Хан и шах / Политика и экономика / Спецпроект
Хан и шах / Политика и экономика / Спецпроект
Хан и шах
/ Политика и экономика / Спецпроект
Кирсан Илюмжинов — о том, как влился в ряды золотой молодежи и чуть было не сел за шпионаж, о фирменном блюде Каддафи и ядерных секретах Саддама, о том, кто из голливудских звезд сыграет Горбачева, а также о контактах с инопланетянами, туалетном скандале и тяге к пиву с младых ногтей
Сегодня он в Цюрихе, завтра — в Стамбуле, послезавтра — на Ставрополье... С тех пор как Кирсан Илюмжинов оставил пост президента Калмыкии, его занимают вопросы не одной республики, а всего мира. Он излагает свои идеи мироустройства с такой же легкостью, как и передвигает фигуры на шахматной доске в блицпартии. В перерыве между перелетами действующий президент ФИДЕ поделился с «Итогами» своими идеями.
— Кирсан Николаевич, вы играли в шахматы со многими известными людьми, президентами разных стран. Это для вас нечто вроде теста? Каждый раз по окончании партии делаете ли вы какие-то выводы о человеке?
— Прежде всего шахматы — это приятное времяпрепровождение. И многие играют в них просто потому, что им нравится. Пожалуй, первым из глав государств, с которым я сыграл, был Бабрак Кармаль — руководитель Афганистана. Я тогда еще в МГИМО учился. Потом довелось не раз помериться силами с Наджибуллой во время его визитов в Москву в ранге главы службы государственной информации, а затем уже президента Афганистана. Конечно, человек раскрывается за шахматной доской. По этому поводу вспоминаю, как в последний раз встретился с Каддафи. Было это 12 июня 2011 года, спустя четыре месяца его убили. Мы сидели, разговаривали под бомбежки натовских самолетов и вообще-то не собирались играть. Смотрю, а в углу стоят очень красивые шахматы. Он за взглядом моим проследил: «А! Я и забыл, что вы президент Международной шахматной федерации, давайте сыграем...» А семью годами раньше мы с ним уже играли, когда я гостил у него в Сирте. Он принимал меня в своей палатке, в пустыне, сам готовил угощение — верблюжатину на костре. И вот прямо в палатке мы и разыграли партию: ночь, костер, фигуры на доске... Буквально на пятом или шестом ходу он зевнул — коня подставил. Говорю: «Переходите, ведь коня теряете». Он отвечает: «Нет, все. Сделал ход — значит, так и будет». Примечательное качество. Во время встреч и игр с Каддафи я оценил его характер, увидел, как он просчитывает ситуацию, и понял, что это человек, который никогда не сдается и держит свое слово. Спрашивал его: «Вам предлагают покинуть страну. И что — уедете, покинете пост?» Он отвечал: «Кирсан, да какой пост? Я же не президент, не король, по Конституции я никто. И потом куда я уеду? Во время последней бомбардировки я потерял двух внуков, внучку и 29-летнего сына. Здесь мои близкие остались, как я покину родину?» После той встречи я разговаривал с руководителями некоторых стран, меня спрашивали о Каддафи, и я открыто высказывал свое мнение: он будет стоять до конца, с ним нужно договариваться. В результате вы видите, что получилось: послов американских убивают, граница полыхает...
— Кто еще вас удивил за шахматной доской?
— Папа Римский Иоанн-Павел II. Мы познакомились в 1993 году. После расстрела Белого дома он пригласил меня, чтобы вручить памятную медаль. Я же в 93-м был депутатом и, соответственно, находился в гуще событий. Когда по зданию правительства ударили танки, стало понятно: еще немного, и разразится гражданская война. Я, Руслан Аушев и еще два человека соорудили белый флаг из занавески, сорванной в кабинете Валерия Зорькина, и поехали к Белому дому — надо было выводить из здания женщин. Хаос, стрельба, после долгих переговоров мы миновали ограждение. По темным коридорам под визг пуль собирали перепуганных женщин — в основном это был обслуживающий персонал. По спутниковой связи связались с Олегом Лобовым, секретарем Совета Безопасности, предупредили, что ведем безоружных. На выходе нас ожидали напряженные, готовые выстрелить в любой момент военные и разъяренная, неуправляемая толпа. Женщин втолкнули в автобусы, сами — бегом в мой «Линкольн». Потом по телевизору крутили кадры: Илюмжинов с Аушевым с белым флагом заходят в Белый дом, и ни одного кадра — как выводим оттуда людей... И когда папа римский решил меня наградить, я, конечно, приятно удивился. А в 1995 году, когда я стал президентом ФИДЕ, одна из первых поздравительных телеграмм пришла из Ватикана. Я поехал, чтобы выразить свою благодарность. Привез папе римскому очень красивые шахматы, которые изготовили кубачинские мастера из Дагестана. Он быстренько расставил позицию: «Так, господин президент, вот вам задачка: белые начинают, мат в пять ходов». Я смотрю: откуда тут в пять ходов? «Ну ладно, — говорит. — Вы же все-таки начинающий президент. Вот вам другая задача — мат в два хода». Это я уже отгадал. И только потом узнал о его увлечении: президент шахматной федерации Польши прислал мне вырезки из краковской газеты, а там — задачи, этюды, составленные ксендзом Войтылой. Он и играть в шахматы любил, но особенно — составлять задачи.
— Вы сами когда в первый раз за доской оказались?
— Лет в пять меня дедушка научил. Сначала в шашки, но буквально через неделю я уже начал у него выигрывать. Тогда решили освоить шахматы. Через какое-то время я опять его стал обыгрывать, а он психовал: «Давай еще, отыграюсь!» Доходило до того, что он звонил с работы бабушке: «Скоро приду, отловите Кирсана!» В детский сад я не ходил, на улице постоянно носился. Мне хотелось в футбол играть, а дед усаживал за шахматную доску. Я понимал, что пока он не выиграет, меня не отпустит. Тогда начал хитрить, поддаваться. Дед опять недоволен, кричит: «Ты по-настоящему играй!» В пять лет я стал чемпионом улицы — ящик пива выиграл. Мне его, конечно, не дали — купили лимонад и коржик. В 1-м классе стал чемпионом республики среди школьников, в 15 — чемпионом Калмыкии среди взрослых. Когда в армии служил, был чемпионом Северо-Кавказского военного округа. Потом, во время учебы в МГИМО, чемпионом Москвы среди студентов.
— Шахматам надо учиться или самоучка тоже может достичь больших результатов?
— Многие из политиков, которых я знаю, шахматами профессионально не занимались, просто в детстве дедушка или сосед научил, а со временем набрали приличный уровень. Как Горбачев, например. Он мне рассказывал, что во время немецкой оккупации детям надо было во что-то играть, вот они с соседским мальчишкой и вырезали из деревяшек шахматные фигуры. Так он и приобщился. И потом, будучи уже Генеральным секретарем, садился за доску с членами Политбюро и правительства, там многие увлекались. Как мне кажется, для политика это необходимый навык. Исторический факт: когда Уинстон Черчилль приглашал человека на работу к себе в кабинет правительства, он первым делом интересовался, играет ли претендент в шахматы?
Я к шахматам отношусь больше как квалифицированный шахматист, кандидат в мастера спорта, а поиграть меня часто просят. Помню, как-то в середине 90-х пришел в качестве президента Калмыкии с целым списком вопросов к генеральному прокурору Юрию Ильичу Скуратову. Только бумаги на стол выложил, он спрашивает: «У тебя время есть?» — «А что?» «Пойдем, — говорит, — в шахматы сыграем, заодно и чаю попьем». Зашли в комнату отдыха, на доске фигуры расставлены. Я говорю: «Юрий Ильич, неудобно, там посетители в приемной». Блиц все-таки разыграли.
Или прихожу как-то к Сергею Ивановичу Шматко, министру энергетики, с вопросом по строительству ветряных электростанций. И у него в кабинете оказались шахматы. Пока не сыграли, к делам не перешли.
— У всех выигрываете?
— Мне как опытному шахматисту это необязательно. Жириновскому вот уступил. Он неплохо играет, но как любитель, а я хотел, чтобы ему интересно было. В общем, Владимир Вольфович мне мат поставил и говорит своим помощникам: «Учитесь! Видите, какой Илюмжинов мудрый — сделал так, чтобы я порадовался». Кстати, Горбачев как-то возмущался при журналистах: вот, мол, Кирсан вничью со мной сыграл, поддался, а так бы выиграл. Я говорю: «Михаил Сергеевич, не выиграл же, вничью сыграли!» «Э-э, нет, ты у меня выиграл!»
— Это правда, что вы выкупили права на издание мемуаров Горбачева?
— Да, права на издание мемуаров и их экранизацию. В Голливуде сейчас ведем переговоры с продюсерским центром Аль Пачино. Была у нас в Чикаго встреча с режиссером Оливером Стоуном — Горбачев, я и он. Многие актеры готовы сыграть Горбачева — например, Леонардо Ди Каприо. Но пока не могу сказать, кто сыграет главную роль. Считаю Михаила Сергеевича одним из выдающихся людей эпохи. Меня всегда привлекали масштабные личности, как папа римский Иоанн-Павел II, далай-лама, Бобби Фишер, Саддам Хусейн, Каддафи. Это те, кто влияет на ход истории. Горбачев сначала остановил холодную войну, затем изменил политический строй. Поэтому как личность он всегда меня интересовал. Тем более что мы соседи — Калмыкия и Ставропольский край, откуда он родом. Очень интересно, как человек из ставропольской глубинки стал личностью века.
— Часто политика вмешивается в шахматы?
— Можно вспомнить противостояние Бобби Фишера, который был олицетворением капитализма, и Бориса Спасского — представителя коммунистической идеологии. Через них выясняли, кто умнее — капиталисты или коммунисты. А из новейшей истории вспоминается ситуация с Саддамом Хусейном. В 1996 году он предложил провести чемпионат мира в Багдаде, готов был обеспечить призовой фонд. Тогда как раз подвис матч Анатолий Карпов — Гата Камский. Карпов согласился ехать в Багдад, и Камский хотел играть, но американцы пообещали ему неприятности, если отправится в Ирак. Против этой страны тогда уже действовали санкции. Я написал письмо в Госдеп США: мол, мы же в шахматы играем, а не воюем, не оружие туда завозим, а шахматные доски. Но санкции запрещали ввозить в Ирак даже... карандаши. Потому что в них — графит. Видимо, считалось, что из карандашей Саддам Хусейн изготовит атомную бомбу.
Меня периодически критиковали: мол, общаюсь с тиранами. Но с тем же Каддафи кто только не обнимался — и Берлускони, и Саркози. Кондолиза Райс была у него в гостях. И вдруг стал изгоем, тираном. А ведь ни одной политической тюрьмы в стране так и не обнаружили, ни одного политзаключенного. Было благополучное государство: самая низкая зарплата — 1000 долларов, коммунальные услуги — бесплатно, молодоженам выделяли 64 тысячи долларов на покупку квартиры. Я встречался с людьми, знаю...
— Вы часто оказываетесь в странах, где идут военные действия, происходят какие-то конфликты. В каком качестве вы туда приезжаете?
— По шахматным делам. В прошлом году 108 стран посетил, в этом — более 60. Меня многие приглашают. Весной, например, был в Сеуле на международной конференции, где среди прочего поднимали тему объединения двух стран — Южной и Северной Кореи. Выступал с докладом.
— Ну и как, объединение грядет?
— Я предложил им на мосту, где стояли войска ООН, поставить сто столов с шахматными досками и посадить за них с одной стороны 100 северокорейских пионеров, а с другой — 100 южнокорейских детишек. Обсуждал эту идею с президентом Южной Кореи Ли Мен Баком. Это мой товарищ еще с 90-х годов, когда он был президентом корпорации «Хендай», а я дилером этой компании на территории бывшего Советского Союза. Он потом стал мэром Сеула, а затем и президентом Южной Кореи. И вот я предложил: первый ход сделает президент Южной Кореи, а со стороны Северной Кореи — Высший руководитель. Южане были готовы, но, к сожалению, в Северной Корее не так давно умер лидер, и придется все переговоры начинать заново.
Еще одна моя идея: линия мира на арабо-израильской границе. Там стоит 6-метровая стена, и на участке, где еще идет строительство, поставить тысячу шахматных столов, за которые усадить детей. С Махмудом Аббасом, лидером палестинцев, я обсуждал эту идею, он двумя руками за. Израильское руководство вроде тоже не возражает. Остается подготовить и осуществить. То же самое подошло бы для Нагорного Карабаха, где могут сыграть армянские и азербайджанские дети, для Тирасполя — пусть встретятся дети Приднестровья и Молдовы. Так что шахматы выполняют миротворческую миссию. Знаете, есть такая легенда. Два индийских раджи постоянно враждовали друг с другом. И вот в очередной раз их войска вышли на поле брани, и тут один мудрец предложил: прежде чем доказать, кто сильнее, вы сначала докажите, кто умнее. Расставили шахматы. Начали соперники играть — день, неделю, месяц... Солдаты стояли-стояли да и разошлись по домам — нужно хозяйством заниматься. Так война и закончилась.
— Как вы, выходец из обычной калмыцкой семьи, попали в МГИМО, куда без блата не брали? И почему своей специализацией выбрали японский язык?
— Шахматы меня научили играть и побеждать. Я окончил школу с золотой медалью, был победителем многих республиканских и всесоюзных олимпиад по математике, химии, физике, литературе. В 1979 году отмечалось 180-летие Пушкина, проводились городской, потом общереспубликанский и общесоюзный конкурсы на лучшее сочинение. И вот у меня оказалось лучшее сочинение в стране, а победители имели право льготного поступления на филологический факультет МГУ. Так совпало, что в то же время я прочел книгу Всеволода Овчинникова «Ветка сакуры», в которой он очень красиво пишет про Японию. А еще в школе я увлекался карате, хотелось вникнуть в восточную философию. Я узнал, что японский язык изучают в Институте Азии и Африки, в МГИМО и Военном институте Министерства обороны. Но в институт я попал не сразу. После школы еще год на заводе отработал. Оказался там, можно сказать, случайно, ведь мне с моим аттестатом все прочили институт. Но как-то шел по Элисте со своим одноклассником, а навстречу парторг приборостроительного завода «Звезда». «О, — говорит, — а когда вас на заводе ждать? У нас людей не хватает». А я же был секретарем комсомольской организации школы, командиром городского комсомольского штаба, призывал всех: «Товарищи, идите на завод!» И как-то неудобно стало: других зову, а сам что? Ну и пошел, тем более что хотелось себя проверить. Конечно, меня не поняли ни дома, ни в школе. Встал за слесарный станок и быстро стал ученическую норму в два раза перевыполнять. Выбрали меня бригадиром комсомольско-молодежной бригады. Получал 220 рублей, тогда как у мамы — ветеринарного врача — зарплата была 140, у отца — инженера — 200. Я почувствовал, что значит зарабатывать. А через год — повестка в армию. Опять вызов: как не принять? Пошел. Попал в Северо-Кавказский военный округ. Прошел путь от рядового до старшего сержанта, замкомвзвода. Конечно, поначалу тяжело было, издевательствам «стариков» надо было противостоять. Да и физически непросто. Представляете, наряд по кухне: 2,5 тысячи людей поели, а мы, пятеро солдат, должны перемыть посуду, а потом еще картошку чистить с 3 до 6 утра. Не скрою, часто закрадывались мысли: вот дурак, зачем пошел в армию, сейчас бы гулял на дискотеке... А потом втянулся, привык и не жалею. Считаю, получил хорошую закалку. Вернулся из армии и поступил в МГИМО. Мне хотелось доказать, что если я попадаю в какую-то ситуацию, то должен быть лучшим, сделать все по максимуму. И вот в институте я оказался среди золотой молодежи — вместе со мной учились внук Брежнева, сын Бабрака Кармаля.
— И в такой среде произошла история с доносом в КГБ...
— Донос случился на ровном месте. Отмечали в общежитии мой день рождения. Накрыли стол длинный, плов готовили, выпивали, разговаривали... А через день фотографии оказались в КГБ: вот — распитие алкогольных напитков. Помню, меня полковник спрашивает: пили на дне рождения? «Ну да, шампанское...» А он выкладывает фотографию: я сижу, Кала Кармаль, мы чокаемся рюмками, и в кадре на первом плане — бутылка «Столичной». Хотя я вообще-то крепкие напитки не жаловал...
— Это наказуемо — выпить на студенческом дне рождения?
— Так это в середине 80-х, в самый разгар борьбы со спиртным. К тому же я был замсекретаря парткома по идеологии. И пошло-поехало: какой пример вы показываете комсомольцам? Меня исключили из института, потом из партии, влепили строгий выговор, начали следствие, будто я шпион, наркоман, фарцовщик. КГБ тогда был всесильным, но я все равно решил бороться. Написал письмо председателю КГБ Чебрикову о том, что я не шпион, написал как коммунист письмо на имя XIX партконференции, Шеварднадзе написал как министру иностранных дел. Везде указывал, что я простой студент, без «лапы», без денег. Решил: раз жизнь поставила в такие условия, надо бороться, доказывать свою невиновность. Началась история в апреле, а в сентябре меня пригласили в МГИМО и сказали: мы все проверили, факты не подтвердились. В институте тогда деканом факультета международных отношений был Анатолий Торкунов, он сейчас ректор МГИМО. Он поддерживал меня неофициально: «Ну сам понимаешь, система. Может, давай переведем тебя в Институт стран Азии и Африки?» До сих пор благодарен ему за поддержку...
Меня восстановили — на мой же 6-й курс. Я даже не отстал, экстерном сдал экзамены и зачеты. Не согласился я и со строгим выговором за распитие спиртных напитков, написал в Комиссию партийного контроля. Через полгода меня вызвали на Старую площадь и сняли строгач. Я уверен: если ты чувствуешь за собой правоту, надо идти до конца. Я в жизни ничего не боюсь.
— Действительно, надо обладать немалой смелостью, чтобы, будучи одним из ведущих политиков в стране, рассказать о своем контакте с инопланетянами. Как это вы рискнули?
— Моя бабушка говорила: самая большая хитрость — это честность. Живу по этому принципу. Другое дело, что я говорю не все, что думаю. Но если что-то было, отрицать не буду. Да, я знал, что история с инопланетянами вызовет неоднозначную реакцию. Но меня воодушевили наши же руководители. Бывшие коммунисты, которые носили партбилеты в карманах, а значит, были атеистами, стали ходить в храмы и стоять со свечками на глазах у всей страны во время телетрансляций с Пасхи и Рождества. Я их не осуждаю, сам человек верующий. Со многими религиозными деятелями дружу — и православными, и мусульманскими, и буддистскими. Я и паломничество совершал — в Тибет, Северную Индию — в резиденцию далай-ламы. У меня потребность была что-то открыть, понять для себя. Когда был президентом Калмыкии, создал Совет по делам религий. Если человек что-то потерял в жизни, ему нужна отдушина, он идет туда, где может обрести равновесие, ищет путь к Богу. Это очень правильно. Надо просто верить, что есть Абсолют, а мы лишь приходим и уходим каждый в свое время. Очень мудро Константин Циолковский писал об этом в «Приключении атома». Ракетостроению посвящена лишь одна тысячная его работы. Остальное — про буддизм, про душу, про полеты на Марс. Этот полуглухой учитель из российской глубинки был уверен, что наша галактика кишит разумными существами.
Я не побоялся рассказать про свои встречи с инопланетянами. Впервые я с ними встретился, когда учился в 1-м или 2-м классе. Элиста — город маленький, на окраине футбольное поле. Мы играли в мяч, рядом коровы паслись. И как-то под вечер, солнце еще не село, собаки вдруг как завыли, головы к земле опустили. Затем наступила звенящая тишина и сверху опустилась бандура вытянутой формы. Буквально в километре от нас зависла. Это полгорода видело. Бандура повисела какое-то время и медленно-медленно ушла вверх. Потом был случай в армии — прямо над воинской частью что-то шарообразное висело. Ну а в 1997 году в Москве был особый случай: меня пригласили на корабль. Я бы, может, и подумал, что мне это приснилось. Но есть три свидетеля: водитель мой Николай и два друга — Андрей и Василий. В тот день я должен был улетать в Элисту, они заехали за мной на квартиру в центре Москвы примерно за полтора часа до вылета. Открыли дверь своими ключами, телевизор включен, а меня нет. Василий даже под кровать заглянул. Я жил на последнем этаже, никуда не вылезешь. У консьержки спросили: «Выходил?» «Нет, — говорит, — как вечером приехал, так и оставался дома». Час искали, стали уже думать, что дальше делать — шум поднимать или нет. И тут вдруг я материализуюсь, из спальни выхожу. Они: «Ты где был?» Я говорю: «Летал на тарелке». Они не верят, конечно, но ведь меня же не было.
— А что за общение у вас было на тарелке?
— Естественно, я спросил у них: «Чего вы с нами не общаетесь?» Они говорят: «А зачем? Вы же еще не доросли. Вот вы с муравьями разговариваете? Нет. А ведь у муравьев тоже цивилизация есть. И к тому же вы едите себе подобных». В общем, дали понять, что человечество на нынешнем этапе развития не представляет для них интереса.
Кстати, после моего рассказа многие стали говорить: спасибо тебе, мы теперь тоже можем поведать о своих контактах. Мой друг, президент одной страны, сказал: «Слушай, а я ведь тоже видел». Я ему говорю: «Ну и расскажи об этом публично». Он: «Ты что! Оппозиция на смех поднимет». Были контакты, например, у выдающегося шахматиста Василия Смыслова. В начале 2000-х я проводил чемпионат мира в Государственном Кремлевском дворце, на приеме он подошел ко мне со своей супругой Надеждой Андреевной: «Кирсан Николаевич, это очень важно. Посмотрите мне в глаза и скажите: вы действительно встречались с инопланетянами?» Я подтвердил. Он чуть не заплакал и рассказал, что в 70-е играл с международным гроссмейстером Хюбнером в Германии на претендентском турнире. И прямо в гостинице, когда он сидел за шахматной доской, появилось существо. Он с ним общался. Супруга — свидетельница. Он не мог никому рассказать, держал это в тайне четверть века с лишним, боялся.
— Ваша смелость распространяется не только на рассказы об инопланетянах. Когда в 1998 году вы сделали заявление о том, что Калмыкия может выйти из состава РФ, это было не менее смело...
— А вот это выдумка журналистская, легенда! Чего не было — того не было. Я говорил о правильном политическом федерализме: если он существует, то не должен быть экономическим. Почему Калмыкия при бюджете 3 миллиарда собирает 15 миллиардов доходов, которые перечисляет в федеральную казну, а потом месяцами пытается получить обратно миллиард — на дотации, зарплату, детские пособия, пенсии. Должно быть так: кто нормально зарабатывает, тот и получает. По отстающим регионам нужно принимать специальные программы, помогать им. Иначе у тех, кто много зарабатывает, пропадает стимул работать успешно: ведь все равно Центр заберет. Но в новостях сразу стали обыгрывать: мол, в Калмыкии придется ставить пограничные столбы.
— Почему, проработав главой Калмыкии не один срок, вы в 2010 году решили не продлевать полномочия?
— К тому моменту 17 с половиной лет отработал, следовало в сторону отойти и посмотреть на сделанное. Свои основные обещания я выполнил. На 100 процентов республику газифицировал, хотя раньше Калмыкия находилась на последнем месте по уровню газификации. Пребывала республика и на последнем месте среди регионов бывшего Советского Союза по количеству дорог с твердым покрытием. От Элисты до районного центра Цаган Амана, что на Волге, — это примерно 300 километров — в распутицу люди по 8—10 часов ехали. Иногда ночевали в пути. При мне дорогу построили, теперь за три часа можно доехать. Между районными центрами дорог не было. Построили. А самое главное — о Калмыкии узнали.
Когда в 1998 году мы провели у себя шахматную Олимпиаду, в республику съехались представители 129 стран. Я посчитал свою миссию выполненной и решил посвятить себя бизнесу.
— Однако от поста президента ФИДЕ не стали отказываться. Такая борьба развернулась между вами и Карповым. Кстати, в каких вы сейчас отношениях?
— Все нормально. Я ему предложил пост вице-президента. Он подумал, но сразу же отказался — слишком много ездить нужно. Сейчас он посол ФИДЕ в международных организациях, мы часто с ним участвуем в разных мероприятиях.
— Трудно с шахматистами общий язык найти?
— Да, сложно. Шахматисты — люди эгоцентричные. Я заметил интересную закономерность: как только у них рейтинг заходит за 2700 (коэффициент Эло, международная классификация. — «Итоги»), они начинают считать себя самыми умными не только за шахматной доской. В этом проблема Каспарова: он создает свою парадигму и уверен, что она самая лучшая. Сложно с ними и в ФИДЕ: как соберутся, так начинаются споры по любому поводу. Например, выдвинуто предложение: играть не час, а полтора. Немедленно разворачивается дискуссия: почему полтора часа, а не 1 час 35 минут? И могут целый день это обсуждать. А надо ведь серьезные решения принимать.
— Одна из ваших серьезных миссий в ФИДЕ — объединительный матч между Топаловым и Крамником. Многим он запомнился туалетным скандалом, когда Топалов обвинил Крамника в том, что тот слишком часто отлучается в туалет и, наверное, получает там компьютерные подсказки. В какой-то момент матч был под угрозой срыва. Как вам удалось убедить игроков продолжать?
— Это было в сентябре 2006 года, тогда проходил экономический форум в Сочи. Владимир Владимирович Путин, когда подошел к стенду, на котором размещались инвестиционные проекты Калмыкии, у меня поинтересовался: «Кирсан, что у тебя там? Говорят, два умных и великих туалет не поделили». Я говорю: «Ну что делать — слишком умные». Двое суток ситуация накалялась, переговоры в тупик зашли. Все началось с того, что поражение засчитали Крамнику. Он сказал: «Пока не отмените поражение, играть не буду». А Топалов в ответ: «Отмените поражение, я играть не буду». Президент Болгарии послал за Топаловым в Элисту самолет. Я разговаривал с каждым, объяснял: «Надо играть, миллионы людей следят за матчем!» Кстати, спасибо туалетному скандалу: за неделю на сайте чемпионата мира было около 500 миллионов посещений. Мне друг позвонил из США: «Кирсан, я думал, скандал из-за того, что в Элисте деревянные туалеты». Журналистов запустил в этот туалет. Хороший турецкий кафель, сантехника красивая... В результате как-то уговорил их продолжить игру.
— Как вам удалось привлечь в шахматы спонсоров, ведь раньше не было таких призовых фондов, как в последние годы...
— Да, когда я в 1995-м пришел, мы почти два года не могли найти денег, чтобы провести матч Карпов — Гата Камский. В календаре ФИДЕ числилось всего четыре официальных турнира, и денег на их проведение не было. А сейчас в календаре ФИДЕ более 10 тысяч официальных турниров и около ста тысяч неофициальных. Первое, что отпугивало спонсоров, — количество разногласий и нестабильность в шахматном мире. Стабильность я обеспечил: после 13 лет двоевластия, когда существовало две версии чемпионата мира, сейчас осталась одна. За 4 года до матча Топалов — Крамник между ведущими шахматистами мира и ФИДЕ было подписано соглашение, что ФИДЕ — единственная федерация, которая выражает интересы шахматистов в Олимпийском комитете и международных спортивных и других организациях. Чемпионат мира 2012 года провели в Москве, в Третьяковской галерее, предприниматель Андрей Филатов был главным спонсором, дал два миллиона долларов. Он увлекается живописью, вот и предложил — давайте организуем турнир в Третьяковской галерее. Моих личных средств на шахматы ушло более 60 миллионов долларов, но зато я объединил шахматный мир, так что, считаю, деньги не зря потратил.
— Как вы стали миллионером? И вообще как оказались в бизнесе, вам же после МГИМО была прямая дорога в дипломаты...
— После того как меня восстановили в институте, я получил диплом и стал думать: куда идти работать? После всех мытарств и хождений по коридорам власти мне стало очевидно: старая государственная система прогнила. Желания работать на нее у меня не было. На дворе был 1989-й, и чувствовалось, что будущее — за нарождающимся в стране новым классом. Меня потянуло в мир настоящего дела, в мир бизнеса. В сентябре 89-го советско-японская фирма «Лико-Радуга» объявила конкурс на замещение вакантной должности управляющего. Условия: высшее образование, знание английского и японского. Это был шанс. Набралось 24 претендента, мы сдавали экзамены на английском и русском, проходили собеседования и многочисленные тесты — на психологическую совместимость, реакцию, скрытые возможности. И я прошел. Запомнилась встреча с руководителем «Лико-Радуги» господином Саватари. Всего несколько минут, но я чувствовал, что он оценил меня и остался удовлетворен впечатлением. С этой минуты моя жизнь круто изменилась. Зарплата — 5000 долларов в месяц, плюс еще некая сумма в рублях, плюс процент от каждой совершенной сделки. Фирма выделила мне двухкомнатную квартиру и машину. Компания занималась продажей легковых машин, переработкой сельскохозяйственной продукции, организацией выставок-продаж картин, ресторанным бизнесом и прочим. Встречи, постоянные перелеты, переговоры, конкурентная борьба. Но я был счастлив: все, чему я учился долгие годы, оказалось востребовано — шахматная логика и память, дисциплина, способность спать по 3—4 часа, сила воли. Я заключал миллионные контракты и перестал бояться цифр с шестью-семью нулями. Быстро набирался опыта, и вскоре мне вдвое повысили оклад, подняли проценты с каждого реализованного договора. Впрочем, через некоторое время в «Лико-Радуге» мне стало тесновато: компания не шла на слишком рискованные операции, предпочитая гарантированные сделки. Я же чувствовал, что способен на большее. У меня уже имелись личные сбережения, я стал заниматься банковскими и биржевыми операциями. Интуиция меня не обманула — пришли очень большие деньги. Конечно, я много раз был на грани разорения, как же без этого. Но воспринимал это как опыт. Бизнес ведь очень увлекательная игра. Причем чем дальше, тем выше азарт — идеи переполняют, уже просто не хватает времени, чтобы их реализовать. Через год после окончания института я купил дом в Лос-Анджелесе, «Роллс-Ройс». А потом мне стало скучно: зарабатываешь, зарабатываешь, а что дальше? Пошел в депутаты. В 27 лет стал самым молодым депутатом Верховного Совета. Потом направил стопы в исполнительную власть — надо же законы претворять в жизнь, а то все куда-то в корзину идет. В 31 год стал президентом республики. Интересно же! Вот поэтому бизнесмены и идут в политику.
— Какие вы сейчас ставите перед собой цели?
— В мире неспокойно — финансовый кризис, войны. Почему это происходит? Не из-за того, что на планете недостаточно ресурсов — и угля, и нефти, и газа хватит надолго. Циолковский говорил, что Земля может спокойно прокормить 50—60 миллиардов человек.
Чего и кого сегодня не хватает? Думающих людей. У меня есть мечта — увеличить их количество до миллиарда. Арифметика простая: на планете живут 7 миллиардов людей, в шахматы играют 600 миллионов. Лев Толстой писал о положительном влиянии шахмат на развитие человеческого интеллекта, а Ленин считал, что шахматы — это гимнастика для ума. Как-то журналист Би-би-си спросил Альберта Эйнштейна: «Зачем вам шахматы?» Тот ответил: «Молодой человек, почему вы считаете, что нужно тренировать мышцы рук, ног, а мышцы головы — не нужно? Единственный способ тренировать мышцы головы — это игра в шахматы». Если один миллиард будет играть в шахматы, значит, совокупный IQ человечества повысится. Значит, велика вероятность, что из этого миллиарда в политику, в правительства попадет больше умных людей. Значит, количество неправильных решений будет уменьшаться. Следовательно, будет меньше войн и меньше кризисов. Как это сделать? Знаете, как детей в калмыцких школах учили играть в шахматы? Садись, руки под попу клади. Хочешь конем пойти? Сначала подумай, а потом руку протягивай. И этот простой прием заставляет ребенка задумываться над тем, что он делает. Одна из программ, которой я сейчас активно занимаюсь: вводить шахматы как предмет в школах, езжу по странам с этой идеей. Мне кажется, это хорошее дело.