3.3. Сибирская Европа

3.3. Сибирская Европа

Европа — не географическое, а воображаемое пространство.

Ульрих Бек. Что такое глобализация?

Сибирь потенциально могла бы стать русским Новым Светом. Хотя миссию «русского Колумба» зачастую приписывают Ермаку, зауральские земли были известны на Руси задолго до 1581 года. Это было поистине грандиозное событие мировой истории, когда вольные русские люди, прежде всего новгородцы, поморы, казаки совершили великий географический подвиг, пройдя на кочах и лодках, пешком и на лыжах, оленях и собаках свыше семи тысяч километров по арктическим морям, тайге и тундре, открыв такие крупнейшие сибирские реки, как Обь, Енисей, Лену и Амур. Мир узнал о гигантской и богатейшей стране, в полтора раза превосходящей по размерам всю Европу (вместе с доуральской Россией).

Лидер движения сибирских областников Григорий Потанин считал Сибирь по преимуществу продуктом вольнонародной колонизации, которую российское государство впоследствии утилизировало и регламентировало. Есть некий мрачный символизм в том, что легендарный Ермак, «поклонившийся царю Сибирью», утонул в Иртыше именно под тяжестью дареных царских доспехов.

Со времени освоения Сибири идеи ее превращения в суверенный Новый Свет бродили там неоднократно. Но воплотить эту утопию, увы, не удалось. Политически это неформальное движение было запрещено в 1865 году, после того как полиция при обыске в Омском кадетском корпусе изъяла у одного из его воспитанников прокламацию «Патриотам Сибири». Там, в частности говорилось:

Сибирь более чем прочие части империи прочувствовала всю тяжесть монархического гнета, всю силу притеснений и оскорблений, наносимых народу от ее самовластных правителей. С самого начала наша страна, будучи завоевана нашим народом для создания в ней независимой и свободной жизни, была беззаконно захвачена в руки жадных к обладаниям московских царей и самовольно присвоена ими вместе с народом. В продолжение почти трех столетий в неё посылались воеводы и губернаторы, которые, по своему произволу управляя ей, обирали и грабили, пытали и мучили, вешали и убивали несчастный народ наш.

Вся история Сибири ознаменована страшными насилиями и злодействами царского чиновничества, да рядом политических и экономических стеснений. Присвоение себе народных земель, захват целых гор, изобилующих драгоценностями, в казну, как Алтайских и Нерчинских, грабеж народа, разорение инородцев, сборы податей, идущих не на народные нужды, а на содержание воров и убийц народных — чиновников, на обогащение царских любовниц и толпы шпионов. Кабала целых сословий как-то: казаков и подзаводских крестьян; наводнение страны ссыльными преступниками, развращающими коренное население, стеснение торговли, создание частных и казенных монополий, в последнее время раздача земель чиновникам и покушение тем чтобы создать поземельную аристократию на угнетение народа; и еще тысячи подобных преступлений. Вот чем ознаменовало свое управление в Сибири российское правительство!

В настоящее время правительство, доведя свой народ до разорения, пытается для удержания своей власти проводить реформы. Но можно ли верить тому правительству, которое, твердя о реформах, не дает народу самому, через выборных, заботиться о своих нуждах? Такому правительству нельзя верить: оно не друг, а злодей и палач народа! Его реформы — есть низкая ложь и подлый обман!

Но как бы ни относилось правительство к Сибири, оно не сможет, по отдаленности, знать её нужды; его чиновники всегда будут людьми чуждыми народу; особая территория, производство, население, интересы — всё это требует самостоятельности Сибири, и она должна отделиться от России во имя блага своего народа, создавши свое государство на началах народного самоуправления. Демократический состав общества особенно благоприятствует Сибири создать республику, состоящую из штатов, подобно Америке.

Образовавшееся общество «Независимость Сибири» обращается ко всем сибирякам с требованием начать воспитывать молодое поколение в любви к своей родине, сорганизоваться и подготовиться к решительному дню борьбы и освобождения. Для достижения этого великого дня общество «Независимость Сибири» призывает всех любящих народ наш братски соединиться от Урала до Восточного океана в одну семью и идти искать свободы народной.

Царское правительство обрушило жесточайшие репрессии на движение областников, хотя те даже и не помышляли о каком-то политическом восстании, ограничиваясь идейно-просветительской работой. Все его лидеры были высланы из Сибири (!) и заключены в тюрьмы других российских регионов, их издания закрыты. Таким образом, само это движение продемонстрировало скорее свой европейский, а не американский характер, предпочитая разработку «правильной идеологии» прагматическому воплощению утопии.

Хотя Декларация Независимости Сибири была все же принята — Сибирской областной думой в Омске, и причем точно в годовщину соответствующей американской Декларации — 4 июля 1918 года. Однако действовала она всего лишь несколько месяцев — до узурпации власти адмиралом Колчаком, провозгласившим себя «верховным правителем России». А затем, после победы над ним большевиков, и вовсе предана забвению. Так две противостоящие друг другу, но равно имперские силы модерна уничтожили альтернативный им обеим, постмодернистский проект сибирского Нового Света. Видимо, тогда он просто опередил свое время…

Ныне, когда понятие Нового Света прочно закрепилось за Америкой, все более утрачивающей его позитивное, утопическое значение (? 1–1), имеет смысл говорить о Сверхновом Свете. Эта, пока еще не открытая цивилизация воплотит собой северный, китежский, беловодский путь самой Сибири, возведет фантастические города (? 3–8) и Берингов мост, который навсегда сотрет иллюзорную границу между Востоком и Западом. И открытие этого Сверхнового Света вновь начнется из Европы — только уже Сибирской.

* * *

Самые проницательные европейцы всегда смотрели на Сибирь как на перспективу своего собственного будущего. Провидец Нострадамус возвещал о грядущей «золотой стране Камшат» — Камчатке. Освальд Шпенглер, созерцая «Закат Европы», одновременно видел и скорый Восход «сибирской цивилизации». Вальтер Шубарт в книге «Европа и душа Востока» призывал: «Если европеец хочет вернуться к вечным целям человека, он должен исповедовать русско-сибирскую оценку мира».

Интересно, что прозрения многих авторов русской утопической литературы также указывали на эту перспективу. Так, в книге Фаддея Булгарина «Правдоподобные небылицы, или Странствия по свету в XXIX веке» (1824) предсказывается, что в результате климатических изменений (похолодание в Африке и потепление на Северном полюсе) большинство европейцев и русских переселится в районы Сибири. Но Булгарин предвидел не только «глобальное потепление» — в этих «Небылицах» (задолго до Жюля Верна!) описаны подводные лодки и даже то, что мы сейчас называем ксероксом…

Отношения Сибири с Европой не географические («Сибирь как часть нынешней Европы»), а хронологические («Сибирь как Европа будущего, как Новая Европа»). Три европейские цивилизации прошлого уже закончили свое развитие: или исторически исчезли (как античная и византийская), или самодеконструировались (как западная). Вообще, Европу, видимо, следует представлять как ризоматическую (? 1–3) цивилизацию — каждая из ее ветвей, поиграв какое-то время роль «основного ствола», в конце концов отмирает и передает эстафету другой культуре.

Географическая отдаленность здесь не играет роли — напротив, границы Европы в ходе истории постоянно отодвигаются на Восток. Для античных эллинов Европа заканчивалась уже Македонией и северными районами их полуострова. Для римлян ее границы простирались не дальше восточных земель Рейна. Для Византии европейская ойкумена включала уже скифские и славянские территории. С появлением же Киевской Руси европейская граница была отодвинута к Волге и затем — к Уралу. Новгородцы отнесли ее еще дальше — на Югру, т. е. собственно в Сибирь.

Именно поэтому выглядит совершенно логичным и справедливым высказывание нынешнего сибирского полпреда Леонида Драчевского:

Сегодня где-нибудь в сибирской глубинке люди говорят на более чистом и правильном русском языке, чем в столице. В этом смысле можно сказать, что Европа заканчивается на берегу Тихого океана.[70]

Однако у этой европейской экспансии существует два зеркально противоположных понимания — рассматривать ли ее как политическое и экономическое расширение нынешнего Евросоюза (о чем мечтал бельгийский геополитик Жан Тириар в своей работе «Европа от Дублина до Владивостока»), или напротив — как обращенное к Европе глобальное развитие собственно сибирской культуры («Сибирь от Владивостока до Дублина»).

Кризис нынешней (западной) Европы во многом состоит в том странном обстоятельстве, что она, десятилетиями запугивавшая мир «сибирскими лагерями», сегодня сама ускоренными темпами приступает к строительству своего собственного «ГУЛАГа», превращаясь в унитарное централизованное государство под пятой брюссельской бюрократии. Как некогда до Руси, в начале XXI века Орда словно бы дошла до Европы, насадив там тоталитарную идеологию политкорректности… Об этом в беседе с автором этих строк[71] рассуждал известный правозащитник Владимир Буковский:

Мы еще слишком много думаем об издохшем драконе, и потому не замечаем новых, растущих опасностей. Вот, к примеру, недавний договор в Ницце о создании Европола — некоей общеевропейской полиции. По этому договору любого подозреваемого можно запросто депортировать в любую из стран Евросоюза, наплевав на национальные законодательства. И жаловаться на них вы не имеете права, потому что эти европолисмены обладают дипломатической неприкосновенностью. Но два пункта там особенно умилительны. Впервые в ранг уголовных преступлений общеевропейского масштаба введены «расизм» и «ксенофобия». Вы можете дать мне их юридически точное определение? Это чистая идеология, причем очень злобная идеология. Любое ваше высказывание можно объявить «высказыванием ненависти» («hate speech») — и оно тут же становится подсудным! Вы отныне уже не можете ни за что покритиковать черного или араба — ибо вам пришьют «расизм». Не нравится, что вашей страной управляет дядя из Брюсселя — вот вам и «ксенофобия». Да это же в точности списано с приснопамятной 70-й статьи УК РСФСР — «антисоветская агитация», под которую подогнать можно было что угодно. Была «антисоветская», будет «антиевропейская» — вот и вся разница. Любая критика порядков Евросоюза — и за решетку. Вот к чему пришли эти «гуманисты»!

Преодолеть эту «евросоветскую» тенденцию возможно, видимо, только «евросибирским» парадоксом — приглашением ко всем не желающим терять (а точнее — желающим радикально расширить) свою свободу европейцам обосноваться в Сибири. К тем, кто подобно Шпенглеру и Шубарту, комплиментарно настроен по отношению к сибирякам. И также, как и они, устал от своих «центральных» правительств, которые, находясь в плену политкорректности, только поощряют массовое демографическое нашествие с Юга. Ранняя русская миграция в Сибирь строилась именно по таким законам — дабы предотвратить заселение этих огромных земель недобитыми ордынцами, желающие туда перебраться купцы и казаки бесплатно получали отрез земли и право беспошлинной торговли.

В проекте Транслаборатории «Европа от Китежа до Аляски» на этот счет говорилось:

Абсурдной является нынешняя ситуация, когда огромную территорию за Уралом населяет всего 30 миллионов человек, когда жители Дальнего Востока и Крайнего Севера оставлены на произвол судьбы и принуждены к эвакуации. Тогда как необходимо, напротив, начать ее настоящее освоение, которое полностью изменит лицо мира. В Сибири и на Дальнем Востоке должно жить не 30, а как минимум 300 миллионов человек. Это великое, полностью самодостаточное пространство и станет базой для создания и развития новой цивилизации XXI века.

Природные ресурсы Сибири вполне позволяют добиться такого уровня развития, который бы смог обеспечить жизнь этих 300 миллионов. Сибирь — вовсе не такая сплошная вечная мерзлота, как обычно думают. Сибирская территория, расположенная южнее 60 широты (широта Петербурга), в три раза превосходит аналогичную территорию европейской части России, включая Урал. Почвы южной Сибири (в некоторых местах — больше двух метров плодородного слоя) в среднем гораздо лучше, чем почвы Европы, особенно каменистой Центральной Европы, где на крошечной территории скучилось свыше 200 миллионов человек. При том, что территории Южной Сибири, Приамурья и Приморья климатически столь же удобны для жизни, как средний пояс европейской России, Сибирь — не просто недонаселенный, а можно даже сказать — почти необитаемый континент. Может быть, в этом есть своя мистика истории, что после трагической эпохи поисков счастья в других странах и по чужим рецептам, Россия вдруг получает (вернее — открывает в самой себе) такой бесценный подарок.

В авторитетных газетах Америки уже публиковались проекты «выкупить» у России Сибирь и Дальний Восток за несколько триллионов долларов, как когда-то была «выкуплена» наша Аляска. Нынешняя московская «элита», судя по ее политике в отношении этих регионов, наверняка мечтает получить комиссионные от этой сделки. Но если уж возникнет такая необходимость, то логичнее продать Америке американизированную Москву, на вывоз, со всеми ее потрохами и нечистотами, со всеми столичными политиками, бизнесменами, артистами, журналистами, — а на месте этой раковой опухоли снова будет расти прекрасный сосновый бор, снова выйдут на божий свет сосланные в подземное заточение московские реки.

* * *

Ректор Института прикладной теологии и социодинамики Алексей Романовский символически ярко обрисовал мировоззренческие различия Европы и Сибири в контексте российского пространства:

Северо-Запад: Город и Горы. Петербург и Урал, урбанизм и технократия, «сделайте мне понятно», Медный Всадник и Жук в Муравейнике, военно-морской флот, прогрессоры и командоры, Саша Черный и Анна Ахматова, сосны на морском берегу, солнечные стены, мокрый асфальт, трамвайные рельсы…

Москва, наблюдаемая с Северо-Запада — безумна.

Северо-Восток: Тайга, Степь, Тундра… Сибирь и Рязань, экология, гумилевика и таежное право, казачество и старообрядчество, Шукшин, Пришвин и японская проза, шаманы и олени, снег и красный камень в ручье, сказки о зайцах и музыкантах, хайку и созерцание…

Москва, наблюдаемая с Северо-Востока — безжизненна.

Интересно, что оба набора ценностей — техно- и экосфера — лежат целиком вне человека, помимо человека. Они конкретны, а не мифологичны — и потому не могут быть присвоены и перетолкованы политиками с той же легкостью, как, например, «справедливость» или «патриотизм».

Тем не менее, обе эти сферы не противоречат друг другу, но взаимно дополняют. Это превосходно видно на примере того же Петербурга — города «более европейского, чем сама Европа», но при этом гораздо более близкого к Сибири, чем Москва. Движение сибирских областников XIX века неслучайно зародилось именно в Петербургском университете. Да и в советское время в основном именно ленинградские институты обеспечивали освоение и развитие северных и сибирских пространств, тогда как Москва учила марксизму «прогрессивные силы Азии, Африки и Латинской Америки».

Вклад Петербурга в развитие Сибири не исчерпывался только разведкой и разработкой природных богатств — это и сегодня с успехом делает Москва, конвертируя 80 % всех российских ресурсов, сосредоточенных в Сибири, в 80 % всех финансов страны, сосредоточенных в столичных банках. Петербург оказал колоссальное влияние на складывание современного интеллектуального и культурного потенциала Сибири. Но, раскрываясь, этот потенциал вдруг оказывается очень самобытным, самостоятельным и даже более «изначально европейским».

Сибиряки вообще ныне имеют все исторические «права на Европу», поскольку это именно они осуществили первую победу, приведшую к перелому во Второй мировой войне. Именно легендарные «сибирские дивизии» отстояли в 1941 году Москву, когда оттуда в панике разбегались «комиссары в пыльных шлемах», а вся Европа, за исключением Англии, никакого другого будущего уже не видела…

Красноярский политик и общественный деятель Павел Клачков объясняет эту сибирскую специфику так:

Все больше подозрений в том, что на территории Сибири случился пассионарный толчок. Здесь появляется все больше талантливых и энергичных людей. В федеральном центре, наоборот, налицо деградация и разложение. Это очень бросается в глаза при перелетах Красноярск-Москва и обратно. Словно сообщение между двумя вселенными. По идее, в центре власти люди должны быть качественнее, сильнее, на окраине — слабее и бестолковее. На самом деле, все наоборот. То есть, не как в Британской империи времен расцвета — невозмутимые джентльмены, бесстрашные пираты, верные правительственные войска и чахлые аборигены, смуглые прокаженные, раздробленные индейцы. А как в Римской империи времен заката — развращенные, изнеженные патриции, обожравшиеся устрицами граждане и сильные, вольные и волевые варвары.

В отношении сибиряков к москвичам господствует не антигосударственнический пафос, а подозрение в том, что жители метрополии предали нас. Им нельзя доверять. Они лукавы и корыстны. Власти неадекватны. Сибиряки не хотят терять великую страну и замыкаться в ограниченном пространстве, пусть с нефтью и газом. Просто центр власти может изменить свое место. Причем сам собой. Постепенно. На абсолютно новых основаниях, свойственных именно двадцать первому веку.

Это самостоятельное, могучее, матёрое сибирское самосознание совершенно не укладывается в рамки банальной рациональности. Независимые социологи, проводившие в 2000 году в Сибири свои исследования, были несказанно поражены парадоксом, когда на такие «полярно противоположные» вопросы, как: «Хотите ли вы жить в великой и мощной стране?» и «Хотите ли вы отделиться от Москвы?» они получили одинаково твердое «Да!», близкое к 90 %…

* * *

Это уникальное самосознание первыми сформулировали лидеры сибирского областничества — Григорий Потанин, Николай Ядринцев, Афанасий Щапов и др. Они прекрасно знали европейскую интеллектуальную жизнь своего времени — но уже тогда были свободны от довлевшего в ней «лево-правого» дуализма. Есть сведения, что на ранней стадии на это движение существенно повлиял «отец русского анархизма» Михаил Бакунин — но в отличие от него они были куда большими почвенниками и традиционалистами.

Областники впервые повели речь о том, что богатейшие ресурсы Сибири должны служить в первую очередь самим сибирякам, и что интересы всей России заключаются именно в процветании самостоятельных областей (отсюда и их самоназвание). Это было своего рода воскрешение на новом историческом этапе древнерусского, новгородского проекта — России не как централистской империи, но континента самоуправляемых княжеств. (? 3–1) Сибирь, по мнению областников, оставалась бы «нераздельною частью» такой России, но при этом представляя собой достаточно обособленную область как по своим историческим, географическим и общественным условиям, так и по экономическим интересам.

По существу, это был проект, близкий тому, в который постепенно превратился англоязычный мир, — Британия, США, Канада, Австралия, Новая Зеландия дорожат своим культурным и языковым родством, но при этом не приветствуют чей-то колониальный централизм в своем сообществе. Эта сетевая, трансрегиональная стратегия напоминает и современный европейский регионализм, стремящийся к прямому общению регионов без посредничества какой бы то ни было метрополии.

В своей книге «Сибирь как колония» Николай Ядринцев подробно исследовал, как российская метрополия в действительности лишь тормозила открытие и развитие Сибири. Сначала в Сибири развивался исключительно пушной промысел — и Москва первым делом постаралась установить за ним тотальный контроль. Разумеется, не из экологических, а из сугубо денежных соображений. Поморы, имевшие хороший ледовый флот и навыки плавания в полярных морях, знали самый короткий путь в Сибирь — от Архангельска до Енисейской губы при сопутствующих погодных условиях можно было дойти за 3–4 недели. Но ходить этим путем им было запрещено, поскольку у сухопутных московских чиновников не было возможности его контролировать. Велено было идти в Сибирь исключительно через Великий Устюг — Верхотурье, где была установлена таможня. А архангелогородцам приказали на Восток «по морю не ходити». Евразийство всегда опасалось морей…

От наблюдения такого абсурда у областников рождались довольно пророческие призывы, вроде четверостишия Афанасия Щапова:

Пора провинциям вставать,

Оковы, цепи вековые

Централизации свергать,

Сзывать Советы областные

Это написано в 60-х годах XIX века. Увы, автор не мог догадываться, что сами эти «Советы» вновь воспроизведут ненавистные цепи централизации, и еще более крепкие…

Тем не менее, по убеждению областников, Сибирь все же оказалась заселенной «самой энергичной и предприимчивой частью русских людей». И там постепенно сложился особый антропологический тип сибиряка — закаленного природой, не отравленного унижениями крепостного права, тип, которому близок дух открытия. Ядринцев даже делает радикальный вывод:

Сибиряк считает себя русским, а на русского поселенца смотрит как на совершенно чужого ему человека, сомневаясь в его русской национальности.

Видимо, так и рождается новый народ! Но все же областников ни в коей мере нельзя было назвать узкими националистами. При всей своей симпатии к Америке они всегда жестко критиковали политику ее пионеров по отношению к коренным народам. Ядринцев уделяет этому особое внимание:

Мы не можем относиться безучастно к судьбе инородцев и к инородческому вопросу в России и Сибири. Нельзя допустить, чтобы рядом с благополучием одной расы ухудшалось положение таких же людей, живущих рядом; невыгодно иметь среди развивающейся культуры, в стране, тронутой этой культурой, пустыни дикарей, обреченных на бедственное состояние; несправедливо, давая просвещение одной части населения, исключать другую. Наконец, невозможно допускать в крае, где усваивается цивилизация и просвещение, какое-либо унижение, рабство и эксплуатацию человеческой личности.

Однако проблему равноправия коренных жителей Сибири не следует «политкорректно» путать с проблемой массовой миграции других, южных народов. Со времен областников она радикально обострилась и для всех сибиряков ныне превратилась в одну из главных. Сибирь сейчас фактически стоит перед угрозой «харбинизации» — когда основанный русскими железнодорожниками город, с русскими названиями улиц (среди которых была даже «Новгородская»!), многочисленными русскими школами и православными храмами буквально за несколько лет стал абсолютно китайским. Сегодня, пользуясь «геополитическими» расчетами московского правительства, не желающего портить отношения с Китаем и потому закрывающего глаза на эту демографическую экспансию, китайцы уже проникают в Сибирь миллионами. Причем эта экспансия того же порядка, что и арабская в нынешней Европе — ее составляют вовсе не носители древней высокой культуры, а в основном этнические торгово-криминальные группировки, меняющие свои «стеклянные бусы» на богатства «глупых белых туземцев».

Никакая культура не может быть сохранена лишь за счет консервативной изоляции. Ей требуется свой — новый, альтернативный, позитивный проект. Европейский облик Сибири могут сформировать лишь сами сибиряки, которые осознают себя Новой Европой.

* * *

Новосибирский академик Влаиль Казначеев предсказывает:

Сибирь должна стать новым центром мировой цивилизации, источником величайших научных открытий в 21 веке, новой философии устройства Мира и места Человека в нём, новейших образцов культуры.

По его мнению, для этого у Сибири есть всё — необъятное жизненное пространство, природные ресурсы, колоссальный интеллектуальный и творческий потенциал. Не хватает лишь одного — политической воли. Роль выразителя этой воли, на взгляд академика, может выполнить новое поколение интеллектуалов и творческих людей, не собирающееся уезжать из Сибири. Казначеев даже выдвигает «лозунг эпохи»: Талантливые дети спасут Сибирь, а Сибирь — Россию!

Пока же очевиден слишком резкий контраст между этим утопическим проектом и антиутопической реальностью. Причины его Казначеев видит в первую очередь в «качестве нации»:

Я не могу назвать другие нации и страны, которые бы за одно столетие пережили три глобальных исторических стресса — Первую мировую войну и революцию, вал репрессий и Великую Отечественную войну, теперь рыночные реформы. Мы не просто потеряли в них почти сто миллионов жизней. Произошел сдвиг в качестве нации, сместился социально-психологический геном.

Главная проблема нынешних русских, таким образом, даже не региональная, а антропологическая, хотя они и нераздельно связаны:

Сегодняшнее реформирование здравоохранения, образования, армии не просто бессистемно, оно непонятно по сути. Человек в этих реформах рассматривается как саморазумеющееся явление. Достаточно накормить, народятся, как клопы. В нынешних условиях нацию надо делать. Надо выделять талантливых детей, особо обучать их — перспективу цивилизации в будущем будут определять ее интеллектуальные возможности. На Западе рождается новый пласт превентивного социально-медицинско-экологического направления. Есть целые институты, которые занимаются генетикой, эпигенетикой, географической экологией рода. Нам приходится успокаивать себя тем, что Россия талантами не оскудела. У нас проблема их реализации. Коэффициент использования духовных, интеллектуальных качеств личности в России не больше 5 процентов. Человек с его талантами и способностями сегодня не больше чем товар. Расходуемый без мысли о завтрашнем дне. Если ситуацию не изменить, нация неминуемо уйдет в «дефолт».

«Сделать» новую нацию способен именно сибирско-европейский этнический синтез, который будет сочетать в себе европейское развитие личности и широту сибирского характера. В глобальной экономике Сибирь будет тяготеть к Азиатско-Тихоокеанскому региону. Но — играя там роль Европы! В этом процессе неизбежно произойдет и новая транскультурация. Ортодоксальные деятели Московской патриархии неслучайно с таким беспокойством говорят об успехах в Сибири и на Дальнем Востоке так называемых «нетрадиционных для России», а на самом деле абсолютно традиционных и органичных для этих мест синкретических культов и религиозных движений. Нео-шаманизм, живая мифология, визионерские практики все более становятся «матрицей» специфически сибирского мышления, на основе которой затем возникают уже вполне рациональные интеллектуальные модели. Но точно таков же был и исток Европы — кельтской и эллинской.

Музыковеды, к примеру, давно уже бьются над загадкой сибирского рока, весьма отличающегося и от «питерского героического», и от «московского шутовского».[72] Сибирский рок скорее подобен шаманскому трансу. Он углубляется в древнейшие мифологические архетипы, легко делая их естественным атрибутом сегодняшнего дня («Калинов мост»). Даже сибирский панк — это не самоцельный эпатаж, как у английских родоначальников этого стиля и их русскоязычных подражателей, но несет в себе трансцендентные измерения («Гражданская оборона», Янка Дягилева, «Инструкция по выживанию», «Теплая трасса» и др.). При этом он вполне сочетается с новейшими электронными технологиями («Ят-Ха», сборник «Транссибирский экспресс»…) Так что, вполне возможно, в Сибири вскоре возникнет своя Ибица. (? 2–5) Постколониальное развитие Сибири означает радикальное изменение ее имиджа — из «сырьевой провинции» в «место паломничества».

* * *

Все великие сибирские реки текут на Север — как бы ни пытались их «развернуть» московские антиутописты. Именно по этим рекам ныне плывет Зевс, совершая очередное «похищение Европы»…