ядром вновь сформированных партизанских отрядов.

Помимо этого вновь, в короткие сроки, ударными темпами (будь он неладен, этот советский штамп!) запустили маслозавод, спиртзавод и при нем кузницу и ремонтно-слесарные мастерские, выполнявшие также и военные заказы. Организовали и открыли многочисленные ремонтные и производственные мастерские (все — частные). Организовали детдом для сирот, чьи родители погибли от рук «партизан»-диверсантов, засылаемых с советской территории (количество детей в котором, к сожалению, со временем только росло, так как коммунисты из спецотрядов НКВД, так называемых «партизан», вырезали семьи «локотчан» под корень, ни щадя ни женщин, ни стариков). Начало население самоорганизовываться и в политическом отношении. Уже 25 ноября 194! года в Локоте был опубликован манифест Народной Социалистической партии России «Витязь» («Викинг»). Типографское оборудование, которое при отступлении Красной Армии должно было быть или эвакуировано из Локотя, или же уничтожено, было спасено от эвакуации отважным работником типографии Бояровым. В самом названии партии, похоже, чувствовались влияние опытных подпольщиков и повстанцев, но в то же время — русских, старорусских интеллигентов Воскобойника и Каминьского с их традиционным историческим воспитанием и старорусскими воззрениями на варяжское происхождение русской государственности, и объяснение, таким образом, как уживается русский патриотизм властей «Локотской Республики» с фактом частичной германской оккупации территории этой «Республики». Что и говорить, ведь в крови германцев тоже течет кровь варягов. Получается своего рода историческая преемственность. Начиналась Русь с приглашения варягов, и возродится Русь через пришествие и очищение при помощи новых «варягов».

В манифесте также подчеркивалась преемственность партии с предыдущей борьбой с коммунистами и ее связь с предыдущими поколениями борцов против коммунистов, так как в нем утверждалось, что: «партия создана в подполье сибирских концентрационных лагерей». Эта фраза из манифеста, скорее всего, выстрадана самими Воскобойником и Каминьским во время их «путешествия по ГУЛАГу», продолжавшегося несколько лет. Всего программа Народной Социалистической партии России «Витязь» («Викинг») имела 12 пунктов, среди которых одними из главных были провозглашены свобода вероисповедания и свобода отправления культов, поддержка православия, свобода частного предпринимательства и создание условий для процветания мирного труда. Кроме того, существовали следующие принципы:

- леса, недра, железные дороги, крупные предприятия остаются в собственности государства;

- пахотная земля бесплатно передается крестьянам в вечное пользование, с правом аренды и обмена (но без права продажи, чтобы исключить спекуляцию землей, обезземеливание крестьян и создание класса «кулаков»);

- приусадебные участки бесплатно передаются их хозяевам с правом наследования и обмена.

- Помимо этого, в манифесте, среди прочих пунктов, были объявлены:

- амнистия всем коммунистам и комсомольцам, но с обязательным условием, что они возьмутся за оружие, чтобы бороться с советской властью — «со сталинским режимом»;

- беспощадная борьба с евреями и комиссарами.Этот последний пункт, включенный, вписанный в манифест, это требование беспощадной борьбы с евреями, несомненно, было переписано, позаимствовано у нацистов. Потому что, пусть даже большинство руководящей верхушки российских коммунистов и большевиков и составляли евреи, требование беспощадной борьбы со всеми евреями выходило за рамки понятий о порядочности тех, кто его вписал в манифест. Нельзя оставаться порядочным, интеллигентным человеком, да еще и претендовать на звание русского интеллигента и требовать беспощадной борьбы со всеми евреями.

А эти строки из манифеста не были только строками. Они быстро претворялись в жизнь на территории «Локотской Республики», обретая железобетонную силу неписаного закона. В определенной степени этому способствовала и пресса, в частности официальный печатный орган «Локотской Республики» — газета «Голос народа», допускавшая публикацию антисемитских статеек. Официально были запрещены браки между евреями и не евреями. Уже существовавшие браки можно было легко расторгнуть по письменному заявлению одной из сторон. Это в то время, когда на территории «Локотской Республики» разводы были вообще запрещены «в целях укрепления семьи» и разрешались лишь «в исключительных, отдельных случаях специальным решением руководства «Округа». В некоторых районах отмечались отдельные случаи расстрела проживавших на территории «Локотской Республики» евреев по надуманным обвинениям в «пособничестве бандитам-коммунистам». В этом неоднократно был уличен начальник «полиции порядка» Суземского района Прудников.

И вышеописанный случай с Макаровой-Гинзбург являлся, скорее, исключением, которое подтверждает правило. И уже одно это метило «дьявольской меткой» действительно благородное дело восстановления национальной России Воскобойником, Каминьским и их соратниками. Православный русский не может быть антисемитом. Точно так же, как и антисемит не может претендовать на звание православного человека, а значит, и русского человека.

Создатели манифеста на эту «мелочь» (а дьявол — он всегда сидит в мелочах, в деталях) должного внимания не обратили. А зря.

Все же опубликованный манифест НСПР «В» («В») стал первым документом Русского Освободительного Движения, ясно и четко оформлявшим положения государстве иного устройства России, государства Российского без коммунистов. И опубликован он был задолго до публикации «Смоленского воззвания» генерала Власова.

Манифест широко распространялся в Орловской, Курской, Черниговской и Смоленской областях Великороссии.

Известна фраза Воскобойника, которой он напутствовал одну из пропагандистских групп своих работников (они активно рассылались им не только по территории «Округа», но и по близлежащим областям России, находившимся к тому времени также под властью германского оружия): «Не забудьте, что мы работаем не для одного Брасовского района, а в масштабе всей России. История нас не забудет!»

Эта фраза говорит о многом. И о том, что с самого начала возобновления своей активной борьбы против государства рабочих и крестьян руководители «Локотской Республики» Константин Павлович Воскобойник и Бронислав Владиславович Каминьский поставили перед собой задачу не достижения «местечковой самостийности», не создания для себя и своих единомышленников жирного и сладкого местечка, где можно построить свой собственный раек и отсиживаться за спиной германской армии, пережидая войну и сколотив себе при этом банду — кодлу из местных. С самого начала русские патриоты Воскобойник и Каминьский поставили перед собой цель создания общероссийской организации, призванной стать консолидирующим началом, ядром, вокруг которого будут объединяться все здоровые русские силы. Силы, отвергающие коммунизм и ставящие перед собой задачу возрождения сильной, независимой национальной России, основанной на тех принципах, на которых когда-то, в 1613 году, родилась единая Россия, родилась единая Русская Идея.

И еще об одном говорит эта фраза. Воскобойник и Каминьский были прагматиками. Они четко понимали истинное положение вещей. Они не замахивались, подобно генералам Понеделину, Лукину и Власову (двое из которых в это самое время были еще активными советскими генералами, отчаянно и талантливо воюющими с германским Вермахтом: Лукин — под Вязьмой, Власов — под Киевом, а затем, выйдя через два с половиной месяца блуждания по германским тылам к «своим», и под Москвой), на то, чтобы сначала германские власти признали их в качестве высокой договаривающейся стороны, равноправного союзника. А потом они уже в качестве руководителей, возглавляющих правительство этого самого равноправного союзника, объявят о начале всеобщей борьбы «всего русского народа» против кремлевской верхушки. Воскобойник и Каминьский четко понимали и ясно осознавали, что для того, чтобы стать равноправным союзником, им надо стать на деле, а не на бумаге. Для этого надо в первую очередь организовать собственную реальную военную силу. Идет война, и в первую очередь говорят пушки, — все остальное помалкивает. Военную силу, опирающуюся не на германские штыки и германское снабжение (хотя это вроде бы самый простой и надежный путь), а на инфраструктуру, созданную ими на отданной под их контроль территории. На этой территории будет русская военная сила, опирающаяся на русский народ этой территории, потому что она защищает этот народ. Эта военная сила не будет зависеть от поставок оружия или снабжения от германских властей, так как снабжаться будет с той территории, которую она будет контролировать. И не путем ограбления народа, а путем налаживания хозяйства, путем грамотного и гибкого хозяйствования, путем сочетания обеспечения чаяний народа и требований функционирования государственного аппарата этой территории. Только в этом случае народ будет поддерживать эту военную силу, только в этом случае она станет для него родной армией, мощной военной силой, которая сможет смело претендовать на звание равноправного союзника германского Вермахта в ее борьбе против кремлевской гидры.

Это был единственный реальный путь восстановления и возрождения сильной и независимой национальной России и освобождения ее от продолжавшегося несколько десятилетий коммунистического владычества.

Именно этим путем пошли и повели за собой народ Локотщины Константин Павлович Воскобойник и Бронислав Владиславович Каминьский.

Другое дело, нацистские руководители жестко следили за тем, чтобы местные марионетки не выходили из-под контроля и четко следовали тому курсу, который был им определен. Даже такой небольшой, но очень показательный факт.

Разрешив на территории Локотского самоуправления создание НСПР «В» («В»), представители местного германского командования сначала даже не известили об этом Берлин, так как ясно и отчетливо понимали, что если об этом узнают там, то на этом история партии, скорее всего, и закончится. Более того, несмотря на посылки Воскобойником многочисленных активистов НСПР «В» («В») в другие области России — на Смоленщину, в Черниговскую, Сумскую, Курскую, другие районы Орловской области, — там развернуться им с агитацией и пропагандой партийных идей не дали, и ни одно отделение партии за пределами Локотщины так и не было создано.

По сути, это была неравная игра с заведомо более сильным и непорядочным соперником. У Воскобойни-ка и Каминьского был только один шанс из миллиона, что им удастся выиграть свою игру, довести ее до победы, — это чтобы Германия с помощью Воскобойников и  Каминьских  все-таки  победила  в  войне   против СССР, но при этом была бы так ослаблена, что уже не смогла бы противостоять окрепшим русским национальным антикоммунистическим силам. Это был очень и очень призрачный шанс.

* * *

Тем более что нельзя делать святое дело грязными, запачканными руками.