4. Партийные школы: «учиться, учиться и еще раз учиться…»

В июне 1909 г. в Париже состоялось совещание расширенной редакции «Пролетария», на котором присутствовали 9 членов Большевистского центра, представители большевистских организаций Петербурга (М. П. Томский), Московского областного комитета (В. М. Шулятиков), Урала (Н. А. Скрыпник). Совещание осудило «отзовизм» и «ультиматизм» и высказалось за сближение с меньшевиками-партийцами. В то же время была осуждена позиция Богданова, Шанцера, Лядова, Соколова (Вольского), которые вели агитацию за созыв «чисто большевистского съезда». В связи с отказом А. А. Богданова подчиниться решениям совещания была принята специальная резолюция, в которой говорилось, что редакция «Пролетария» снимает с себя всякую ответственность за все его политические шаги. Дальнейшего участия в совещании Богданов не принимал.

На защиту Богданова встал Красин. Он написал в БЦ заявление, в котором констатировал, что даже «в худшие времена господства меньшевиков в ЦК нашей партии не было случая столь беззастенчивого проведения политики вышибания по отношению к несогласно мыслящим»[267]. Уход Богданова из «Пролетария», а потом исключение из Большевистского центра означали серьезное его поражение и усиление позиций Ленина. Позднее, говоря о периоде 1908-1910 гг., Богданов отметил в своих записных книжках: «В то время, к своему счастью, я не понимал этого (специального – за единоличное руководство) смысла борьбы, иначе не уступил бы под первым предлогом, полагаясь на истину и будущее»[268].

На парижском совещании «отзовистам» припомнили и их философские взгляды, и попытки создать свою школу на о. Капри. Мысль о создании партийной школы, что называется, витала в воздухе. Местные комитеты испытывали острый дефицит грамотных, идейно подкованных сотрудников, способных написать красивые резолюции и произнести правильные речи. Рабочий Б. Козловский в воспоминаниях о партийной работе в Николаеве в 1908-1909 гг. писал, что их социал-демократическая организация в то время состояла исключительно из рабочих: «интеллигенция, боясь провокации и мести со стороны членов «Союза русского народа», совершенно отошла от работы»[269].

А. А. Богданов и его единомышленники пытались вести активную пропаганду своих взглядов среди рабочих. С этой целью при содействии А. М. Горького летом 1909 г. они устроили партийную школу на острове Капри в Италии. Большую роль в организации школы сыграл уральский рабочий-большевик Н. Е. Вилонов, в то время имя его было хорошо известно многим революционерам. Он вступил в партию в 1902 г. и работал в ряде городов на юге, а затем – в Самаре и Екатеринбурге. Руководил пропагандистскими кружками, писал прокламации и корреспонденции за подписью «Миша Заводский». Активно участвовал в революции 1905 г. А. М. Горький писал, что когда его арестовали, тюремщики, бросив его, избитого, в карцер, «облили нагого, израненного круто посоленной водой. Восемь дней он купался в рассоле, валяясь на грязном, холодном асфальте; этим и было разрушено его могучее здоровье»[270]. Тюрьма довела Н. Е. Вилонова до туберкулеза. Ленин устроил его в санаторий в Давосе, но спасти его не удалось. Он умер 1 мая 1910 г.

Именно Никифор Вилонов набрал в России группу из 15 человек, главным образом из Москвы. Все они прибыли за границу нелегально. На Капри к ним присоединились 12 эмигрантов, выразивших желание поехать затем на работу в Россию. «Отзовисты» назвали пропагандистскую школу «Первой высшей социал-демократической школой для рабочих». Программа занятий была рассчитана на пять месяцев и включала в себя лекции по политэкономии (их читал А. А. Богданов), истории (А. В. Луначарский, М. Н. Покровский, М. Н. Лядов), русской литературе (А. М. Горький), аграрной программе (Ст. Вольский) и финансах (Г. А. Алексинский). Кроме того, слушатели писали статьи, готовили конспекты, рефераты, резолюции, репетировали выступления.

А. А. Богданов, видимо, пытался опереться на Каприйскую школу, чтобы потом дать бой Ленину в подпольных организациях в России. Рабочие-ученики не были в курсе всех подробностей внутрипартийной борьбы. Как вспоминал один из слушателей, только на Капри они узнали о расколе в БЦ, о «происках Ленина», о его «невежестве» по философии и т. д. Им внушали, что Ленин уже не тот, каким его знали рабочие в 1905-1906 гг., что «он теперь так зазнался и поправел, что не мешало бы его одернуть от имени русских партийных организаций»[271].

В начале занятий рабочие пригласили Ленина, Троцкого, Плеханова и Каутского прочитать им на Капри несколько лекций, но все они по разным причинам не приехали. Ленин прислал обстоятельный и откровенный ответ. Он в популярной форме объяснил ученикам школы, что все они «хорошие ребята, но не искушенные еще в политической борьбе»[272], а школа на Капри – есть фракционная школа, среди лекторов там нет настоящих большевиков. Ленин советовал рабочим приехать к нему в Париж, где, по его мнению, было гораздо больше возможностей для учебы, поскольку здесь сосредоточился «самый большой эмигрантский центр», имеются русские библиотеки и т. п. Словом, «тот, кто едет учиться социал-демократизму в Париж, едет учиться действительно социал-демократизму. Тот, кто едет учиться на Капри, едет учиться особой фракционной «науке». Тот, кто устраивает школу в Париже, устраивает действительно партийную школу. Тот, кто устраивает школу на о. Капри, тот прячет школу от партии. Школа на Капри есть школа, нарочно спрятанная от партии»,[273] – категорически утверждал Ленин.

В. И. Ленин. Париж. 1910 г.

Отказавшись читать лекции, он повел дело к расколу Каприйской школы: вскоре шесть ее слушателей во главе с Вилоновым выразили протест против выработки Богдановым и его людьми фракционной программы. В начале ноября 1909 г. они приехали в Париж. Среди них был и провокатор А. С. Романов. По окончании занятий на Капри в Париже собрались и остальные ученики этой школы. Здесь они три недели слушали лекции Ленина о современном политическом моменте и аграрной реформе Столыпина. Лекции читали также Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, И. Ф. Дубровинский и др.

Накануне отъезда учеников в Россию состоялось общее собеседование. Выяснилось, что многие слушатели Каприйской школы приняли сторону Ленина. «Большинство учеников, – сообщала Н. К. Крупская, – производят впечатление людей глубоко партийных, которые 10 раз еще подумают, прежде чем начать бить партийную посуду»[274]. Те, кого переубедить так и не удалось, уехали в Россию с убеждением, что Ленин сильно поправел, ушел от старых заветов большевизма и заблудился в собственных выводах.

Ответом Богданова и его единомышленников на действия Ленина стало оформление в декабре 1909 г. группы «Вперед». Об этом А. А. Богданов и В. Л. Шанцер от имени 16 объединившихся известили 28 декабря 1909 г. ЦК РСДРП, прося утвердить группу как «литературную организацию». В состав группы также входили Г. А. Алексинский, А. В. Луначарский, В. А. Базаров, М. Н. Лядов, М. Н. Покровский, Н. В. Вольский (Валентинов) и др. Одно время примыкали к ней А. М. Горький и М. Г. Цхакая. Группа «Вперед» приняла платформу «Современное положение и задачи партии», в выработке которой принимали участие 7 рабочих и 8 интеллигентов. Авторы платформы призывали членов РСДРП быть готовыми к новому революционному подъему. Поскольку внутрифракционная борьба наносила тяжелый удар пролетарскому делу, первой своей задачей группа ставила борьбу «за восстановление единства большевизма». Не отрицая деятельности думской фракции РСДРП, считая, однако, ее малоэффективной в «реакционной» «3-июньской» Думе, «впередовцы» видели главную задачу в сохранении нелегальной, сплоченной и активной пролетарской партии с сильным рабочим ядром, свободной от всяких междоусобиц. Думская работа, говорилось в платформе, – это одно из средств агитации и пропаганды, но не центральная задача партии и не повод для расколов. «Впередовцы» советовали также не упускать из вида военно-боевую работу партии, призванную сыграть большую роль в подготовке неизбежной в будущем вооруженной борьбы народа со старым порядком. Кроме того, в платформе провозглашалась задача «создавать» и «распространять в массах новую пролетарскую культуру», «развивать пролетарскую науку», «вырабатывать пролетарскую философию». Это был курс на развитие самостоятельности пролетариата.

Группа «Вперед» просуществовала недолго. В 1913 г. она фактически распалась: часть «впередовцев» вернулась на ленинские позиции (А. В. Луначарский, М. Н. Покровский, М. Н. Лядов), а сам А. А. Богданов постепенно отошел от политики.

«Между тем, – писал Троцкий, – история борьбы большевиков с меньшевиками есть в то же время история непрерывных объединительных попыток»[275]. После ряда лет взаимной вражды, ссор и распада все фракции и группы РСДРП сделали последнюю в истории партии попытку примирения на общем пленарном заседании ЦК, состоявшемся в январе 1910 г. в Париже. В нем участвовали почти все наиболее видные деятели российской социал-демократии. Сославшись на болезнь, отсутствовал Г. В. Плеханов. Пленум продолжался целых три недели: со 2 по 23 января (15 января – 5 февраля) (больше недели ушло только на утверждение повестки дня) и проходил в нервной обстановке. Ленин сообщал Горькому: «… три недели маета была, издергали все нервы, сто тысяч чертей!..»[276] Ленину действительно пришлось нелегко: большинство собравшихся было явно не на его стороне. Ему впервые было необходимо бороться на «два фронта»: против меньшевиков – «ликвидаторов» и их союзников бундовцев и против той части большевиков, которые выступали за примирение, в первую очередь с Л. Д. Троцким. В частности, еще до пленума Л. Б. Каменев, Г. Е. Зиновьев, Н. А. Рожков и В. П. Ногин предлагали признать органом ЦК РСДРП венскую «Правду». Большевики-примиренцы при голосовании поддерживали проекты резолюций, инициированные Троцким, который на пленуме выступал в роли миротворца-объединителя против ленинского «бюрократического централизма» и диктата в партии.

В итоге стороны склонились к соглашению. Участники пленума осудили идеи «ликвидаторства» и «отзовизма», однако ради сохранения мира в партии борьбу с этими уклонами решили вести без организационных выводов. Пленум постановил распустить Большевистский центр, прекратить издание фракционных органов – большевистского «Пролетария» и меньшевистского «Голоса социал-демократа». Был создан ЦО партии «Социал-демократ» с приложением дискуссионного листка. Большевики должны были частями передать из своей фракционной в общепартийную кассу около полумиллиона рублей, полученных ими в ходе экспроприаций и от наследников Н. П. Шмидта (100 тыс. сразу, остальные 400 тыс. – в два срока в течение двух лет). А для того чтобы деньги действительно пошли на нужды всей РСДРП без различия фракций, было решено, что они перейдут к немецким «держателям» – К. Каутскому, Ф. Мерингу и К. Цеткин. При этом насильственные захваты денежных средств большевиками были осуждены и объяснены как «неправильное понимание с их стороны интересов партии». Троцкому удалось добиться финансовой поддержки «Правды» в размере 400 франков (150 рублей) и делегировать в ее редакцию Л. Б. Каменева как представителя ЦК. Ленин и Плеханов были избраны представителями РСДРП в Международном социалистическом бюро. Наконец, было решено начать подготовку новой общепартийной конференции РСДРП.

Однако, как и предсказывали некоторые видные меньшевики – «ликвидаторы», из попытки объединения ничего не вышло. (Потресов, не участвовавший в работе пленума, иронизировал над его итогами, цитируя Щедрина: «До меня дошли слухи, что произошло братское объединение. Правда ли это и «на какой предмет и в каком градусе?»») Соглашение большевиков с меньшевиками и Троцким оказалось непрочным, и вскоре фракционная борьба вспыхнула вновь. Меньшевики сохранили свои фракционные центры в России и продолжали выпускать «Голос социал-демократа». В очередном номере газеты они поместили письмо 16 «ликвидаторов», которые предлагали всем меньшевикам уйти из партии в легальные организации. Авторы письма заявляли о сохранении лишь «обломков партии». Аксельрод в своих выступлениях отмечал, что от нее остались одни «руины и даже тени партийных учреждений».

В редакции газеты «Социал-демократ» Мартов и Дан враждовали с Лениным и Зиновьевым. После появления брошюры Мартова «Спасители или упразднители?», в которой он обрушился с критикой на Ленина и прямо сравнивал большевизм с нечаевщиной, ни о каком дальнейшем сотрудничестве Мартова и Ленина не могло быть и речи. В июне 1911 г. Мартов и Дан подали заявление о выходе из редакции газеты «Социал-демократ». Каменев со скандалом вынужден был уйти из венской «Правды».

«Впередовцы» также были настроены решительно и действовали с пролетарской прямотой. Однажды они ворвались на заседание большевистской группы, собравшейся в парижском кафе, и «с нахальным видом» стали требовать слова, а когда им было отказано, бросились на большевиков с кулаками. «Впередовец» Н. В. Сапожков (Кузнецов) («страшный силач», по словам Крупской) схватил большевиков Абрама Сковно «под одну мышку», а Исаака Кривого – под другую, но драка не состоялась, поскольку «опытный по части драк хозяин кафе потушил огонь». Ленин был потрясен, «чуть не всю ночь» бродил по улицам Парижа, «а вернувшись домой, не мог заснуть до утра»[277]. «Вот и выходит так, – писал Ленин Горькому 11 апреля 1910 г., – что «анекдотическое» в объединении сейчас преобладает, выдвигается на первый план, подает повод к хихиканью, смешкам и пр. Эмигрантщина теперь во 100 раз тяжелее, чем было до революции.»[278] В итоге, в конце 1910 г. Ленин заявил о расторжении заключенного на январском пленуме ЦК договора с меньшевиками.

Что же касается партийных денег, то вскоре после пленума ЦК К. Каутский, а затем и Ф. Меринг, убедившись, что при той невероятной склоке, царившей в РСДРП, они не могут выполнять возложенные на них задачи, отказались от роли «держателей»[279]. Есть все основания предполагать, что большевики перечислили единственной «держательнице» денег К. Цеткин едва ли половину обещанной суммы. После пражской конференции большевиков 1912 г., на которой договор 1910 г. об объединении с меньшевиками был аннулирован, Ленин потребовал от К. Цеткин вернуть деньги организованному на конференции ЦК. Поскольку К. Цеткин ответила отказом, началась новая тяжба вокруг большевистского имущества, продолжавшаяся вплоть до Первой мировой войны.

Несмотря на непрерывную враждебную атмосферу в РСДРП, одно решение январского пленума большевики, как говорится, претворили в жизнь. Речь идет об открытии за границей общепартийной школы, ставшей заметным событием. Для ее организации январский пленум (1910 г.) создал Школьный комитет из 9 человек: 2 большевика (Н. А. Семашко и Г. Е. Зиновьев), 2 меньшевика, 2 представителя группы «Вперед», 1 польский социал-демократ, 1 латышский социал-демократ и 1 бундовец.

Имея такой пестрый идейный состав, Школьный комитет не мог избежать конфликтов и ссор. Уже осенью Г. А. Алексинский и М. Н. Покровский вышли из школьного комитета и в ноябре 1910 г. открыли вторую «впередовскую» школу, на этот раз в итальянском городе Болонья. Слушатели этой школы (20 рабочих) приглашали Ленина читать лекции, но он вновь ответил отказом. В числе преподавателей школы оказались Ю. О. Мартов, А. М. Коллонтай, П. П. Маслов. Был там и Л. Д. Троцкий. По поводу его поведения Ленин написал не позднее первой половины 1911 г. заметку «О краске стыда у Иудушки Троцкого». «Вопреки прямому решению назначенной пленумом Школьной комиссии, которая постановила, что ни один партийный лектор не должен ехать во фракционную школу впередовцев, Иудушка Троцкий туда поехал и обсуждал план конференции с впередовцами, – писал Ленин. – План этот опубликован теперь группой «Вперед» в листке. И сей Иудушка бьет себя в грудь и кричит о своей партийности, уверяя, что он отнюдь перед впередовцами и ликвидаторами не пресмыкается. Такова краска стыда у Иудушки Троцкого»[280].

Примечательно, но эта заметка, для которой характерен ленинский стиль ведения полемики, переходящий в грубость, не увидела вовремя свет и долгое время о ней знали всего несколько наиболее близких к Ленину в эмиграции людей. Впервые заметка была опубликована 21 января 1932 г. на страницах газеты «Правда». Существует предположение, что публикация преследовала цель уязвить Троцкого, который в то время заканчивал очередную книгу под названием «Сталинская школа фальсификаций».

Ленин и другие организаторы общепартийной школы рассчитывали главным образом на рабочих, посылаемых местными и национальными организациями из России. Из живущих за границей рабочих доступ в партийную школу предполагалось дать только тем, кто по окончании курса немедленно отправится в Россию на партийную работу. Переправка слушателей за границу и их содержание требовали очень больших средств. По приблизительным подсчетам, не менее 800 франков на каждого ученика: проезд в обе стороны и пребывание в школе в течение 3-4 месяцев. Забегая вперед, скажем, что финансовые затруднения преследовали организаторов школы до самого ее закрытия. Лишь осенью 1910 г., когда школа уже должна была начать работу, по предложению большевиков, Заграничное бюро ЦК ассигновало в распоряжение комитета 10 тыс. франков, и комитет приступил к организации школы.

Н. А. Семашко писал, что В. И. Ленин сам принимал участие в подыскании места для школы. Он и Крупская во время своих велосипедных прогулок потратили немало дней в поисках подходящего места, где можно было бы за недорогую плату снять дом и поселить 2—3 десятка людей, не вызывая серьезных подозрений. Самым удобным местом оказалось местечко Лонжюмо – деревня, расположенная в 18 километрах к югу от Парижа.

Для организации выборов учеников в школу поздней осенью 1910 г. Школьный комитет направил в Россию своего агента – 26-летнего С. М. Семкова (Сему). Он уже 9 лет состоял в партии, слыл надежным товарищем и, как отмечалось в донесении агента охранки, «ярым ленинцем». Семкову были даны указания, чтобы выборы «производились на местах партийными организациями без различия принадлежности кандидатов к тому или иному течению в партии»[281]. Предполагалось набрать 40 учеников. Однако многие организации по разным причинам не смогли провести выборы. Например, в Киеве С. М. Семков едва не попал в засаду: в том месте, где была назначена явка, спряталась полиция. Уполномоченный принужден был скрыться. Выборы не состоялись.

Итог выборов был такой. По три человека послали в Лонжюмо Петербург и Москва, по одному представителю – партийные организации Николаева, Иваново-Вознесенска, Сормова, Баку, Тифлиса, одного – из заводского поселка Екатеринославской губернии и Домбровского района Польши. В Петербурге в отборе слушателей принял участие депутат III Государственной думы от Петербургской губернии рабочий-токарь, большевик Н. Г. Полетаев. Все ученики принадлежали к разным течениям РСДРП. Пятеро из них причисляли себя к большевикам. Почти все они были рабочими. Из Петербурга приехала единственная женщина – работница фабрики «Треугольник» А. И. Иванова. Пикантная деталь – в Париж она приехала, ожидая ребенка. Ленин и Крупская сразу окружили ее заботой и вниманием.

Несмотря на то, что каждому ученику по его прибытии в целях конспирации давался новый псевдоним, все настоящие имена, за исключением одного, стали известны. Остался неизвестным только рабочий Трехгорной мануфактуры ткач Александр-поэт, который все время писал стихи. Однако в конце июня 1911 г. он выбыл из школы, так как был малоразвит и совсем не подготовлен для занятий. «Временно устроили мы его на работу в Германии», – пишет Крупская. Дальнейшая судьба его неизвестна.

Иваново-вознесенская партийная организация прислала в школу рабочего С. Искрянистова (Василия), который оказался провокатором. Крупская вспоминала, что раньше он был дельным партийным работником, но на фабрику его не брали, как «неблагонадежного», и он очень бедствовал, живя с двумя детьми на скудный заработок своей жены-ткачихи. Полиция купила его за гроши. Однако он не выдержал двойной жизни. Вернувшись из Лонжюмо, Искрянистов покончил с собой. Кроме него, в партийной школе был еще один провокатор – представитель Москвы М. Н. Малиновский (Андрей).

Помимо слушателей, направленных местными партийными организациями, в школу было принято пять вольнослушателей, в том числе Г. К. Орджоникидзе и уполномоченный Школьной комиссии С. М. Семков (Сема). Основной костяк учеников школы состоял из большевиков.

Весной 1911 г. они всякими нелегальными путями добирались до Франции. Трудно сказать, в какой день произошло официальное открытие школы: предположительно это случилось в конце мая. Известно, что школа просуществовала 3-3,5 месяца и была закрыта 17 (30) августа 1911 г.

Кроме лекторов, обитающих в Париже, Школьный комитет обратился к Плеханову, Горькому и Р. Люксембург с просьбой принять участия в занятиях. Но все они по разным уважительным причинам отказались. Ссылаясь на фракционный характер школы, меньшевики Дан, Мартов, Волонтер, Маслов тоже уклонились от участия в ее работе. Остальные 15 человек, приглашенные для чтения лекций и практических занятий с учениками, приняли участие в учебном процессе. Основным лектором был В. И. Ленин – он прочитал слушателям 56 лекций из 147, состоявшихся в школе.

Партийная школа в Лонжюмо. 1911 г.

Первым помощником Ленина по ведению занятий, прежде всего по политической экономии, была приехавшая из Брюсселя в Париж Инесса Арманд, ставшая, по выражению Крупской, «очень горячей большевичкой». Кроме них, лекции слушателям читали большевики Г. Е. Зиновьев (история РСДРП), Л. Б. Каменев (история буржуазных партий в России), Н. А. Семашко (рабочее законодательство и деятельность Думы), «впередовец» А. В. Луначарский (история искусств), меньшевик-партиец Шарль Раппопорт и др.

В Лонжюмо все ученики школы жили или в «отеле», приспособленном исключительно для провинциальных рабочих, или на частных квартирах, у бедняков. Из преподавателей в деревню переехали только Ленин с Крупской, Инесса Арманд с сыном и Зиновьев с семьей. Остальные каждый раз приезжали из Парижа. Чтобы не вызвать подозрений, один из французских депутатов-социалистов объяснил мэру Лонжюмо, что поселившиеся здесь русские – это сельские учителя, приехавшие для пополнения образования.

Для учебных занятий было приспособлено довольно просторное помещение бывшей столярной мастерской. Рабочие общими усилиями очистили сарай от грязи и мусора, сколотили из досок длинный стол, достали несколько ломаных стульев и табуреток и устроили в нем «аудиторию» первой высшей партийной школы. Этот сарай и был единственным классным помещением школы в Лонжюмо.

Ежедневно читалось по 3-4 лекции, каждая из которых продолжалась полтора-два часа. «Занимались много и усердно, – вспоминает Н. К. Крупская… – Ильич был очень доволен работой школы»[282]. Среди упорных занятий удавалось выкроить время и для отдыха. Иногда по вечерам ходили в поле, ездили на Сену купаться, пели песни. Воскресные дни использовались для знакомства с Парижем.

Из-за трудностей финансового характера занятия в школе были завершены раньше намеченного срока. Организаторы кое-как наскребли средства, чтобы отправить учеников в Россию, и еще остались в долгах. В дальнейшем Ленин мечтал осуществить организацию новой школы, на этот раз в Галиции, недалеко от русской границы, но помешала война.