Сатана там правит бал / Искусство и культура / Художественный дневник / Кино
Сатана там правит бал / Искусство и культура / Художественный дневник / Кино
Главный лауреат Венецианского фестиваля «Фауст» непривычно быстро дошел до российского проката. Непривычным был и громкий медийный резонанс, вызванный его пышными премьерными показами в Петербурге и Москве. Причем если в Северной столице публику собрали в культурно-пафосном, торжественном, но не слишком пригодном для кино зале филармонии, то для московских зрителей выбрали место пафосное совсем в другом смысле — кинотеатр в «Барвиха Лакшери Вилладж». Поскольку картина Сокурова при всей ее псевдоисторичности, костюмности, цитатности и образной замороченности выносит весьма внятный приговор нашему времени, то даже выбор таких неуместных площадок для премьеры можно расценить как художественный жест.
«Фауст» — последняя, но, по сути, предваряющая часть сокуровской «тетралогии о власти», на создание которой у режиссера ушло больше десяти лет. «Молох» рассказывал про летний день, проведенный Гитлером в его горном убежище вместе с Евой Браун, Геббельсом и Борманом. В «Тельце» умирающий Ленин в Горках мучился сам и мучил истериками Крупскую. Герой «Солнца» японский император Хирохито в последние дни Второй мировой подписывал с американцами акт о капитуляции и отрекался от своего божественного статуса. Найти логическую связь истории средневекового доктора, продавшего душу дьяволу, с диктаторами ХХ века не так уж сложно. Но это поверхностная логика для «Фауста», который с тем же успехом может служить отправной точкой нового цикла. Человек, находящийся у власти, уже достаточно давно демонизирован в нашем сознании, в этом нет ничего нового. Приписывать ему пакт с дьяволом, как сказала бы весьма властная героиня «Покровских ворот», «мелко, Хоботов!». А режиссер и его соавтор драматург Юрий Арабов говорят о глубоком. Сокуров настаивает на том, то Фауст прежде всего несчастливый человек, пытающийся сублимировать властью над людьми свой страх и неверие. И вспоминает слова Гете о том, что такие люди очень опасны. Арабов же говорит о том, как связан кризис веры с современным обожествлением свободы: «Если ты веришь в черта, то априори предполагается Бог. А если ты не веришь даже в черта, то возникает абсолютная свобода — свобода в поступках, прежде всего дурных». И это, безусловно, относится к нам всем, а не только к людям на властных постах.
Каркасом для фильма послужил первый акт «Фауста» Гете, тот самый, где герой подписывает кровью договор и с помощью беса соблазняет Маргариту. Но это, по словам Сокурова, прочтение между строк. Никакого оперного Мефистофеля, размахивающего шпагой и поющего, что люди гибнут за металл, здесь нет. Есть старый, уродливый, горбатый Ростовщик с жалким хвостиком на крестце (мим, клоун, основатель театра «Дерево» Антон Адасинский), который скупает все подряд, включая церковную утварь и человеческие души. А Фауст (театральный актер из Вены Иоханнес Цайлер), напротив, не ученый старик, грезящий о молодости и удовольствиях, а вечно голодный крепкий дядька с неброским лицом и впечатляющими изысканиями. В первых же кадрах, где показаны сверхкрупно мужские гениталии, на которые вываливаются осклизлые кишки, он деловито вскрывает очередной труп в поисках души. Ее видимое отсутствие дает ему право быть полностью свободным в своих действиях и желаниях. Но свобода чего-то стоит, а он вечно без денег. Именно это и сводит Фауста с Ростовщиком. Подлинным же дьяволом в этой паре оказывается доктор, в чьей личной вселенной нет ни души, ни Бога, ни черта. Маргарита (юная Изольда Дычак, уроженка Сургута, живущая в Германии) всего лишь внезапная страсть, попытка беспокойного ума обрести покой, обернувшаяся очередным торжеством физиологии над душевным порывом.
Будущим зрителям надо быть готовым к испытанию на прочность. И к невероятной, какой-то липкой физиологичности картины. И к моментам мучительной тоски от неразгаданности загадки. И к навороченному смешению фактур фильма, где визитка и цилиндр из XIX века соседствуют со средневековыми доспехами. И к тому, что зелено-мутная гамма и собрание уродцев могут напомнить об ужастиках класса «Б». Тем не менее это зрелище высшего уровня изобразительной и философской культуры. Причем актуальное, как газетная передовица.
Ирина Любарская