«Панмонголизм»: имя дико и слух не ласкает
«Панмонголизм»: имя дико и слух не ласкает
«Монгол» С. Бодрова попал в число фильмов, претендующих на премию «Оскар» в номинации «Лучший иностранный фильм». «Монгол» — уже не первый фильм этого режиссера, посвященный личности и биографии Чингизхана, вождя всех монгол и монгольского бога. И даже не второй.
Кто кого переосмысливает?
Не успела оформиться идея этой статьи, как посыпались возражения. Зачем вообще лезть с моралью в область чистого искусства и эстетики, зачем подступаться к азиатской, далекой и непостижимой, инопланетной почти ментальности с европейскими мерками? Зачем вообще судить и осуждать? Запад он есть Запад, Восток есть Восток, друг друга им не понять, и так далее. И к этим возражениям вполне можно было бы прислушаться, как к вполне справедливым, когда б ознакомление с многочисленными интервью ни убедило, что дело обстоит строго наоборот: режиссер желает пересмотреть нашу систему ценностей, руководствуясь азиатскими понятиями, может статься, и замечательно прекрасными, но решительно для нас в нашей стране чужими. Когда подобное намеренье подпирается мощным бюджетом, его становится сложно воспринять как ненавязчивое чириканье и творческую прихоть.
Режиссер откровенно сетует на то, что в наших учебниках Чингизхан предстает «пугалом» и «великим злодеем», каким-то просто «оккупантом», между тем как мы на самом деле не видали от знаменитого полководца, а особливо от его внука Батыя ничего, кроме добра. Странное добро, если припомнить, что до ига Русь опережала другие европейские страны по ремеслам и технологиям, а после него изрядно от них отстала. Первая домна у нас появилась на сто с лишним лет позже, чем у соседей. Но, право, чувствуешь себя немного глупо, будучи вынуждена к повторению прописных истин, несомненно, с блеском опровергаемых лихими построениями альтернативной науки.
Наши князья — не «собаки»!
«Я много изучил материалов об этом, — говорит режиссер, — со многими учеными общался и убежден, что версия о России, отброшенной назад, неверна. На самом деле Россия была тогда обречена — разрозненное государство, где князья грызлись между собой, как собаки. Худшими врагами русских были сами русские».
Расстановка акцентов впечатляет. Русские князья в усобицах для С. Бодрова «собаки», между тем, как Темуджин (молодой Чингизхан), пошедший против своего «названного брата Джамухи», являет не собачью свару, а высокий эпос. Почему? Потому, что при этом больше народу перебили, что ли?
Похвально, конечно, «изучить много материалов» о России. Но прежде, чем говорить об ее «обреченности», стоило, быть может, изучить также хоть немного материалов и о других европейских странах? Только ли русские князья такие вот «собаки»? В том же XIII веке во Франции не утихали баронские войны, до того основательно не утихали, что по их ведению оформились свои правила и законы, всякий там «мир Господень», запрещающий воевать с пятницы по понедельник и пр. Ну и что, погибла Франция без монголов? Если бы. Раньше нас превосходно оформилась в централизованное государство. Феодальная раздробленность — дело естественное, хоть и неприятное, это нечто вроде переходного возраста у человека. Обычно в этот период действительно ослабляется военная мощь, но зато развивается культура. На Руси в период раздробленности культура не просто развивалась, она взлетала. И мы, между нашими усобицами почитывавшие Гомера и Аристотеля, превосходно бы обошлись без варваров, свалившихся нам на голову для нашего-де блага. Не надо нам такого блага, спасибо.
Труды иноков — на свалку истории?
Помимо расчетов «выгодно-невыгодно», есть же еще такая вещь, как историческая память. Сколь бы давно ни была пролита кровь наших предков, она остается пролитой кровью. Каждый раз, пренебрежительно относясь к страданиям, испытанным предками много столетий назад, мы выражаем готовность к тому, что наши праправнуки чихнут на Великую Отечественную. Так что же думает режиссер С. Бодров о доблестном Козельске, стертом с лица земли и посыпанном солью? Что скажет о наших воинах, которых заживо давили пиршественным помостом? Режиссер разбирается с проблемой на диво просто — все это преувеличения и вообще враньё.
«Когда начинаешь разбираться, понимаешь, что историю делали переписчики — каждый переписчик что-то вставлял, добавлял, убирал, и все это еще в зависимости от времени». В сухом остатке: русским летописцам верить нельзя, а «достоверный источник» — это монгольский фольклор. А кто же эти не заслуживающие доверия «переписчики»? Всего лишь ученые монахи, часами трудившиеся в своих скрипториях. Хорошо, договорились: перестаем рассматривать труды русских монахов качестве источника информации! Вот только незадача, если извлечь монашеские труды-послушания из исторической науки, мы столкнемся с почти полным отсутствием русской истории. Ну не так, конечно, чтобы совсем с нулем, например, «Слово о полку Игореве», вполне возможно, было написано мирянином, так что подробное описание одной незначительной стычки с половцами у нас все-таки будет. Но по части прочих событий, да чтобы с хронологией, станет ой как пустовато. Поэтому не стоит торопиться морщить нос на иноческие труды.
О политкорректности Чингизхана
«Чингизхан был широкий, открытый по тем временам человек, да и по сегодняшним тоже».
Что же это сильно-сильно напоминает? Рассказы о дедушке Ленине, не иначе. Не только стилистикой, но и степенью правдивости.
«Щедр он (Чингизхан. — Прим. Е.Ч.) был, веротерпим, в мире вообще нет другой такой фигуры: император огромной империи, от Тихого океана до Дуная — веротерпим».
А вот это уже большая-пребольшая фактическая ошибка! Чингизхан — отнюдь не единственный амбициозный завоеватель, проявлявший «веротерпимость». Александр Македонский проявлял ее не в меньшей степени, Бонапарт посещал в Египте мечети. Ну и что? От этого они не перестали оба быть личностями маниакального склада, громоздящими горы трупов ради достижения химеры — империи об один день, обреченной пасть во прах вскоре после смерти завоевателя. Чингизхану повезло больше, Бонапарт свою вообще пережил. Но зато Чингиз и хуже Македонского с Бонапартом вместе взятых: македонцы были хотя бы не бескультурней персов, французы хотя бы не безграмотней испанцев. Чингизхан же был цивилизационно ниже всех, кого покорял: смешно даже сравнивать тогдашних монгол с тогдашними же китайцами.
Настоящая Империя растет постепенно и только на дрожжах цивилизационной миссии. Какое же безумие побуждает нынешних пантюркистов вопреки любой логике утверждать, будто победа кочевого народа над оседлым может хоть что-то полезное принести последнему?
Да и не стоит преувеличивать монгольскую веротерпимость. «Знайте же, что уже пять монастырей и две кустодии братьев наших полностью уничтожены», — пишет из Польши францисканец Иордан. «Убитые монахи, монахини, проповедники, принявшие горестную смерть, ставшие мучениками во имя Христа, приобщаются, как мы думаем, к вечному блаженству», — вторит ему монах из венгерского монастыря Святой Марии. «К гробницам святым привязывают они коней своих, мощи святые бросают на съедение зверям», — сетует аббат из Кельна. Но режиссера интересуют несколько иные религиозные аспекты.
«Мы сначала получили благословение шамана, — делится он. — Я уверен, что, имея дело с другой культурой, важно соблюдать ее обычаи и традиции».
Что ж, давайте, запихнем куда подальше наше собственное нравственное мерило и будет «бережны» не только с монголами, боготворящими Чингизхана, но и с французами, боготворящими Бонапарта. (Это не натяжка, быть может, кто-то не знает, что во Франции запрещено называть «Наполеонами» домашних животных? Вопиюще же культовый вид его захоронения бросается в глаза.) Вот только такой «бережностью» мы предаем наших предков, погибших на Калке и на Бородинском поле. Может, стоит уважать прежде всего их, давших нам жизнь?
За всю христианскую историю страны слава русского оружия была исключительно оборонительной или миротворческой.
А давайте поскребем татарина!
Так и слышатся новые возражения. История-де России это не только история русских, защитников и замирителей, но и история, например, татар, когда-то приведенных сюда чингизидами, а теперь давно уже живущих здесь. Так-то оно так, но мирное наше сосуществование с татарами установилось уже после того, как они перестали видеть в нас оседлую добычу. Не мы подстроились под их захватнические принципы, а они под наши — оборонительные. Так что Куликовскую битву еще никто не отменял.
Но есть и другой момент, весьма интересный. С. Бодров, конечно же, вовсю цитирует поговорку про русского, которого надо скрести до татарина. Куда же без нее. Но любой здешний татарин, равняющий себя не по русской истории, а по Чингизхану, должен сделать одну простую вещь: подойти к зеркалу. Что он там увидит? Скулы, тяготеющие к азиатским, но глаза, разрез которых стремится скорее к европейскому. Цвет их может быть карий, а может серый или зеленоватый. Волосы — часто темно каштановые, но редко — совсем черные, иногда и русые. Кожу — безусловно не коричневую. Если увиденное его не вразумит — пусть съездит в Монголию и сравнит себя с местными жителями. Нас победили язычники Батыя, а мы победили уже Казанское и Астраханское ханства с Крымом. Фактически это разные наши противники. Много воды утекло. Сменилась не только религия. Золотая Орда втянула в себя какие-то еще народности, теперь и не разобрать, какие.
Вот ведь как интересно, сколько ни скреби татарина, а монгол выскребается плохо!
Без сантиментов
Но пересмотр ценностей на этом не закончится, а только начинается.
«У монголов действительно была традиция бросать семьи при отступлении, — повествует режиссер, отразивший эту небезынтересную традицию в одном из эпизодов фильма. — Надо спастись мужикам (курсив мой. — Прим. Е.Ч.) — воинам, солдатам. То есть никаких сантиментов не было, все так делали».
Стало быть, наша русская готовность защищать прежде всего женщин и детей, если ты, конечно, претендуешь называться воином или солдатом — это «сантименты». (О неуместности употребления здесь слова «мужик» — слова самого земледельческого и оседлого, не стоило б и упоминать, но так и видится картинка: этот презренный лапотник глупо жертвует собой, спасая семью от бравого кочевника). Да, традиции монголов впрямь не были сентиментальны. Отец автора этих строк, не только исколесивший, но и перекопавший пустыню Гоби вдоль и поперек, немало рассказывал еще о многих несентиментальных монгольских традициях. Видал он, например, такой овражек под названьем Золотая Люлька. Набитый человеческими костями овражек. Если кто-нибудь в семье заболевал либо просто слишком долго дряхлел, его сажали на особую повозочку и спихивали в этот овраг по хорошо накатанному спуску. Без сантиментов. Лишний кусок должен был достаться «воинам и солдатам, все так делали». Сам отец этого несентиментального свычая не застал, но ученые старшего поколения рассказывали о собаках-людоедах в ошейниках с алыми лентами, что кормились сугубо в этой Люльке. То есть примерно в конце 50-х гг. прошлого века собачкам еще было, кого покушать. Впрочем, и отцу довелось повидать немало всякого. Дерьмо по колено вокруг каждой юрты едва ли назовешь сентиментальным зрелищем.
Может быть, Чингизхан и изумительно «владеет умами монголов спустя 800 лет», да только как-то незаметно, чтобы Монголия сделалась благодаря этому культурным авангардом человечества.
От Чингизхана до Калоева
Итак, после этого фильма наши школьники должны усвоить, что защита слабого, забота о старости, неприкосновенность чужого имущества — все это добродетели не абсолютные, как мы не устаем им втолковывать, а вовсе даже относительные.
А ведь нас, и взрослых-то, и так шатает из стороны в сторону. Посмотрим на дело В. Калоева, завершившееся на днях весьма курьезным образом. Для нас естественно сострадать человеку, переступившему от острого горя последнюю черту — ставшего убийцей. Но вот нормально ли встречать убийцу в аэропорту ликующей толпой с лозунгами «Вы — настоящий человек!» и т. п.? Дальше — больше. В. Калоева назначают заместителем министра строительства в Северной Осетии. И газеты всерьез пишут, что надо помочь человеку «встроиться в гражданское общество», да и виноват-то он только в том, что поступил по какому-то там «адату»! Мы что, совсем обезумели? Мы не живем ни по каким адатам со времен Ярослава Мудрого! Будь швейцарский суд хоть десять раз не прав, делать «назло» швейцарцам убийцу государственным чиновником нельзя.
Продемонстрировать Швейцарии свое возмущение Северная Осетия могла бы иным, достойным, образом. Например, можно было выслать из Северной Осетии всех граждан Швейцарии, запретить оным въезд. (Кстати говоря, такие меры стоило предпринимать до того, как отчаявшийся человек решился на убийство). Пусть их, граждан этих, набралось бы на всю Северную Осетию человек десять, а пощечина все равно бы прозвучала. Но есть различие между пощечиной и плевком, оно называется — цивилизованность. Северная Осетия входит в состав России, и по ней будут судить о нас. Уже судят. Калоев сообщил родственникам, что «швейцарское телевидение целенаправленно формирует негативный образ России». Кто бы говорил.
Мы сами формируем негативный образ России. Киноэпопея «Кочевник» — «Чингизхан» — «Монгол» оказалась «оскароспособна» как раз потому, что соответствует стереотипному представлению о нас как о диких азиатах с раскосыми и жадными очами, желающими немедленно жарить мясо белых братьев. (Можно пари держать, интернациональный по творческому коллективу фильм в прокате пойдет как «русский»…) Как ни примитивно сие звучит, но это в интересах тех, кому не нужна стабильность на старом континенте. «Чистое искусство» кончается там, где начинается многобюджетность.
Бог даст, опасения режиссера, что фильм зато «не поймут» в России, оправдаются, и «пугало из школьных учебников» останется пугалом. Но все же, когда мы, еле выбравшиеся из-под руин перестройки, начинаем играть в «Ворошиловских стрелков», Калоевых и Чингизханов, это свидетельствует о том, что границы Добра и Зла в наших душах опасно размыты. А в таких случаях романтизировать «ценности», альтернативные ценностям правового общества, альтернативные христианской традиции — безответственно и опасно. Когда же мы повзрослеем наконец, когда перестанем идеализировать захватчиков и разрушителей?
Впрочем, как знать, быть может, высказанное выше мнение и впрямь слишком лапидарно. Тогда давайте продолжать в том же духе. Пусть кто-нибудь выделит миллионов так 20 евро на фильм об Адольфе Шикльгрубере, «человеке с интересной судьбой», художнике и мистике, поднявшемся от простого ефрейтора до могущественного фюрера, перед которым содрогнулось полмира. Думается, получится замечательный сценарий! Этого великого завоевателя просто неверно трактуют: ведь «главной целью его походов было желание обеспечить мир своей семье».