Полковник Азарных, полковник Битюцких и другие

Полковник Азарных, полковник Битюцких и другие

В. ДВОЕГЛАЗОВ,

журналист

Есть такая фотография, сделанная экспертом-криминалистом ОТО УВД старшим лейтенантом Майсаковым: посреди широкого заснеженного болота группа людей. Слева тянутся за горизонт три блестящие черные нитки — трубопроводы, по которым идет нефть. Еще левее несколько чахлых сосенок.

От этого места, где находится группа, пятнадцать километров до Нижневартовска (расстояние замерено по спидометру автомобиля), а само это место — Самотлор. Да, тот самый знаменитый Самотлор, нефтяная жемчужина Западной Сибири.

Одиннадцать человек, застывших на снимке (семеро во втором ряду встали полукругом, четверо в первом присели на корточки), не имеют никакого отношения к добыче нефти. В то же время они приехали сюда отнюдь не из праздного любопытства — они здесь работали, и этот снимок прощальный, на память.

Эксперт Майсаков щелкал затвором фотоаппарата, привалившись для устойчивости к борту машины ГАЗ-66, в которую был уже погружен сейф размером с холодильник. В нем более восьмидесяти тысяч рублей. Девять дней сейф пролежал на Самотлоре, зарытый в снег за теми трубами, что видны на снимке.

Снимок сделан 21 апреля 1978 года. Яркое солнце — все щурятся. Все в ботинках, и ноги у всех мокрые. Ведь Самотлор — это озеро, переходящее в болото, и оно начало уже оттаивать. У инспекторов, которые три минуты назад грузили сейф, струится по лицам пот.

Вон тот, крайний справа в первом ряду, в дубленом полушубке и в противосолнечных очках, — автор этих строк.

Директор гостиницы «Строитель» — милейшая Екатерина Федоровна — поселила меня в «люксе», так, по крайней мере, назвала она просторный трехместный номер с ванной, телефоном и телевизором.

Я познакомился с соседом — режиссером Киностудии имени Довженко, приехавшим в Нижневартовск с творческим отчетом. Еще один жилец — он поселился тут давно — пока отсутствовал.

В седьмом часу вечера в комнату тихо и очень вежливо постучались — так стучатся обычно горничные в ведомственных гостиницах.

— Войдите!

Но вошла не горничная, а невысокий симпатичный молодой человек в болоньевой куртке с продольными желтыми полосами на карманах и в резиновых сапогах. Куртка была порядком замаслена, и я подумал, что он шофер.

— Здравствуйте, — застенчиво улыбаясь, поздоровался паренек, затем взглянул на кровать отсутствующего жильца. — А Пал Палыча нету?

— Как видишь, — ответил я. — А кто он такой — Пал Палыч?

— Начальник нашего строительного участка. Велел подъехать к полседьмому, а самого нет... Я шофером работаю, — охотно пояснил он. — Ушел, наверное, куда-нибудь... — Вновь взглянул на койку. — Что же вы кино-то не смотрите?! Сегодня же «Тихий Дон», первая серия!

Я включил телевизор.

— Хуже нет начальство возить! — вздохнул паренек. — Никогда вовремя домой не попадешь. Ни телевизор посмотреть, ничего. Иной раз «Следствие ведут знатоки» показывают, да где там! Я уж две передачи пропустил. Я вообще-то на грузовой работаю, на ГАЗ-66, но вот приходится... — Он нерешительно переминался с ноги на ногу у порога, не отрывая глаз от экрана, где Аксинья уже провожала Степана на службу.

Я заметил, что пареньку очень хочется посмотреть кино, и предложил:

— Да ты присядь. Раз твоего Пал Палыча нет, куда спешить.

— Вот спасибо! — обрадовался он.

Слово за слово, мы разговорились, и паренек рассказал мне, что в Нижневартовске недавно, приехал сюда из «Европы», а вообще родился в Порт-Артуре в 1955 году, где служил его отец-мичман, водолазный специалист.

— А как зарабатываешь? Ничего? — поинтересовался я.

— Да слабовато, — пожаловался он, — три-четыре сотни.

Я невольно взглянул на робкого паренька: получать в месяц триста-четыреста рублей, будучи двадцати трех лет от роду, «слабовато»...

Этот вежливый паренек, глубоко сочувствующий Аксинье Астаховой (я видел слезы на его глазах, когда Степан жестоко избивал жену), ушел, едва началась программа «Время». Пал Палыч так и не появился.

Мы встретимся с пареньком еще раз в конце нашего повествования, а пока прошу читателя запомнить: у паренька появились на глазах слезы, когда Степан бил Аксинью...

Раннее утро 12 апреля 1978 года в Нижневартовске было тихим и морозным. Конечно, в стотысячном без малого городе тишина относительна: где-то в гараже взревет автомобильный дизель, загудит в котельной электродвигатель вспомогательного дутья, пройдет по спящим улицам возвращающийся с Самотлора «Урал-375». Однако для большинства нижневартовцев трудовой день еще не наступил — закрыты магазины, рабочие столовые, конторы учреждений, нет автомобильных пробок на улицах, Молчат репродукторы.

В 4 часа 05 минут, когда было уже почти светло, к парадному входу управления технологического транспорта № 1 подкатил автобус марки КАЗ-685. Из автобуса, поеживаясь от утреннего мороза, вышла молодая женщина — вольнонаемная сотрудница отделения вневедомственной охраны. Поднявшись на крыльцо, она энергично постучала кулаком в дверь.

Ответа не было.

Женщина повернулась к дверям спиной и постучала — теперь уже гораздо громче — каблуком.

Ответа вновь не было.

— Не пойму, — сказала женщина водителю автобуса, выглянувшему из кабины. — Спят, что ли?

— Да наверно. Мы же их сегодня в час проверяли. Они, видно, решили, что больше не приедем, ну и заснули.

Женщина покачала головой:

— Не нравится мне это...

— Ну а что особенного? — сладко потянулся водитель. — Сторожа что, не люди, что ли? А сейчас самое время — в сон тянет. Да брось, поехали!

— Как же поехали? — возразила женщина. — Тоже высказался... Надо же достучаться!

Она, не жалея, каблуков, забарабанила в филенку. Помимо мороза, продувал ветер, и стоять на крыльце было не очень приятно. По календарю, конечно, весна, но дело происходит в Нижневартовске: днем немного подтаивает, а ночью и ранним утром мороз в 10—15 градусов.

Постучав еще с минуту, женщина махнула рукой, сбежала с каменных ступенек и заскочила в теплый салон автобуса.

— Б-р-р! Ну и холодина! Ладно, я им покажу, как спать на дежурстве! Рапорт подам начальнику! — Она помолчала. — А сейчас что же делать... Поехали!

Женщина ошибалась. Сторожа не спали. Один из них, связанный по рукам и ногам, лежал в помещении бухгалтерии без сознания, а второй, также связанный прочным капроновым фалом, перекатывался по коридору, стараясь добраться до бытовки, где спала техничка.

Сотрудница ОБО грубейшим образом нарушила инструкцию. Не достучавшись, она обязана была позвонить в милицию, вызвать дежурную машину, обойти здание вокруг (тогда бы она увидела, что отперта дверь столовой на первом этаже, через которую ушли преступники). Но женщина просто села в автобус и уехала.

А через пять минут раздался звонок в милицию.

Впрочем, необходимо уточнить: первый звонок, связанный с происшествием в УТТ-1, раздался двадцатью пятью минутами раньше. Дежурный снял трубку канала 02 и представился. Трубка молчала.

— Вас слушает дежурный милиции! — повторил старший лейтенант.

Но трубка по-прежнему молчала. Гудков тоже не было — значит, кто-то снял трубку и молчал.

— Але! Вас слушает дежурный милиции! Почему молчим?..

Откуда мог знать старший лейтенант, что один из сторожей, обливаясь кровью, сумел связанными сзади руками снять телефонную трубку и ощупью набрать 02. Сторож слышал ответ дежурного, но в горле клокотало, он прохрипел что-то невнятное и упал без сознания, а старший лейтенант, решив, что случилось что-то с телефоном, положил трубку.

Следует заметить, что местная телефонная связь оставляет желать лучшего. Несколько ведомственных АТС и коммутаторов очень перегружены. Попасть с одного коммутатора на другой сложно. В то же время раздаются порой случайные звонки. Конечно, со временем все наладится, будет построена общегородская станция, но пока телефонная связь — одна из острых проблем. Итак, дежурный решил, что звонок по каналу 02 раздался по ошибке, и положил трубку, и вряд ли можно за это винить старшего лейтенанта.

А в 4 часа 10 минут звонок раздался вновь.

— Слушаю, дежурный милиции старший лей...

Взволнованный голос перебил:

— Говорит механик УТТ-1. Я звоню из проходной. Ко мне только что подошел сторож Краюхин[7], он весь в крови, заявляет, что на него совершено нападение...

На месте происшествия четыре капитана милиции, следователь и прокурор города. Оба сторожа доставлены в больницу машиной «Скорой помощи».

Пока установлено следующее: взломана дверь кассового помещения. В кассе обломки косяка, куски штукатурки, кровавые следы обуви.

В углу стоит сейф. Его железная дверца заклеена бумажкой с росписью, вероятно, кассирши. Рядом с сейфом валяется хозяйственная сумка.

— Что же получается? — говорит прокурор. — Сейф не попытались даже вскрыть?

За окном слышится пофыркивание автомобильного двигателя. Через минуту входят бухгалтер, кассирша, двое понятых и еще трое работников УТТ-1.

Они испуганно замирают на пороге. Кровь. Много крови. Кровавые следы обуви четко отпечатались в коридоре, в холле, на лестничной площадке. На светлом линолеуме хорошо видны рифленые подошвы.

— Эти следы хорошо бы изъять вместе с кусками линолеума, — замечает прокурор. — Вы разрешите? — спрашивает он у главного бухгалтера, полной симпатичной женщины средних лет.

— Да, пожалуйста...

Эксперт аккуратно вырезает куски линолеума. Прокурор между тем обращается к кассирше:

— Пройдите — только осторожно — в помещение кассы и проверьте, все ли на месте.

Женщина все так же испуганно заглядывает в кассу и осматривает сейф, дверца которого заклеена бумажкой.

— Роспись моя, — говорит она. — Ничего не тронуто.

— Сколько денег в сейфе? — спрашивает прокурор.

— Тысяч семьдесят пять — восемьдесят...

— А точнее?

— Точнее сказать не могу. Вчера получила в банке четыреста четырнадцать, весь день выдавала аванс, но сказать точно... Впрочем, это можно проверить. Там же, в сейфе, находятся ведомости, посмотрим, сколько выдано и сколько должно остаться.

— Давайте посмотрим.

Кассирша сует руку в карман плаща.

— Господи, куда же я ключ задевала?..

Она растерянно оглядывается на главного бухгалтера.

— Может, в сейфе оставили? — подсказывает та.

— В сейфе?! — И тут глаза кассирши округляются. — Господи, — произносит она, — да ведь второго-то сейфа нет... Сейфа нет! Вот! — говорит кассирша. — Вот! Смотрите! Этот цветок с горшками... то есть горшок с цветами стоял сверху на сейфе. Они его сняли и поставили на подоконник. — Она протягивает руку.

— Не прикасайтесь!

Кассирша испуганно отдергивает руку, словно бы ей сказали, что горшок заминирован. Но прокурор предостерегал, конечно, не от мины: на горшке могут остаться важнейшие улики — отпечатки пальцев.

— Но куда же вынесли сейф? — вслух размышляет прокурор и смотрит на окно кассы. Оно забрано решеткой. — Теперь понятно, — продолжает Басацкий, — откуда столько следов...

Да, теперь понятно. Преступники вынесли сейф из кассы, затащили в помещение бухгалтерии — туда, где сейчас много крови, и вышвырнули в окно. Со второго этажа.

Или спустили на веревках — на таких, какими были связаны сторожа?

Осмотр продолжается на улице. В конторе УТТ он будет продолжен после обеда, когда в помощь местному эксперту Мысову прилетит из Тюмени эксперт ОТО УВД старший лейтенант Майсаков. А на улице осмотр нужно провести срочно: днем выйдет солнце и растопит все следы.

Место, куда предположительно упал из окна сейф, — щербатина на бетонной заливке. Несколько медных монет: очевидно, выпали из сейфа через щель... или из кармана преступника.

Кстати, сколько их было? По следам двое. Но кассирша доказывает, что сейф весит не менее трехсот килограммов. Как же его подняли те двое?

Главный бухгалтер подтверждает: сейф тяжелый. Когда его затаскивали в помещение кассы, принимали участие шесть человек — шесть здоровых мужчин, и говорили, что тяжело.

По тротуару в направлении проходной в нескольких Местах две как бы прочерченные острым предметом параллельные бороздки. Они, как будет установлено позже, совпадают с размерами сейфа, но и теперь можно предположить — сейф тащили именно здесь. На тротуаре ледяная корочка, сейф скользил по ней очень легко, и только на неровностях по две бороздки.

Метрах в двадцати от стеклянной будки — проходной — сейф отпечатался на снегу целой плоскостью: вдавленный четырехугольник и рядом следы протектора автомобильных шин.

— Так, — сказал прокурор, — здесь мы задержимся.

Прокурор, следователь, капитан-эксперт и капитаны-оперативники разглядывают отпечаток плоскости сейфа и протектора автомобиля.

— ГАЗ-66! — почти одновременно раздается несколько голосов.

— Необязательно, подобные автопокрышки могут устанавливаться на машины ЗИЛ-131 и ЗИЛ-157. Надо тщательно замерить расстояние по оси.

Следователь кивает. Эксперт уже размешивает в ведерке гипс. Следы засняты на фотопленку, теперь необходимо изготовить их слепки, пока окончательно не подтаял снег.

— Где проводник с собакой? — интересуется вдруг прокурор.

Подходит старшина и докладывает, что собака проработала след лишь до протектора; после повторного занюхивания результат оказался тот же.

— До протектора! — говорит прокурор. — До протектора я его сам проработаю! Следы видны без всякой собаки! Зачем же вы ее держите?

— По штату положено.

— Вот разве что...

Прокурор молод и горяч и не может примириться с тем, что увезли сейф, который до этого вышвырнули со второго этажа, — вот уж, наверное, грохоту было на всю улицу! И никто не слышал! Дерзкое преступление.

— Обратите внимание, — обращается эксперт к прокурору, руки у него в гипсе, — одна из покрышек смонтирована неверно: рисунок протектора в виде елочки, вершина которой должна быть назад. И вот на левом правильно, а на правом...

— Это должен знать каждый водитель?

— А там и знать не надо. На покрышке есть стрелка, как устанавливать.

— Почему же тут неправильно?

— Торопился, возможно.

— А возможно, и специально, — говорит оперативник.

Сторож вневедомственной охраны Барышев лежал в больнице с тяжелой травмой головы. Хирург готовился к ответственной операции — трепанации черепа. Именно кровью Барышева был залит пол в помещении бухгалтерии, его кровью наследили преступники в коридоре, в холле, на лестничной площадке. За жизнь Барышева врачи пока поручиться не могли.

Второй сторож — Краюхин — физически почти не пострадал: легкий удар в голову по касательной, в сущности, царапина; но морально он был подавлен, вероятно, не меньше Барышева. Собственно, сторожем как таковым Краюхин не был. В ночь на 12 апреля он вышел дежурным слесарем — управление технологического транспорта работает круглосуточно, как круглосуточно дает нефть Самотлор.

Около семи вечера подошел дежурный механик УТТ.

— Михаил!

— Я за него, — недовольно отозвался Краюхин.

— Вот что, Миша. Кассирша сегодня всю зарплату не успела выдать, деньги там остались, так надо подежурить ночь в конторе.

— Там же сторож есть!

— Есть-то есть, да по инструкции положено: если много денег, усилить охрану. Формальность, конечно, но вдруг проверят...

— Кто, преступники?

Механик засмеялся.

— Ну ты скажешь тоже... Из вневедомственной охраны кто-нибудь подъедет ночью. Да тебе-то чего, ну покемаришь ночь в конторе, зарплата сохраняется.

— Иди, Мишка, — поддержал товарищ. — Действительно: солдат спит — служба идет.

— А ружье?..

— Да зачем тебе ружье-то? Я ж тебе говорю, ничего особенного, просто формальность. Чтоб на случай проверки не придрались. А то скажут, мол, плохо охраняем.

Так слесарь Краюхин на одну-единственную ночь превратился в сторожа. И именно в эту ночь...

Впрочем, началась она не так уж плохо. Механик привел его в контору, познакомил со сторожем вневедомственной охраны Володей Барышевым — тоже молодым парнем, как и Краюхин. Выяснилось, что Барышев работает в ОВО по совместительству, а вообще такой же слесарь. Странно, что они раньше не знали друг друга. Впрочем, предприятие крупное, всех знать не будешь, много бригад, колонн, да и работают в разные смены.

Механик выдал Краюхину раскладушку, пожелал спокойной ночи и ушел.

— Пошли к Анне Ивановне зайдем, — предложил Барышев.

Техничка, одинокая пожилая женщина, встретила их приветливо. К Барышеву она относилась как к сыну. Расспрашивала о его жизни, помогала советом, рассказывала о своей судьбе. Муж умер несколько лет назад, сейчас сватается один старичок, зовет уехать с ним в среднюю полосу — у него там квартира, да как уедешь-то: два года до пенсии осталось, а там еще неизвестно, как обернется с тем старичком.

Техничка вздохнула, затем, заговорщицки подмигнув, достала из тумбочки бидон и сказала:

— По кружке пива, мальчики, выпьете?

Пиво в Нижневартовске привозное. Удержаться от соблазна было трудно. Барышев и Краюхин выпили по железной кружке, поблагодарили. Посидели еще в уютной бытовке полчаса и, пожелав спокойной ночи, вышли. Техничка принялась стелить постель.

Раскладушку Краюхин поставил в коридоре перед холлом. Барышев ушел в бухгалтерию и сел за стол почитать журнал. В репродукторе пропикало двенадцать, стали передавать последние известия.

Краюхин вначале прилег на раскладушку, но затем почувствовал, что замерзают ноги. Он сел, привалившись спиной к стене, и замотал ноги фуфайкой. Задремал.

Очнулся он часа через три, услышав в коридоре за холлом какой-то шум. Размотал ноги, положил фуфайку на раскладушку и, миновав холл, подошел к двери бухгалтерии. В бухгалтерии света не было, но в коридоре ярко горели не защищенные плафонами лампочки.

Раздался короткий стон. Краюхин вздрогнул. В ту же секунду из бухгалтерии выскочил человек. Краюхин отшатнулся. Это был не Барышев. Краюхин вскрикнул: нижнюю часть лица выскочившего из бухгалтерии человека закрывала маска.

А в руках у него был шестигранный металлический прут...

Город жил напряженной трудовой жизнью, давал стране нефть, строил дома и кинотеатры, выступал инициатором социалистического соревнования, а в это время двое молодых людей, имеющих, как позже выяснится, хорошую специальность, хорошую работу и хорошую зарплату, шли с железными прутьями в руках убивать сторожей, охраняющих сейф с деньгами. Правда, они потом заявят, что «убивать не хотели, хотели только легонько стукнуть по голове», но думается, что если и не хотели убивать, то не из жалости к сторожам, а потому, что желали сохранить себе шанс на жизнь. На случай, если их поймают.

Впрочем, предоставим слово Краюхину:

— Прут был у него в правой руке — такой шестигранный арматурный прут длиной сантиметров в семьдесят. Он замахнулся на меня этим прутом. Я схватил стул, который стоял тут же в коридоре, и стал им отбиваться. Человек в маске старался нанести мне удар по голове, но попадал по стулу. Я стал наступать на него, выставив стул вперед, стараясь пробиться к дверям, чтобы убежать, и в это время мне показалось, что сзади что-то шурхнуло. Я подумал, что это, наверное, сообщник, и повернулся туда, и в тот же миг почувствовал сильный удар по голове. Я упал и потерял сознание, а когда очнулся, то обнаружил, что связан. Сколько времени я пробыл без сознания, сказать не могу. Я стал перекатываться по коридору, стараясь добраться до бытовки, где спала техничка. Сколько минут я пробирался туда со связанными руками и ногами, припомнить не могу, но наконец добрался и ударил ногами в дверь...

Техничка продолжает:

— Когда я открыла дверь и увидела сначала связанные ноги, я отпрянула от ужаса. А Миша крикнул: «Развяжи побыстрее!» Я схватила со стола кухонный нож — да, вот этот, который лежит перед вами, товарищ следователь, — и разрезала ему на ногах веревки, потом на руках. Он с трудом встал и весь при этом дрожал. Я спросила: «А где Володя Барышев?» Он ответил: «Володю, наверное, убили». Я вскрикнула, но Миша схватил меня за руку: «Тише! Они, может, еще здесь. И нас убьют». Меня всю трясло от страха. Потом я сказала, что нужно побыстрее сообщить в милицию, но Миша ответил, что боится выходить в коридор. Затем он встал на стул и открыл форточку. Я помогла ему встать на подоконник — поддерживала его сзади, так как он плохо себя чувствовал и качался. Миша начал уже вылезать в форточку, но потом слез обратно и сказал: «Боюсь. Голова кружится. Разобьюсь еще со второго этажа». Я не могу сказать точно, сколько времени мы ждали в бытовке, но, наверное, минут пятнадцать-двадцать, и все время мы думали, что Володя лежит в бухгалтерии убитый. Потом Миша сказал, что, наверное, те уже ушли и нужно позвонить в милицию и в «Скорую помощь». Он взял мою щетку на длинной рукоятке и нож, который сейчас лежит перед вами, товарищ следователь, выставил их вперед для обороны и осторожно вышел в коридор. Меня все так же трясло от страха. И еще я хочу вам сказать, товарищ следователь, что больше ни за что на ночь в конторе не останусь. Ни за что! Пусть хоть что начальство делает! Хоть увольняет! Хоть...

— Успокойтесь, — говорит следователь. — Никто и ни за что вас не уволит. Успокойтесь, прошу вас.

Десятки рапортов, справок, сообщений ложатся на стол капитана Шавакулева. Из них надо отобрать те, которые могут иметь значение для дела. Информация, анализ, корректировка версий, новые проверки.

В аэропорту задержаны два подвыпивших паренька — сквернословили, приставали к пассажирам, купили несколько бутылок коньяка в кафе «Лайнер». При обыске у каждого обнаружено по три пачки пятирублевок в банковской упаковке. В похищенном из УТТ сейфе почти все деньги были пятирублевыми пачками... Проверкой установлено: деньги заработаны честным трудом. Короткая беседа на моральную тему: не пейте, не транжирьте деньги — не даром же они вам достались, не хулиганьте. Пареньки обещают.

А вот сейфа пока нет. И время не ждет.

Дверь приоткрывается. Входит молоденький младший лейтенант — участковый инспектор.

— Вызывали, товарищ капитан?

— Да. Вот список работников УТТ-1 — выборка но твоему микрорайону. Произведешь проверку по месту жительства. Здесь более ста человек. Вначале внимательно ознакомься со списком... Все, кто старше тридцати лет, нас не интересуют. Дальше. Вот, допустим, дружинник, общественник, член- бюро горкома комсомола и так далее... Их, естественно, также проверять не нужно. И вообще все делать без шума, тактично и осторожно. Понял?

— Понял, Александр Иванович.

Участковый — недавний солдат срочной службы — четко поворачивается через левое плечо и уходит.

В Нижневартовск прилетел заместитель начальника УУР УВД полковник милиции Битюцких — высокий широкоплечий мужчина в драповом пальто и в шапке из оленьего камуса. Вместе с ним прибыла оперативная группа областного управления.

Они сошли по трапу в массе других пассажиров, ничем не обращая на себя внимания, прошли через аэровокзал на автостоянку, где ждал УАЗ, и через минуту встречавший их капитан Шавакулев уже вводил приезжих в курс дела.

Этим же самолетом прилетел и эксперт-криминалист ОТО УВД старший лейтенант Майсаков, последний попросил прямо с аэродрома доставить его к месту происшествия.

Вечером на совещании оперативного состава полковник сказал:

— Товарищи, случилось чрезвычайное происшествие, но это не значит, что мы должны под видом розыска сейфа заволокитить заявления трудящихся или приостановить работу по другим линиям службы. Мы организовали группу, которая будет заниматься только сейфом, а все остальные должны заниматься текущими делами. Когда нам понадобится ваша помощь, мы к вам обратимся. Конечно, это потребует от вас дополнительных затрат, времени, энергии и, вероятно, нервов, но... такова наша служба. Мы должны раскрыть разбойное нападение во что бы то ни стало. И не только потому, что дело на контроле в министерстве. В конце концов, это наше министерство, и оно нас, быть может, поймет, если мы объясним, что сделали то-то и то-то, вроде нигде не оплошали и вроде бы не наша вина, что преступление еще не раскрыто!.. Министерство, может быть, и поймет, хотя, естественно, по головке нас не погладит, а вот жители Нижневартовска не поймут! И для нас не будет оправданием, что деньги хранились в УТТ ненадлежащим образом, кассовое помещение не оборудовано, сейф не закреплен, налицо условия, способствующие совершению преступления... и так далее... Люди нам верят. Вы знаете, я сегодня беседовал с начальником УТТ и поинтересовался: как он думает выдавать теперь рабочим зарплату? Он ответил, что дней десять подождет: может, мы найдем, — а потом они вывесят списки и попросят рабочих, получивших зарплату, подойти и расписаться. Я спросил: «А если кто-то не распишется, захочет получить деньги еще раз?» Он сказал: «Во-первых, мы верим нашим рабочим. Ну а если все же найдется такой, то ведь сейф-то вы все равно найдете? А там ведомости. Я думаю, никто не рискнет». Мы должны оправдать это доверие... Пожалуйста, Евгений Моисеевич, — повернулся Битюцких к прокурору города.

— Осмотром места происшествия, — без предисловий начал Басацкий, — а также допросом сторожа и кассирши установлено следующее. В 3 часа 20 минут неизвестные лица отжали ригель замка в двери столовой УТТ-1, которая расположена на первом этаже здания конторы, через незапертую дверь поднялись на третий этаж, затем спустились на второй, где находятся касса и бухгалтерия. Поскольку дверь в помещение бухгалтерии была открыта, преступники поняли или знали заранее, что там есть сторож, ворвались туда и металлическими предметами нанесли ему тяжкие ранения в голову. Второй сторож дремал в это время в соседнем коридоре за холлом. Услышав шум, он бросился к бухгалтерии, увидел там незнакомого человека в маске, в руках которого был металлический арматурный прут. Сторож, по его словам, попытался отбиться стулом, но получил тоже ранение в голову и упал. Сторожей связали белой капроновой веревкой. Затем была взломана дверь кассы. Перед этим один из преступников испортил внутреннюю сигнализацию, вывинтил электрические лампочки — сигнализация сработала, но глухо. Затем, когда они ворвались уже в кассу, сигнализация была отключена совсем — выключатель расположен на стене, на видном месте. Окно в помещении кассы забрано в решетку. Поэтому преступники вынесли сейф в бухгалтерию, где распахнули створки окна и выбросили сейф со второго этажа на улицу. Они использовали автомобиль марки ГАЗ-66. Машину оставили у проходной — в ста тридцати восьми метрах от входа в контору УТТ. Может быть, в машине ждал еще водитель, может быть, кто-то оставался, как они говорят, «на стреме», но в здании были двое. Между тем сотрудники УТТ утверждают, что сейф весит не менее трехсот килограммов. В нем около 75 тысяч рублей. Деньги в основном пятирублевыми купюрами из оборота. Так что ни о каких номерах не может быть и речи... Что нам известно о преступниках? Приметы весьма смутные. Первый — возраст 20—25 лет, рост около 160 сантиметров, одет в замасленную куртку синего цвета из ткани болонья. На карманах продольные оранжевые полосы.

— В таких куртках сейчас ходит пол-Нижневартовска.

— Да, — кивнул Басацкий. — Приметы второго: высокого роста, плотного телосложения, одет в темную куртку. Все. Что касается масок на их лицах, то у меня такое впечатление, что они просто натягивали на подбородок стоячие воротники свитеров. У нас многие так ходят в морозы.

— Похоже, — сказал Гуцало. — Особенно молодежь.

— Теперь об автомобиле, — продолжал прокурор. — Итак, марка ГАЗ-66. Важнейшая деталь — автопокрышка правого заднего колеса смонтирована неправильно. Мы, видимо, создадим специальную группу по осмотру машин. Кстати, сколько таких машин в Нижневартовске? — обратился прокурор к местному Начальнику ГАИ Ляшенко.

— Больше тысячи.

Прокурор вздохнул.

— Еще одна деталь, — сказал он. — С места происшествия изъяты куски веревки, которыми были связаны сторожа, причем удалось сохранить также узлы. Мне кажется, это не просто бельевая веревка. Во всяком случае, ею необходимо заняться, установить, откуда она, поступала ли к нам в торговую сеть, в общем, все, что возможно... Ну и последнее. Оказывается, в сейфе, который остался в кассе после разбойного нападения, было еще двадцать пять тысяч рублей. Сейф этот был не заперт, а лишь заклеен бумажкой с росписью кассирши. В хозяйственной сумке, которая стояла между похищенным сейфом и стулом кассирши, было еще три тысячи рублей. Итого двадцать восемь тысяч лежали сверху, только протяни руку, и преступники не подумали их взять. Сумку они просто отшвырнули ногой... Что по этому поводу скажут оперативные работники?

— Да чего там, все ясно, — подал голос молоденький лейтенант.

— Что именно вам ясно? — повернулся к нему полковник.

— Ясно, что преступники с улицы, — ответил лейтенант. — Ну в смысле в УТТ ничего не знают, никогда там не бывали, иначе они бы...

Полковник и прокурор переглянулись.

— Я всегда вам говорю, — заметил полковник, обращаясь к молоденькому лейтенанту, — прежде чем сделать какой-либо вывод, подумайте.

— Мы с Мироном Максимовичем уже обсуждали этот вопрос, — сказал прокурор. — И считаем, что преступники — по крайней мере один из них работал и скорее всего продолжает работать в УТТ-1. Он как раз все знал!

На чем же основывались выводы полковника и прокурора?

Разумеется, то, что в незапертом сейфе, который «не проверили» преступники, было двадцать пять тысяч рублей, и то, что в хозяйственной сумке, стоявшей на полу, еще три тысячи, — результат халатности кассирши и тех, кто обязан контролировать ее работу. Разумеется, прокуратура не оставит это без последствий, будут написаны представления в соответствующие инстанции и приняты соответствующие меры.

Но пока этот факт интересует нас с точки зрения розыска. Итак, почему преступники оставили без внимания второй сейф и хозяйственную сумку? Да потому, что преступники видели — по крайней мере, один из них, — что кассирша достает деньги именно из того сейфа, который они затем похитили. Преступник мог видеть это через окошко выдачи, когда получал зарплату.

И еще. Они не бродили по конторе УТТ в поисках кассы. Они прошли через столовую, поднялись на третий этаж, спустились на второй, ворвались в бухгалтерию, ранили и связали сторожей, взломали дверь кассы, вытащили сейф, занесли в бухгалтерию и выбросили в окно. Тем же путем вышли из конторы. Все было сделано быстро, нагло, уверенно, без потери времени.

Впрочем, какое-то время они потеряли: позаботились о сторожах. Слово позаботились мы не берем в кавычки. Раненым сторожам под головы подложили: одному пачку бумаги (ту, что нашли потом при осмотре, залитую кровью), другому фуфайку (ту самую, которой Краюхин укутывал ноги), причем за фуфайкой один из преступников сходил в соседний коридор через холл. Убивать они не хотели. Оставляли шанс и для себя.

Шел третий день напряженного поиска. В Нижневартовске знали, что похищен сейф, и удивлялись тому, что милиция бездействует: никого не хватают, не допрашивают, не всматриваются с подозрением в каждого, кто идет по улице. Между тем милиция работала. Так, как должна работать советская милиция.

Блокирован аэропорт. Проверка вещей пассажиров. Но вещи проверяются не в связи с разбойным нападением — вещи теперь проверяются во всех портах мира, в том числе и в наших, ради безопасности самих пассажиров. Вот один из них везет две банки бездымного пороха. Протокол, штраф. Обычный досмотр вещей. Но, конечно, работники воздушной милиции знают, что совершено разбойное нападение и похищен сейф с крупной суммой денег.

Блокирована железная дорога. Тщательно осматриваются пассажирские поезда, товарняки, пакгаузы, склады.

Произведен облет окрестностей города на вертолета: возможно, где-то валяется вскрытый, покореженный сейф. Объезжаются на машинах свалки, карьеры, тупики...

Со слов сторожа Краюхина изготовлен фоторобот. Нижняя часть лица закрыта маской. Конечно, такой фоторобот — слабый помощник: искать преступника по разрезу глаз, весьма типичному, и по прическе, ничем особенно не характерной, довольно трудно.

Версия о том, что разбойное нападение могли совершить преступники-гастролеры, пожалуй, отпадает. Гастролерам пришлось бы искать автомобиль, вступать в сговор с водителем или угонять машину, чтобы увезти сейф... Но главное — опытные преступники, специалисты по сейфам, уж, верно, не стали бы с ним возиться: открыли бы на месте. Замок не ахти какой.

Итак, кто-то из местных.

Полковник Азарных прилетел в Тюмень во второй половине дня. В столице нефтяного континента было прохладно и ветрено. Полковник с интересом понаблюдал за взлетом воздушного гиганта «Антея».

Встречавший старшего инспектора по особо важным делам УУР МВД СССР заместитель начальника областного управления указал было на «Волгу», но Азарных возразил:

— Нет, я сейчас же лечу в Нижневартовск. Не будем терять времени, вот мой билет, зарегистрируйте его на ближайший рейс.

— Но хотя бы пообедать... По старому фронтовому обычаю.

— Я тоже фронтовик, но на сей раз обычаю придется изменить. Пообедаю, верней, теперь уже поужинаю в Нижневартовске. Да, и вот еще. Поднимите по тревоге подразделение милиции и срочно доставьте в аэропорт. Я возьму его с собой.

— Часть подразделения уже в Нижневартовске, — сказал замначальника управления. — Мы сразу это сделали. А вторая половина сейчас прибудет.

— Я без милиционеров не полечу. Мы не можем допустить, чтобы в то время, когда большая часть сотрудников горотдела будет работать по сейфу, в городе участились правонарушения.

Обосновавшись в одном из кабинетов уголовного розыска, сотрудники вновь и вновь вчитывались в рапорты, сообщения, справки, протоколы допросов... Опытные розыскники, они знали, что среди этой обширной информации обязательно скрываются зерна истины — не могла милиция пять дней работать впустую.

— Слушай, Мирон Максимович, — сказал, закуривая, Азарных, — что-то мне не совсем ясно вот с этим сторожем...

— Краюхиным?

— Да.

— Я тоже об этом думал, Алексей Афанасьевич.

— Как сообщник он, конечно, отпадает...

— Безусловно, — кивнул Битюцких. — Он не сам вызвался дежурить в конторе, а его попросил об этом представитель администрации. Это установлено. Но с другой стороны...

— С другой стороны, он лжет, — сказал Азарных. — Во всяком случае, говорит далеко не всю правду.

Полковники понимали друг друга с полуслова. Они жили в двухместном «люксе» и обсуждали обстоятельства разбойного нападения до глубокой ночи, вспоминали дела прошлых лет, наконец один из них говорил: «Ну все, спим, третий час...» Некоторое время лежали молча. «Слушай, Максимович, а вот в шестьдесят четвертом было ограбление...»

Битюцких взглянул на часы:

— Так где же Краюхин?

— Послал инспектора, — ответил капитан Шавакулев, — должны вот-вот подойти, я думаю.

Дверь приоткрылась.

— Разрешите?

— А! Легок на помине! — сказал Шавакулев. — Входи-входи!

Вошел младший лейтенант — инспектор уголовного розыска. Доложил:

— Краюхина нет.

— То есть как нет? — спросил Битюцких.

— Ну... нет нигде, товарищ полковник. Не могу найти.

— Не можете найти? В таком случае обращайтесь в милицию.

Младший лейтенант растерянно заморгал длинными ресницами.

— Как это? — пробормотал он.

— Обращайся в милицию!.. Ну ты сам подумай: инспектор уголовного розыска приходит и докладывает: не могу найти человека!

— Минутку, товарищи, — перебил Азарных. — Дело серьезное: исчез сторож! Где вы его искали? — обратился он к младшему лейтенанту.

— Везде искал, товарищ полковник. На работе, дома, у знакомых...

— Немедленно организуйте розыск сторожа! — приказал Битюцких капитану. — Найти сегодня же во что бы то ни стало! Как бы не пришлось потом искать труп...

Едва капитан Шавакулев закончил инструктаж по розыску сторожа Краюхина, раздался звонок из дежурной части:

— Александр Иванович! Тут Краюхин подошел, спрашивает, можно ли к вам пройти.

Азарных облегченно вздохнул.

— Вот так и появляются у оперативников седые волосы, — вполголоса заметил Битюцких.

— Все свободны, — сказал Шавакулев, обращаясь к инспекторам.

Допрос Краюхина организовали в кабинете прокурора. Помимо Басацкого и полковников, в кабинете присутствовал судебно-медицинский эксперт.

— Ну что же, Михаил Васильевич, — сказал Азарных, — возникла необходимость побеседовать с вами еще раз... Кстати, где вы были сегодня?

— На работе, — не моргнув глазом ответил Краюхин.

— Нет, на работе вас не было.

— То есть... дома!..

— И дома не было.

Сторож опустил голову.

— Ну хорошо, — разрядил общее молчание прокурор, — К этому вопросу мы еще вернемся. А пока...

— Вы меня в чем-то подозреваете?!

— Михаил Васильевич, — спокойно произнес Битюцких. — Давайте, как говорится, поставим точки над «и». Да, мы вас подозреваем...

— В том, что я украл сейф?!

— Успокойтесь. И выслушайте меня внимательно. Мы ни в коей мере не считаем вас причастным к разбойному нападению. Ни в коей мере не считаем вас сообщником преступников. Мы считаем вас потерпевшим.

— Ну спасибо.

— Вы напрасно иронизируете. Мы подозреваем вас в том, что вы нам солгали.

— Я?!

— Да, вы. Или, скажем мягче, сообщили далеко не все, что знаете по этому делу.

— Я сказал все!

— Не спешите, — предостерег прокурор. — Мирон Максимович совершенно справедливо назвал вас потерпевшим. Я хочу добавить, что по советскому уголовному законодательству потерпевший несет ответственность за отказ от дачи показаний, а равно за дачу заведомо ложных показаний. Вас предупреждал об этом следователь?

— Да.

— Почему же вы не сказали ему правду?

— Я сказал все, что видел!

— Нет, — возразил Азарных. — Отнюдь не все. Вот до того момента, когда появился преступник, вы все осветили верно. Не утаили, что выпили пива, что задремали на дежурстве и так далее. Но вот вы утверждаете, что после того, как вас ударили прутом по голове, вы якобы потеряли сознание...

— Да, потерял сознание!

— Михаил Васильевич, на допросе присутствует судебно-медицинский эксперт, который так же, как и вы, предупрежден об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Сейчас он освидетельствует вас...

Тщательно обследовав голову Краюхина, судмедэксперт спросил:

— Других ранений не имеете?

— Нет.

— В таком случае вы не могли потерять сознание...

— И в таком случае, — добавил прокурор, — вы должны были все видеть и все слышать!

Краюхин побледнел.

— Ну что скажете, Михаил Васильевич? — спросил Азарных.

— Товарищ полковник!.. Я все скажу! Я раньше врал! Я очень испугался!.. И вот сейчас я не был ни на работе, ни дома, а просто у товарища в общежитии... в угол забился... на улице боюсь показаться...

— Кого же вы боитесь?

— Преступников!

— Напрасно. Но если это так, то вы должны быть заинтересованы в том, чтобы их быстрей поймали.

— Да!

— Ну так помогите нам! Скажите правду. Вы теряли сознание?

— Нет! Я очень испугался. И когда он задел меня прутом, я сразу упал и притворился мертвым. Я хорошо помню, как он меня связывал... сел сзади на спину и руки заломил. Я лежал с закрытыми глазами и потому не видел, но слышал, как они что-то тащили по коридору, слышал, как упал за окном сейф. И еще... я хочу сказать... кажется, преступник меня знает!

— Преступник вас знает? — переспросил Битюцких.

— Да, мне так кажется... Когда я выскочил из холла в коридор, этот... который с прутом... мне показалось, что он испугался. Как будто узнал меня! Дело в том, что я работаю слесарем, и водителей, конечно, всех не знаю, а они, шоферы, нас, слесарей, знают лучше, потому что им приходится к нам обращаться. Иной раз подбежит: «Миша, сделай поскорее, я тебе что хочешь...» Глянешь — незнакомый вроде человек, а зовет тебя по имени. Ну, в общем, они от нас зависят. Надо искать его в гараже!

Один из водителей в беседе сообщил, что на обочине ответвления Мегионской дороги, за рекой, он видел брошенный автомобиль ГАЗ-66. Хотя ни одна организация об угоне автомобиля не заявляла, требовалось срочно проверить сообщение. Мало ли: машина могла не стоять на учете (такое, к сожалению, бывает), могли отправить ее в дальний рейс и скоро не ждать... Младшие инспектора во главе с Доброшинским и Ганиевым смогли доехать лишь до ответвления. Дальше бетонки не было, и машина по подтаявшему болоту не пошла. Пешком, по колено в торфе, перемешанном со снегом, а затем через речку с полыньями, едва ли не по льдинам они добрались до машины, возле которой уже копался... шофер. Он пояснил, что просто застрял и ходил в деревню за трактором.

Напрасная работа... Нет! Такие сигналы необходимо проверять, чтобы быть уверенным: версия отработана — сейф увезен не на угнанной машине, и один из преступников почти наверняка водитель.

И в тот же день в поле зрения попал некий Уманов. По росту и по другим приметам, данным сторожем Краюхиным, Уманов очень походил на одного из преступников. У него была похожая прическа, восточный разрез глаз; одет в замасленную голубую куртку из ткани болонья с продольными желтыми полосами на карманах. Краюхин готов был поклясться, что точно такое же пятно было на правом плече у преступника.

Уманов работал шофером на автомобиле ГАЗ-66 и часто подвозил продукты в столовую УТТ-1, помогал разгружать, то есть хорошо знал, что открыть дверь столовой проще пареной репы. Отлично знал и расположение помещений конторы. Правда, протектор машины, на которой он работал, отличался от протектора, оставившего след на месте погрузки сейфа, но преступник был не один, и, вполне возможно, была использована машина напарника.

Главное же заключалось в том, что на ночь кражи у Уманова не было алиби. Конечно, твердо доказанного алиби может не быть у любого человека. Допустим, молодой человек провожал девушку, покинул ее в час ночи, когда автобусы уже не ходили, вошел в телефонную будку и проспал в ней всю ночь. Никто его не видел в этой будке и не может подтвердить, что молодой человек действительно там спал.

С Умановым, однако, дело обстояло гораздо сложнее. У него не просто не было твердого алиби, он лгал — так, по крайней мере, казалось и не могло не казаться тем, кто его допрашивал.

Уманов заявил, что в ночь, когда было совершено разбойное нападение на кассу, он спал в общежитии. Но трое парней, живших в одной комнате с Умановым, показали, что в ночь на 12 апреля Уманов дома не ночевал. В доказательство они назвали еще одного своего приятеля, который в злополучную ночь якобы спал на кровати Уманова. Хотя этот приятель нигде не был прописан и трое парней не знали ни его фамилии, ни места работы, он был менее чем за два часа найден в стотысячном Нижневартовске и допрошен. Его показания не расходились с полученными от парней: да, в ночь на 12 апреля он спал на кровати Уманова.

То же самое показала вахтерша общежития: Уманов ушел из дома 11 апреля вечером и возвратился лишь утром.

Уманов продолжал твердить: спал в общежитии на своей кровати и ничего знать не желает.

Проведены очные ставки со всеми ребятами; личных счетов они к Уманову не имеют, отношения нормальные, но говорят: тебя не было ночью в общежитий, на твоей кровати спал другой человек.

Уманов стоит на своем.

Показания уточняются в деталях. Поскольку прошло несколько дней и сроки в сознании могут сдвинуться, следователь скрупулезно допытывается: что делал каждый днем и вечером 11 апреля?

Вечер 11 апреля памятен для зрителей телепрограмм «Орбита» и «Восток»: в 18.30 транслировалась первая серия «Тихого Дона», значительное событие культурной жизни.

Следователь интересуется: что видели вечером по телевизору?

Все допрашиваемые в один голос заявляют: смотрели «Тихий Дон».

Итак, Уманов похож на преступника, не имеет алиби, не желает сказать, где был в ночь на 12 апреля.

Следователь проводит опознание. Подбираются двое молодых людей, по возможности похожих на Уманова. Последнему предложено выбрать один из трех стульев. Уманов выбирает средний. Парни усаживаются слева и справа от него. Приглашаются понятые. Все готово.

В кабинет входит сторож Краюхин и, взглянув на троицу, восклицает:

— Вот этот, в середине!.. Он нападал!.. Он бил меня железным прутом по голове!..

Следователь принимает решение задержать Уманова в камере предварительного заключения. Оснований для этого более чем достаточно.

Уманов продолжает утверждать, что в ночь на 12 апреля спал в общежитии.

Старший инспектор ОБХСС Александр Вахрушев установил, что веревка, которой были связаны сторожа, — так называемый шестимиллиметровый капроновый фал, в торговую сеть не поступает.

— Фал распространяется централизованно, — говорил Вахрушев, — как правило, в организации, ведущие лов рыбы, для изготовления неводов и других снастей. Но частично фал применяется для такелажных работ, и его приобретают организации, не связанные с рыболовным промыслом. В Нижневартовске, помимо рыбозавода, фал поступал в РЭБ флота геологии, в речпорт, на водолазную станцию, в СУ-14 и в ЦРММ. В автобазу номер 10 фал должен был поступить из рыбозавода, деньги на него перечислены, но фал фактически не получен. Говорят, поступал еще в Аэрофлот, но я пока никаких концов там не нахожу. Буду проверять еще.

— Где изготовлена эта веревка? — спросил Азарных. — Местные специалисты утверждают, что на Тюменской сетевязальной фабрике, но категорически можно сказать, разумеется, только после экспертизы.

— А что с узлами?

— В справочнике такелажных работ такого узла нет, — ответил Вахрушев. — В общих справочниках он носит название «непрофессиональный». В обиходе его называют «бабий узел».

— Медленно, очень медленно работаем по веревке.

— Да, непростительно медленно, — сказал Битюцких. — Преступники бросили нам конец веревочки, а мы никак не можем ухватиться.

Тщательно проверяются автомобили ГАЗ-66.

Руководит этой работой заместитель начальника отдела УУР УВД подполковник Каркашов. Виктор Андреевич — водитель первого класса, несколько лет служил в ГАИ, автомобилист и розыскник в одном лице. В его распоряжении подразделение ГАИ УВД, отделение автомобильной инспекции ГОВД; большую помощь оказывает патрульное подразделение милиции. Привлечены дружины, нештатные инспектора, члены комсомольских оперативных отрядов.