Наш человек в МОК / Политика и экономика / В России
Наш человек в МОК / Политика и экономика / В России
Наш человек в МОК
/ Политика и экономика / В России
Почетный президент ОКР Виталий Смирнов — о разнице между спортом и консерваторией, о том, как майку за два доллара продать за пять, о бесполезности перетягивания каната, вреде бойкотов, а также о жизни, состоящей из летних и зимних Олимпиад
На веку Виталия Смирнова, почетного президента Олимпийского комитета России и старейшего члена МОК, нынешний президент Международного олимпийского комитета уже пятый. А всего их и было-то девять. Смирнов прошел через 25 Олимпиад. Первая из них — Рим-60. Чему научил столь богатый опыт и чего ветеран ждет от своих 26-х Игр? Ответ оказался неожиданным: «Потребность на спортивном рынке, по сути, ограничилась только футболом. Ну и еще немножко хоккеем. Что пишет спортивная пресса, что показывают по ТВ? Вот пальчик Аршавина, вот он повернулся… Ужасно! Не футболом и не хоккеем единым мы должны жить, как бы зрелищны они ни были. Конечно, можно понять стремление газет и телеканалов отвечать запросам публики и одновременно — коммерческой стороне вопроса. Но в Германии государство финансирует трансляции других видов спорта по выходным. Мы же утратили заботу о воспитании вкуса у болельщиков. Если ты не знаешь, что такое шорт-трек или керлинг, то, соответственно, не будешь стимулировать и своих детей заниматься этими видами спорта. А ведь мы всегда отличались ровными по подготовке сборными».
— Как удавалось этого добиться, Виталий Георгиевич?
— Во многом благодаря спортивной науке. Была единая методика, на основании которой создавался специализированный спорт. Иначе нельзя было за несколько лет подготовить команду, которая стала бы чемпионом мира и Олимпийских игр по хоккею. Невозможно на пустом месте побить канадцев на первой же Олимпиаде! Методика подготовки — чтобы спортсмен выдерживал нагрузки, силовую борьбу и прочее — была едина для всех видов спорта. Появилось, к примеру, современное пятиборье — и всего несколько лет потребовалось на то, чтобы взять за основу либо пловцов, либо фехтовальщиков и добавить им недостающие виды спорта, используя общеметодические наработки. Мы стали чемпионами мира и Олимпийских игр достаточно быстро. Не будет гармоничного развития — будем однобоко выступать. Легкая музыка, если брать аналогию, тоже часть искусства, но надо нести людям и трудную классику, постоянно пропагандировать ее.
— «Спорт тоже искусство», как говорил незабвенный Сыроежкин в «Приключениях Электроника». Согласимся с молодым человеком из 80-х?
— Искусство оставляет более глубокий след в душе, в судьбе человека. Спорт, однако, обладает совершенно другим качеством: он хорош своей непредсказуемостью. Вы же точно знаете, придя на «Кармен», что главная героиня погибнет. Знаете, но идете смотреть. А вот спорт непредсказуем! Бывает, слабая команда вдруг выигрывает, аутсайдер становится чемпионом. Болеет либо не может поехать на игры спортсмен, вместо него едет перворазрядник…
— Так уж перворазрядник!
— Именно он. Владимир Сафронов, например — кстати, очень хороший художник помимо прочего, — бронзовый медалист чемпионата РСФСР 1954 года по боксу. Но что такое «бронза» на республиканских соревнованиях?.. Однако Сафронов поехал на Игры вместо выбывшего фаворита и в 1956 году стал олимпийским чемпионом.
Болельщика всегда питает надежда на чудо, что при неравных силах все же выиграет его команда, его любимый атлет. В искусстве этого нет. Сиюминутного удовольствия, экстаза, наслаждения. Поэтому спорту больше народу подвержено, чем искусству. Стало быть — вновь подчеркнем — роль государства выходит на первый план: надо финансировать программы, которые показывали бы пока еще малопопулярные виды спорта. Сила сборной СССР и даже еще несколько лет после распада Союза — как раз в универсальности. Не было в мире ни одной команды, выставлявшей на Игры столь ровный по всем видам состав. Что такое зимние виды? Это в основном европейские соревнования. Полные команды могут выставить США и Канада. В Южной Америке, в Африке — ни одной. В Азии — пожалуй, три: Китай, Южная Корея, Япония. Да и то либо с неполным составом, либо на любительском уровне. А Европа может выставить десятки команд по всем видам.
— Отчего зависит выигрыш в олимпийской лотерее? Почему мы получили Олимпиаду-80, а не Игры, скажем, 1976 года?
— На Игры 1976 года было три кандидата: Монреаль, Лос-Анджелес и Москва. Мы проиграли Монреалю — и хорошо, что проиграли. Рано нам было получать Игры. Чисто по подготовке было рано — не спортивной, конечно, а инфраструктурной. Мы это поняли, когда в 1974-м получили право проведения Олимпиады в Москве. А потом пришла череда и Лос-Анджелеса: он получил Игры-84 без конкуренции.
— Такое возможно?
— А что делать, если других заявок не было? Более того, американцы поставили много условий, на которые МОК вынужден был согласиться. Была бы хоть какая-то конкуренция — отклонили бы лос-анджелесскую заявку, отдали бы право другому городу. Но главное, что сделали американцы, — впервые провели Игры не за счет госбюджета, а в рамках частного предпринимательства. Впервые начиная с летней Олимпиады-84 пошел отсчет прибыльности Игр. Американцев критиковали, но они показали миру хороший пример прагматизма в сочетании с высокоразвитой культурой благотворительности. Если, допустим, майка, цена которой два доллара, продается за пять, то только потому, что на ней написано «Сборная США, Игры в Лос-Анджелесе». И эти три доллара разницы никто себе в карман не положит, а пойдут они на спортивное снаряжение, на оказание помощи школам и прочее. Американцы устроили аукцион даже на право участия в эстафете олимпийского огня… Надо сказать, что мы на московской Олимпиаде тоже заработали немало.
— Сколько?
— Спортивные расходы оправдали полностью. Ведь расходы на Игры складываются из строительства собственно спортивной инфраструктуры и из развития инфраструктуры города. Часто последние превышают траты на спорт. Поэтому если говорить о Сочи, то абсолютно некорректно сравнивать нынешнюю Олимпиаду с другими Играми: мы просто строим там совершенно новый город. Игры выступают катализатором развития — и так везде. Скажем, в 1972 году в Мюнхене к Олимпиаде был построен метрополитен. До московских Игр советское ТВ могло транслировать на Дальний Восток только одну программу, после нее — около двадцати. Был построен новый телецентр в Останкине. Да много чего! Мы к Олимпиаде построили в два раза больше гостиниц и гостиничных мест, чем было до Игр. Появился новый аэропорт — Шереметьево-2. Международный торговый центр на Краснопресненской набережной изначально стоял в планах на 2000 год. А построили гораздо раньше. Там мы планировали разместить членов МОК, национальных федераций, национальные комитеты. Удобно проводить заседания, и «Лужники» близко. Но когда Картер объявил бойкот, оказалось, что у нас построено все, кроме одного: начинки не было. Большинство технического оборудования поставлялось из США, и под этот бойкот поставки были заморожены. Членов МОК поселили в новом крыле гостиницы «Москва», сессию проводили в Колонном зале. А центр заработал вскоре после окончания Олимпиады: оборудование все же было поставлено.
Примерно в этом же духе развивалось сотрудничество с телекомпанией NBC по трансляции Игр. Они заплатили приличные деньги — более 70 миллионов долларов за эксклюзив на весь мир — и потребовали, чтобы мы выполнили все технические условия: поставка оборудования, лаборатории и так далее. И все было сделано! И было очень обидно видеть, как все это богатство стоит опечатанным. Богатство, полностью готовое к работе.
— По-вашему, Олимпиада обязана приносить прибыль?
— Я не склонен считать, что Олимпиада — удел альтруистов. По мере того как появлялись новые средства коммуникации, нарастал рейтинг, в Игры приходил не только спортивный интерес. Если, скажем, еще в Москве международные федерации бились за то, что «вот здесь вы построите столько-то мест для такого-то вида, а тут — столько-то для другого», то впоследствии перестали сражаться за места. Появилось телевидение, его новые форматы и новые возможности. Зритель начал думать: идти ему на стадион, ехать ли в эту страну — или же он посмотрит трансляцию. По сути дела, сейчас весь мир приобщается к Играм через ТВ или Интернет. И МОК внимательно следит за тем, чтобы этот рейтинг популярности не опускался.
— От чего зависит рейтинг?
— Прежде всего от программы Игр. Она должна соответствовать современным требованиям. Допустим, парусный спорт всегда был дорогим, элитным. Но появилось новое поколение — и эти люди стали заниматься виндсерфингом. Пожалуйста, виндсерфинг в программе. В зимних видах элита, аристократы — горнолыжники. Но в придачу к лыжам появился сноуборд, гораздо более демократичный вид спорта. Трое моих сыновей катаются не на лыжах, а на досках. Маунтинбайк, фристайл — Игры должны соответствовать интересам нынешнего поколения. В конце концов когда-то и перетягивание каната было олимпийским видом — впервые в 1900-м, в Париже. А потом выпало из программы. Это нормальный живой процесс.
— То есть никто не пропихивает виды спорта лишь потому, что это экономически выгодно? Продажа снаряжения, к примеру, не аргумент?
— Взаимосвязь с экономическими интересами, конечно, есть. Хотя есть виды спорта, которые прибыли не приносят, но они традиционно присутствуют в программе Игр. Тот же парус…
— Та же борьба?
— Не согласен. Борьба приносит довольно большие доходы и по рейтингу выглядит очень прилично.
— Почему же ее чуть не убрали из олимпийской программы?
— Долгая история… Исключение борьбы лоббировала кучка людей. Когда собралась сессия МОК, решили поддержать этот вид спорта, исторически входивший в программу Игр.
— Вернемся к московской Олимпиаде. Нехорошее предчувствие у организаторов было? Ведь войска в Афган уже ввели.
— Когда СССР ввел, как тогда говорили, ограниченный контингент в Афганистан, разве кто-то интересовался тем, как это скажется на Олимпиаде? Никто нас не спрашивал, да и не мог никто так вопрос поставить: где войска, а где Игры! Поэтому, когда Картер объявил бойкот в первых числах января 80-го, наша жизнь тут же изменилась. По сути дела, мы не вылезали из самолетов — встречи, пресс-конференции… Старались донести до общественности, что бойкот наказывает прежде всего невиновных — спортсменов, зрителей. Не дремали и американцы: делегации, сформированные Госдепом, призывали, к примеру, африканские страны участвовать в бойкоте Игр-80. В одну из них входил, к слову, знаменитый Кассиус Клей…
Мне в свое время глава МОК лорд Килланин говорил: «К сожалению, Игры мы проводим в високосный год — год выборов президента США». Политическое вмешательство, как правило, неизбежно — особенно в том случае, когда Игры проходят в странах, значимых для мира. Впоследствии Хуан Антонио Самаранч принял решение, по сути, исключающее бойкоты. В этом случае страдают не только спортсмены, но и олимпийский комитет страны, которая вознамерилась бойкотировать Игры где бы то ни было. Бойкотирование московской Олимпиады было ошибкой, и Картер впоследствии это признал.
— Зато сейчас то тут, то там говорят о том, что тот или иной глава государства не поедет в Сочи. В отличие от спортсменов.
— История учит тому, что она ничему не учит. Картер своим шагом хотел заработать очки в предвыборной гонке для переизбрания. Не получилось.
— Вы были последовательным противником советского бойкота Игр в Лос-Анджелесе. Сколько человек должно было выехать в США? Спортсменов, функционеров, тренеров, врачей, массажистов — всех.
— Официальная делегация на летние Олимпийские игры составляла где-то полторы тысячи человек. Но прибавьте к ним еще и делегации стран социалистического блока, которые присоединились к бойкоту. Могло бы выйти крупное культурное, социальное событие. Но из Восточной Европы в Лос-Анджелес не приехал никто, кроме Румынии. Конечно, это была ошибка, которую позже признали.
— Тогда почему советские политические функционеры решились на симметричный ответ, зная, что никому от этого хорошо не будет?
— Здесь несколько причин. Очередной виток напряжения в советско-американских отношениях — только один из них. К примеру, наши сотрудники госбезопасности были задеты тем, что их сотруднику, находившемуся под прикрытием в США, отказали в аккредитации в качестве олимпийского атташе. Мы, к слову, этого человека ни разу не видели. Министр иностранных дел Андрей Громыко исходил из международной ситуации, располагавшей к тому, чтобы насолить американцам. А руководитель Спорткомитета Марат Грамов был человеком новым, в спорте некомпетентным. Но он понимал, что в Лос-Анджелесе мы можем проиграть американцам — и, честно говоря, предпосылки к этому были. А это уже чревато… Хотя буквально за несколько месяцев до этого решения наша делегация приезжала в Лос-Анджелес, выбирала помещение в Олимпийской деревне…
— Переубедить руководство страны не пытались?
— Пытались… Единственное, в чем я уверен: наши политические начальники не осмелились бы подтолкнуть нас к бойкоту, если бы перед этим не было бойкота московской Олимпиады. В результате на Игры приехали наши функционеры, человек 60—70. Мы видели церемонию открытия, видели, какой поддержкой пользовались спортсмены из Румынии. Мне один пожилой американец так и сказал: «Вы большую ошибку сделали. Если бы русские приехали, эффект был бы невероятный. Люди бы сказали: они (и американец указал на трибуну за бронированным стеклом, где находился президент Рейган) не могут договориться, а спортсмены нашли общий язык».
— Многие вспоминают о пустых улицах Москвы во время Игр. Зачистка города — еще одна ошибка?
— Те действия, которые предпринимали власти, шли не по нашей линии. Однако надо учесть несколько обстоятельств. Прежде всего естественное стремление родителей отправлять детей в пионерлагеря. Потом, мы и так страна консервативная, а в 80-м наплыв иностранцев советская Москва пережила, пожалуй, лишь во второй раз — после Международного фестиваля молодежи и студентов в 1957 году. Конечно, боялись всего: от болезней до лишнего общения. Многие по личной инициативе уезжали из столицы и забирали семьи. Однако репрессивные меры тоже применялись. Но это уже процедура, отработанная не только в связи с Олимпиадой. Что до остального… Мы знали, что в дни Олимпиады скончался Владимир Высоцкий, послали венок. Но жизнь наша была полностью связана с Играми: шесть лет готовились. Напряжение, которое ложится на плечи сотрудников штаба, невозможно представить. Некогда было обращать внимание, честно…
У меня 25 Игр за плечами. Была очень сложная ситуация в 1968 году, когда мы прибыли в Мехико и ехали сквозь строй бронетранспортеров, которые находились в столице по случаю студенческих волнений — на центральной площади погибло много молодежи. Или, скажем, события в Монреале: когда уже начались Игры, министры спорта Африки приняли решение отозвать своих спортсменов. 26 стран снялись, уже вступив в соревнования. А причиной были контакты между регбистами Новой Зеландии и ЮАР. Регби, спешу напомнить, тогда никакого отношения к олимпийскому движению не имело. Но «поддержка апартеида» — и африканские коллеги решили наказать Олимпиаду. Так что чем больше популярность, тем больше желание у деструктивных элементов внедриться в это дело, чтобы тебя заметили. Поэтому к мерам безопасности надо относиться с пониманием.
— Ваша любимая Олимпиада, кроме московской?
— Все по-своему интересны. 25 Игр, 50 лет жизни. Первая — в Риме, мне еще не было тридцати лет. Очень понравилась Олимпиада в Токио в 1964 году. Олимпийская деревня — огромный парк, и на всей территории ни одного автомобиля. Проходишь с аккредитацией, а возле входа стойка с велосипедами. Я возглавлял сборную по водному поло. Жили мы, 20 человек, в одной комнате, туалеты и умывальники в конце коридора. И нормально это воспринимали… Совсем другое дело, когда ты руководишь делегацией и отвечаешь за жизнь и здоровье спортсменов. Через это мне пришлось пройти в Альбервиле и Барселоне, вплоть до Сиднея. Было время, когда я руководил спортом РСФСР, входил в правительство. И всегда слышал от коллег: «Ну что ж вы проиграли? Второе место на чемпионате мира по хоккею, куда это годится!» Терпел-терпел, потом при всех и сказал — министру текстильной промышленности, который особо отличался в подобных высказываниях: «На каком месте твоя промышленность в мировом рейтинге? А мы — вторые в мире, и тебя это не устраивает?!»
Сейчас мы вновь выступаем в роли хозяев Игр — всей страной. Очень важно, чтобы все гости увезли яркие, незабываемые впечатления. Это будет главный итог Сочи-2014. Игры — огромное событие в истории страны: спорт не только зрелище, но и очень важное дело. Впрочем, я уверен, что и как зрелище Сочи-2014 нас очень по-хорошему удивит. И не раз.