«Я призываю проповедовать, а не убивать»
«Я призываю проповедовать, а не убивать»
— Кто вы по профессии? Где учились?
— Литератор. Я никогда не говорю, что закончила, зато хорошо помню, у кого я училась. Объясню почему. Когда вышла первая моя книга «Держатель знака» — это про Гражданскую войну, — то я, как порядочный человек, три экземпляра отправила с гонцом в деканат, а оттуда ни ответа, ни привета, ни спасибо. Ладно, раз я — не часть истории этого вуза, то и он — не часть моей биографии. А вот училась я у Кобрина и Пуришева.
— Елена Петровна, поясните для наших читателей.
— Борис Иванович Пуришев — это один из наших самых маститых специалистов по литературе европейского Средневековья. Владимир Борисович Кобрин — один из ведущих историков по эпохе Ивана Грозного.
— Диплом на какую тему писали? О Средневековье?
— Я — двоечник. Знаете, как сказал Ремарк, «своим продвижением вперед мир обязан плохим ученикам». Диплом про Николая Гумилева мне запретили писать. Был еще конец Советской власти. Ни о ком другом я писать не желала, так что пришлось сдавать госэкзамены.
— Любите Ремарка?
— Ремарк — писатель, любимый в отрочестве. Им надо переболеть. Отроческий возраст очень экзистенциален. Когда взрослеешь, хочется чего-то созидательного.
— Часто приходится бывать за границей? И где?
— Ну, уж во Франции-то бывала не единожды. Друзей у меня там много, в том числе среди католиков-традиционалистов, их еще называют лефевристами. Тут важно не путать, современный католицизм, или неокатолицизм — это совсем другая песня. То явление, от лица коего говорил Иоанн Павел Второй, а теперь вот Ратцингер заговорил, это, чтобы было понятно, такая «попса» от католицизма. А я говорю о настоящих католиках, которые практикуют старинный католицизм, тот, что нашему читателю по романам знаком. Вот среди традиционного католического духовенства, которое возглавил в свое время архиепископ Лефевр, у меня много знакомых. Они, конечно, еще и роялисты. Я знакома даже с монсеньором Бернаром Тиссье де Маллере, о котором в романе упоминается. Он мне назначал аудиенцию 8 марта 1991 года в Сан Николя дю Шардонне, недалеко от Ситэ. Это храм, который традиционалисты отбили у неокатоликов. Просто вышвырнули оттуда их кюре на помойку. Потом держали оборону от властей в этой старой церкви, спали и жили там. Этот разговор с человеком-легендой на меня, конечно, произвел большое впечатление. Тогда был пик лефевризма. Так что я не понаслышке знаю все, что в моей книге описано — быт настоящих католиков, старую мессу.
— Вас влечет к себе Православная культура?
— Сейчас в России существуют две культуры. Об этом я писала в своем эссе «Время Бандар-Логов» для журнала «Главная тема». Бандар-Логи — это постмодернисты. Их культуре противостоит та, что унаследовала Православную традицию. Покуда они существуют параллельно, не соприкасаясь. Но это положение временное. Люди и Бандар-Логи не могут долго сосуществовать. Они мешают друг другу. Кто-то кого-то должен перебороть.
— Верите в религиозное возрождение России?
— Без религиозного возрождения никакой национальный подъем не возможен. Но когда речь заходит об искусстве, это понимание куда-то исчезает. Больше того, создается безрадостное впечатление, что наш литературный процесс поощряется и премируется каким-нибудь ЦРУ. Всякий литератор, не отвечающий вполне конкретным пораженческим установкам, волен пробиваться цветочком через асфальт. Почему, например, телевидение отчаянно популяризирует Акунина, хоть себе в убыток, а существование Юлии Вознесенской намертво замалчивает? Я, например, знаю, что есть хорошие кинематографисты, которые очень хотят ставить фильмы по Вознесенской. Им денег не дают.
— За судьбу своего романа «Мечеть Парижской Богоматери» очень переживаете?
— Очень. Я и сейчас вся на нервах. Я почти до последнего момента не ставила информации о книге даже на свой сайт. Боялась. Происламское лобби забрало очень большое влияние. Все эти евразийцы, нормовцы… Их гласная концепция: давайте соединимся, пусть Россия примкнет к Азии и победит Америку. Да победит, кто спорит, но тогда не будет России. Будет некоторое количество белокурых и голубоглазеньких азиатов. На самом-то деле им это превосходно ясно, но они хотят, чтобы мы не понимали. Думаю, они бы могли нажать на какие-то рычаги, чтобы сорвать издание книги.
— Святой православный князь Александр Ярославич Невский дал в свое время отпор белокурым «псам-рыцарям».
— Ну, едва ли стоит путать церковную канонизацию со сталинской пропагандой. То, что Невский канонизирован за борьбу с католической экспансией — мифология. Он канонизирован за свою человеческую праведность. А тевтоны были просто тогдашними «отморозками». Русские вели с ними боевые действия против тевтонского ордена в том числе и совместно с поляками, католиками, между прочим. А для пропагандных целей нам сегодня нужен прежде всего не Александр Невский, а Дмитрий Донской. Россия европейская страна — в силу принадлежности к христианской цивилизации. Все войны между православными и католиками хуже, чем ужасны — они неправильны. Христианская цивилизация вообще единственный двигатель прогресса. Остальные — либо паразитарны, либо стагнируют.
— Как вы относитесь к Фридриху Ницше?
— Им, как и Ремарком, надо переболеть между детством и юностью. В «Держателе Знака» у меня один юный герой попадает из-за своего увлечения Ницше в довольно глупое положение. После этого он взрослеет.
— «Если ислам презирает христианство, то он тысячу раз прав: предпосылка ислама — мужчины…». Это Ницше сказал. В «Антихристе» (или в другом переводе «Антихристианин»), который имеет подзаголовок «Проклятие христианству».
— Ислам — это религия рабов, потому что мусульманская женщина — рабыня мужчины, а рабыня может рожать только рабов. Раб — человек лишенный чести. Нет у них чести. У меня был хороший научный консультант по исламу, когда я писала «Мечеть», он, правда, предпочел, чтобы я его не называла.
— Почему же ваш консультант не сказал, что в Коране кафирами, т. е. «неверными» (кафир би намат ал-Лах) называют не атеистов, не тех, кто вообще не верит в Бога, а тех, кто не испытывает к Нему признательности, кто не может не понимать, чем обязан Господу, не желает Его чтить, проявляя упрямство и неблагодарность?
— Это их примочки, их игрушки. Во время работы над «Мечетью» мой консультант мне говорил: у мусульман нет внутренней чести. Для них главное — показ лица. Если нет свидетелей, то нет и позора. Словом, налицо отрицание христианского принципа: позор — это внутреннее чувство. А кафиры для них — мы все, что б там ни говорилось на экуменических игрищах и евразийских тусовках.
— Следовательно, главного врага вы видите в Исламе?
— Время Лоуренсов Аравийских прошло. Зло поменяло акценты. Сейчас главный враг христианства — ислам. Моя позиция однозначна. Ислам — негативная религия. Европа, отрекшаяся от христианских ценностей, отступает под его натиском. Я просто хотела показать, к чему это приведет.
— Желтая опасность вас, значит, пугает куда как меньше?
— Я знаю и про желтую опасность, и про глобалистскую, про многие. Но понимаете, если писать про все опасности сразу, что получится? Про китайцев пусть кто другой пишет, обличать Америку и без меня много желающих. Если выбирать между Кораном и гамбургером, я выбираю гамбургер. Ну, оккупирует нас Америка, это, конечно, будет грустно, но мы опять сочиним анекдоты, самиздат восстановим. Как-нибудь высвободимся, не впервой. Американцам нужны наши недра, а исламской экспансии — души. Единственная правильная позиция христианина по отношению к исламу — это проповедь. Они-то действуют именно таким методом. Скольких уже русских затащили в ислам! Выстоять может только христианин. Благополучному пофигисту не выжить. Все в жизни повторяется. Были римляне, которые ни во что не верили. Комфорт у них был не хуже нашего, а может даже и лучше. Постмодернизм у них был свой. Свои литературные изыски. А потом пришел варвар и зарезал эту высокоэксистенциальную свободную личность в ее собственной ванне-джакузи. Когда образованный человек начинает впадать в комфортное состояние пофигизма, приходит варвар. Сегодняшний варвар — в зеленом. Вам надо, чтоб в Вашей квартире телевизор разбили, окна заставили бы краской замазать?
— Крестовый поход лучше?
— А что вообще плохого в крестовом походе? Неокатолический Папа не был в праве за крестоносцев «извиняться», они не имеют к нему отношения. Традиционный католицизм от них не отречется никогда. Детский журнальчик у лефевристов называется «Крестоносец». Моя любимая фигура, применительно к эпохе Крестовых походов, Бодуэн IV Иерусалимский. Чудо вообще! Неизлечимо больной 15-летний мальчик, которого несли на носилках впереди войска, когда он уже на коня сесть не мог, но пока его хотя бы несли, все битвы христиане выигрывали. А в Европе все были тогда заняты шкурными интересами. Я не знаю, почему Католическая церковь не канонизировала короля Бодуэна.
— А за что бандита канонизировать?
— Он не бандит, а хранитель Гроба Господня. И легитимный король Иерусалима.
— «Крестоносцы позже уничтожали то, перед чем им приличнее было бы лежать во прахе, — культуру, сравнительно с которой даже наш девятнадцатый век является очень бедным, очень „запоздавшим“. — Конечно, они хотели добычи: Восток был богат… Крестовые походы были только пиратством высшего порядка, не более того!» Цитата из того же Ницше.
— У вас либеральный взгляд. Опять Ницше… В походы шли вместе с мужьями знатные дамы, они что, тоже «пиратствовали»? На какие походные лишения они себя обрекали, подумать страшно. Ну в упор не вижу, перед чем это нам было там надо в прахе лежать. Езжайте в любую мусульманскую страну, нетронутую европейской цивилизацией: грязь и дикость и сегодня немыслимые. Давайте обойдемся лучше без Ницше с этими сказками о богатствах Востока.
— Вы правы. Давайте без него. Данте поместил Саладина не в страшный круг ада, где томится сам пророк Мухаммад, а в первый круг добродетельных нехристиан. В компанию с античными мудрецами: Сократом, Платоном, Авиценной и Аверроэсом. А вот книга французского историка Альбера Шамдора (Albert Champdor) «Саладин. Благородный герой ислама» (Saladin, Le plus pur h?ros de L’Islam). В ней приводятся свидетельства порядочности и обходительности Саладина. Эти качества суфия-полководца особенно заметны на фоне вероломства и бессмысленной жестокости христианских королей.
— Многие свидетельствуют, что Саладин был не без обаяния и красивых жестов. Но его человеческие качества ничего не меняют. А названного историка я не читала.
— Биография этого самого знаменитого курда издана в Париже в 1956 году и недавно переведена у нас. Автор — беллетрист Шамдор — был очень известен в Европе рассказами о египетской Книге мертвых, об археологии Пальмиры и Вавилона, о жизни Екатерины Сиенской. Биографа Салах-ад-дина нельзя заподозрить в симпатии к исламу. На многих страницах он называет мусульман «неверными», а самого Аллаха — «проклятым богом мусульман». У него очевидные католические пристрастия. Однако, несмотря на неприятие ислама, ему стыдно за нехристианское поведение как английского Ричарда Львиное Сердце, так и французского Филиппа-Августа. Этих западных варваров…
— Да не были они варварами! Еще скажите, что они баню с Востока вывезли! Вот смеху-то будет! Еще Карл Великий по утрам час плавал в бассейне, а потом парился в бане! И бороду брил. Римская культура! Средневековье у нас ошельмовано, как не знаю что! Это все мифы про упадок нравов, медицины, гигиены. Это случилось позже. Виноват Ренессанс. Понимаете, в Средневековье люди были вполне чистенькие и культурные. И образованные.
— Дочь Ярослава Мудрого Анна, отданная замуж за француза, очень сильно страдала от бескультурья и безграмотности рыцарского окружения, а также от вони и парижской грязи.
— Несчастья этой женщины сильно преувеличены. У нас было немного почище, но и в Париже тоже неплохо. До Ренессанса везде было неплохо в Европе. Вши появились в эпоху Ренессанса!
— А как же прокаженные с колокольчиками, бредущие по дорогам средневековой Европы?
— Проказу не умели лечить, что поделаешь. Колокольчики были нужны не для того, чтобы унизить больных, а чтоб не заразить здоровых. Кроме колокольчиков у прокаженного была еще миска — и она не пустовала. А Ренессанс к проказе добавил сифилис.
— Может быть, Чечня дала какой-то импульс для вашего романа?
— Безусловно. Но это, видимо, долго вызревало в подсознании. «Мечеть» меня шарахнула в начале 2004-го. Я даже о современности никогда не писала, а тут вдруг о будущем. Я мирно сидела себе, роман о шуанах писала потихоньку, доказывала Гюго, что он негодяй, а Бальзаку, что он дурень. Все было тихо и хорошо. И вдруг на тебе! Сначала возникла просто картинка, как в кино: молодой парень, надевший для маскировки паранджу, идет по Елисейским Полям. А вокруг — паранджи, паранджи, но уже не маскировочные. Куда он идет, зачем? Ну и пошло-поехало, шуаны побоку, потом только к ним вернулась. Если бы я не написала «Мечеть», то я бы лопнула. Это было ужасно — никогда так быстро я книги не пишу. Обычно мне нужно более года. А тут пять месяцев бешеной работы — и книга готова.
— Образ главной героини?
— Отчасти он списан с итальянской журналистки Орианы Фаллачи. Слава Богу, сейчас ее немного знают у нас, после выхода книги-проповеди «Ярость и гордость», а тогда совсем не знали. Но в 2048 году такая женщина уже не стала бы проповедовать — какой смысл? Поэтому у моей Софии в руках «Калашников», в отличие от Орианы, чье оружие — перо.
— Пророк сказал: «Разнообразие взглядов есть милосердие Аллаха». Сравните. «Потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и не многие находят их» (Евангелие от Матфея 7, 14).
— Покажут нам в 48 году, почем разнообразие взглядов. Талибы не в честь ли разнообразия взглядов скальные статуи уничтожили? Крест может защитить себя от полумесяца в XXI веке. Но толерантность не станет бороться с полумесяцем, она просто уступит ему все, что не она наживала. Я очень далека от толерантности, но призываю проповедовать, а не убивать. Пока не поздно.
Игорь Буккер
Правда. ру