Зимний взят!

В среду 25 октября (7 ноября) 1917 года газета «Известия» поместила передовую статью под названием «Безумная авантюра»: «Самое ужасное – это то, что большевистское восстание при всякой удаче повело бы к целому ряду гражданских войн, как между отдельными областями, так и внутри каждой из них. У нас воцарился бы режим кулачного права, в одном месте террор справа, в другом – террор слева. Всякая положительная работа стала бы на долгое время невозможной, и в результате анархии власть захватил бы первый попавшийся авантюрист… Неужели неясно, что попытка восстания во время подготовки выборов в Учредительное собрание совершенно безумна?»

Читать эту статью тем, кто отныне определял судьбу России, было некогда. Они уже брали власть.

В те октябрьские дни в Петрограде все знали, что большевики готовятся взять власть, но испуганные горожане не хотели им мешать. Если бы генерал Лавр Георгиевич Корнилов пожелал совершить военный переворот не летом, а в октябре, ему бы, пожалуй, никто не сопротивлялся.

Накануне революции Леонид Борисович Красин (давний соратник Ленина и будущий нарком в те месяцы довольно скептически относился к большевикам) в письме жене, остававшейся за границей, живописно обрисовал ситуацию в столице: «Питер поражает прежде всего, конечно, грязью и затем какой-то отрешенностью, запустением, жалкой выморочностью. Улицы и тротуары залиты жидкой грязью, мостовые полуразрушены, сломанные там и сям решетки, перила, водопроводные тумбы или люки – остаются неисправленными, стекла не мыты, много пустующих заколоченных лавчонок (хлебных, овощных) – все в целом имеет вид города если не оставленного жителями, то во всяком случае населенного пришельцами, настолько мало заинтересованными в каком-либо благоустройстве, что они не считают нужным делать самого элементарного ремонта. По погоде настроение у толпы более кислое и злое, чем летом, да и в политике идет какая-то новая анархистско-погромная волна…»

Взятие власти большевиками вовсе не было таким уж хорошо организованным предприятием. Но желающих защищать Временное правительство вовсе не нашлось.

«Громадный город как бы вымер, – вспоминал будущий главнокомандующий Красной армией Николай Крыленко. – Ни души на улицах. Иногда лишь гремели, с грохотом прокатываясь вдоль Невского, броневые автомобили и, громыхая, подтягивались к Зимнему дворцу трехдюймовые орудия… Правительство Керенского пало, так как за ним не оказалось никакой реальной силы. Ни один полк не двинулся на его защиту, и, наоборот, все полки Петроградского гарнизона повиновались приказаниям комиссаров Военно-революционного комитета Петроградского Совета».

Командующий Северным фронтом генерал от инфантерии Владимир Андреевич Черемисов отказался исполнить приказ Керенского прислать войска в Петроград: армия не участвует в политической борьбе. Черемисов покинет Россию и остаток жизни проведет во Франции.

Попытки Временного правительства отговорить воинские части от выступления на стороне большевиков успехом не увенчались. В начале одиннадцатого утра 25 октября 1917 года командующий Петроградским военным округом Георгий Петрович Полковников телеграфировал в Ставку: «Доношу, что положение в Петрограде угрожающее. Уличных выступлений, беспорядков нет, но идет планомерный захват учреждений, вокзалов, аресты. Никакие приказы не выполняются. Юнкера сдают караулы без сопротивления, казаки, несмотря на ряд приказаний, до сих пор из своих казарм не выступили. Сознавая всю ответственность перед страною, доношу, что Временное правительство подвергается опасности потерять полностью власть, причем нет никаких гарантий, что не будет сделано попытки к захвату Временного правительства».

Через полгода, в марте 1918 года, большевики найдут Георгия Полковникова в Задонской степи и расстреляют.

В тот же день Временное правительство освободило Полковникова от должности командующего войсками Петроградского военного округа. Назначило генерал-майора Якова Герасимовича Багратуни. Он обещал подавить большевиков, если они посмеют выступить. Багратуни пытался собрать войска, приказал штабу Северного фронта прислать отряд, но никто не пришел на помощь Временному правительству.

Последним министром внутренних дел у Керенского был Алексей Михайлович Никитин, присяжный поверенный, меньшевик, первый председатель Московского Совета рабочих депутатов. Летом 1917 года на выборах в Московскую городскую думу абсолютное большинство мест досталось эсерам. В Московском Совете рабочих депутатов тоже тон задавали меньшевики и эсеры.

Но Военно-революционный комитет Петроградского Совета уже действовал открыто, не боясь Временного правительства.

Всю ночь Керенский провел в штабе Петроградского военного округа, переговаривался с военными частями, которые вызывал на помощь. Утром поехал навстречу частям Северного фронта, которые так и не прибудут…

Утром 25 октября министр юстиции Малянтович в последний раз увидел Керенского:

«Керенский был в широком сером драповом пальто английского покроя и в серой шапке, которую он всегда носил – что-то среднее между фуражкой и спортивной шапочкой. Лицо человека, не спавшего много ночей, бледное, страшно измученное и постаревшее. Смотрел прямо перед собой, ни на кого не глядя, с прищуренными веками, помутневшими глазами, затаившими страдание и сдержанную тревогу…

Кто-то доложил, что автомобили поданы… Керенский наскоро пожал всем руки. «Итак, Александр Иванович, остаетесь заместителем министра-председателя», – сказал он, обращаясь к Коновалову, и быстрыми шагами вышел из комнаты».

Глава Временного правительства уехал из Петрограда в собственном автомобиле, а его адъютанты уселись в машину, предоставленную американским посольством.

Князь Алексей Павлович Щербатов познакомился с Керенским уже после войны, в Соединенных Штатах: «Он обладал неотразимым обаянием, выглядел моложаво и пользовался успехом у женщин даже в преклонные годы. Американские знакомые называли его «мистер президент», кланялись ему, что льстило Керенскому необыкновенно. Он всегда старался казаться молодым: зимой ходил, не покрывая головы со стриженными бобриком седоватыми волосами; будучи близоруким, опирался на палочку, но передвигался быстро, почти бегом. При этом любил пользоваться не очками, а лорнетом на черной ленте, что выглядело несколько нелепо. Но я знал, что за внешней маской своеобразной бравости скрывался человек одинокий, довольно слабый, всеми отвергнутый».

На улицах Петрограда остались только отряды красногвардейцев и патрули войск, присоединившихся к большевикам.

Подробнейшим образом о том, что 25 октября происходило в Зимнем дворце, написал участник его обороны поручик Александр Петрович Синегуб, преподаватель Петроградской школы прапорщиков инженерных войск. Его записки появились в «Архиве русской революции», издававшемся в эмиграции.

Утром Главный штаб Петроградского военного округа приказал школе прапорщиков явиться к Зимнему дворцу для «усмирения элементов, восставших против существующего правительства». Синегуб во главе батальона юнкеров отправился исполнять приказ. Встретив патруль 2-й Ораниенбаумской школы прапорщиков, бодро сказал:

– Мы быстро устроим границы должного поведения для господ хулиганствующих. Эх, черт возьми, разрешили бы арестовать Ленина и компанию, и все пришло бы в порядок.

Батальон построили лицом к Зимнему дворцу и правым флангом к Главному штабу округа. Появился военный комиссар при Верховном главнокомандующем поручик Владимир Бенедиктович Станкевич, бывший преподаватель полевой фортификации в школе прапорщиков, о чем он не преминул напомнить:

– Я рад, что некоторым образом родная мне школа… Старший курс должен помнить меня… Я сейчас приехал из армии. Я свидетельствую вам, что вера армии в настоящий состав правительства, возглавляемого обожаемым Александром Федоровичем Керенским, необычайно велика. Везде царит вера в ясную будущность России. И только здесь, в столице, в Красном Петрограде, готовится нож в спину революции. Я рад и счастлив приветствовать вас, так решительно и горячо, без колебаний, отдающих себя в распоряжение тех, кто единственно имеет право руководства жизнью народа до дня Учредительного собрания.

Станкевич пожал руки офицерам и исчез.

Юнкеров под командованием Синегуба хотели отправить на охрану Мариинского дворца, где заседал Временный совет Российской Республики – так называемый Предпарламент, образованный представителями различных партий и общественных организаций. Совет республики должен был действовать до созыва Учредительного собрания.

Синегуб попросил выдать патроны.

– Патроны? Зачем? – удивился комиссар Временного правительства.

– У нас мало. По пятнадцати штук на винтовку. Пулеметов и гранат совсем нет. Обещали здесь выдать, но добиться…

– Это лишнее, дело до огня дойти не может. И пятнадцати штук за глаза хватит. Огня без самой крайней необходимости не открывать. А если и подойдет к Мариинскому дворцу какая-нибудь хулиганствующая толпа, то для ее укрощения достаточно одного вида юнкеров с винтовками.

По дороге выяснилось, что городскую телефонную станцию захватили красногвардейцы. Ворота станции были заперты, изнутри их не открывали. Синегуб потребовал прислать ему подкрепление, пулеметы и пироксилин, чтобы взорвать ворота.

Комиссар Временного правительства предупредил его:

– Первыми огня не открывать. Это может все дело испортить. Потом будут кричать, что мы первые открыли стрельбу и что мы идем по стопам старорежимных городовых – стреляем в народ.

Красногвардейцы захватили не только городскую телефонную станцию, но и телеграф и Центральную телефонную станцию. После чего телефоны Зимнего дворца были отключены. Большевики контролировали и радиосвязь. Смольный связывался с революционными моряками Балтийского флота через радиостанцию крейсера «Аврора» и радиостанцию «Новая Голландия» Главного штаба военно-морского флота.

Подкрепление так и не появилось, и от попытки вернуть контроль над телефонной станцией юнкера быстро отказались. Комиссар Временного правительства увел отряд к Зимнему дворцу. Туда вызвали всех, кто откликнулся на призыв правительства, – школы прапорщиков из Ораниенбаума, Петергофа, Константиновского артиллерийского… В Зимнем появились казаки, инвалиды – георгиевские кавалеры и ударная рота женского батальона смерти.

Начальник Инженерной школы прапорщиков полковник Александр Георгиевич Ананьев, назначенный ответственным за оборону Зимнего дворца, разработал план действий. Но план тут же начал рушиться. Артиллеристы Константиновского училища раздумали защищать Временное правительство, покинули дворец и увели свои орудия. Удержать их не удалось. Собрались уходить и казаки:

– Когда мы сюда шли, нам сказок наговорили, что здесь чуть ли не весь город с образами да все военные училища и артиллерия, а на деле-то оказалось… Вас тут даже Керенский, не к ночи будь помянут, бросил одних.

Синегуб обратился к командовавшему ими подхорунжему:

– Оставьте пулеметы, мы тут с голыми руками.

– Берите, – мрачно ответил подхорунжий, – они там, в углу, в мешках. Они нам ни к чему.

По Зимнему дворцу бродили группы пьяных офицеров. Они уже ни во что ни верили и ничего не хотели делать. Полковник Ананьев сказал Синегубу:

– Сейчас получен ультиматум с крейсера «Аврора», ставшего на Неве напротив дворца. Матросы требуют сдачи дворца, иначе откроют огонь из орудий. Правительство хочет отпустить всех желающих уйти. Само же остается здесь и от сдачи отказывается.

Крейсер первого ранга «Аврора» заложили в 1897 году, спустили на воду в Неве в мае 1900 в присутствии императора. В ноябре 1916 года «Аврору» поставили на ремонт.

При наличии войск и решительности командиров оборону во дворце можно было держать довольно долго. Но не было ни того ни другого. Большевики сначала взяли соседний Главный штаб Петроградского военного округа, затем стали проникать внутрь дворца, агитируя юнкеров расходиться.

Поручика Синегуба отправили доложить об обстановке Временному правительству. Его выслушали министр иностранных дел Михаил Иванович Терещенко и министр торговли и промышленности Александр Иванович Коновалов.

– Поблагодарите юнкеров от нашего имени! – пожимая поручику руку, сказал Коновалов. – И передайте нашу твердую веру в то, что они додержатся до утра.

– А утром подойдут войска, – вставил Терещенко.

Но уже ничто не могло поднять дух немногочисленных защитников Временного правительства. В Зимнем дворце царил хаос. Юнкера не знали, что делать, и бесцельно слонялись по коридорам. Офицеры не доверяли друг другу, потому что одни уже готовы были перейти на сторону большевиков, другие просто хотели убежать, чтобы не подвергать риску свою жизнь.

Полковник Ананьев извиняющимся тоном сказал Синегубу:

– Саня, я вынужден сдать дворец. Не кипятись. Беги скорее к Временному правительству и предупреди… Скажи: юнкерам обещана жизнь. Это все, что пока я выговорил. Для правительства я ничего не могу сделать.

В пустынном коридоре на полу валялись винтовки, гранаты, матрацы. Всего несколько юнкеров продолжали охранять правительство. Но все было кончено. Дворец был в руках большевиков. Появилась, по описанию Синегуба, «маленькая фигурка с острым лицом в темной пиджачной паре с широкой, как у художников, старой шляпчонке на голове». Это был прапорщик Владимир Александрович Антонов-Овсеенко.

Октябрь 1917 года был его звездным часом. Военные познания и энергия выдвинули его в число главных действующих лиц Октября. По поручению Петроградского военно-революционного комитета Антонов-Овсеенко руководил захватом Зимнего дворца и арестом Временного правительства.

Он громким голосом произнес:

– Товарищи, капиталистическая власть, власть буржуазная у наших ног! Товарищи, у ног пролетариата! И теперь вы, товарищи пролетарии, обязаны проявить всю стойкость революционной дисциплины! Я требую полного спокойствия!

Петр Иоакимович Пальчинский, заместитель министра торговли и промышленности, сообщил юнкерам решение правительства: сдаться без всяких условий, подчиняясь силе. Некоторые юнкера не хотели сдавать оружие:

– Прикажите открыть огонь!

– Бесцельно и бессмысленно погибнете, – последовал ответ.

Антонов-Овсеенко крикнул:

– Товарищи, выделите из себя двадцать пять лучших, вооруженных товарищей для отвода сдавшихся нам слуг капитала в надлежащее место для производства допроса.

После ареста Временного правительства позвонили в Смольный и попросили записать телефонограмму: «2 часа 4 минуты был взят Зимний. 6 человек убито павловцев».

Эти шесть человек – солдаты атаковавшего дворец Павловского полка.

«Октябрьский переворот, – вспоминал последний начальник Петроградского охранного отделения генерал Глобачев, – произошел легче и безболезненней, чем Февральский. Для меня лично в то время, по существу, было все равно, правит Керенский или Ленин. Возникла некоторая надежда на то, что усиливающийся в течение восьми месяцев правления Временного правительства развал, наконец, так или иначе приостановится».

Французский военно-морской атташе телеграфировал в Париж: «Большевистское движение, руководимое неким Троцким, председателем Совета, кажется, достигло успеха. Правительство Керенского не является более хозяином положения. Говорят, что Керенский арестован. Министерство еще не образовано. Перестрелки на улицах Петрограда. Ситуация тяжелая».