Сергей Львов УСТОЙЧИВЫЙ ПРИМИТИВ

Сергей Львов УСТОЙЧИВЫЙ ПРИМИТИВ

Были у нас в 20-е и 30-е годы прошлого века А.Жаров, И.Уткин, А.Безыменский, М.Голодный и другие, подобные им пролетарские поэты, которые бурным потоком хлынули на страницы советских изданий, заполняя их словесной халтурой. Новая власть создавала пролетарскую культуру, и ей нужны были поэты из массы и для массы. Поэтому в литературу, как в солдаты, шли и те, кто едва успел выучиться грамоте — неважно, был у него талант или нет. Низкий художественный уровень такой литературы коробил даже Горького. Маяковский не раз поднимал свой голос против этого пролетарского примитива, называя его представителей "кудреватыми мудрейками" и "мудреватыми кудрейками".

Но в литературной борьбе 20-х годов "кудреватые мудрейки" оказались победителями. Попутчики и футуристы во главе с Маяковским (его тоже считали попутчиком) отступили, и русская поэзия долгие годы оставалась скованной социальным заказом, получившим в 30-е годы название "соцреализм". Были единичные попытки вырваться из этих оков (Пастернак, Заболоцкий и др.), но абсолютное большинство писало так, чтобы было понятно массам и чтобы нравилось партии.

Все достижения поэтических школ начала ХХ века пошли насмарку. Всё было объявлено ненужным и вредным. Маяковского тоже хотели "сбросить с парохода современности", но его, уже мертвого, Сталин всё-таки по праву назвал "лучшим, талантливейшим поэтом... советской эпохи". Кстати, Маяковский остался таким и до конца этой эпохи.

Но вот наступили другие времена, исчезли цензура, партийный контроль, социальный заказ. Кажется, можно было бы оглянуться назад, проанализировать достижения начала прошлого века, извлечь всё полезное. Но... Берешь в руки "Литературную газету" (2004, №15) и, помимо прочего интересного материала, встречаешь "Неразличимые сны" Ю.Кублановского.

В своем же воске утопая,

агонизирует огарок,

чей острый язычок, мигая,

то тускл, то чрезмерно ярок.

Под водный шелест, будто бобик,

то спишь, то зенки даром лупишь,

то астр у бабки синий снопик

за несколько десяток купишь.

В родных широтах жив курилка,

то о подружке грежу, каюсь,

то болью в области затылка

с отдачей в позвоночник маюсь.

Упертый в зыбь в оконнной раме,

я лишь одной цензуре предан.

Я предан старшими друзьями,

но путь мне прежний заповедан.

Не дожидаясь передышки,

вновь ухожу в наряд бессонный.

Вот снимает со сберкнижки

старуха вклад свой похоронный.

Судьба дозволила зажиться,

хоть я бирюк, а не пиарщик.

Вот так решается зашиться

какой-нибудь пропащий сварщик...

Глазам своим не веришь. Теперь? Так писать теперь? Попробуй найти что-нибудь поэтическое в таких фразах: "зенки даром лупишь", "за несколько десяток", "в области затылка", "с отдачей в позвоночник", "упертый в зыбь", "дозволила зажиться". А какая изящная рифмовка: лупишь—купишь, каюсь—маюсь, зажиться—зашиться?! Хотя, как нам кажется, этот апологет точной рифмы допустил здесь оплошность: почему "курилка", а не "бутылка"? Было бы точнее. В этих "дисциплинированных" стихах, где даже запятые висят по швам, тетива не натянута, нет того сопротивления слов, которое характерно для художественной речи. Пользуясь словами автора, можно сказать: это стихи без отдачи. Остается только удивляться: как устойчив примитив! Новые Жаровы заполняют страницы главных литературных изданий.

Теперь стало модным писать стихи о любви к России. Поэты каются, клянутся ей, извиняются, жалеют, вздыхают, как будто России от этого легче. А.Блок был скромнее, когда писал:

Тебя жалеть я не умею

И крест свой бережно несу.

Но Ю.Кублановский, кажется, перещеголял всех.

Россия! Прежде военнопленною

тебя считал я и, как умел,

всю убеленную, прикровенную

до горловых тебя спазм жалел.

Сильно сказано? Да, но автор не подумал о том, что он не жалеет читателя, предлагая ему эту безвкусицу. В конце подборки заявлено, что полностью весь этот цикл стихотворений будет опубликован в 5-м, майском номере журнала "Новый мир". Что ж, придется нам пожалеть тамошнего читателя.

Помнится, Ю.Кублановский когда-то замахнулся даже на русский авангард и поэзию Ю.Кузнецова. Не говоря об авангарде, вершине русской поэзии ХХ века, нужно сказать, что никакими гигантскими шагами не догнать Кублановскому неавангардного, но талантливого Кузнецова.

В России так повелось, что известным авторам дорога в печать всегда и везде открыта, если даже известный автор пишет "порядочно" про "порядочный порядок". Как, например, Е.Евтушенко, когда-то писавший задорные, вызывающе гневные, ласкающе приятные, как лимонад, стихи. Теперь ему можно писать как угодно, как доллар на душу положит, ведь всё равно напечатают. Не верите? Прочтите:

МЕНЬШЕЕ ЗЛО

..............................................

И я за порядок, но не затем,

чтоб жили мы, как неживые.

Неужто и вправду нет выхода тем,

кто варит варенье в России.

Порядок — он с виду порой не злодей,

но скрыта в нем злая припрятка.

Побольше порядочных бы людей,

порядочного порядка.

Но горькому опыту вопреки

мы рвемся, чтоб не опоздали

на дудочку-удочку сильной руки

с крючками из сталинской стали.

("ЛГ", "Читальный зал", выпуск №10, 2004)

Посмотрите, какие поэтические ассоциации: порядок—злодей, варенье—Россия; какая лексика: "злая припрятка", "неужто и вправду". А фраза "Побольше порядочных бы людей" взята из лозунгов ЦК ВКП(б) к годовщине Октябрьской революции.

Эти "порядочные стихи" нужно было бы комментировать не словами, а краткой улыбкой. Но мы позволили себе улыбкой не ограничиться. Нам могут возразить: ведь это публицистика! Но кто сказал, что публицистику можно писать как попало, а ля Евтушенко? И еще одно замечание. Нужно ли культивировать такое в престижных изданиях, на материалах которых учатся и воспитываются молодые?