Голосуем списком / Политика и экономика / В России
Голосуем списком / Политика и экономика / В России
Голосуем списком
/ Политика и экономика / В России
Из разряда заокеанской страшилки «список Магнитского» превратился в фактор российской политики, окончательно разделивший наше общество на западников и славянофилов. Возможно ли в России называться патриотом и при этом не быть яростным хулителем Запада? Или, к примеру, являться западником без топтания на «отеческих гробах»? Об этом на страницах «Итогов» спорят два маститых писателя — Александр Проханов и Дмитрий Быков.
C одной стороны
Александр Проханов: «Список Магнитского» — это оружие вторжения»
— Александр Андреевич, бытуют две конспирологические версии появления «списка Магнитского»: козни Вашингтона либо происки отечественных либералов. Вам какая ближе?
— Поводом к списку стало обращение сэра Уильяма Браудера, крупного американского дельца и афериста. Он и поднял вокруг смерти Магнитского шум, потребовал разбирательства, обвинив наши органы в противоправности. Вокруг этого стал наматываться эдакий клубок, куда и наши оппозиционеры стали наматываться.
Права человека в руках у западной, в данном случае американской цивилизации — это не моральный, не этический принцип. Тот же «список Магнитского» — это оружие организационного типа, способ вторжения во враждебный социум и его разрушение или трансформация без применения горячей силы. Это такие инструменты, с помощью которых американцы действуют всякий раз по-разному. Например, на чудовищные нарушения прав человека в Бахрейне они смотрят сквозь пальцы, потому что режим там проамериканский. В Ливии, Ираке и Сирии права человека они возводят в ранг абсолюта и ради защиты прав отдельно взятого человека сметают с земли народы и государства.
— Так или иначе, «список Магнитского» резко обострил мировоззренческий конфликт между западниками и славянофилами...
— Полемика, которая разрослась вокруг «списка Магнитского», не слишком-то объясняется полемикой западников и славянофилов. Скорее она объясняется схваткой двух очень мощных сил: либералов и государственников — главным образом тех, для кого само существование российского государства, пусть и несовершенного, лучше, чем его отсутствие. Тех, которые страшно боятся повторения ударов по государству, которые привели к его исчезновению в феврале 1917 года и в августе 1991-го.
На защиту этого государства встали люди достаточно сложных оттенков — не только формально с ним связанные, но и интеллектуалы, для которых трагедия потери государства очевидна. Здесь и люди советского мировоззрения, которые, конечно же, не готовы еще раз идти на трагическую утрату нынешнего, пускай худого, но государства.
Русская партия в основном поддерживает это государство, но не вся: русский фланг расколот. Значительная часть русских националистов была на Болотной площади и вместе с либералами выступала против этого государства и против Путина. Это очень интересный казус. Само государство, которое многие бросились защищать, тоже не целостно: там огромное число западных, проамериканских элементов. Там присутствуют группы, напрямую лоббирующие интересы США в российской действительности. Скажем, тот же финансовый блок.
Так что казус Магнитского разделил общество не по жесткой линии, а по волнистой, рваной линии. И современные западники и славянофилы в этой схватке тоже представлены очень сложно, очень рвано.
Огромная часть западников не просто исповедует западные символы веры, нормы развития и институты, которые, кстати, сильно изменились со времен Герцена. Нынешние либералы для достижения своих политических и моральных целей напрямую прибегают к помощи Запада. Они являются его лобби, его агентами в русской действительности. В годы перестройки они оседлали политический процесс и открыли врата врагу в российскую крепость. И сегодня их действия носят предательский характер: они по-прежнему готовы добиваться своих целей любой ценой, вплоть до, образно говоря, приглашения сюда морских пехотинцев США. Их схватка с государством — это не схватка мировоззрений, идей и идеологий, а военная схватка организационного оружия. И они сами являются частью этого оружия, направленного против российской государственности.
— Есть способ примирить противоборствующие стороны?
— Эта схватка тотальна. Она длится на протяжении XX—XXI веков, в ее недрах пролилось колоссальное количество крови, и там огромное число жертв как с одной, так и с другой стороны. Так что примирения здесь быть не может. Может быть лишь подавление — либо тотальное, либо частичное.
После 1991 года так называемые государственники, в том числе и советского розлива, были выключены из политического процесса, их сделали маргинальными. И только с приходом Путина этот политический процесс несколько изменился. Он начал меняться в еще большей степени после событий на Болотной, когда западники, вскормленные Путиным, восстали против него самого. Так ангел Люцифер, некогда бывший верным и любимым чадом Господа, восстал против него.
Это обозначило трагедию самого Путина, стоящего перед выбором: либо по-прежнему держать патриотические силы на маргинальной окраине, либо возвращать их в центр политики, потому что именно они несут на себе крест служения государству, даже этому несовершенному. И все, что было после Болотной площади, — это медленное, но неуклонное возвращение в центр общественно-политической жизни государственников. Не просто по мандату, но людей с представлениями о судьбах России, о векторе русского развития, о константах, заложенных в русскую историю и историческую мысль.
— Не окажемся ли все мы со всеми этими государственниками за железным занавесом?
— Железный занавес сегодня невозможен. Вся наша экономика — сырьевая, заточенная на сумасшедший экспорт нашего сырья за границу. Какой железный занавес, если вся наша экономическая элита живет за границей и мотается сюда, чтобы срубать большие деньги, прожигать их за рубежом и вкладывать в западную цивилизацию? Железный занавес должен быть не идеологическим, но перекрывающим экономическую помпу, которая выкачивает из России все ее ресурсы. Но возможно ли это для всех компрадоров в нашем правительстве и нашем истеблишменте?
— Чем сердце успокоится?
— Этот процесс должен установить баланс в обществе, когда и либералы будут потеснены и уступят свою часть в партере патриотам-государственникам. Их потеснят из культуры, в которой они сейчас доминируют, потому что их покровители в правительстве — западники и русофобы. Они уже потеснены в СМИ, они будут потеснены и в кадровом составе власти. Не истреблены, но потеснены. И это будет продолжаться, пока не установится естественный баланс.
Впрочем, насчет естественного баланса я очень сомневаюсь. Конфликт Запада с Востоком, с Россией и с Китаем, будет усиливаться. Он будет привноситься западниками внутрь России. Острие этого организационного оружия будет время от времени бить по Кремлевской стене, и этот конфликт извечен.
Валерия Сычева
С другой стороны
Дмитрий Быков: «Список Магнитского» — результат наших внутренних распрей»
— Дмитрий Львович, появление «списка Магнитского» — это происки «вашингтонского обкома» или все же результат внутрироссийского раздрая?
— Разумеется, это результат наших внутренних распрей. Тут и никаких сомнений быть не может.
— Не кажется ли вам, что список взорвал хрупкое перемирие между нашими западниками и славянофилами?
— Да сейчас все служит детонатором! «Список Магнитского», ежегодная образовательная акция «Тотальный диктант», путешествие Гудкова в Америку... Все, без исключения, любые произведения и факты интерпретируются лишь с этой позиции. Абсолютно все обостряет противостояние между славянофилами и западниками. Это давно тлеющий конфликт, не находящий никакого разрешения и никакой третьей объединяющей всех идеи. И он, разумеется, будет и сегодня вызывать трения и углублять трещины в обществе.
Но русская трещина на самом деле проходит не только между западниками и славянофилами. Она, как совершенно правильно написал еще Дмитрий Мережковский в очерке «Свинья Матушка», пролегла между народом и интеллигенцией. Все, кто хочет плюнуть в интеллигенцию, на самом деле плюют в лучшую часть России. Это конфликт интеллигента, то есть лучшей, передовой части народа, с теми, кто считает себя или назначил себя арьергардом.
— Вы считаете, что наша интеллигенция идейно однородна и духовно монолитна?
— Наша интеллигенция, разумеется, неоднородна. Но в одном пункте она абсолютно солидарна: она ищет корни российских проблем внутри страны, а не снаружи. В сущности, западничество сегодня как раз на том и настаивает. Оно настаивает, чтобы, во-первых, идеи прогресса и просвещения сохранили свою силу и влияние и, во-вторых, повторю, чтобы проблемы отыскивались внутри, а не извне, чтобы мир не воспринимался как результат действия чужеродной и враждебной силы. А славянофильство — это проект почвенный, агрессивный, контркультурный и очень ксенофобский, направленный вовне. Мол, все наши беды вовне и корень зла — исключительно Америка и ее друзья.
— Если и дальше так пойдет, не обернется ли все Сенатской площадью или железным занавесом?
— Сенатской площадью — вряд ли. Попытками изоляционизма — да, конечно. Впрочем, с уверенностью предсказать какие-то внешнеполитические издержки для России я не берусь. Не знаю, возможна ли в сегодняшнем мире ее изоляция, но думаю, что к этому никто и не стремится. Не случайно сюда после «списка Магнитского» приехали американцы с 27 предложениями, а Путин во время поездки в Ганновер подтвердил ориентацию на демократию. По крайней мере, он продемонстрировал восприимчивость к чужому мнению. Самый мягкий вариант развития событий — если риторика российской власти останется воинственной, а действия хоть сколько-нибудь разумными. Более жесткий вариант — это попытки изоляционизма, но они просто ускорят кризис.
— Минусы от противостояния западников и славянофилов просматриваются. А есть ли плюсы?
— Плюс, наверное, лишь в том, что в полемике либеральная идея будет отковываться и совершенствоваться.
— А можно ли в России быть патриотом и не быть при этом сталинистом и яростным антизападником? И можно ли быть западником без небрежения к собственным вековым традициям? Почему у нас так непопулярна позиция золотой середины?
— Разумеется, все эти люди, которые сейчас причисляются к западникам-либералам, являются патриотами. Хотя бы потому, что они вмешиваются в ситуацию, а не сидят на диване. Следовательно, им небезразлична судьба страны. Ведь все мы прекрасно понимаем, что участники сегодняшнего протестного движения завтра никаких бонусов за это не получат. Ни в путинском государстве, ни в том, которое придет на смену путинскому. Совершенно очевидно, что участь всех этих людей в общем-то промежуточная в истории. Это люди, которые максимум могут что-то приблизить, но воспользоваться некими бонусами от этого — никогда. Бонусами будут пользоваться совершенно другие и, возможно, далеко не радужные силы.
— Каков ваш прогноз?
— На мой взгляд, развилка уже пройдена. Власть не хочет договариваться и совершенно очевидно делает ставку на контркультурный, антизападный и антигуманный проект.
Как все это может развиваться? Тут возможен 101-й сценарий. Как правильно сказал Ройзман, мы придумаем 100 вариантов, а осуществится 101-й. Очень не хотелось бы силового разрешения, потому что революциями мы наелись. Но поскольку договор вряд ли реален, то единственный возможный вариант — это переходное правительство. Вот на него и хотелось бы возлагать какие-то надежды.