Алексей Шорохов НОВАЯ ГОТИКА
Алексей Шорохов НОВАЯ ГОТИКА
ВОЗВРАЩЕНИЕ ФАУСТА
Русскую литературу можно поздравить с новым большим писателем. Если судить о писателе по тому, какие он ставит перед собой задачи и как с ними справляется, в отношении новой повести Игоря Аверьяна "Из глубины багряных туч" ("Москва", №1, 2004) такие слова не будут преувеличением.
И первое, что заставляет задуматься по прочтении повести, это какая-то до сих пор еще непродуманная русскими до конца перемена в иерархии наших отношений с Западом. Ведь уже как минимум полтора последних столетия подлинно культурный Запад смотрит на Россию снизу вверх, то есть именно так, как на протяжении предшествующих полутора веков (начиная с Петра) смотрели на Запад мы.
А вспомнилось об этом вот почему: самое серьезное произведение немецкой литературы второй половины ХХ века, оказавшее к тому же огромное влияние на умы русской интеллигенции, роман Томаса Манна "Доктор Фаустус" — написан, без всякого сомнения, под громадным идейно-образным воздействием "Братьев Карамазовых" Достоевского, вплоть до прямых и даже курьезных перекличек, как, например, в сцене с "немецкими мальчиками", напрямую выведенной из "русских мальчиков" Достоевского. Так вот, если определить вкратце "задание" Игоря Аверьяна в повести "Из глубины багряных туч", то он взялся "переписать" и "переписал" (!) "Доктора Фаустуса". Русской рукой. Без всепроникающей иронии постмодернизма, без культурной усталости Запада, без капитулятивной цитатности как основного художественного приема. Повторюсь, переписал по-русски, то есть серьезно. Даже онемеченных Манном "русских мальчиков" вернул в Россию и усадил перед затухающим костерком в степи чутко и нежно внимать будущему на пороге их большой и страшной жизни.
И думаю, что даже не столько желание вернуть "интернированные" Томасом Манном культурные ценности руководило писателем, сколько совершенно отчетливая и безошибочная художественная интуиция: МЫ СТОИМ НА ПОРОГЕ КАЧЕСТВЕННО ИНОГО ВРЕМЕНИ. Уже даже и не стоим, а вступили — в пределы Нового Средневековья.
То самое "одноразовое средневековье" немецкого фашизма, которое с помощью постмодернистской игры в своем романе пытался осмыслить Томас Манн, сегодня (при помощи военных и информационных технологий) разверзается перед человечеством уже в качестве долговременной перспективы.
Геополитические хозяева Нового Средневековья известны — их безошибочно назовет и афганский дехканин, и сербский пастух, и иракский ювелир. Однако, и Манн, и Аверьян свидетельствуют о другом: О МИСТИЧЕСКОМ ХОЗЯИНЕ Нового Средневековья. Именно его традиционный парфюм со стойким запахом серы, преследующий героя повести, профессора математики Тимакова, становится основным фоном повествования.
Впрочем, появляется этот запах не сразу. И здесь нет ничего нового. Средневековье предельно догматично, в нем в принципе не может быть ничего нового: путь к успеху (богатству, славе, власти) пролегает через смертный грех. Что и становится сделкой с дьяволом. В случае с профессором Тимаковым — это убийство одноклассника, который встал на пути юного провинциального гения в столицу. Всё последующее: слава, признание, гениальные прозрения,— оплачено этой ценой! Наконец, получив всё обещанное "князем тьмы", профессор Тимаков исчезает из своего номера в отеле, оставив по себе только густой запах серы. Куда именно он исчезает, уточнять не хочется.
Разумеется, всё это не сопровождалось мерцанием свечей, вытопленных из сала христианских младенцев, и манускрипты с готической вязью не удостоверялись кровью подписавшегося. Новейшее время может позволить себе обходиться без этой архаики. Тем более, профессору математики. Но сути дела это не меняет.
У профессора Тимакова в повести есть и предшественник, зафрахтованный дьяволом немногим раньше. Это лорд Литтлвуд, тоже математик, профессор, нобелевский лауреат. Как сообщает внучка лорда: "что-то его мучило… я знала, что у него есть какая-то тайна, нехорошая тайна… что-то из молодости". Лорд исчезает в серных парах немногим раньше Тимакова.
Характерна и область творчества обоих — теоретическая математика, пытающаяся овладеть пространством и временем, то есть, по сути, та же средневековая алхимия и кабалистика, разве что приодетая в современный цивилизованный смокинг.
В повести есть восхитительные, удивительно свежие и нежные страницы, посвященные школьной любви Тимакова, его малой родине — священным камням Приазовья, Океану (Морю), и т.д. Всё это, без сомнения, делает ее автора законным правопреемником традиций высокого русского реализма. Однако основной, онтологический нерв повести "Из глубины багряных туч", на мой взгляд, пролегает именно здесь — в предчувствии Нового Средневековья и, соответственно, в реанимации его главных "фаустовских сюжетов": сделке с дьяволом и борьбе с ним же.
В ПЛЕНУ СВОИХ ФОБИЙ
Действие повести Аверьяна происходит на Западе, в английском городке Батсуотере "на берегу Океана", куда "на международный конгресс по синтемологии" съезжаются математики со всего мира. В том числе и основатель этого направления в теоретической математике — наш соотечественник профессор Тимаков. Благодаря тому, что воспоминания профессора Тимакова постоянно переносят его на берега родного Азовского моря, в годы детства и юности, на страницах повести время от времени завязывается хотя и неявный, но довольно напряженный культурный диалог: Запад — Восток. Особую остроту ему добавляет социальный контраст: известный русский ученый, представитель элитарного направления современной науки и заурядный английский бармен, добрый малый Микки, кому в повести отводится роль выразителя массового сознания современного Запада.
Поначалу кажется, что Микки выражает мнение "простого человека вообще", которого инстинктивно пугают все "эти непонятные математики", к тому же — один за другим исчезающие из действительности в облаках серного дыма. "Говорят, дьявол его залапал" — без обиняков отзывается он об исчезнувшем нобелевском лауреате лорде Литтлвуде. А в конце повести и вовсе провозглашает о создании общественной организации "Мир без математиков". Но писатель уточняет — это мнение именно западного человека: "…Вот русские изобрели ракету с искусственным интеллектом. Ужас ведь, а?! На вас, маленького, беззащитного человечка из мяса и жилочек, несется механический монстр на ядерной тяге, начиненный атомной или водородной бомбой, да еще с искусственными мозгами, которых не заморочишь!.."
И дело здесь даже не в том, что ракета — "русская", а в том, что Игорь Аверьян как писатель-реалист совершенно объективно показывает на этом примере нынешнее состояние западного массового сознания, которое цементируется сегодня только одним — страхом. ЗАПАД УЖЕ ДАВНО ЖИВЕТ В ПЛЕНУ СВОИХ ФОБИЙ! С тех пор, когда ситуация "Бог умер!" стала общим местом не только западной философии, но и реальным фактом психической жизни подавляющей части западного человечества, скрепляющий центр этого мира ("Солнце, к которому мы были прикованы цепями" — по выражению Ницше) перестал ощущаться массовым сознанием как таковой, и страшная центробежная сила стала дробить и распылять в пространстве такие традиционные институты христианского общества, как семья и нация (большая семья), под угрозой оказалось само существование национальных государств Запада. Единственное, что могло сплотить на какое-то время и хотя бы внешне объединить предельно индивидуализированное и атомизированное сообщество потребителей — это страх. Страх перед "советской угрозой", "нашествием инопланетян", "полтергейстами", "экологическими и техногенными катастрофами" и т. д. Достаточно даже краткого знакомства с западной масс-культурой последних 20-30 лет, чтобы встретить основные фобии, с помощью которых западное человечество пытается сплотить самое себя. Безусловно, что создание такой "атмосферы страха" является одной из форм государственного террора — тотального информационного террора государства и наднациональных государственных элит против своих же граждан, для достижения неведомых этим гражданам целей (например, получения чудовищных сверхприбылей за счет новых заказов военно-промышленному комплексу и т.п.). Об этом много написано самими же философами и политологами Запада (из самых недавних публикаций: "Смерть Запада" П.Бьюкенена).
Тем не менее, нас здесь интересуют не столько тоталитарные практики современного информационного общества (ситуация-то эта существует уже достаточно давно), сколько другое — геополитический Запад сегодня отнюдь недвусмысленно провозглашает свое настоящее, а также ближайшую историческую перспективу "эпохой Нового средневековья". Но точнее будет, как мне думается, этот период назвать Новой Готикой. И вот почему.
Не так давно на экраны вышел американский фильм "Готика". Не буду пересказывать сюжет фильма — он достаточно типичен: нечто среднее между психоаналитической драмой и ужастиком. Важнее само название: сумеречные блуждания души главной героини фильма, мужеубийцы, а в прошлом преуспевающего психиатра, темные подвалы и лабиринты ее подсознания очень удачно, на мой взгляд, названы авторами "Готикой".
Так нередко бывает в истории, что какое-либо заурядное явление культуры обретает вдруг статус символа своего времени. В случае с этим очень средненьким фильмом дело обстоит именно так, и позволяет нам говорить о феномене ГОТИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ, реанимированного на современном Западе. Специфика его в том, что "готика" — это хотя и составляющая Средневековья, однако весьма своеобразная, и именно она ассоциируется с понятиями "мрачного средневековья", "охоты на ведьм" и "святой инквизиции" (в отличие от, например, "раннего" или "высокого" Средневековья).
И та восставшая из пепла забвения Новая Готика, которую мы сегодня наблюдаем в геополитике — "великая инквизиция" в лице США и их пресловутая борьба с мировым терроризмом ("охота на ведьм") — была бы невозможна без реанимации готического сознания как основной доминанты в массовом сознании современного западного мира. Помня о механизмах воздействия на массовое сознание ("информационный террор"), отныне несложно и угадать, куда в следующий раз опустится "молот ведьм",— достаточно проследить географию недавних перемещений голливудских суперменов и "спасителей человечества": Куба, Северная Корея… До этого на заднем фоне борьбы Запада с "врагами рода человеческого" мелькали Сербия и Ирак. А в последнее время, всё чаще виртуальным полем битвы за "будущее человечества" становится начиненная ядерным оружием и малоуправляемая постсоветская Россия…
“ГОСПОДА НАТЕ-С”
Надо, разумеется, отдавать себе отчет в том, что за минувшие пятнадцать лет дембольшевизма в России Запад достаточно активно пытался и у нас создать благоприятные условия для формирования готического сознания, внедряя те же образцы транснациональной масс-культуры и выстраивая через либеральные СМИ ту же безотказную систему "информационного террора". Однако очевидная неудача этого проекта, что вынуждены сегодня признать уже и его заказчики, и исполнители, обусловлена удивительно стойким русским национальным менталитетом, точнее — его православной образующей. Именно осознание этого исторгло у известного русофоба и политолога Збигнева Бжезинского нечаянное признание: "После падения коммунизма наш главный враг в России — Русское Православие". Согласитесь, больше похоже на вопль отчаяния. Впрочем, отдает еще и традиционными для Запада спесью и "невежеством" (выражение Пушкина) по отношению ко всему незападному, ведь чтобы понять всю обреченность попыток формирования у русских готического сознания, достаточно знать тот простой факт, что СРЕДНЕВЕКОВЬЕ В РОССИИ И НА ЗАПАДЕ БЫЛО КАЧЕСТВЕННО РАЗНЫМ, и если в одной части христианского мира царила мрачная готика с Дюрером и Босхом, где основатели "монашеских орденов" и неугомонные "святые отцы" регулярно отправляли на костер сотни тысяч "ведьм, колдунов и евреев", то в другой — небесно-синий Андрей Рублев, божественный Дионисий и такие тишайшие смиренножители, как Сергий Радонежский и его многочисленные ученики.
Таким образом, выяснилось, что готическое сознание нельзя НАВЯЗАТЬ там, где его не было, а можно только РЕАНИМИРОВАТЬ там, где оно когда-то было. Впрочем, геополитические заказчики Новой Готики постарались и из этого извлечь выгоду, и, вытащив из запасников траченную молью "советскую угрозу", мгновенно перекрасили ее в "русскую". По принципу: если "русских" не удалось включить в общее поле западного массового сознания с его вездесущими фобиями, значит, русские будут по-прежнему питать собою одну из самых стойких и многовековых фобий — русофобию. Достаточно сегодня побывать в любой из западных стран, чтобы совершенно отчетливо это осознать — современный образ России, который создают международные СМИ, это образ бандитской страны, населенной дикими и свирепыми людьми. Этот же образ, поняв, что он востребован на Западе и хорошо оплачивается, старательно поставляют зарубеж и наши либеральные писатели — все эти, как я их называю, "господа нате-с"… (— Хочите против коммунистического режиму? Нате-с… — Хочите русского сексу и извращений? Нате-с… — Хочите грязи и ужасов про русских? Нате-с…) Поэтому отнюдь не случайна реакция немецких газет на сорокиных и всю эту "ёпэрэсэтэ-компанию", направленную министерством печати на книжную выставку во Франкфурт: "Бандитская Россия привезла бандитскую литературу!" Извиняйте, уж чего заказывали-с…
Но, слава Богу, в России сегодня создается не только "заказная" литература, и новая повесть Игоря Аверьяна, послужившая поводом для всего этого разговора — тому подтверждение. И здесь нельзя не упомянуть об одной из самых важных культурно-исторических интуиций автора повести "Из глубины багряных туч". Как мы помним, Средневековье знает два основных "фаустовских" сюжета: сделка с дьяволом и борьба с ним. Так вот, борьбу с ним, правда, по всей видимости уже запродав нечистому свою душу, один из героев повести, лорд Литтлвуд, начинает как… "борьбу с параллелепипедами", т.е. С ГОТИЧЕСКОЙ ОРГАНИЗАЦИЕЙ ПРОСТРАНСТВА, которую он считает несомненным изобретением дьявола, и даже залогом его неизбежного торжества над человеком до тех пор, пока тот, как в стальных тисках, находится внутри этого царства прямых углов и параллелепипедов. И что же, объявив войну дьяволу, сей английский аристократ выстраивает для себя дом без единого угла, странно напоминающий… купол православного храма! И это — решающий образ! Ведь в нем говорится не только о военно-техническом, но и о культурно-историческом (в данном случае, архитектурном) противостоянии Русского Средневековья Западноевропейской Готике. В этом же образе заключен и символ наших будущих побед в недалеких уже противостояниях эпохи Нового Средневековья, именно там, под куполом православного храма суждено собраться пока еще очень разрозненному и безначальному русскому миру. И очень важно, что XXI век в нашей литературе начинается с напоминания об этом.