Однако... / Политика и экономика / В России

Однако... / Политика и экономика / В России

Однако...

Политика и экономика В России

Михаил Леонтьев: «Склонен думать, что история Литвиненко имеет отношение к смерти Бори»

 

Ну вот опять: хрестоматийная аксиома, рекомендующая не сквернословить в адрес усопшего, заметно сузила круг собеседников, готовых сегодня говорить о Борисе Березовском. Вот так, чтобы без папуасских плясок на крышке еще не заколоченного гроба, но и без горестного заламывания рук со скупой мужской слезой вперемежку. Однако Михаил Леонтьев, успевший поработать под началом Бориса Абрамовича, а до и после того вволю повоевать с ним, выразил готовность поделиться мыслями об ушедшем и его месте в российской политике. Однако…

— Прочел, Михаил, ваш комментарий на смерть Березовского. Пишете: мир праху. Спасибо, что так. Могли бы выдать: собаке собачья смерть. С вас станется!

— Нет, я не собирался. Мне жалко Бориса Абрамовича. Очень. Вот честно. Человек, безусловно, яркий, авантюрист международного масштаба, флибустьер, ренессансный типаж, уходящая натура.

— Вы ведь не любили покойного.

— Неправда. Он был мне интересен. Речь сейчас не о знаках — плюс или минус. С другой стороны, любить врага — это очень по-христиански… Выходит, я Бориса Абрамовича любил. Хотя в последнее время рассматривать его в качестве серьезного противника было уже нелепо. В какой-то момент он потерял адекватность и в итоге сам это понял. Открытие стало для него катастрофой. Я уже цитировал Талейрана: «Это хуже, чем преступление, это ошибка». Фраза идеально подходит к Березовскому. Самое страшное для него — разочароваться в самом себе, признать фиаско. Борис Абрамович в таком состоянии жить не привык. Тупик, из которого он не смог выбраться. А раньше ради глобальных целей Березовский ничем не брезговал. Достаточно вспомнить книгу Юлия Дубова «Большая пайка». Она наверняка отцензурована героями повествования, но даже в таком виде является документом, который подшивают к уголовному делу.

— Чтиво занятное, увлекательное.

— Документальная проза, картинки с натуры. Дубов не великий писатель, вряд ли многое мог придумать. Меня поразила степень отмороженности выведенной в «Большой пайке» корпорации. Мало кто отважится рассказать о себе такое. А Боре всегда было свойственно на голубом глазу делать отвязные политические заявления. Помните, как в 96-м он брякнул в интервью, что олигархи вложили три миллиона долларов в избирательную кампанию Ельцина и теперь должны управлять Россией? Березовский искренне так считал. Или его фраза, брошенная Владимиру Соловьеву восьмью годами позже, о том, что в интересах демократии надо принести сакральную жертву, от которой все содрогнутся. Периодически Остапа несло…

— Когда вы с ним сошлись?

— В начале 99-го, кажется. За год до первых путинских выборов. Березовский сколачивал тогда антилужковскую коалицию. Я ушел с канала ТВЦ, где вел программу «На самом деле», поняв, что на меня рассчитывают как на бойца политического фронта, а я не готов сражаться за Юрия Михайловича и Евгения Максимовича. Нехорошо внушать людям иллюзию, будто на тебя могут рассчитывать в решающий момент.

— На этапе вашей дружбы с Гусинским вы разве не пересекались с Березовским?

— Встречался, но и только. Я ведь помогал Владимиру Александровичу создавать его медиабизнес, предложив стать русским Шпрингером. Гусинскому идея понравилась. Это лучше, чем заниматься мелким спонсированием отдельных продажных журналистов. Появилась газета «Сегодня», из нее вырос «Медиа-Мост». А с Борисом Абрамовичем мы тогда были антагонистами. Мне передавали, он очень обижался на то, что я назвал его бесом и посоветовал окропить святой водой. Я пошутил, а Борис вроде бы воспринял все всерьез. Кстати, напомню, против Лужкова с Примаковым Березовский выступил один, олигархат выстроился под коалицию во главе с Юрием Михайловичем и Евгением Максимовичем. Это была настоящая олигархия, реальная политическая власть, а не бизнес, к ней приближенный. Таких у нас и сейчас много.

— Но у Бориса Абрамовича имелась дубина под названием ОРТ.

— Дубина Гусинского звалась НТВ. И что? У Березовского возникли пищевкусовые разногласия с лужковской компанией, у меня тоже. Может, не совсем такие, но он посчитал, что мы единомышленники. В тот момент на меня обиделся уже Гусинский, который отказывался понимать, как я предпочел ему Борю.

— Вы вот так и обращались к Березовскому, на ты?

— По-разному. И по отчеству, и по имени. За глаза звали Березой. Могу точно сказать, что дистанцию в отношениях он не держал... На ОРТ меня принимал Игорь Шабдурасулов, блестящий администратор, абсолютно ни во что не влезавший. С Березовским я встретился позже. Люди, которым приходилось с ним общаться, подтвердят: Борис Абрамович обладал мощной внутренней энергетикой, сильной харизмой и в личном разговоре мог обаять кого угодно. Если ставил перед собой такую задачу.

— Вас чем купил?

— Мы сошлись на том, что на данном этапе наши цели совпадают. Я сказал, что рад этому, но если что-то будет не так, уйду.

— Однако, замечу, остаетесь на Первом канале по сей день. В «Однако», и не только.

— Не моя вина и не моя заслуга. Не я поменял курс, а Березовский резко прозрел и начал отгребать в сторону. Глупо совершать побег с корабля, с которого согнали человека, вдруг решившего свернуть. Боря выбрал другой путь. Дальше — больше, слово за слово, в итоге оказался в Лондоне и плохо кончил. Но пока мы работали вместе, он никогда ни во что не лез, позволял мне делать, что захочу. Хотя, например, у нас были диаметрально разные публичные позиции по Чечне. На эту и другие темы мы беседовали часто и подробно, но, повторяю, он не давил, ничего мне силой не навязывал.

— И с Доренко так строились его отношения?

— Мне кажется, Березовский оказывал сильное содержательное влияние на Сергея. Доренко прекрасный телевизионщик, гораздо более профессиональный, чем я. Но он не политик, не экономист, не идеолог. Сергей — журналист, а я никогда не занимался журналистикой, меня всегда интересовала политика. При этом я хорошо понимаю, что такое корпоративная солидарность, и честно играю командную игру, покуда считаю команду своей. Если накопившаяся критическая масса перевешивает и команда становится чужой, надо уходить.

— Дирижер уважал солистов?

— Внешне — да, а что думал на самом деле… К примеру, у Березовского была страстная, подчеркиваю, политическая и интеллектуальная любовь к Тане Кошкаревой, в то время возглавлявшей службу новостей на ОРТ. Борис очень любил с ней общаться… По-разному отношения складывались, не было единой матрицы.

— Познер недавно рассказал, что Гусинский публично называл Евгения Киселева Компотовым. Как-то не комильфо, не находите?

— Владимир Александрович говорил полушутя-полулюбя, а Познер вряд ли был посвящен в детали тех отношений… Не будем заниматься пересказом сплетен об общих знакомых, но кому надо, прекрасно знают: некоторые телевизионные люди надували щеки и изображали Аналитику, торгуя пылью из-под кремлевского ковра. А терять вес начали в момент, когда их лишили доступа к этой самой пыли. Березовский тоже переоценивал значение неофициальной информации, получаемой из Кремля. Будучи прикладным математиком не только по специальности и складу ума, но и по мировоззрениям, он думал, что можно все просчитать. Картина мира такая. Прикладно-математическая! Он хотел сконструировать машину, которая заводилась бы и работала от одной-единственной марки бензина под брендом «Березовский». Лишь от нее, и никак иначе. Борис Абрамович искренне полагал, что все можно аршином общим измерить. И ошибся.

— Почему, как вам кажется, молчат люди, многим обязанные БАБу? Константин Эрнст или, скажем, Александр Волошин, пламенный секундомер Невзоров…

— Думаю, к Глебычу никто не обратился за комментарием о Боре. Он всегда по-особенному относился к Березовскому, вряд ли и сейчас по-человечески его списал. Это за рамками вероятности. Невзоров наверняка сказал бы что-то из ряда вон, он ведь парадоксалист… Нашел бы способ выразить эмоции и мысли. А что остальные молчат… Не вижу ничего зазорного. Есть серьезные обиды, непримиримые разрывы, которые разводят по разным окопам, а пинать покойного, видимо, люди считают ниже своего достоинства.

— Или боятся сболтнуть лишнее и Путина обидеть?

— Нет, конечно! Владимир Владимирович и сам мог бы многое рассказать о Борисе Абрамовиче. Возможно, Путин был бы ему кое-чем обязан, но действия Березовского с определенного момента освободили президента от любых прежних долгов. Да и вообще: у главы российского государства ни перед кем не может быть личных обязательств. Это опасно для страны. Царь одинок и свободен… Видите, даже Борис Абрамович в итоге написал покаянное письмо президенту.

— Вы его читали?

— Нет, но знаю, что оно есть и содержание соответствует тому, что о нем говорилось.

— Подозрительно кстати всплыла челобитная. Аккурат после смерти автора, который уже ничего не сможет опровергнуть.

— О том, что какое-то письмо существует, я слышал и до 23 марта. Думаю, подробности документа, не позволяющие усомниться в его подлинности, так или иначе станут известны. Если понадобится, могут и полный текст опубликовать. Раньше в Кремле не говорили о письме, видимо, опасаясь ловушки, провокации, мастером которых был покойный. Не поверили в покаяние. Но в последнее время самые разные люди — и симпатизировавшие, и открыто ненавидевшие Березовского — говорили, что тот искренне хочет вернуться в Россию. За год Борис крепко сдал, его моральное состояние ухудшилось. Во-первых, он откровенно разочаровался в западной системе. Для меня несколько странно, что человек с цепким и циничным умом столь долго созревал в понимании очевидной истины, но в результате он к ней пришел. Во-вторых, жестоким ударом стало решение лондонского суда в пользу Романа Абрамовича. Это подломило Березовского. Он не привык уступать, а тут его публично щелкнули по носу. Не могу судить, так ли сильна была депрессия Бориса Абрамовича или он слегка рисовался, изображая мучения. Все-таки Березовский классический экстраверт и смотрел на себя со стороны, чужими глазами. Именно поэтому версия самоубийства по отношению к нему кажется мне абсурдной. Нет, Борис мог покончить с собой, он был человеком поступка. Но Березовский все красиво обставил бы, отправив народам, странам и континентам послание, чтобы весь мир содрогнулся. Себя принес бы в сакральную жертву. А молча повеситься в ванной… Да еще на хреновине для занавески. Психологически исключаю, да и технически это затруднительно. Там даже кошку не повесишь. Скорее склонен думать, что история Литвиненко имеет отношение к смерти Бори.

— Каким боком?

— Если он просил прощения у Путина, то и за это. За провокацию о причастности к гибели Литвиненко российских спецслужб. Березовский с советчиками организовал и проплатил международную кампанию, вбухав в нее колоссальные деньги. Ну какую, скажите, угрозу для Москвы представлял Литвиненко? Он давно выложил англичанам все, что знал, и даже больше. Этому человеку нужно было затыкать рот огромным кляпом, чтобы не вываливал из себя все кому попало. Кличка чего стоит — Сквозняк. Скоро в Лондоне должен начаться коронерский суд по делу Литвиненко. Представляете, что в нынешнем своем состоянии мог бы сказать Березовский? А выступать ему пришлось бы, он основной свидетель.

— Другими словами, британцы замочили Платона Еленина?

— Безграмотно и некорректно было бы исключать вероятность естественного ухода из жизни. В его состоянии и в его возрасте. Но англичане теперь сами говорят о неестественной смерти, это не я придумал! Мне жаль английскую полицию. Им бы обратиться к коллегам из другой силовой структуры. Там наверняка все знают. Как и в деле Литвиненко. Как и в истории с Бадри. Британским налогоплательщикам впору перестать финансировать спецслужбы Ее Величества. Зачем тратить бюджетные средства, если ненужные свидетели умирают сами и делают это точно вовремя? Господь и провидение работают за джеймсов бондов. Вот и смерть Березовского по неясным мотивам в момент, когда он выразил готовность вернуться в Россию, выглядит подозрительной. Борис Абрамович не мог не понимать, что пропуском на Родину для него станет лишь деятельное раскаяние. Искупать вину, так делом. Слишком много он нагадил. Представляю, каким ценным источником информации о той стороне был Березовский! Такого нельзя отпускать…

— Реакция в России на кончину БАБа вас чем-то удивила?

— Он ушел по-человечески трагично, и даже те, кто мог бы злорадствовать, чуть умерили пыл. Но личностью Борис Абрамович был сложной, и такого, чтобы ему пропели осанну, объявили «новым Сахаровым», я не слышал. Наверняка есть люди, продолжающие глубоко ненавидеть Березовского даже сейчас. Им гарантированно не понравятся мои сегодняшние слова, и они имеют на это веские основания. У них отношение однозначное. То, о котором вы сказали в самом начале: собаке собачья…

— Путин в их числе?

— Не думаю. На мой взгляд, он прав, что не комментирует и не вмешивается. Не царское дело. Да и не ждет никто, что президент России в данной ситуации направит письмо с соболезнованиями семье покойного. Нет такой задачи. Озвученный Песковым месседж выглядит адекватно и с политической, и с человеческой точек зрения.

— Если родственники примут решение похоронить БАБа в России, пойдете проститься?

— Конечно. Во-первых, умер человек, которого я знал. Во-вторых, это личность, как к ней ни относись. Но не представляю, кто из нынешнего окружения Березовского повезет его прах в Москву…

— Вы когда в последний раз виделись с Борисом Абрамовичем?

— Давно, в начале нулевых. Он еще не впал в экстремизм, не занимался системным вредительством. Я приезжал в Лондон на экономический форум, который потом благополучно сдох, и там выступал Березовский. Он устроил концерт, мол, Леонтьев — настоящий оппонент, с ним интересно полемизировать, а остальные участники дискуссии только сопли жуют. Я даже пошутил: «Что творишь, Боря? Хочешь, чтобы меня обратно в Россию не впустили?»

— К слову, лично вам он ничего не задолжал, Михаил? Андрей Васильев вот заявил, что Березовский не доплатил ему почти три миллиона долларов…

— Мне он не должен. Мой опыт общения с Борисом абсолютно не травматичен, жаловаться не на что.

— С этой смертью и власть осиротела: не стало главного врага режима. Но не только свято место пусто не бывает…

— Образ Злодея Злодеича сегодня не востребован. Он остался в девяностых.

— Полагаете, новый Троцкий не нужен российской власти?

— Лев Давидович тоже ничем не мешал Сталину из Мексики. Он превратился в маргинала, в человека ни о чем. Можно было не посылать к нему Меркадера с ледорубом… И Борис Абрамович давно не приносил вреда «кровавому режиму», с которым по инерции пытался бороться. Скорее служил в качестве удобного пугала.

— И на кого же прикажете вешать собак тем журналистам, которые привыкли обвинять во всех смертных грехах в первую очередь Березовского? Неужели теперь слава целиком достанется Госдепу?

— Да, равноценной замены нет. Навальный и прочие Чириковы — другой психотип. Фигуры иного уровня и масштаба. Как говорится, до мышей… Госдеп не тот нынче. Как бы на самом деле не перезагрузился. В этом смысле мне жаль всех нас, персонажи-то мельчают…

— А МБХ? Михаил Борисович — боец старой закваски, из семибанкирщины. И в лагерях не сломался, и 14-й год скоро, до истечения срока рукой подать.

— Ходорковский, которого я тоже неплохо знал, стойкий парень, с личностной точки зрения, безусловно, заслуживающий уважения. Абсолютно не разделяю стонов и восторгов в его адрес, но это позиция.

— Он может стать лидером Болотной?

— Нет. Михаил Борисович и сам понимал, во всяком случае раньше, что нормальным путем власть в России он никогда не получит. Ходорковский собирался за деньги купить страну, объявил войну Кремлю, используя методы и приемы, никак не считающиеся инструментами демократии. По сути, его подставили. Он ведь долго не лез в политику, в которую с радостью играли его коллеги-олигархи. А потом Ходорковского убедили ввязаться, двинули вперед и... слили. Он не нанимался в жертвы. Михаил Борисович был уверен в победе, совершил ошибку и жестоко продул.

— Дай бог здоровья сидящему…

— Надеюсь, Ходорковский благополучно выйдет через полтора года на свободу, но, уверяю вас, в результате ничего не произойдет. Никаких революций и тектонических подвижек в оппозиционном движении. Во всяком случае по этой причине…