ПОЛИТПРОСВЕТРАБОТА СРЕДИ РАБОЧИХ, ЖИВУЩИХ В ДЕРЕВНЕ (РЕЧЬ НА ВСЕРОССИЙСКОМ СОВЕЩАНИИ ПО РАБОТЕ СРЕДИ РАБОЧИХ, ЖИВУЩИХ В ДЕРЕВНЕ)

ПОЛИТПРОСВЕТРАБОТА СРЕДИ РАБОЧИХ, ЖИВУЩИХ В ДЕРЕВНЕ

(РЕЧЬ НА ВСЕРОССИЙСКОМ СОВЕЩАНИИ ПО РАБОТЕ СРЕДИ РАБОЧИХ, ЖИВУЩИХ В ДЕРЕВНЕ)

Товарищи, вам лучше, чем кому-либо, знать, какая все же имеется еще разница в культуре между городом и деревней.

Конечно, сейчас деревня не та, что была раньше. Но все же «ножницы» между культурой города и культурой деревни еще очень велики. Возьмем, например, отдельные большие области, вроде Уральской. Недавно оттуда приезжали молодые учителя-ударники, которые со школьной скамьи пошли учить в наиболее глухие деревни. По правде сказать, я думала, что у нас уже нет таких деревень, в которых нет ни одного грамотного. Но эти учителя-ударники рассказали мне, что они знают такие деревни, где учительница, молодая девушка, является единственным грамотным человеком! Председатель сельсовета не может прочесть ни одной бумажки! Вот какая у нас есть еще темнота.

«Ножницы» между городом и деревней в культурном отношении всегда, были очень велики. Тов. Ленин не раз говорил, что необходимо сблизить культуру города и деревни. Но мы видим, что в этом отношении мы все же идем довольно медленными шагами. На культурном фронте мы здорово еще отстаем.

Между городом и деревней и до сих пор есть часто взаимное непонимание. Если мы возьмем крестьян — как крестьянин представляет себе труд рабочего? Он представляет себе его гораздо более легким, чем на самом деле. Напряженность труда рабочего очень часто деревне бывает непонятна.

Вспоминаю случай, который был в 1920 г., когда был поставлен вопрос о производственной пропаганде,

В Доме Союзов было открыто совещание, на котором обсуждался этот вопрос. Тогда это, конечно, было все в самой начальной форме. На совещании выступали рабочие — говорили, что надо сделать, чтобы улучшить производство. После рабочих выступил крестьянин с Северного Кавказа: «Меня удивляет, — говорил он, — то, что рабочие хотят улучшать свое производство. У нас в деревне такое мнение, что рабочие только разрушают своё производство. А они хотят заботиться о том, чтобы было больше мануфактуры. Этого мы еще не слыхали». Это выступление крестьянина характеризует, как крестьяне часто очень упрощенно представляют себе работу городского рабочего.

То же самое приходится наблюдать и во время проведения экскурсий. Например, идет экскурсия на завод. После нее крестьяне обмениваются впечатлениями — и слышишь такие разговоры: «Да, а работа-то ведь все-таки тяжелая!»

С другой стороны, сказывается разница между городом и деревней и в отношении культурной работы. Я сейчас получаю письма от двадцатипятитысячников, которые поехали в деревню. У них создается впечатление, что крестьяне очень ленивы. Я удивилась: «Что такое?! Крестьянин ворочает работу — и вдруг «ленивый»!» Получаю второе письмо. В нем тоже пишут насчет «лености». Оказывается, рабочему бросаются в глаза такие вещи: стоит в поле трактор, занесен снегом, и никто ничего не сделает для того, чтобы его убрать. Дело в том, что рабочий привык относиться иначе к общественному имуществу, чем крестьянин. Крестьянин думает: это колхоз, а не собственное хозяйство — и считает, что кто-то другой должен позаботиться обо всем этом.

Я разговаривала как-то с товарищем, ездившим в колхоз: «Конечно, народ ленивый — любит посидеть, трубочку покурить», — сказал он о крестьянах. А крестьянину кажется, что рабочий ленив. Это происходит оттого, что есть разница в культуре труда. Перестройка сельского хозяйства на новых началах изменяет отношение к труду. Эта перестройка сближает сельское хозяйство с городским. Крестьянин пока еще с трудом приспособляется к работе по общему плану, выработанному правлением колхоза.

Двадцатипятитысячники, приехавшие в деревню, играют там большую роль. Они показывают, как надо работать, показывают более высокую культуру труда рабочего, который работает по плану, размеренно, который привык к общему труду на заводе. Эти знания рабочий несет в деревню, и колхозами это ценится.

Конечно, не все рабочие могут приспособиться. В Курском округе есть одна коммуна. Двадцатипятитысячник пишет оттуда: «Что это такое — крестьяне живут, не имея денег? Есть у них каких-нибудь шесть рублей на человека. Как можно так жить?» У него обострились отношения с крестьянами: он ругает всех, поселился в доме кулака. Ну, думаю, беда у них совсем. Через некоторое время приезжает другой из тысячников и рассказывает, что дело дошло до того, что этот неуживчивый человек чуть было не был избит крестьянами и должен был уехать.

Но нужно сказать, что большинство двадцатипятитысячников приспособляется — и несет более высокую трудовую культуру в деревню. Колхоз это ценит. Происходит настоящее сближение между городом и деревней. Это не та смычка, которая была построена только на обмене. Мне вспоминается стихотворение Маяковского насчет гвоздей, лошадей и т. д. — эта смычка была поверхностная. Теперь рабочий начинает играть все большую роль в жизни деревни. Есть много рабочих, которые относятся к этому делу с большим увлечением, говорят с интересом о колхозной работе, о том, что приходится делать, и т. д. Следовательно, мы теперь подходим (я подчеркиваю — только еще подходим) к гораздо более глубокой спайке между городом и деревней.

Когда читаешь о работе тысячников, слышишь их рассказы, то вспоминается, что говорил Ленин. Он говорил, что теперь настало такое время, когда нужно, чтобы рабочие пошли в народ… Недавно я просматривала книгу Владимира Ильича «Развитие капитализма в России», которая написана тридцать пять лет назад. Кажется, она должна была бы устареть на 100 %- И вот оказалось, что в книге Владимира Ильича, написанной тридцать пять лет назад, есть то, что целиком относится к нашему вопросу, и мы сможем многое почерпнуть оттуда. На страницах, посвященных вопросу, как рабочие идут в деревню и кто из деревни идет в город, Владимир Ильич делает такое разделение: в южных районах, в земледельческих, отхожие промыслы выражаются в том, что крестьяне идут наниматься в имения, в экономии. В неземледельческих округах крестьяне идут на фабрики. В частности, Владимир Ильич рассказывает о Ярославской губернии, где тех крестьян, которые не бывали на работе в городе, называют серыми. Считалось, что в город идет самая активная часть деревни. И вот эта разница между сезонной работой южных губерний и сезонной работой промышленного района у Владимира Ильича очень хорошо подчеркнута.

Сейчас прилив в город очень большой. Растут фабрики и заводы, численность рабочего класса увеличивается, и этот постоянный приток рабочих из деревень накладывает особую печать на нашу промышленность и определенным образом отражается на деревне. Связь рабочих, пришедших из деревни, со своей деревней очень крепка. Кроме того, нужно принять во внимание разницу психологии рабочего и крестьянина. У крестьянина психология мелкособственническая.

Года три-четыре назад в «Правде» было описание того, как рабочие Коломенского завода влияют на деревню. Оказывается, что коломенские рабочие, связанные с деревней, не несли в деревню культуры. Например, в деревне идут разговоры — строить школу или нет, а рабочему дела до этого нет, потому что его дети учатся при заводе, и ему все равно, будет школа или нет. Или рабочий сам не работает у себя в сельском хозяйстве, а нанимает батрака. Когда встает вопрос о положении батрачества, такой рабочий не идет впереди. Следовательно, крестьянин, работающий в городе, заражен мелкособственнической психологией. Когда же мелкая собственность начнет заменяться коллективным хозяйством, то рабочие, пришедшие из колхоза, будут играть передовую роль.

Конечно, приведенный случай с Коломенским заводом нельзя обобщать. Напротив, мы видим с давних времен, что крестьянин, возвращающийся в деревню с завода, несет новые мысли, новые идеи и помогает революционизировать деревню. Но исключения все-таки есть, в особенности в отношении тех крестьян, которые происходят из зажиточных слоев. Правда, сейчас это начинает изживаться.

Теперь относительно революционизирующей роли города. Я вспоминаю 90-е годы, когда мне приходилось работать в вечерней школе за Невской заставой. Я там, можно сказать, и дневала и ночевала. Мне приходилось знакомиться с бытом рабочих и приходилось наблюдать, как фабриканты стараются сохранить быт деревни. На другой стороне Невы была суконная фабрика Торнтона. Торнтон старался устроить своим рабочим обстановку деревни. Он вызывал крестьян из отдаленных сел Смоленской губернии. Благодаря тому что вызывались крестьяне только определенных сел, они оказывались в окружении исключительно своих людей. Идти просто в город искать работы страшновато. А тут уже едешь на определенное место. Фабрикант пользовался этим, устраивал им престольные праздники, а потом выматывал из них все силы. И Торнтон не исключение — таких было много.

Работая в школе, мне приходилось наблюдать случаи, когда товарищи уговаривали рабочего учиться. Рабочий приходит в школу с Ветхим заветом. Если речь идет о географии, о жизни рабочих в других государствах, то такой рабочий старается заткнуть уши и читать Ветхий завет. Он соблюдает все посты — не ест мяса. Проходит некоторое время, и уже видишь его среди передовых рабочих, слышишь такой разговор: «Ты уж понимаешь, я сегодня на урок не приду» — это значит, что он идет в кружок. Все это говорит о том, что революционизирующее значение города очень велико. Религия быстро тает, люди начинают есть в великий пост «скоромное» и т. д. И смотришь — приехавший из деревни рабочий за год стал уже другим человеком.

Теперь о деревне. Один рабочий, ходивший в кружок Владимира Ильича, говорил: «Пропаганду в городе вести трудно: шпики стоят за спиной. А в деревне лучше: там братья, дядья — и там легче рассказывать про марксизм». Не знаю, как он рассказывал про марксизм, но рабочие, конечно, в деревню несли очень много. Один учитель, например, рассказывал мне, что ребята «требуют политическую экономию, историю культуры», а он не знает, что. это такое, и книжек у него таких нет. Откуда такие требования? Очевидно, в прежнее время в кружках проходили непременно историю культуры и политическую экономию, и были рабочие, которые рассказывали, как необходимо это знать, — и молодое поколение этим заражено.

Это влияние тысячами путей идет из города в деревню. Но нужно, чтобы это влияние передовых рабочих на отсталую в культурном отношении деревню велось систематически, чтобы оно шло по определенному плану, было влито в определенное русло. Раньше нам много приходилось спорить с ВЦСПС по этому поводу. Мы говорили, что на рабочих собраниях надо говорить не только о городе — нужно, чтобы рабочие отдельных производств говорили и о деревне. Нужно, чтобы профсоюзы определенным образом повернулись лицом к деревне. Есть отдельные профсоюзы, отдельные производства, где связь с деревней очень сильна. Пришедший из деревни должен услышать настоящую рабочую, марксистско-ленинскую оценку того, что происходит в деревне.

В настоящее время профсоюзами совершенно иначе ставится вопрос о деревне. С осени этого года поставлен вопрос о помощи колхозам деньгами, собранными в день индустриализации. Вопросы о деревне постоянно ставятся на очередь дня.

И вот важно было бы на нашем совещании поговорить, как для этих рабочих, органически связанных с деревней, освещать все вопросы. Наше сегодняшнее совещание имеет большое значение, потому что мы можем подтолкнуть город в отношении того, как он должен направлять деревню, в отношении того, что город может внести в деревню и как он может осветить те вопросы, которые сейчас волнуют крестьянство. Сейчас деревня понимает, что по-старому жить нельзя. Это понимают даже самые отсталые. А по-новому жить мешают предрассудки, веками сложившиеся понятия.

Особенно велика власть старого над женщинами. У них кругозор очень узок и дальше детей, дома не идет. Они прикованы к своему хозяйству. Еще в произведении Льва Толстого, написанном очень давно, один из его героев говорит так: «Что вы, бабы, понимаете? Мужик — тот и на чугунку пойдет и в солдаты. А вы, кроме своих горшков и сплетен, ничего не видите». Это было написано давно. Теперь колхозное движение вырывает крестьянку из этого ограниченного круга. Сейчас все товарищи подтверждают, что женщины гораздо более активны, чем мужчины. Одна бригада подсчитала, что на четыре мужских выступления приходится четырнадцать женских выступлений. Это происходит потому, что место женщины в колхозе еще не определилось. Раньше крестьянка знала, что ее дело варить щи и нянчить ребят, а теперь — общественная столовка и т. д. Крестьянки пишут: «Одну неделю дою коров, а другую — не знаю, что делать». И крестьянка «бузит»…

У нас была конференция на тему «Книгу — колхозам». На конференции отмечалось, что раньше женщины брали (да и брали-то они очень редко) книгу об абортах, о яслях. А теперь больше просят книжку политическую.

Сейчас меняется лицо деревни, и городским рабочим нельзя сидеть скрестя руки и смотреть. Тут нужна помощь. А как организовать эту помощь, — об этом нам нужно поговорить.

Говорить только о ликвидации неграмотности не приходится. Уметь подписывать фамилию — этого мало. Нужно, чтобы крестьянин мог использовать книгу как орудие труда, как орудие производства. А для этого нужно глубже ставить дело. Мы сейчас чувствуем, что ликвидацию неграмотности нужно поднять на более высокую ступень — необходимо не только учить простой грамоте, а включить в понятие ликвидации неграмотности и школы, и курсы, и газеты, которые были бы использованы в просветительном смысле. Кроме того, деревню нужно втянуть в общественную работу.

О том, как втягивать деревню в общественную работу, какие ее формы развертывать, — об этом придется говорить. Нужно поговорить о библиотеках, затронуть все вопросы реконструкции деревни.

Я думаю, что сейчас особо важной работой является помощь деревне. Шефство над деревней у нас было. Последнее время мне с этим вопросом не так много приходилось сталкиваться, но раньше много раз приходилось бывать и выступать на шефских собраниях. Бросалось в глаза, что крестьяне на шефов смотрят как на «благодетелей». Им представляется, что рабочий так богат, что он от своих богатств может многое «отвалить» деревне. Было время, когда шефство выражалось только в том, «что дашь».

Расскажу один случай. Приехал М. Горький. Его встречали в Большом театре, и был на встречу приглашен крестьянин из подшефной деревни. Крестьянин приехал в лаптях, подвязанный веревочкой. Посадили его рядом с Горьким. Потом мне Горький рассказывал, какой произошел между ними разговор… Из разговора ясно стало, что крестьянин нарочно подвязался веревочкой, чтобы шеф разжалобился и побольше дал. Крестьяне считают, что рабочие находятся в лучшем положении. Благодаря этому рабочие попадают в ложное положение: крестьянин считает, что рабочий может дать, но не хочет. Теперь характер шефства изменился: рабочие, например, часто идут в деревню чинить орудия. Это уже другое — это братская помощь. Сейчас и технические средства — радио, автомобили — помогают сближению города и деревни. Затем у нас имеется огромный рост партии, и профсоюзы делают все для того, чтобы организовать влияние города на деревню. В этот процесс перестройки деревни можно внести громадную сознательность.

Вот почему я считаю, что наша конференция имеет очень большое значение. Если мы действительно четко поставим все вопросы о том, как город должен помогать деревне, что нужно сделать для того, чтобы увеличить взаимное понимание между городом и деревней, то будет сделано очень много.

1930 г.