ЛУЖКОВ — ПРЕЗИДЕНТ?!

ЛУЖКОВ — ПРЕЗИДЕНТ?!

Александр Бородай

Окунувшись в разрывы фейерверков Жарра, как сказочный Иванушка-дурачок в котлы с кипятком, пройдя под рентгеновскими лучами телевизионных юпитеров, искупавшись в многоголосом реве молодежных стад, которым шедро отвалили не только хлеба, но и зрелищ, маленький толстячок, с кошачьей физиономией в неизменной плебейской кепке, преобразился в эдакого святорусского богатыря, Минина и Пожарского в одном лице. И вот он уже на Красной площади раскачивает било огромного колокола, под аплодисменты и угодливую суету всероссийских лизоблюдов и ряженого в накладные белые кудри символического “народа”. Древние твердыни Кремля видали всяких самозванцев, но такого резвого и напористого — вряд ли.

Безумное столичное действо было фактически началом президентской кампании Юрия Лужкова, новым отсчетом его политической биографии. Он уже не раз заявлял свои претензии на верховную власть в России, но делал это стандартными для убогой российской политики способами — заключал альянсы, интриговал, надеясь, что сыграют роль огромные суммы денег, которыми он располагает. Эти попытки войти во власть жестко и умело пресекались Ельциным — уникальным мастером аппартных игр. И тогда московский мэр продемонстрировал замечательное упорство и способность учиться. Он понял, что Россия — не высушенная страстью к наживе Америка, и сами по себе денежные мешки не только не пользуются уважением, но скорее презираются. У нас еще любят шедрость, широкий замах на траты и на дела. И Лужков принялся качать себе харизму, как культурист качает в спортзале “мышцу”. Он взял на вооружение не одряхлевшую либерально-демократическую идеологию, а идеи патриотизма и имперской державности, буквально выхватив их из рук КПРФ и карликовых национал-патриотических организаций. Лужковский патриотизм аляповат и безвкусен — “вы хочете русских, их есть у меня”, в одну кучу смешались бутафорские символы имперского величия, сарафаны, матрешки, балалайки и картонные пивные бутыли, — но он прекрасно воспринимается отупевшей от телевизионной порнографии московской толпой. Той самой, которая в 1991, толкаясь у “Белого дома”, сделала Ельцина владыкой нашей Родины. Теперь жалкий и безжизненный, он спрятался в тени громадного московского карнавала, словно почти без возражений уступая место сильному сопернику.

Размах и напор московского праздника оказался неожиданностью для бывших соратников Лужкова, ставших ныне его смертельными врагами. Праздник готовился в тайне, как военная операция, и по эффекту, может быть, равноценен блестящей победе над превосходящими силами противника. Приятно было смотреть на вытянутые физиономии холуев Гусинского, которые с экранов НТВ безуспешно пытались склонить москвичей слиться в экстазе скорби по случаю смерти леди Ди. Москва — празднующая, танцующая и пьяная, посреди войны, хаоса и развала государственности, — это убедительная демонстрация силы Лужкова и сплачивающейся за его спиной национально ориентированной буржуазии. Только, вопреки обычаю, вместо танков он выставил расписных лебедей, а за пехоту сошли священники в золотых ризах, впервые в своей практике поминающие в своих молитвах “мэра”. Вознесенный на вершину политического Олимпа разгонявшими над Москвой тучи истребителями, осененный взмахами патриаршей руки, Лужков ныне — лидер огромной личной харизмы и с ним не могут сравниться ни гладенький Немцов, ни косноязычный Черномырдин. У него может быть лишь один соперник — президент Белорусии Лукашенко. И недалек, возможно, тот час, когда нам надо будет выбирать между этими двумя людьми.

Александр БОРОДАЙ