7. Интернациональное достояние

7. Интернациональное достояние

Можно долго и сладострастно пересчитывать посаженных на Руси на кол, утопленных, сожженных, выпотрошенных. Можно грезить о том, как хорошо было бы, если б тверской князь успел заручиться помощью литовцев и вовремя раз и навсегда сжег Москву. Или если бы, на худой конец, Иван Калита был не таким подлым. Или Ермак не таким жестоким. А если бы все эти русские были бы немножко лучшими христианами, чем они любят себя выставлять — как прекрасна была бы их история! И вообще: как было бы хорошо, если бы всё было лучше, чем оно есть!

Такие упражнения сами по себе лежат абсолютно в русле православной традиции, густо замешенной на неизбывной грезе о безгрешном совершенстве. Она, помимо прочего, порождает еще и фантастическую требовательность к себе, подчас — чрезмерную (не зря же именно на Святой Руси и был зафиксирован наблюдаемый факт: заставь дурака Богу молиться — он лоб разобьет). Из такой требовательности частенько выворачивается парадоксальный практический вывод: лучше уж вообще ничего не делать, только брюзжать, нежели мараться о потуги хоть как-то наладить реальный повседневный мир. Герои русских сказок — бесчисленные Иваны-дураки, всевозможные Емели на их самоходных печах — отнюдь не лентяи. Они чистоплюи. Им западло надрываться по мелочам, неизбежно греша при этом по-крупному. Духовные потери от такой деятельности удручающе масштабней ее материальных результатов. Идеал-то все равно недостижим, а вот душа повредится, будто в погоне за целой, понимаешь ли, мировой гармонией (а «какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?»). Лучше уж вспомнить вовремя про слезинку ребенка, подстерегающую на каждом шагу — и от греха подальше лечь на полати в ожидании чуда, которое одно только способно не давать щепок и стружки.

Именно поэтому у нас всякая реальная деятельность чаще, чем в среднем, принимает такой характер, что у всех окрест поджилки дрожат. Ведь для того, чтобы решиться даже на самый маленький первый шаг, обязательно нужно про слезинку ребенка полностью и окончательно забыть. Ну, а уж если забыл, тут тебе и черт не брат, лиха беда — начало, лес рубят — щепки летят…

Ни одно из упомянутых критических утверждений, и про сонмы утопленных, и про Литву, и про Калиту, не может быть толком оспорено — ровно так же, как утверждения Лео Таксиля, с которых мы начали разговор.

Однако есть один бесспорный, просто-таки бьющий в глаза факт.

Тысячелетняя история Руси, Московии, России при всех своих отчаянно неприглядных подробностях — ничем особенным, впрочем, не отличающихся от неприглядных подробностей всех иных историй — привела к возникновению громадной, мощной, самобытной и по сию пору динамично развивающейся цивилизации. Она, хоть лопни, не может называться иначе, как цивилизацией православной. Система ценностей, стимулов, жизненных ориентиров большинства населения России продолжает оставаться производной от той, что была заложена православием при его взаимодействии с русским национальным характером.

Того факта, что история России создала целую цивилизацию, не могут отменить никакое неодобрение любых частностей этой истории и никакое ерничанье по их поводу.

Православная цивилизация, как и любая иная, имеет свои достоинства и свои недостатки.

Достоинства цивилизации — это отнюдь не обязательно то, что нравится в ней другим. Это — ее свойства, ее качества, которые помогают ей следовать своим собственным цивилизационным смыслам и целям максимально эффективно, безболезненно, безопасно для окружающих, с минимальными жертвами и затратами. А недостатки цивилизации — это те ее свойства, которые мешают ей следовать ее собственным смыслам, затрудняют и запутывают это движение, заставляют расходовать силы и ресурсы на бестолковые зигзаги, увеличивают энергоемкость движения, умножают потери и тяготы, провоцируют внешнее и внутреннее сопротивление. Только так.

У одной лучше получается одно, у другой — другое. Опыт каждой неоценим для всех остальных, но лишь пока он может быть применен при движении своим собственным курсом (впрочем, я никогда не скажу, что курс этот — обязательно прямая). Нет усредненного надцивилизационного критерия, который раз и навсегда позволил бы выстроить цивилизации по ранжиру.

Различные конструкторы, находясь примерно на одном и том же уровне технологии, для решения сходных задач совершенно независимо друг от друга создают примерно равные системы, и, если добиваются в чем-то выигрыша, то за счет этого выигрыша непременно в чем-то проигрывают. А за счет этого проигрыша — тем самым в чем-то выигрывают. Вспомните «Мессер», «Ла» и «Мустанг». Или, если кому-то претит, кого-то дезориентирует милитаристическая метафора — пусть будут, скажем, гоночные «Феррари», «Макларен Мерседес», «Саубер БМВ»… Знатоки, если захотят, уточнят и продолжат этот перечень.

Но точно так же и различные истории монтируют свои конструкции из крайне ограниченного набора доступных им нехитрых деталек: природные условия, человеческая физиология, религия, язык, письменность…

Одно из достоинств православной цивилизации едва ли не уникально.

За последние, скажем, полторы тысячи лет возникало немало многоконфессиональных полиэтничных общностей, попросту называемых империями. И все империи, возникшие на базе культур, порожденных исламом, католицизмом, протестантизмом, оказались нежизнеспособны. Распадались после сотни-другой лет, а то и быстрее.

История большая, и стран много. Если бы исламская, католическая или протестантская культуры были на такое свершение способны, где-нибудь эта способность обязательно бы реализовалась. Но — нет. Устойчивы и жизнеспособны оказались только межцивилизационные общности, возникшие на базе конфуцианства и на базе православия. В чем тут штука — ужасно интересно. Но, во всяком случае, несомненна связь между религиями, на базе которых возникли данные имперские культуры, и, например, психологической способностью создавшего империю народа к геноциду.

Стоит вспомнить целенаправленное, длившееся пять веков поголовное истребление древними иудеями амаликитян. Это, правда, несколько раньше обозначенных полутора тысяч лет — но не могу не вспомнить, ибо заповедь «истреби народ Амалика» тоже стала устойчивым культурным блоком авраамического мира и жива до сих пор в качестве этакой математической формулы, в которую всяк смотря по потребности подставляет нужные ему численные значения, то есть имена тех народов, которые мешают именно в данный момент. А вот уже ближе — прелести испанской Реконкисты и конкисты в Индиях. Истребление североамериканскими колонистами индейцев (вплоть до бактериологической войны, проводившейся на архаичном, конечно, уровне, но в ту пору не менее действенной, чем каких-то сто лет спустя бомбы на Хиросиму и Нагасаки). Истребление чопорными британскими джентльменами до последнего человека народа Тасмании. Резня армян в Турции… А уж про Холокост и говорить нечего — этот кошмар был у нас буквально на глазах.

Ничего подобного не было в России. Да, европейски образованные большевики, непримиримые борцы против религии, мракобесия, посконных традиций и квасного патриотизма, учиняли геноциды — пусть не по национальному, а по классовому или сословному признакам. Но не православием и не православной цивилизацией эти мероприятия были порождены. До большевиков их не было.

Единственное объяснение такому своеобразию России — своеобразие ее религиозно-культурного фона. Больше, собственно, русские ничем от других людей не отличаются. Те же руки-ноги, те же желудки и мозги.

Наше многонациональное государство возникло в результате синтеза культур на базе православия, и существует до того момента, пока этот синтез на этой базе продолжает осуществляться. В том числе и в светских своих ипостасях — в той, например, о которой до сих вздыхают люди среднего и старшего поколений на всех просторах СНГ: ипостаси пролетарского интернационализма. Тот ведь не имел, на самом-то деле, ни малейшего отношения ни к пролетариату, ни к интернационализму, а был всего лишь обезбоженной производной православной открытости, проросшей сквозь агрессивную классовую идеологию, как трава сквозь асфальт. Потому что избранный народ, которым после взятия агарянами Константинополя ощущали себя россияне, с самого начала складывался как многонациональный.

И ведь получилось.

И поэтому, например, всякое дирижирование российской историей, усиливающее эту мелодию в ее душе, разом и находится в русле реальной традиции, и заточено под совершенно реальные и насущные современные задачи, и вполне отвечает изрядному массиву достоверных исторических фактов. То есть все три динамических составляющих упрощенного канона — за.

А вот всякая попытка создать и внедрить историю, где, например, культурный синтез на базе традиции, возникшей при наложении православия на русский национальный характер, предстает как русский фашизм, во-первых, приводит к катастрофам, а во-вторых, оказывается недолговечным мороком, после которого снова наступает просветление.

Отвратительных исторических фактов, конечно, тоже пруд пруди. Но вот что существенно: у нас постоянно перед глазами наша страна — огромное и однозначное доказательство того, что составили тенденцию и победили не они.

Конечно, можно сказать, что отнюдь не всегда побеждает лучший. Но это пустой разговор. Ведь отнюдь не всегда побеждает и худший. И опять-таки, кто будет расставлять по ранжиру, задним числом делить на «лучших» и «худших»?

Знаем мы этих оценщиков… Сразу вспоминается шварцевская «Тень». Кто там работал оценщиками в городском ломбарде?

Состоявшийся исторический факт, результат долгого противоборства миллионов индивидуальных сил, всегда достоин уважения. Аквитания, скажем, была уж как изобильна и сильна — но осталась в мире и впредь пребудет Франция. Уэльс — уникальный хранитель донорманнской культуры, но это законопослушная часть Великобритании, и хотя бы за то, что Уэльс до сих пор является этим уникальным хранителем, перед Великобританией стоит снять шляпу — при всех ее грехах.

Они есть у всех. Однако стоит лишь зациклиться на них, душа состоявшейся общности начинает распадаться, истлевать, притяжение сменяется отталкиванием, и то, что собиралось и существовало веками — вмиг разлетается крутящимися осколками. И в людях остаются лишь страх перед жизнью, раболепие, неутолимая обида, мелкая злоба и палящее, бесплодное желание хоть кому-нибудь за что-нибудь отомстить.

Но, конечно, нельзя и перекармливать свою историю сластями: опять-таки пойдут прыщи неисчислимы. И прыщи вовсе не виноваты; обмен веществ — процесс естественный. Культура сама виновата. Нечего в ее-то годы обжираться сахаром.

Да, на Руси после падения Византии тоже ощутили себя избранным народом, потому и стали называть Русь Святой.

Но только по неграмотности или, что называется, в бессильной злобе можно утверждать, что это было сделано от избытка самомнения. Тут же не претензия на то, что все, кто тут живет — святые. Тут же не констатация состояния — как, скажем, у скромных французов (прекрасная Франция) или британцев (старая добрая Англия). Это, скорее, от той же повышенной требовательности к себе. Это — заявленная задача. Сродни, замечу, девизам правления, которые объявляли китайские императоры. Если в стране разгул преступности, если бунты на окраинах — надо первым делом сменить календарь, начать отсчет с нового, первого года под девизом, скажем, Умиротворение и Справедливость. А тогда уже действовать в соответствии с принятыми на себя повышенными обязательствами. И читаем в летописях: в пятый год под девизом Умиротворение и Справедливость умиротворили провинцию Юньнань. В пятнадцатый год под тем же девизом проявили справедливость по отношению к сепаратисту такому-то. Все. Меняем календарь. В первый год под девизом Процветание и Благоденствие начали строить Великий транспортный канал.

Просто девиз «Святая» значительно более долговременен. В сущности, практически вечен. Ведь волею исторических судеб в полной зависимости от состояния нашей страны оказалась одна из наиболее своеобразных, духовно богатых, бескорыстных, неревнивых, открытых и восприимчивых к чужому культур, когда-либо возникавших на планете. В период правления под девизом «Святая Русь» задача должна решаться нешуточная, долговременная, а в лучшем случае — нескончаемая: сберечь эту культуру. Сохранить ее достояние для мировой культурной копилки. Постоянно адаптировать ее, что бы ни происходило в мире, к любым изменением и превратностям. Осовременивать неутомимо. Год за годом брать от нее все положительное, перспективное, конструктивное, что она только может дать — и держать в узде все дурное. Азартно и мастерски, как за рулем могучего болида на решающих гонках, выжимать из уникального, неповторимого механизма еще больше мощности и скорости, еще больше маневренности, еще чуть-чуть, еще… И, поскольку любая конструкция имеет свои изъяны, тоже год за годом, десятилетие за десятилетием, круг за кругом этой вечной глобальной «Формулы» сводить к минимуму негативные качества своей культуры, удерживать их под неусыпным контролем…

Интересно-то как!

Куда по сравнению с такой задачей Гераклам и Прометеям!

Настоящая история, как мудрый отец, говорит человеку: ты сможешь. Назло самым невероятным трудностям, которые действительно были и обязательно еще будут, вопреки любым издевательствам недругов и вопреки собственным слабостям и несовершенствам, наперекор тем, кто в тебя не верит, ты — сможешь. Помнишь: уже бывало тяжко, и бывало не раз. Ничего, справился. И теперь справишься. Если только не будешь тратить силы на никому не нужные глупости. Помнишь, как делал глупости, и делал не раз? Помнишь, говорит она, как потом несладко было расхлебывать, помнишь, сколько ты на этом потерял?

А когда вдруг у истории от усталости на миг пересыхает в горле и она умолкает — ей надо чуточку помочь.

Ведь то же самое говорили людям и Христос, и Мохаммед, и Будда, и Моисей, и Конфуций. Ты — сможешь, говорили они. Постараешься и сможешь.

И только поэтому люди им верили и шли за ними.