Тамбовские волки
Село Уварово от Нижнего Шибряя отделяет река Ворона, расстояние — полторы версты. Днем чекисты получили сведения, что братья Антоновы пришли в село и пробудут там до ночи, а потом вернутся в лес. Организовали наблюдение за домом. Им сообщили: «Антонов точно там.
Он болеет малярией, которая одолевает его приступами. Брат за ним ухаживает».
Вечером чекисты окружили дом. На предложение сдаться Антоновы ответили огнем.
Чекисты боялись, что если братья продержатся до ночи, то сумеют прорваться в лес. Подожгли крышу. В горящем доме долго не просидишь — оставалось дождаться, пока Антоновы не выдержат и выпрыгнут на улицу.
Братья Антоновы дрались отчаянно. Оружия у них было достаточно. Верили, что уйдут, как уходили от преследования много лет.
Антоновы узнали, кто в них стреляет:
— Яшка, Васька, что делаете?! Кого бьете?
А в ответ услышали:
— Все, Александр Степанович, отгулялся!
Антоновы не выдержали удушливого дыма и выпрыгнули из окна. Сначала Дмитрий, потом Александр.
Братьев Антоновых никто из чекистов в лицо не знал. Поэтому чекисты прихватили с собой на операцию бывших партизан-антоновцев, среди них был Яков Санфиров. Вот судьба, характерная для Гражданской войны. Яков Васильевич Санфиров был у Антонова командиром особого полка, то есть очень приближенным человеком. После разгрома восстания он перешел к красным и старался заслужить прощение тем, что собственноручно убивал антоновцев и говорил:
— Вы мне только Антонова покажите — я его своими руками задушу.
Опытный Санфиров спрятался в сухом колодце — на пути, ведущем в лес. Сообразил: здесь пойдут Антоновы, пытаясь уйти от погони. Антоновы бежали к лесу, грамотно прикрывая друг друга. Один бежит, другой отстреливается. Александр Антонов уже был ранен в руку и плечо, а Санфирова, который сидел в засаде, они не увидели. Он подпустил их поближе и застрелил братьев практически в упор.
«С песнями, — вспоминал начальник оперативной части губернского ГПУ, — возвратились красные бойцы. Великолепно шел автомобиль, увозя труп Антонова в Тамбов. В последний раз везли мы злого духа тамбовского крестьянства по его „вотчине“, и проклятьями провожали его труп из села в село».
После перестройки в Тамбове поставили камень — как сказано, на месте будущего памятника участникам знаменитого антоновского восстания, когда крестьяне подняли мятеж против советской власти.
Почти два года Красная армия ничего не могла с ними сделать.
«Войско оказалось бессильным против горсточки партизан, частью сдалось и частью разбежалось, — говорилось в партизанской листовке в разгар антоновского восстания. — Собрать же отряды из одних коммунистов большевики не смогли и не смогут, так как охотников подставлять свои лбы под пули среди них немного. Быть комиссаром — пороть плеткой стариков и баб, пьянствовать, ходить в дорогих шубах и золоте — вот настоящее занятие коммунистов, а драться с партизанами они посылают мобилизованных…
Мужайтесь, братья-крестьяне, знайте, что советское правительство доживает последние дни… Кроток и мягок русский мужик, но и страшен он бывает в гневе своем, большевики сумели пробудить этот гнев у него на свою голову. Волна народного гнева смоет с русской земли весь навоз, называемый большевизмом».
Камень поставили, а соорудить памятник так и не собрались. Не потому ли, что трудно определить, кто герой, а кто жертва? Как отличить бескорыстного борца за счастье народное от настоящего бандита? Кем в реальности были антоновцы и сам Александр Степанович Антонов?
На чьей стороне историческая правда?
История этой трагедии встает со страниц огромного сборника документов «Антоновщина. Крестьянское восстание в Тамбовской губернии в 1920–1921 гг.». И это лишь одна из глав трагедии русской деревни.
«Деревня доедает последнее, — сообщал представитель Тамбовской организации эсеров в июле 1920 года в ЦК своей партии о ситуации в губернии. — Ее косит сыпняк, собирающий обильную жертву, ибо лекарств в деревне нет, как и докторов. Деревня представляет собою или лазарет, или концентрационный лагерь с принудительными работами всего здорового населения».
В 1920 году население страны составляло 131,5 миллиона человек. Из них 110,8 миллиона жили в деревне. До Первой мировой аграрный сектор давал половину национального дохода страны. В Гражданскую — больше восьмидесяти процентов. Национализация подорвала промышленность. Страна жила за счет деревни.
Вскоре после прихода большевиков к власти, весной 1918 года начался голод. Большевики ввели продовольственную диктатуру. Декрет ВЦИК от 13 мая 1918 года потребовал от крестьян все зерно «сверх количества, необходимого для обсеменения полей и личного потребления по установленным нормам до нового урожая, заявить к сдаче».
29 мая объявили всеобщую мобилизацию рабочих и беднейших крестьян в Рабоче-крестьянскую Красную армию «для борьбы за хлеб и для отражения обнаглевшей на почве голода контрреволюции». 4 июля председатель Реввоенсовета Республики Лев Троцкий, выступая перед продовольственными отрядами, объяснил:
— Гражданская война уперлась в хлеб!
В деревню двинулись продотряды. Они получили право применять силу, если крестьяне не станут отдавать хлеб. В случае отказа сдавать хлеб — подвергать репрессиям целые села. И с этого момента судьба города и деревни разошлись. Насильственное выкачивание хлеба чаще всего выглядело просто как грабеж.
Новая власть давила самых успешных хозяев, называя их кулаками. 11 июня 1918 года появился декрет о создании комитетов бедноты, чтобы они помогли собирать хлеб. Создавая комбеды, большевики помогли молодому поколению в деревне, недавним фронтовикам, забрать власть у пожилых крестьян. Это был еще и конфликт поколений.
После большой Гражданской войны началась малая. Деревня против города, крестьянин против горожанина. Высокая политика крестьянина не очень волновала. Деревня желала, чтобы ее оставили в покое, и сопротивлялась всем, кто пытался забрать хлеб.
В феврале 1919 года Леонид Красин, нарком торговли и промышленности, описывал ситуацию в Москве:
«Нет дров, в доме лопаются трубы и все замерзает, в квартирах на месяцы воцаряется 4–6 градусов. Нет масла, нет молока, нет картофеля, нет мыла, нет возможности вымыться, всюду очереди и безнадежные хвосты. Купить же что-либо можно лишь за невероятные цены. Как вообще люди живут — загадка… Положение русских больших городов теперь почти как осажденной крепости, деревня же живет в общем, пожалуй, как никогда! У мужика бумажных денег накопилось без счету, хлеб и все продукты есть, самое необходимое он за дорогую цену всегда найдет, городу же ничего не продает иначе как по сумасшедшим сверхспекулянтским ценам».
Деревенским беднякам разрешили обменивать продукты на промышленные товары.
Остальные крестьяне обязаны были продавать зерно государству по твердым ценам за денежные знаки, которые превратились в ничего не стоящие бумажки. Ответили на такую политику сокращением посевов. Сеяли только для себя. А в 1920 году еще и разразилась засуха. Что особенно возмущало крестьян — то, что реквизированное у них зерно гнило на железнодорожных станциях: продармейцы либо торговали им, либо гнали из него самогон.
Заградительно-реквизиционные отряды экономист Николай Афанасьевич Орлов, который служил в комиссариате продовольствия, называл «разбойничающими и охулиганившимися».
Деревня взбунтовалась. Самое крупное восстание вспыхнуло в Тамбовской губернии. Возможно, потому что нашелся вождь — Александр Антонов.
Александр Степанович Антонов родился в семье отставного фельдфебеля. Будущий вождь крестьянского восстания грамоту постигал в городском училище в Кирсанове, работал писарем в волостном управлении.
14 ноября 1906 года полицейский пристав из Кирсановского уезда оповестил начальника Тамбовского губернского жандармского управления:
«В селе Соколово шестью грабителями, вооруженными браунингами, отнято у продавца 125 рублей 37 копеек. В книге-дневнике один из грабителей расписался так: „7 ноября 1906 года партия социалистов-революционеров взяла все деньги“».
Это было боевое крещение молодого эсера Александра Антонова.
С юных лет в нем проявились стремление к справедливости, бесстрашие, авантюризм. В семнадцать лет вступил в партию социалистов-революционеров и принимал участие в боевых акциях приволжского союза эсеров.
Если в обеих столицах эсеры занимались политическим террором, то на местах боевые акции частенько вырождались в форменный грабеж. «Это был какой-то психоз, — вспоминал один из старых революционеров, — какая-то массовая зараза. Банки, магазины устраивали электрическую сигнализацию, и эксы обрушивались на мелкие лавочки, на обывательские квартиры».
Тамбовские эсеры прославились на всю страну. Социалисты-революционеры считали своим долгом вступиться за крестьян, которых усмиряли нагайками, пороли и вешали.
Первым эсеры убили тамбовского вице-губернатора Николая Евгеньевича Богдановича.
Достали и самого губернатора — Владимира Федоровича фон дер Лауница, который за проявленную им жестокость уже получил повышение и был переведен в столицу. И наконец, гимназистка седьмого класса Мария Спиридонова застрелила советника губернского управления Гавриила Николаевича Луженовского, который с помощью казаков усмирял крестьянские бунты.
В среде тамбовских эсеров и сформировался Александр Антонов.
12 ноября 1908 года унтер-офицер Самородов написал рапорт начальнику Тамбовского жандармского управления полковнику Устинову:
«3 ноября в 6 часов вечера четыре неизвестных человека явились в здание станции Инжавино Рязано-Уральской железной дороги, угрожая револьверами, крикнули „руки вверх“ находящимся в конторе начальнику станции и сыну жандарма этой же станции Коноваликову.
От такой неожиданности начальник станции упал со стула в обморок. Грабители взяли из его кармана ключи, пытались отпереть замок кассы, но не смогли. Тогда грабители потребовали от сына жандарма Коноваликова, чтобы он им отпер кассу, что он и исполнил. Тогда грабители забрали 4362 руб. 85 коп., а один из грабителей принес холодной воды, привел начальника станции в сознание, а затем все грабители скрылись».
21 февраля 1909 года начальник Самарского охранного отделения доложил директору департамента полиции:
«Имею честь донести Вашему превосходительству, что введенным по моему распоряжению наблюдением был установлен и 20-го сего февраля в г. Саратове арестован крестьянин Кирсановского уезда Александр Степанович Антонов».
Антонова судили и приговорили к смертной казни. Министр внутренних дел Петр Аркадьевич Столыпин заменил ее бессрочными каторжными работами — по просьбе командующего войсками Московского военного округа генерала от кавалерии Павла Адамовича Плеве. Столыпин принял во внимание:
«1) полное чистосердечное сознание всех названных осужденных на суде, а трех из них и на следствии, тотчас по задержании, и 2) то, что во время вышеупомянутого нападения злоумышленниками никому не было причинено никакого физического вреда».
В июле 1913 года Антонов писал из Владимирской каторжной тюрьмы:
«Сижу в общей камере, работать никуда не хожу, хворать так сильно не хвораю, да и здоров не всегда бываю. От отца я больше года не получал писем. Не знаю, как-то он там живет. Вот еще беда, человеку скоро помирать, а он все не приладится, как надо жить, у него все не слава богу!»
Александра Антонова (как и многих) освободила Февральская революция. 3 марта 1917 года он вышел на волю. Наступило его время. В 1917 году ему было всего двадцать восемь лет. Из них восемь он провел за решеткой.
Его сестра Валентина вспоминала:
«Я получила телеграмму от брата Александра из тюрьмы: „Свободен“, немедленно ответила ему: „Жду“. Прибыл брат, в каком виде, описывать не буду, во всяком случае, я ему была рада, поселила его у себя, за месяц пребывания у меня он поправился и нашел себе должность помощника начальника милиции в 1-й части».
Временное правительство, демократизируя страну, в марте 1917 года заменило распущенную царскую полицию народной милицией с выборными начальниками. Полгода Александр Антонов служил в тамбовской милиции, пока его не командировали в Кирсанов.
Перед переездом в Кирсанов он зашел к Валентине:
— Если разрешишь, я познакомлю тебя со своей женой Сонькой.
Сестра удивилась:
— Да разве ты женат?
— Женат.
«Через несколько часов он пришел с нею, мы пили чай, болтали, — рассказывала Валентина на допросе. — Ночью был поезд в Кирсанов… Потом она приезжала из Кирсанова и говорила, если хочешь, мы с оказией будем присылать тебе белый хлеб. И они иногда с милиционером присылали нам его».
24 октября 1917 года председатель уездной управы Василий Тимофеевич Окунев попросил оставить Антонова в Кирсанове начальником милиции:
«До сего времени нельзя найти человека, которому можно поручить организацию милиции.
Ввиду того, что в городе и уезде царит полнейший беспорядок, управа ходатайствует разрешить Антонову командировку в срочном порядке».
Новый начальник кирсановской милиции служил исправно, боролся с погромами помещичьих усадеб. Получил благодарность за то, что разоружил эшелон с чешскими легионерами на станции Кирсановка. В феврале 1918 года союз милиционеров и служащих избрал его депутатом уездного совета. Все признавали очевидные организационные таланты Антонова. Но летом восемнадцатого большевики окончательно рассорились с эсерами.
Антонов ушел с должности, через несколько месяцев создал свою боевую дружину и начал собственную войну с большевиками. Первым к нему присоединился младший брат Дмитрий, который жил в Инжавино вместе с отцом, работал в аптеке, закончил школу военных фельдшеров, а после Февральской революции тоже служил в тамбовской милиции.
Город с его благами и комфортом вызывал в деревне одновременно ненависть и зависть. А деревня воспринималась городом со смесью высокомерия и той же зависти, потому что у крестьян была вожделенная еда. Голодавшие горожане уверились, что кулаки сознательно морят их голодом, а крестьяне не сомневались, что зажравшийся город беззастенчиво их грабит.
«Крестьянин, — объяснял политику большевиков член ЦК партии Карл Бернгардович Радек, — полагал, что такая дьявольская вещь, как государство, вообще не нужна крестьянину. Нужно было сначала разъяснить крестьянину весьма грубыми средствами, что государство не только имеет право на часть продуктов граждан для своих потребностей, но оно обладает и силой для осуществления этого права».
2 июля 1919 года председатель Тамбовского губисполкома Михаил Дмитриевич Чичканов распорядился: «Приступаем к реквизиции хлебных излишков. Всякое должностное лицо, бездействием своим тормозящее дело реквизиции, будет рассматриваться как противник советской власти, будет предан суду революционного трибунала». Осенью председателя губисполкома Чичканова убили.
У советской власти не было ни разумной крестьянской политики, ни подготовленных кадров для работы в деревне, потому что из аппарата удалили эсеров, которым были близки крестьянские нужды. По всей стране руководящие должности занимали малограмотные и неквалифицированные люди с партийными билетами. Но Тамбовской губернии как-то особенно не повезло с начальством.
2 февраля 1921 года председатель Губчека выступал на губернском съезде Советов:
«Товарищи великолепно знают, с каким аппаратом приходилось Губчека приступить к своей работе — с аппаратом полнейшего развала, с пьянствующими, негодными элементами, которых приходилось выбрасывать и чистить».
На партийной конференции штаба войск Тамбовской губернии говорилось:
«В течение трех лет на Тамбовскую губернию накладывались — и собирались — громадные разверстки, между тем как посевная площадь с каждым годом все более и более уменьшалась…
Крестьян подвергали пыткам и пыткам ужасным: наливали в сапоги воду и оставляли на морозе, опускали в колодцы, подпаливали бороды, стреляли из револьверов рядом с ухом и так далее. Осенью двадцатого года всему крестьянству Тамбовской губернии была объявлена война. Отрядам сплошь и рядом давались задачи занять ту или иную деревню, произвести полную фуражировку, не оставляя „ни одной овцы, ни одной курицы, после производства фуражировки данный пункт сжечь“.
Лояльная нам часть крестьянства после такой „фуражировки“ (грабежа) лишилась всего инвентаря и жилища (так как оно сожжено). Нет выхода, как только идти в банду, чтобы жестоко отомстить. Целые деревни, боясь нашего „красного террора“, погрузив свой скарб, женщин и детей, уезжают и скрываются в лесах. Банды растут как грибы».
Антоновское восстание можно было предотвратить. В феврале 1920 года член политбюро и председатель Реввоенсовета Троцкий предложил заменить продразверстку натуральным налогом, что означало отказ от политики «военного коммунизма». Троцкий предупреждал руководство большевиков: «Продовольственные ресурсы грозят иссякнуть, и не поможет никакое усовершенствование реквизиционного аппарата». Сохранение продразверстки «грозит окончательно подорвать хозяйственную жизнь страны». Политбюро отвергло его предложения.
«Я настойчиво добивался перехода к новой экономической политике, — вспоминал Троцкий. — В Центральном комитете я собрал всего лишь четыре голоса против одиннадцати. Ленин был в то время против отмены продовольственной разверстки, и притом непримиримо. Сталин, разумеется, голосовал против меня. Переход к новой экономической политике произведен был лишь через год, правда, единогласно, но зато под грохот кронштадтского восстания и в атмосфере угрожающих настроений всей армии».
Тамбовская губерния не зря считалась опорой эсеров. На выборах во Всероссийское Учредительное собрание в ноябре 1917 года они получили почти три четверти голосов. Руководители восстания называли себя эсерами. Но Антонов и его люди, по мнению историков, были скорее анархистами и боевиками. Пассионарные личности, они нашли себя в революции. Спокойная жизнь была не для них.
Идейных участников восстания было немного. Война и революции, эти чудовищные социальные катаклизмы, вовлекли в противостояние множество людей, которым не удалось отсидеться в стороне. Кто-то помогал Антонову вынужденно, но считал его бандитом. Впрочем, и настоящих бандитов тоже было предостаточно. После революции из тюрем выпустили уголовников, да и новые появились. Резко увеличилось пьянство. Самогон, впрочем, крестьяне гнали еще и для того, чтобы использовать зерно, пока его не отобрали. В восстании приняли участие многочисленные дезертиры, укрывавшиеся от призыва в Красную армию.
Восстание началось в селе Хитрово Тамбовского уезда в середине августа 1921 года. Крестьяне отказались сдавать хлеб и разоружили продотряд. Александр Степанович Антонов назначил себя начальником главного оперативного штаба партизанских армий Тамбовского края и еще создал собственную политическую организацию — Союз трудового крестьянства.
Председатель Губчека Федор Константинович Траскович обратился в Москву:
«Тамбовская губчека настоятельно просит экстренно выслать ей ранее просимые патроны.
Часть имевшихся патронов оказалась вместо пороха начиненной ватой, отчего войска, действовавшие против бандитов, потерпели поражение. Невысылка патронов или промедление грозит развитием восстания, охватом всей губернии и переброской на соседнюю. Экстренно высылайте патроны».
Секретарь губкома партии большевиков Николай Яковлевич Райвид связался с Трасковичем по прямому проводу:
— Пришли ли из ВЧК обещанные сто тысяч патронов?
— Патронов пришло гораздо больше, — ответил Траскович, — но скажи, кто работает на аппарате — коммунист или беспартийный, если второе, то надежен ли.
— Я говорю по аппарату из вагона, можем говорить свободно.
— Московский батальон весьма и весьма подозрителен, — сигнализировал председатель губернской ЧК. — Он сформирован из дезертиров три дня тому назад. Комсостав его не знает, как равно и они не знают комсостава… Ты обязательно должен быть здесь. Мне одному тяжело. Эсеры прислали в президиум губисполкома анонимку, в которой требуют снять красный террор. В случае неисполнения объявляют свой террор по отношению к коммунистам. А на это что ты скажешь?
— Волков бояться — в лес не ходить…
Командующий войсками Тамбовского края Александр Васильевич Павлов, бывший поручик царской армии, докладывал в Москву 12 января 1921 года:
«Боевые организации возглавляются Главным штабом партизанской народной армии. Район, охваченный восстанием, разделен на боевые участки. Гражданская власть осуществляется в каждом селе образованием повстанческого сельского комитета… Состав комитета частью интеллигентный — землемеры, агрономы, частью бывшие советские власти. Антонов окружен ореолом легендарности и пользуется большим авторитетом».
Как докладывала губернская ЧК, партизан в деревнях встречали со слезами на глазах как избавителей от коммунистического ига. Крестьяне проводили общее собрание, принимали антикоммунистические резолюции и не только помогали партизанам, но и уходили добровольцами в антоновские отряды. Крестьянское восстание охватило целую губернию, одну из главных житниц России. Мятеж вспыхнул в тот момент, когда Красная армия на западе вела войну с Польшей, а на юге — с войсками генерала Врангеля.
Треть тамбовских крестьян отслужили в армии. И не имевший никакого военного образования вождь крестьянского восстания Александр Антонов сформировал две армии, состоявшие из двадцати одного полка и отдельной бригады. В разгар восстания у него было сорок тысяч бойцов. И советская власть ничего не могла с ним сделать. В войне с мятежными крестьянами Красная армия терпела поражение.
Больше всего советское руководство опасалось, что антоновское восстание перекинется на другие губернии. 2 февраля 1921 года в Москве заседало политбюро. Постановили отправить в Тамбов полномочную комиссию для политического руководства и помощи товарищам в борьбе с крестьянским восстанием. Комиссию возглавил Владимир Александрович Антонов-Овсеенко.
Антонов против Антонова.
Из Тамбова председатель полномочной комиссии ВЦИК доложил в Реввоенсовет Республики:
«Состояние партийной организации: крайний упадок партдисциплины, откровенное пьянство, беспринципная демагогия, массовый выход из партии — организация ослабела численно с ноября почти вдвое… В частях — мародерство, подножный корм, ненадежность комсостава, боеспособность крайне низка. Эти части — чудовищная мозаика всяких войсковых отбросов».
Советская власть пошла на попятный. 9 февраля 1921 года тамбовские власти обратились к крестьянам: продразверстка отменена, ненавистные продотряды отозваны, разрешено торговать хлебом.
Социолог Питирим Александрович Сорокин оставил воспоминания о поездке в Тамбов в январе 1921 года, он хотел найти место в Тамбовском университете:
«Где-то между Козловом и Тамбовом поезд неожиданно остановился, и трое в военной форме вошли в вагон. Мы посмотрели в окно и увидели дюжину коммунистов, поставленных вдоль рельсов. Внезапная вспышка винтовочного огня — и отряд, верхом на резвых лошадях, ускакал прочь, оставив на снегу окровавленные тела. Несколько минут пассажиры молчали. Некоторые были испуганы, другие улыбались. „Неплохо эти антоновские ребятки управляются!“ — воскликнул пожилой крестьянин.
В Тамбове, в доме друга я повстречался с одним из этих „антоновских ребят“. Высокий, красивый крестьянин лет тридцати.
— Может быть, нас раздавят или заставят на время приостановить наши действия, — сказал он. — Но кто-то должен был начать приводить в чувство этих бешеных собак.
И то, что от коммунистической программы отказались в 1921 году, и то, что иностранные капиталисты получили несколько концессий, и то, что отдельные имущественные права ныне охраняются при большевизме, — все это произошло не из-за чувствительности Ленина или коммунистического правительства и не из-за вмешательства иностранных политиков и капиталистов. Это стало возможным прежде всего благодаря тем самым „ребятам“ Антонова, тысячам российских крестьян, которые погибают за то, чтобы „привести в чувство“ этих бешеных собак».
Тамбовские чекисты докладывали в Москву, что отмена продразверстки не дала ожидаемого результата:
«Со стороны красных частей вместо атаки на противника наблюдается атака по крестьянским сундукам и чердакам. Во избежание этого крестьяне имеющуюся у них обувь, одежду и так далее зарывают в снег, откуда вытаскивают уже гнилое. Красноармейские части, зайдя в ту или другую деревню, требуют от крестьян лучшего угощения: яиц, кур, масла, тогда как в этом и большинство крестьян имеет также острую нужду».
Подавлять восстание прислали, наверное, самого талантливого военачальника Красной армии Михаила Тухачевского, будущего маршала. Замом ему прислали Иеронима Уборевича, который потом будет командовать Белорусским военным округом. Да и другие знаменитые военачальники воевали против тамбовского мужика.
Инициатором назначения Тухачевского был заместитель председателя Реввоенсовета Эфраим Маркович Склянский. 26 апреля 1921 года он написал записку Ленину:
«Я считал бы желательным послать Тухачевского на подавление Тамбовского восстания. В последнее время там нет улучшения и даже местами ухудшение. Получится несколько больший политический эффект от этого назначения. В особенности за границей. Ваше мнение?»
Ленин ответил:
«Внесите Молотову для политбюро на завтра. Предлагаю назначить его без огласки в центре, без публикации».
27 апреля политбюро решило:
«Назначить единоличным командующим войсками в Тамбовском округе т. Тухачевского.
Дать т. Тухачевскому директиву ликвидировать банды Антонова в Тамбовской губернии не позже чем в месячный срок».
Будущий маршал нашел вверенные ему войска в бедственном положении.
«Наши части, — признавало командование Красной армии, — составленные большей частью из дезертиров, плохо вооруженные, оказывали слабое сопротивление повстанцам; разбегались при малейшем натиске, отдавая оружие в руки противника».
Бригада политуправления Реввоенсовета Республики объясняла задачу:
«Бандитизм в Тамбовской губернии — это опасная эпидемия, психическая болезнь, основанная на психологической уверенности темных тамбовских крестьянских масс в безнаказанности бандитских выступлений и непрочности органов советской власти. Эта психическая болезнь требует противодействия в виде известного рода решительных мер и репрессий, с силой и ясностью убедив темную, зараженную ядом бандитизма крестьянскую массу в силе и мощи рабоче-крестьянской власти».
Лекарства советская власть выписывала самые сильнодействующие. Полномочная комиссия из Москвы приказала пустить в ход отравляющие газы, чтобы выкурить бандитов из леса.
Тухачевский подписал приказ № 0016 от 12 июня 1921 года. Как минимум единожды он был выполнен. В донесении об обстреле «острова, что северо-западнее села Кипец» (Карай-Салтыковская область) 2 августа 1921 года отмечено: «Выпущено 65 шрапнелей, 49 гранат и 59 химических». Химическое оружие оказалось не слишком эффективным.
7 мая 1921 года Тухачевский информировал Москву о своих планах:
«Для устрашения и разложения бандитов их семьи будут эвакуироваться беспощадно, две недели они будут выдерживаться в местных концентрационных лагерях, а если бандит не придет и не сдастся, то после этого срока будут эвакуироваться в отдаленные места. Имущество, принадлежащее их семьям, будет делиться между крестьянами, советски настроенными. Это создаст расслоение и даст почву для опоры советской власти…»
15 мая Тухачевский вместе с представителями ВЧК подписал секретный приказ войскам с точными инструкциями:
«По прибытии отряда на место руководители операции собирают все мужское население, проверяют его по своим и сельским спискам, причем те, которые числятся в списках Особого отдела, арестовываются, а все отсутствующие по сельским спискам без уважительных причин признаются бандитами и заносятся в особые списки.
В случае отсутствия бандита берется заложником для заключения в концентрационный лагерь вся семья разыскиваемого или отдельные члены ее, согласно особым отметкам на списках Особого отдела. Оставшимся в селе объявляются письменным приказом причины взятия семейств бандитов и что эта семья будет держаться в таком-то концентрационном лагере в течение двух недель. В случае неявки бандита его семейство будет выслано из Тамбовской губернии вглубь России на принудительные работы».
Приказ полномочной комиссии ВЦИК от 11 июня 1921 года:
«Граждан, отказывающихся назвать свое имя, расстреливать на месте без суда. Селениям, в которых скрывается оружие, объявлять приговор об изъятии заложников и расстреливать таковых в случае несдачи оружия. В случае нахождения спрятанного оружия расстреливать на месте без суда старшего работника в семье. Семья, в доме которой укрылся бандит, подлежит аресту и высылке из губернии, имущество ее конфискуется, старший работник в этой семье расстреливается без суда».
Действовали безжалостно. Среди заложников оказалось множество детей. В протоколе № 1 заседания межведомственной губернской комиссии от 27 июня 1921 года отмечено:
«Ввиду большого наплыва в концентрационно-полевые лагеря малолетних, начиная с грудных детей, и неприспособленности этих лагерей к длительному содержанию детей, последствием чего явились заболевания желудочного и простудного характера, признать необходимым в самом срочном порядке принять меры к улучшению положения детей, заключенных в качестве заложников в концентрационно-полевые лагеря Тамбовской губернии».
14 сентября 1921 года заключенные составили прошение на имя наркома юстиции:
«Мы, крестьяне Тамбовского, Кирсановского и Козловского уездов Тамбовской губернии, арестованы в июне с.г. Вот уже четвертый месяц, как мы, старики, беременные женщины и малые дети, находимся в непривычно тяжелых для нас условиях: голодаем, болеем, и среди детей были уже смертные случаи. За что мы арестованы, мы совершенно, как темные люди, не можем понять…
Теперь наступают холода, а у нас нет ни одежды, ни обуви, так как при аресте нам не дали возможности взять с собой что-либо, да мы, откровенно сознаемся как невиновные, думали, что наш арест будет очень непродолжителен, но оказалось наоборот, и причины такового нам до сих пор не объясняют: в чем есть наша вина».
О приказе Тухачевского относительно заложников узнал заместитель главы правительства Алексей Иванович Рыков. Он возмутился и обратился к Ленину и Троцкому. Троцкий распорядился отозвать Тухачевского из Тамбова, отменил его приказ и велел опубликовать это решение в тамбовских газетах.
Справиться с тамбовскими крестьянами удалось только после окончания польской войны и разгрома армии Врангеля, когда на подавление восстания перебросили самые боеспособные части Красной армии. В конце июня 1921 года Александр Антонов издал последний приказ — всем разбиться на мелкие группы, уходить в леса или возвращаться домой.
Все крестьянские восстания были недолгими. Выбив продотряд из района, крестьяне считали, что уже победили. Да восстание и не могло быть бесконечным. Крестьянину нужно работать в поле. Только братья Антоновы скрывались еще целый год, пока чекисты не выяснили, где живет любимая женщина предводителя восстания — Наталья Ивановна Катасонова, которую он часто навещал. В доме Катасоновой квартировала учительница, а у нее был роман с другим братом — Дмитрием.
Братьев Антоновых выследили и уничтожили…
Гражданская война между городом и деревней, между деревней и городом оставила глубокие шрамы. И дело не только в том, что чекисты упорно искали бывших антоновцев и десятилетия спустя. Деревня по-прежнему воспринималась как огромный продовольственный склад, из которого надо качать зерно. А если крестьянин сопротивляется, его уничтожают.
Историки подсчитали число жертв восстания. Красноармейцев погибло при подавлении восстания четыре тысячи, плюс к ним две тысячи местных большевиков. А антоновцев убили в боях около двенадцати тысяч. И еще полторы тысячи потом расстреляли. Большие потери Тамбовская область понесла только в годы Великой Отечественной войны.