Эвакуация из-за нехватки рабочих

Эвакуация из-за нехватки рабочих

Попытки привести сведения в систему, хотя, конечно, неполные и неточные, показывают нечто совсем другое. Эвакуация началась и фактически проводилась вплоть до осени 1941 года в значительной степени в отрыве от событий на фронте. Конечно, много пишут о том, что эвакуация часто проводилась под огнем противника (такие случаи бывали), но при этом нельзя упускать из виду тот факт, что многие предприятия и многие районы начали эвакуацию, когда враг был за сотни километров и непосредственно не угрожал. Например, из статьи Г. А. Куманева следует, что эвакуация населения Москвы началась 29 июня 1941 года, то есть на восьмой день войны, когда немецкие войска были еще очень далеко. Однако же Пассажирское управление НКПС СССР (24 июня 1941 года нарком путей сообщения Л. М. Каганович был назначен председателем Совета по эвакуации при СНК СССР) сформировало специальные эвакопоезда и за месяц, до 29 июля, вывезло из Москвы 959,9 тыс. человек[123]. При этом приказ об эвакуации Москвы последовал только 15 октября 1941 года, когда немецкая армия уже действительно приблизилась к городу.

Эвакуация Ленинграда и области началась 28 июня 1941 года по постановлению Военного совета Северного фронта, хотя немцы в это время еще не дошли даже до Пскова и непосредственной угрозы захвата города ни немецкими, ни финскими войсками не было. Финские войска, которые были к Ленинграду гораздо ближе, чем немецкие, довольно много времени потратили на прорыв обороны по новой границе и сумели это осуществить только 21 августа 1941 года, а 29 августа взяли Выборг. 4 сентября финны дошли до Карельского укрепрайона и остановились до июня 1944 года.

Для упорядочивания перевозки эвакогрузов на железных дорогах проводились переписи вагонов с эвакогрузами, с указанием номера вагона, маршрута, принадлежности груза. Первая такая перепись была проведена 14 июля 1941 года, то есть через три недели после начала войны. Это показывает, что уже в тот момент поток эвакогрузов был достаточно велик.

В принципе могут сказать, что эвакуировалось самое ценное, самое нужное, и этим объясняется то, что это стали делать задолго до того, как враг появился на горизонте. Однако же нет, самое нужное эвакуировали в самый последний момент. Это промышленность Запорожья и Донбасса – главный источник топлива и металла для советского хозяйства. Именно там произошла большая часть случаев, когда заводы демонтировали и вывозили прямо у немцев из-под носа. Эвакуация Донецкого района была объявлена 9 октября 1941 года, когда немцы уже перешли Днепр и вели бои на территории самого района. На эвакуацию оставалось буквально несколько дней. Например, Мариупольский металлургический завод приказали эвакуировать 5 октября 1941 года, а немцы его захватили уже 8 октября. Из огромного промышленного района, насыщенного шахтами, заводами, электростанциями, железными дорогами, различными объектами, вывезли всего только 11,8 тыс. вагонов с людьми, оборудованием и материалами[124].

Итак, факты явно не сходятся с общепринятой трактовкой событий. Эвакуация в первые месяцы войны подчинялась какой-то другой закономерности, нежели передвижение линии фронта. На это указывает и то обстоятельство, что представитель тыла Красной Армии – начальник Главного управления тыла Красной Армии генерал-майор М. В. Захаров – был введен в состав Совета по эвакуации только 16 августа 1941 года. Если эвакуация проводится в связи с приближением противника, то это выполняется по указанию тыловых органов армии и в значительной степени ее силами. Упомянутое решение в этом смысле весьма красноречиво.

После живописания трудностей и опасностей эвакуации обычно следует констатация, что в силу этого обстоятельства военная промышленность сократила выпуск вооружения и боеприпасов, что стало одной из причин многочисленных неудач и поражений Красной Армии в 1941 и 1942 годах, и что Красная Армия стала побеждать только тогда, когда военная промышленность возобновила свое производство на новом месте. Между тем есть указания на то, что спад в объеме промышленного производства начался до того, как пошла массовая эвакуация крупных промышленных предприятий, во всяком случае, еще до того, как началась эвакуация крупных промышленных центров на Украине, в Белоруссии и в западных районах РСФСР. Уже в июле 1941 года отмечается резкое падение производства по целому ряду промышленных наркоматов. Л. М. Кантор, известный специалист в области планирования и ценообразования в промышленности, приводит следующие данные снижения производства в июле 1941 года:

Наркомат электротехнической промышленности – 17 %,

Наркомат пищевой промышленности – 39 %,

Наркомат лесной промышленности – 28–30 %,

Наркомат черной металлургии – 25 %,

Наркомат электростанций – 20 %[125].

Добыча угля упала в три раза, значительно сократилась погрузка вагонов на железной дороге, что частично объяснимо ростом военных перевозок, но при этом были случаи, что не отгружались и не отправлялись даже остро необходимые грузы.

Этот интересный факт все переворачивает вверх дном. В июле 1941 года немцы еще не захватили крупных промышленных районов на Украине. Да, БССР была весьма неплохо развитой республикой, но ее доля в промышленном производстве СССР в 1940 году составляла 2 %, и эвакуации белорусских предприятий было явно недостаточно, чтобы вызвать такие последствия во всем народном хозяйстве. Эти явления падения производства отмечались повсеместно. Что же произошло? Л. М. Кантор, подметивший это обстоятельство, связывает столь резкое падение промышленного производства с резким сокращением численности рабочей силы. Скажем, в промышленности союзного и республиканского подчинения в июне 1941 года работало 7 млн. рабочих, а в ноябре осталось только 4 млн., или 57 %. Всего в народном хозяйстве работало 31,5 млн. рабочих и служащих, а в декабре 1941 года их осталось 18,5 млн. человек.

Таким образом, главной причиной крупного падения производства в промышленности в первый месяц войны была массовая мобилизация в армию. 22 июня 1941 года в Красной Армии было 5,3 млн. человек, а 31 августа 1941 года численность армии подскочила до 6,8 млн. человек, при том, что армия в прошедших сражениях потеряла 2,5 млн. человек. Итого, в армию в июле-августе 1941 года пришло около 4 млн. человек.

С 10 июля по 1 сентября 1941 года было сформировано 26 новых армий (всего до конца 1941 года сформировано 40 новых армий, а их число дошло до 63). В значительной части новые армии формировались в крупных промышленных районах. Например, 42-я армия, которая с начала сентября 1941 года обороняла Ленинград, была сформирована с 31 июля по 2 сентября 1941 года в Гатчине, главным образом из ленинградцев (в составе этой армии было две дивизии народного ополчения). В Ленинграде мобилизация шла с огоньком, за два дня войны в военкоматы явилось более 100 тыс. человек, и такой наплыв добровольцев позволил приступить к формированию Ленинградской армии народного ополчения, в которой уже 6 июля 1941 года было 96,7 тыс. человек. К сентябрю численность дивизий народного ополчения, истребительных полков и батальонов достигла 160 тыс. человек. В основном это были рабочие ленинградских заводов, служащие учреждений и организаций.

Подобное же ополчение шло и в другом крупном промышленном центре – Москве. 2 июля 1941 года в Москве началось формирование дивизий народного ополчения, до конца месяца было сформировано 12 дивизий, в которых было 160 тыс. человек, и они вошли в состав армий Резервного фронта, образованного 30 июля 1941 года. В него входило пять свежих, только что сформированных в Московском военном округе армий. Вместе с Московской областью число добровольцев превысило 300 тыс. человек. В истребительные батальоны вступило 12,5 тыс. человек.

Народное ополчение – это не мобилизация в армию. Туда шли те, кого не призывали. Хотя часто говорится, что это была творческая интеллигенция в очках (они, конечно, тоже шли в ополчение), тем не менее костяк этих формирований составили квалифицированные рабочие с бронью. Завод «Красный пролетарий» (крупнейшее станкостроительное предприятие в СССР) – 1000 человек, «Калибр» (завод измерительных инструментов) – 650 человек, 1-й Государственный шарикоподшипниковый завод – 200 человек, Трансформаторный завод – 300 человек[126]. И это несмотря на то что Военный совет Московского военного округа требовал не брать в ополчение работников крупных промышленных предприятий, имевших огромное значение для военного производства. То же самое делалось и на Украине, где уже 5 июля 1941 года было сформировано 657 истребительных батальонов численностью около 45 тыс. человек. ЦК КП (б) Украины сообщал, что есть возможность мобилизовать в крупных промышленных городах Украины еще 390 тыс. человек ополчения, но их уже нечем вооружить.

Итак, как это все трактовать? Приведенные выше факты позволяют сделать предположение, что в ряде промышленных районов, таких как Москва и Ленинград, эвакуация населения и предприятий была вызвана вот этой повальной мобилизацией как в Красную Армию, так и в народное ополчение. Производственный процесс на многих предприятиях из-за этой добровольной мобилизации оказался расстроен, и встал вопрос о том, чтобы перевезти оборудование на те заводы, где были рабочие руки. Скажем, в Ленинграде массовая эвакуация заводов началась 11 июля 1941 года, когда немцы только взяли Псков и были в 280 км от города. Вокруг города сооружались оборонительные рубежи, и некоторое время еще было в наличии.

Решение это было, конечно, нерациональным, но вынужденным. Первые итоги приграничного сражения, быстрый захват Минска, продвижение немцев в Прибалтике и на Украине – все это было, конечно, крайне удручающе. Это сейчас мы знаем, что, несмотря на потери, боевая мощь Красной Армии еще не была исчерпана. Немцам удалось нанести крупное поражение только Западному фронту, который к 9 июля 1941 года потерял 417,7 тыс. человек, или 66 % своей первоначальной численности. Остальные фронты сумели отступить, сохранив основные силы, занимали новые рубежи и оборонялись. Потери Северо-Западного фронта составили 88,4 тыс. человек – 17,8 % от первоначальной численности, Юго-Западного фронта – 241,5 тыс. человек, 27,9 %[127].

Но это мы сейчас знаем эти цифры, а тогда, в начале июля 1941 года, быстро и точно разобраться в положении дел было очень тяжело: поступали разноречивые донесения, со многими соединениями не было связи. Поражение на какое-то время создало у командования впечатление полного разгрома Красной Армии, неспособности защищаться, что и побудило к самым решительным действиям, невзирая на последствия. Не только начать массовую мобилизацию, но и сформировать дополнительные силы народного ополчения в качестве резерва и усиления сил фронтов. Видимо, тогда считалось, что немецкий рывок на Москву и Ленинград есть дело ближайших недель, потому надо спешить. Эти силы народного ополчения, целая армия, дивизии, многочисленные истребительные полки и батальоны были сформированы ценой оголения многих важных производств. На Москву и Ленинград приходилось 2/3 советского военно-промышленного комплекса, то есть эти формирования делались ценой мобилизации рабочих и этих предприятий. О последствиях этого начали думать потом, когда прошла мобилизационная горячка первых недель войны.

Как итог, в начале 1942 года в военной промышленности был дефицит рабочих в 248,4 тыс. человек[128]. Особенно пострадали Наркомат тяжелого машиностроения, Наркомат боеприпасов, Наркомат танковой промышленности, Наркомат вооружений и Наркомат авиационной промышленности, на которые приходилось 86 % этого дефицита рабочих рук. Вот эти недостающие кадры, в основной своей массе, полегли на разного рода рубежах в конце 1941 года, а заменить их было очень трудно. В конце 1941 года стали прибегать к мобилизации другого рода – в строительные батальоны и рабочие колонны, которыми комплектовали военные и промышленные предприятия. К концу 1941 года в них было около 700 тыс. человек, а в феврале 1942 года началась мобилизация трудоспособного населения, которая собрала еще 733 тыс. человек, не считая тех, кого привлекали на временные и сезонные работы (1,4 млн. человек)[129].

Таким образом, эвакуация многих предприятий в первые недели войны была связана вовсе не с угрозой захвата их противником, а с тем, что рабочие оставляли станки и брались за оружие. Производство резко сокращалось. В этом смысле наиболее иллюстративным является пример уже упомянутого комбината «Североникель». П. Ф. Ломако, второй нарком цветной металлургии, занимавший этот пост с 1940 года, то есть лицо осведомленное, пишет, что оборудование комбината стали разбирать уже 26 июня 1941 года, оно отправлялось в Норильск и на «Южуралникель». Чтобы противник не догадался, пошли на хитрость: в дымовых трубах комбината жгли дымовые шашки, имитируя работу[130].

К этой душещипательной истории стоит только добавить, что наступление горнострелкового корпуса «Норвегия» на участке Петсамо – Луостари началось только утром 28 июня, то есть через два дня после начала демонтажа, в направлении на Мурманск. При этом Мончегорск располагался в 115 км к югу от Мурманска. У противника были широкие планы. Так, немецкий корпус должен был блокировать Мурманск, выйти на берег Белого моря и захватить Архангельск, но в реальности их главной задачей была оборона никелевых рудников в Петсамо, и наступление их остановилось на берегу реки и губы Западная Лица. До Мончегорска и его комбината было еще очень далеко. Однако все же причина в эвакуации комбината была. В первый день войны Мурманская область была объявлена на военном положении, и мобилизация тут прошла быстро и решительно. В первые же дни войны с комбината в армию ушло 1600 человек, не считая формирования полка народного ополчения и истребительного батальона. В Норильск было эвакуировано вместе с оборудованием комбината около 4 тыс. человек работников комбината и членов их семей. То есть мобилизация в первые дни войны обескровила комбинат, оторвала от него значительную часть рабочих и поставила вопрос о том, чтобы передать неиспользуемое оборудование тем предприятиям, которые могут еще поддерживать производство.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.