Эмигранты

Мы живали в суровой Неметчине,

Нам знаком и Алжир и Сиам,

Мы ходили по дикой Туретчине

И по льдистым небесным горам.

Нам знаком и Париж, и Америка,

И Багдад, и Лионский залив.

Наш казак у восточного берега –

Упирался в Дежнёвский пролив.

Легче птиц и оленей проворнее,

Рассыпались на тысячи мест;

Доходил до границ Калифорнии

Одинокий казачий разъезд.

И теперь, когда чёрные веянья

Разметали в щепы корабли,

Снова двинулись в страны рассеянья

Мы от милой, чумазой земли.

На плантациях, фермах, на фабриках,

Где ни встать, ни согнуться, ни лечь

В Аргентине, Канаде и Африках

Раздаётся московская речь.

Мы с упорством поистине рыцарским

Подавляем и слёзы и грусть,

По латинским глотаем кухмистерским

Жидковатые щи – «а ля рюс».

А в театрах глядим с умилением

(Да, пожалуй, теперь – поглядишь!)

На последнее наше творение –

На родную «Летучую мышь».

В академиях, школах, на улицах,

Вспоминая Кавказ и Сибирь,

Каждый русский трепещет и хмурится,

Развевая печальную быль.

Не сломала судьба нас, не выгнула,

Хоть пригнула до самой земли...

А за то, что нас Родина выгнала –

Мы по свету её разнесли.

* * *

Кадетские съезды, организовавшие заново кадетское братство, рассеянное по всему миру – вплоть до Шанхая, Австралии, Новой Зеландии, стран Южной и Северной Америк, не говоря о странах европейских, возникли вскоре после окончания Второй мировой войны. Как народ дисциплинированный и четкий, кадеты выявили большинство своих друзей, рассеянных в русском изгнании, уцелевших после стольких испытаний, после страшной всемирной бойни. Готовясь к съездам, организаторы их составляли списки не только делегатов, но всех выпускников кадетских корпусов...

Фамилия кадета В. Перлова не значится ни в одном из этих послевоенных списков. А стихотворение, «залетевшее» на мой письменный стол случайным образом (из зарубежной переписки), зримо рисует картинку служебного быта в Первом Русском корпусе, расквартированном в двадцатых годах в сербском городе Белая Церковь, где учился юный поэт.

Случайно узнал я, что этого мальчика-кадета (седьмого выпуска) в алых погонах, склонившегося во время ночного дежурства над тетрадным листом, ищущего рифму позвончей и поточней, звали не иначе как Вася. Возможно, он, как и многие его однокашники, позднее погиб на Второй большой войне (так называли нередко вторую мировую русские офицеры-эмигранты). Кто ответит теперь?! А стихи сохранились.

Василий Перлов