ВЫСТУПЛЕНИЕ НА ТРАУРНОМ ЗАСЕДАНИИ В КОМАКАДЕМИИ (А. В. ЛУНАЧАРСКИЙ)

ВЫСТУПЛЕНИЕ НА ТРАУРНОМ ЗАСЕДАНИИ В КОМАКАДЕМИИ

(А. В. ЛУНАЧАРСКИЙ)

Товарищи, вместе с Анатолием Васильевичем пережито очень многое. Он приехал в Женеву в конце 1904 г., в момент, когда ясно было, что пути с меньшевиками разошлись окончательно, что нужна борьба, что меньшевики для дела пролетариата не сделают того, что необходимо было сделать.

Это было очень тяжелое время. За границей была сравнительно небольшая кучка сторонников Ленина; меньшевики занимали тогда главные позиции в заграничной эмиграции. В то время большевики решили издавать свою газету «Вперед». Надо было подобрать туда товарищей, которые могли бы бороться в момент, когда поднималась новая волна рабочего движения.

И вот приехал в Женеву Анатолий Васильевич. Я помню, как Владимир Ильич прямо вцепился в него, как целый час они, не переставая, говорили о перспективах движения, о том, как надо бороться, как надо развернуть работу партии для того, чтобы в данное время поднять все рабочее движение на нужную высоту.

Первое впечатление, которое осталось от Анатолия Васильевича, — это впечатление борца. Приехал в Женеву товарищ, который встал рядом с Владимиром Ильичей и с небольшой тогда группой большевиков-ленинцев и весь свой талант, все свои силы отдавал на борьбу за правильную марксистскую линию! на борьбу против меньшевизма.

Анатолий Васильевич много писал в тот период в газете «Вперед». В то время писать во «Вперед» — это не значило просто писать статьи. Каждая статья была боевой политической статьей, была орудием борьбы с меньшевиками. И кличка, которая была тогда у Анатолия Васильевича — «Воинов», — это не случайная кличка. Это кличка, которая определяла весь характер его тогдашней деятельности.

Я помню, как переживалось нашей заграничной группой известие о 9 Января. Помню, мы шли с Владимиром Ильичей в библиотеку, не зная ничего, не зная о тех телеграммах, которые пришли и принесли вести о 9 Января, говорили о чем-то не важном. Навстречу нам быстро шел Анатолий Васильевич. От него первого мы узнали о расстреле рабочих. Охватило не только глубокое возмущение— охватило сознание, какой громаднейший толчок всему рабочему движению даст 9 Января, какая громадная ответственность ложится на партию. 9 Января мы переживали вместе с Анатолием Васильевичем.

Тогда Анатолий Васильевич тщательнейшим образом изучал вопросы революционного движения в других странах. Есть целый ряд его статей во «Вперед» под названием «Очерки революционного движения на Западе», посвященных этому вопросу. И, изучая опыт этого движения, он яснее осознавал тот путь борьбы, которым надо идти нашей партии.

Другой ряд статей Анатолия Васильевича в позднейших номерах «Вперед» посвящен массовой забастовке. Мы знаем, какую роль сыграла в революции 1905 г. массовая забастовка. И вот, о революционизирующем значении массовой забастовки писал тогда Анатолий Васильевич.

Анатолий Васильевич вызывал к себе ненависть со стороны меньшевиков. Имя Воинова было для меньшевиков именем одиозным. На III партийном съезде, собравшемся в период надвигавшейся революции 1905 г., когда разногласия с меньшевиками так обострились, что они отказались участвовать совместно с большевиками на общем партсъезде, а собрались на своей особой меньшевистской конференции, — на этом III съезде Анатолий Васильевич сделал доклад о вооруженном воспитании. Доклад Анатолия Васильевича был обсужден и согласован с Владимиром Ильичей. Когда перечитываешь то, что говорил тогда Анатолий Васильевич, то видишь, что главная, основная мысль его была о необходимости организовать революцию. Именно по этой линии шел спор с меньшевиками: они смотрели на революцию, как на стихию, не понимали той роли, которую сыграет в ней рабочий класс. Анатолий Васильевич говорил о необходимости организации революции, организации вооруженного восстания. К сожалению, тогда речи еще не стенографировались, и речь Анатолия Васильевича изложена тем, кто записывал ее, вследствие этого она менее красочна, чем была в действительности. Одно дело, когда записаны точные слова, другое дело, когда словами другого человека записано то, что говорил оратор. Содержание этой речи было боевое, это была именно та речь, которая в тот момент была нужна.

Анатолий, Васильевич выступал потом и на Стокгольмском объединенном партсъезде в 1906 г. Там все выступления его были застенографированы, и мы видим, каким остроумием блещет его речь. На этом съезде меньшевики нападали яростно на Ленина, и с каким остроумием Анатолий Васильевич защищал тогда Владимира Ильича и защищал всю большевистскую линию! Перечитывая сейчас эти речи Анатолия Васильевича, видишь, почему именно так ненавидели его меньшевики.

Я не буду говорить о второй эмиграции — во второй эмиграции Анатолий Васильевич работал вдалеке от Владимира Ильича и его группы. К этому времени относятся его ошибки в области философии. Эти ошибки хорошо известны. Я остановлюсь на той работе, в которой мне приходилось близко соприкасаться с Анатолием Васильевичем, именно на его работе в области народного просвещения.

Еще перед Октябрем в районных думах Петрограда велась работа по народному образованию. Тогда, в 1917 г., эта работа носила особый характер, она велась в тесном контакте с рабочими массами, переплетаясь с политической работой. Работавшие по разным районам в этой области большевики собирались в Думе под председательством Анатолия Васильевича. Так что еще до организации Советской власти первоначальная, черновая, работа в области народного образования проделывалась под руководством Анатолия Васильевича.

После Октября наступил период, когда организован был Комиссариат народного просвещения. Когда с теперешней молодежью говоришь, то молодежь забывает о том, какую борьбу приходилось вести тогда на фронте просвещения. Ведь это была совсем другая эпоха, чем сейчас.

Мне вспоминается первый момент, когда мы при-тли — небольшая группка товарищей под предводительством Анатолия Васильевича — в Комиссариат народного просвещения, бывшее министерство народного просвещения. Около бывшего министерства народного просвещения был организован саботажниками пост, даже нас пробовали остановить, предупредить нас, чтобы мы близко даже не подходили к министерству, которое хотят захватить большевики.

Мы прошли в здание бывшего министерства народного просвещения, где, кроме служителей, кроме швейцаров и уборщиц, никого не было. Мы собрались в одной из комнат, поговорили о том, что делать. И вот я помню: мы собрали весь этот технический персонал на общий митинг, и Анатолий Васильевич говорил им о народном просвещении, ставил принципиальные, серьезные вопросы. В первый раз люди, служившие годами в министерстве народного просвещения, слышали, как народный комиссар, по-старому — министр, говорит с ними всерьез, о вещах важных, принципиальных, относится к ним, как к людям равным, а не как какое-то начальство. И речь Анатолия Васильевича, сказанная техническим служащим, была очень хороша и произвела на всех большое впечатление.

А затем пришлось шаг за шагом завоевывать все позиции. Вопрос шел об учительстве. Учительство начальной школы было тогда под громадным влиянием эсеров, оно было враждебно настроено по отношению к большевикам. Учительство II ступени было кадетское, за очень небольшим исключением. Эти еще более враждебно относились к большевикам. И вот в годы военного коммунизма шаг за шагом пришлось завоевывать учительство. Это была большая повседневная работа, незаметная работа, но имевшая громаднейшее значение.

Приходилось завоевывать молодежь. Ведь тогда молодежь средней школы была почти сплошь враждебно настроена. Я помню, как около дворца Кшесинской в период июльских дней и позднее — после 3 часов, когда кончаются занятия, — собирались толпы негодующих на большевиков гимназистов, как легко натравливали их всякие Алексинские на Ленина. В учащуюся молодежь надо было влить новые слои. Приходили отдельные группки сочувствующих учащихся в Наркомпрос, и с ними тоже вел беседы Анатолий Васильевич.

Я не говорю уже о работе в массах. Это была основная работа. Владимир Ильич говорил, что надо сломать старый бюрократический аппарат и построить новый, тесно спаянный с массами. В области народного просвещения благодаря предшествующей работе в районах, где была тесная смычка с рабочими, был уже известный опыт. К нам в наркомат в то время приходило много рабочих и работниц с фабрик и заводов: они сразу стали считать Наркомпрос своим, близким им органом. Тесно связаны были мы тогда и с фронтом. Благодаря этой тесной связи с массами удалось переломить в дальнейшем и настроение учительства, удалось завоевать очень большие кадры молодежи. Особую роль сыграли тут рабфаки.

Анатолий Васильевич вел широкую агитацию. Это была агитация борца, который ставил вопросы принципиально, умел зажигать огнем своего энтузиазма и показывать перспективы. Октябрьская революция во всех областях, как прожектором, осветила дальнейшие пути. Путь просвещения был тоже освещен.

И тут Анатолий Васильевич сыграл совершенно исключительную роль. Я не знаю другого человека, который мог бы сделать то, что сделал для народного просвещения в первые годы, в годы борьбы за советский строй, Анатолий Васильевич. Он умел подходить к массам. В этот период, период военного коммунизма, когда еще шла борьба за Советскую власть, — тогда особенно воодушевленно как-то умел работать, умел выступать Анатолий Васильевич.

Он, конечно, воодушевлял и всех работников наркомата, потому что работать в боевой обстановке, в какой приходилось тогда работать, можно было только тогда,

Когда чувствовали, что в наркомате есть человек, который воодушевляет, который ведет, который знает, куда надо идти. И я помню наши заседания коллегии. Это было не просто обсуждение текущих дел. Каждое заседание коллегии обыкновенно давало установки, перспективы. За все время работы Анатолия Васильевича заседания коллегии были чрезвычайно интересны и каждому работнику наркомата давали чрезвычайно много.

Приходилось работать среди самых разнообразных слоев населения, не только среди рабочих и учителей, приходилось иметь дело с учеными, художниками, писателями. Тут опять-таки нужен был талант Анатолия Васильевича, его широкий кругозор, его уменье к каждому человеку как-то по-особенному подойти. К нам тогда в Наркомпрос ходили все, кто интересовался делом народного просвещения, ходили рабочие, солдаты, крестьяне. Помню одного крестьянина, который у нас получил прозвище «Ненаглядные вещи», потому что он наглядные пособия называл «ненаглядными вещами». Так вот, «Ненаглядные вещи» рассказывал, как Анатолий Васильевич с ним разговаривал, с крестьянином-землекопом из Калужской губернии. Он говорил: «Посадил меня Луначарский на диван, а сам все ходит и говорит, ходит и говорит. Говорил и про школу. Я пошел после этого ботинки учительнице купил». Очевидно, речь Анатолия Васильевича убедила его, что надо заботиться как-то об учителях. Крестьянин рассказывал, как Анатолий Васильевич дал книги и «ненаглядные вещи» для школы.

О школе просто и горячо, сам увлекаясь, разговаривал с крестьянином Анатолий Васильевич.

Надо отдать себе отчет, какую агитационную роль играл тогда наш наркомат. Когда организовались рабфаки, рабочая и крестьянская молодежь увидела перед собой новые открывающиеся пути. Я помню, как кто-то привел в Наркомпрос молодого парня, только что приехавшего из деревни, который приехал в Москву учиться. Он не знал, как это сделать. Он слышал, что бедняцкой молодежи теперь можно учиться. Приехал в Москву, разыскал памятник Ломоносову, сел около него и ждал, что его кто-нибудь возьмет и отведет учиться. Что такое Наркомпрос, что такое рабфак, — он не знал, никогда не слыхал. И действительно, какой-то прохожий поговорил с ним, узнал, в чем дело, привел его в наркомат. А в наркомате его отправили к Анатолию Васильевичу, и Анатолий Васильевич потолковал с ним. Я помню, как несколько дней спустя этот парень приходил и говорил, как и что он будет делать, и вспоминал разговор с Анатолием Васильевичем.

Вот этой черновой, незаметной работы никогда не чуждался Анатолий Васильевич, и каждый рабочий, каждый крестьянин чувствовал, что Анатолий Васильевич говорит о деле, которое ему близко, которым он сам увлекается. И эту искренность, то, что дело просвещения масс было дорого Анатолию Васильевичу, — это чувствовал каждый, даже еще малосознательный, рабочий, каждый, даже малосознательный, приезжающий крестьянин-бедняк, крестьянин-середняк.

Работа, которая была проделана тут под руководством Анатолия Васильевича, конечно, была очень большая. Завоевывались массы.

Анатолий Васильевич очень любил искусство, но он хотел, чтобы искусство стало достоянием масс. Тут сказывалась его марксистская установка на массы. В этом отношении все речи Анатолия Васильевича об искусстве не касались обыкновенно мелочей, а касались того, как сделать искусство органической частью агитации, как при помощи искусства зажечь массы интересом к политике. Вот эту сторону, этот подход к искусству особенно как-то приходилось ценить в Анатолии Васильевиче. Он говорил не столько о разных частных вопросах из области искусства, а о тех перспективах, о той организующей роли искусства, о важности эмоций, которые активизируют массы. Вот об этом приходилось слышать много от Анатолия Васильевича. И когда вспоминаешь пройденный путь, все это особенно как-то живо вспоминается, и тут понимаешь, какую громадную роль Анатолий Васильевич сыграл в области народного просвещения.

Потом наступили годы перехода к нэпу. Это были очень тяжелые годы, когда приходилось заботиться о всякой мелочи. Например, разрушают школу, созданную населением, и отдают эту школу в наем, говоря: «Мы работаем на хозрасчете». Тогда понимание хозрасчета часто было очень первобытно. И вот, в то время

22 Н. К. Крупская, т. 2 657

Владимир Ильич особенно заботился о том, чтобы Анатолию Васильевичу и Михаилу Николаевичу Покровскому, его заместителю, дать в помощь крупного организатора, который занимался бы всеми этими делами и разгружал бы их от необходимости вникать в то, где и какое помещение взять, где надо воевать за то, чтобы школы не закрыли. Во время нэпа особенно важно было, чтобы эти мелочи не заели, и важно было, чтобы не снижалось, а яркой нитью проходило через всю работу идейное коммунистическое содержание. В этом отношении Анатолием Васильевичем была проделана большая работа.

Мы, наркомпросовцы, все относились к нему с горячим чувством уважения, видели в нем борца за дело вооружения масс знаниями, за дело вооружения масс всеми достижениями в области искусства.

1934 г.