Иван Васильевич возвращается / Искусство и культура / Искусство
Иван Васильевич возвращается / Искусство и культура / Искусство
Иван Васильевич возвращается
/ Искусство и культура / Искусство
В афише Большого театра вновь появляется «Иван Грозный» в постановке Юрия Григоровича — самый русский из всех советских балетов
На этой неделе в афише Большого театра вновь появляется балет «Иван Грозный» в постановке Юрия Григоровича. Этот самый русский из всех советских балетов уже со дня своего рождения в 1975 году больше, чем балет, и даже больше, чем вообще театральное явление.
С точки зрения любви к искусству тут возможны разные оценки. По мне, так псевдоисторический балет — жанр убийственный, идет ли речь о посвященном кронпринцу Австрии «Майерлинге» или об «Иване...». Сам же Юрий Григорович нажимает именно на художественную ценность своей работы и сегодня уверяет, что вдохновлялся и вдохновляется исключительно Прокофьевым, и никем другим. В его комментариях есть «замысел», «убедительность» и другие пыльные слова, которыми он обозначает стилистические разногласия с сегодняшним днем. Правда, возрожденный «Иван…» планировался под эталонного Ивана — танцора Ивана Васильева, некстати покинувшего театр в прошлом сезоне. Теперь балет представит только «суррогатных» царей…
Но возникает противоречие между этой премьерой и прочими планами театра на сезон. Весной грядет большой фестиваль «100 лет «Весне священной» — 100 лет новому искусству», официально возвращающий это новое искусство в страну, из которой его вытолкали. В Большом соберется цвет балетного мира и покажет знаменитые версии шедевра в постановке Вацлава Нижинского, Пины Бауш, Мориса Бежара, а также сделанную специально для Большого новинку известного британца Уйэна МакГрегора. В мае ожидается и еще более продвинутый фестиваль wwb@llet.ru с гастролями Штутгартского балета. Кроме того, впервые с Большим будет работать живой гений Матс Эк («Апартаменты»), лакуны балетной классики ХХ века уже заполнил «Аполлон Мусагет» Баланчина и еще заполнит «Онегин» Джона Кранко, а старинную «Баядерку» XIX века выпустят на историческую сцену и переоденут. И вот такой достойный сезон вдруг прорезается скандальным спектаклем из категории «наследие Большого театра советского периода», невзначай приуроченным к началу ноября.
В постановке соблюдены все требования триады — православие, самодержавие и народность — и соответственно представлены события полувекового царствия Ивана. Все украшено, как бантиком, лирической темой любимой жены царя Анастасии — имеется в виду, что звереть Грозный начал после отравления ее боярами. Дальше вполне уместно цитировать рецензии советских лет тридцатисемилетней давности: «Эта утрата делает Ивана еще более замкнутым и жестоким. Он вступает в борьбу с внутренними и внешними врагами, опираясь на созданную им мобильную армию опричников». Или: «Герой масштабный и трагический, стремящийся к созиданию, но исторически не могущий найти единения с народом». Следует признать, что энергетика нескольких сцен той постановки была громадной: звон челяди в колокола едва не поднимал зал на ноги. Стоит отдать должное сценографии к тому «Ивану…» — ее придумывал Симон Вирсаладзе, каждому хореографу в помощь бы такого художника…
В 1975-м балетная публика ахнула. Иван был так прекрасен во главе опричнины, что разрушал и без того хлипкие надежды советской интеллигенции на Большой балет и его лучшего хореографа. Стало ясно, что за полтора десятка лет буквально на глазах современников талантливый ленинградец Юрий Григорович превратился в обыкновенного местного тирана, высказавшегося «Иваном…» абсолютно недвусмысленно. А ведь автором идеи был Абрам Стасевич, дирижировавший музыкой Прокофьева для легендарного «Ивана Грозного» Эйзенштейна, и балет, как предполагалось, должен был в меру своей условности назвать исторический кошмар кошмаром, договорив то, что не позволили сказать Эйзенштейну. Получилось же ровно наоборот. Лучшие сцены — разгул опричнины, жестокость Ивана — как раз и утверждали, что кровавый царь «исторически и художественно оправдан». Клюква Ivan the Terrible на гастролях очередной раз потрясла мир, как и многие другие сувениры из Москвы. В Москве же спустя недолгое время негласно запретили к распространению тираж книги критика Вадима Гаевского, обозначившего этапы большого пути великого кормчего Большого балета. Вполне очевидная, хотя и тихая художественная репрессия.
Зачем же этот спектакль нужен сегодня Большому театру? Сведущие люди говорят, что появление в планах «Ивана...» год назад сорвало перспективное для Большого балета кадровое назначение. Но ради утверждения национальной идеи в трико пошли на все. «Русские сезоны» Десятникова в хореографии Ратманского, видимо, сочтены недостаточно национально-идейными. Хочется трактовать возрождение «Ивана…» как благодарность Большого, предоставляющего сцену своему некогда бессменному в течение трех десятилетий руководителю. Но трудно не предположить и то, что в такой «художественной политике» главным является второе слово.