Глава двенадцатая Борьба за власть Советов по всей стране
Несмотря на победу революции в Петрограде, позиции большевиков в регионах России были слабыми. В частности, в 50 губернских городах у них было всего 7 % мест, в 413 уездных – 2 %. Там органы местного самоуправления вступили в борьбу с местными Советами рабочих и солдатских депутатов. Но при этом лишь в 15 крупных городах из 84 произошло вооруженное противостояние.
Это удивительно, но первоначально мало кто верил в то, что большевики продержатся хотя бы до созыва Учредительного собрания (слишком ничтожными казались их шансы на успех).
Едва в Петрограде совершилась революция, атаман А.М. Каледин объявил военное положение на Дону, и в течение месяца после этого Советы в городах Донской области были ликвидированы. В ноябре на Дону начала формироваться Добровольческая армия, костяк которой состоял из офицеров царской армии и казачьей верхушки.
Рид Джон, американский журналист:
«На Дону образовалось нечто вроде казачьей республики.
Кубань объявила себя независимым казачьим государством. В Ростове-на-Дону и в Екатеринославе вооруженные казаки разогнали Советы, а в Харькове разгромили помещение профессионального союза горняков. Казачье движение повсюду проявляло себя как антисоциалистическое и милитаристское. Его вождями были дворяне и крупные землевладельцы, такие как Каледин, Корнилов, генералы Дутов, Караулов и Бардижи, его поддерживали крупные московские коммерсанты и банкиры».
Будберг Алексей Павлович, генерал:
«Несомненно, что там идет еще какая-то борьба; совершенно неизвестно, какими силами располагает Керенский; скверно то, что борьба затянулась; такие нарывы надо кончать сразу, ибо всякая затяжка не в пользу власти, особенно теперь.
Ходят слухи, что Дон поднялся против большевиков и во главе донцов стал Каледин; дай Бог, чтобы это не оказалось уткой».
26 октября (8 ноября) А.Ф. Керенский утром отдал приказ о движении войск на Петроград, но лишь к вечеру казачьи части, расквартированные к югу от Пскова, загрузились в вагоны.
Краснов Петр Николаевич, генерал:
«Слабого состава сотни, по 70 человек <…> Меньше полка нормального штата. А если нам придется спешиться, откинуть одну треть на коноводов, – останется боевой силы всего 466 человек – две роты военного времени! Командующий армией и две роты! Мне смешно… Игра в солдатики! Как она соблазнительна с ее пышными титулами и фразами».
Рид Джон, американский журналист:
«Город был полон слухов о Керенском. Говорили, что он добрался до фронта и ведет на столицу огромную армию. “Воля Народа” опубликовала приказ, выпущенный им в Пскове:
“Наступившая смута, вызванная безумием большевиков, ставит государство наше на край гибели и требует напряжения всей воли, мужества и исполнения долга каждым для выхода из переживаемого Родиной нашей смертельного испытания.
В настоящее время впредь до объявления нового состава Временного правительства, если таковое последует, каждый должен оставаться на своем посту и исполнить свой долг перед истерзанной Родиной. Нужно помнить, что малейшее нарушение существующей организации армии может повлечь за собой непоправимые бедствия, открыв фронт для нового удара противника. Поэтому необходимо сохранить во что бы то ни стало боеспособность армии, поддерживая полный порядок, охраняя армию от новых потрясений, и не поколебать взаимное полное доверие между начальниками и подчиненными. Приказываю всем начальникам и комиссарам во имя спасения Родины сохранить свои посты, как и я сохраняю свой пост Верховного Главнокомандующего, впредь до изъявления воли Временного правительства республики…”»
Военно-революционный комитет приказал железнодорожникам заблокировать передвижение в сторону Петрограда эшелонов с казаками генерала П.Н. Краснова.
На следующий день, 27 октября (9 ноября), казачьи части без боя заняли Гатчину (в 40 км к югу от Петрограда). Там к ним присоединились еще 200 верных Временному правительству солдат, прибывших из Новгорода. Но все равно даже после этого у Краснова в распоряжении оказалось не более 1000 человек.
Краснов Петр Николаевич, генерал:
«Идти с этими силами на Царское Село, где гарнизон насчитывал 16 000, и далее на Петроград, где было около 200 000, – никакая тактика не позволяла; это было бы не безумство храбрых, а просто глупость <…> Высказал свои соображения. Казаки вполне согласились со мною. На 2 часа утра 28 октября было назначено выступление».
Керенский Александр Федорович, политический деятель:
«Генерал Краснов, так и не начиная бомбардировки, доложил мне, что намерен несколько оттянуть войска назад, отложить занятие Царского Села на завтра. Это было уже слишком. Я ни при каких условиях не мог дать на это свое согласие. Во-первых, я не видел никаких препятствий к немедленному овладению Царским Селом; во-вторых, я считал недопустимым чем-нибудь в наших действиях создать впечатление нашей слабости и неуверенности».
Краснов Петр Николаевич, генерал:
«Керенский врезается в толпу колеблющихся солдат, стоящих в двух верстах от Царского Села. Автомобиль останавливается. Керенский становился на сиденье, и я опять слышу проникновенный, истеричный голос. Осенний ветер схватывает слова и несет их в толпу, отрывистые, тусклые, уже никому не нужные, желтые и поблекшие, как осенние листья».
В это время Военно-революционный комитет призвал к боевой готовности Петроградский гарнизон, а к Красному Селу и Пулкову были выдвинуты революционные полки, отряды балтийских моряков и Красной гвардии.
В тот же день, 27 октября (9 ноября), Киевский Совет принял резолюцию о поддержке большевистского выступления в Петрограде и объявил себя единственной властью в Киеве.
Жевахов Николай Давидович, князь, заместитель обер-прокурора Святейшего Синода:
«Зверства большевиков в Петербурге, в Москве и в центральных губерниях России все более увеличивались, и на фоне творимых ими ужасов стали вырисовываться совершенно ясные контуры той системы, какая имела в виду только одну цель – истребление христиан <…> В связи с этим Киев стал все более наполняться беглецами из Петербурга и Москвы, или иначе – из так называемой “Советской России”. Правда, и Киев шел быстрыми шагами навстречу большевикам <…> но все же здесь еще не было ни “чрезвычаек”, ни массового избиения христианского населения, а царствовала пока только глупая Рада, не настолько крепко себя чувствующая, чтобы перейти к открытому террору».
А вот в Москве юнкера начали обстреливать Кремль. Несколько артиллерийских орудий были установлены на соседних с Кремлем улицах, но артиллеристам отдали приказ не вести огонь по Кремлю, чтобы не повредить «памятники русской истории».
Вечером был отдан приказ о штурме Кремля. Несколько солдат 56-го полка были убиты и ранены.
Нестор (Анисимов Николай Александрович), епископ Камчатский и Петропавловский:
«Русское оружие, в котором ощущался недостаток для обороны от сильно вооруженного неприятеля на фронте в начале войны, ныне было заготовлено, но, к ужасу нашей Родины, оно было обращено не на неприятеля, а в своих же русских братьев, на расстрел своих родных городов и святынь».
Горький Алексей Максимович, писатель:
«Бухают пушки, это стреляют по Кремлю откуда-то с Воробьевых гор <…> Отвратительно кричат галки, летая над мокрыми крышами, трещат пулеметы, где-то близко едет и стреляет броневик, непрерывно хлопают ружья, револьверы. Впечатление такое, как будто люди избивают друг друга, собравшись огромной кучей, идет свалка врукопашную грудь с грудью. Но вот мчится грузовой автомобиль, тесно набитый вооруженными людьми, и видишь, что они стреляют в воздух – должно быть, для того, чтобы “поднять свой революционный дух”, чтобы не думать о том, что они делают».
Вениамин (Федченков), митрополит:
«Войска, бывшие на стороне большевиков, осадили Москву и откуда-то с Ходынки – опять с Ходынки, на которой во время коронации Николая II подавили немало народу, – посылали снаряды в Белокаменную. А тут еще были у власти члены кадетской, эсеровской и, вероятно, меньшевистской партии. Мы о них ничего не знали и даже не интересовались, кто они, что делают там, в городской Думе?
Военную поддержку они нашли в юнкерах московских военных училищ, поэтому борьба шла между большевиками и юнкерами. И тогда, и теперь мне кажется непонятным: как эти горсточки людей отважились стать против движущейся лавины народных масс? Ведь очевидно было, что не устоять юнкерам».
Нестерович-Берг Мария Антоновна, сестра милосердия:
«Дрались дети, юнкера, кадеты, гимназисты и небольшая часть офицеров-героев! Куда же девались русские люди, кричавшие прежде о Царе и о Родине?»
Нестерович-Берг Мария Антоновна (1879 – после 1931) – русский общественный деятель и мемуарист, во время Первой мировой войны была сестрой милосердия. В 1920 году эмигрировала в Польшу. В 1931 году опубликовала книгу воспоминаний «В борьбе с большевиками».
Вениамин (Федченков), митрополит:
«На чьей стороне был я и вообще мы, члены собора?
Разумеется, юнкера были нам более своими по духу. Не были мы и против народа. Но благоразумие говорило нам, что уже придется мириться с пришедшей новой жизнью и властью, и мы заняли позицию посередине, и, пожалуй, это было верно исторически: Церковь тогда стала на линию нейтральности, не отрекаясь от одной стороны, но признавая уже другую, новую. То, что мне пришлось сказать в Твери педагогам, осуществилось на деле: Церковь должна была и стала осторожною».
28 октября (10 ноября) казаки генерала П.Н. Краснова после перестрелки и переговоров с солдатами полков, составлявших гарнизон, заняли Царское Село, выйдя на ближайшие подступы к Петрограду. Но далее П.Н. Краснов вынужден был дать войскам отдых.
Краснов Петр Николаевич, генерал:
«В сумерках Царское Село было занято. Солдаты гарнизона, не успевшие убежать по железной дороге, попрятались в казармы, отказывались выдать оружие, но и не предпринимали ничего враждебного против нас. Казаки почти без сопротивления овладели станцией железной дороги, подошли к Александровской и заняли радиостанцию и телефон.
Победа была за нами, но она съела нас без остатка».
Тем временем большевики выдвинули отряды красногвардейцев к Царскому Селу, а на случай прорыва в Петроград В.И. Ленин распорядился ввести в Неву корабли Балтийского флота.
29 октября (11 ноября) генерал П.Н. Краснов не предпринимал активных действий, оставаясь в Царском Селе.
Краснов Петр Николаевич, генерал:
«Моею заботою было усилить до пределов возможного свой отряд за счет Царскосельского гарнизона. Неужели из 16 000 солдат-стрелков не найдется хотя бы одной тысячи, которая согласилась бы пойти с нами! Я вызвал офицеров к себе. Они все были против большевиков и обещали повлиять на солдат. Начались митинги. Но резолюции были самые неутешительные. Солдаты обещали не вмешиваться в “братоубийственную” войну и держать полный нейтралитет. Я и этому должен был быть рад – по крайней мере, не ударят в спину.
В Царском Селе находилась пулеметная команда 14-го донского казачьего полка. Я вызвал ее офицеров и комитет. Явились самые настоящие большевики. Злые, упорные, тупые, все ненавидящие. Тщетно и я, и чины дивизионного комитета говорили им о любви к Дону, о необходимости согласия всех казаков между собою, о призыве от совета союза казачьих войск стать на защиту правительства. Напрасно простые казаки комитета, энергично разрушая программу большевистских вождей, говорили: “нам, господа”, казакам, с большевиками никак не по пути, – представители 14-го полка уперлись, как бараны, что они заодно с Лениным, что Ленин за мир, и категорически отказались помочь.
Весь день прошел в бесплодных переговорах».
А в это время на улицах Москвы были сооружены баррикады. Началась борьба за центр города. Ожесточенные бои шли за Крымский и Каменный мосты, в районе Остоженки и Пречистенки.
30 октября (12 ноября) рано утром войска генерала П.Н. Краснова, поддерживаемые артиллерией и бронепоездом, начали наступление в районе Пулкова. Однако красногвардейцы, успешно отбив все атаки противника, сами вскоре перешли в контратаку. Краснов ждал подкреплений, но они все не подходили, хотя А.Ф. Керенский обещал, что помощь вот-вот будет. Тогда Краснов приказал отступить в Гатчину и ждать подкреплений там. Под угрозой окружения казаки, бросив артиллерию, оставили Царское Село.
Краснов Петр Николаевич, генерал:
«Вечером из ставки в Гатчину прибыл французский генерал Ниссель. Он долго говорил с Керенским, потом пригласил меня. Я сказал Нисселю, что считаю положение безнадежным. Если бы можно было дать хоть один батальон иностранных войск, то с этим батальоном можно было бы заставить царскосельский и петроградский гарнизоны повиноваться правительству силой. Ниссель выслушал меня, ничего нe сказал и поспешно уехал.
Ночью пришли тревожные телеграммы из Москвы и Смоленска. Там шли кровавые бои. Ни один солдат не встал за Временное правительство. Мы были одиноки и преданы всеми…»
Керенский Александр Федорович, политический деятель:
«Утром 31 октября я созвал Военный совет <…> Открыв заседание, я дал краткий политический обзор событий, насколько, конечно, они были мне известны; затем предложил начальнику штаба осветить военное положение и сообщить о передвижениях войск. После этого я поставил Совету вопрос, следует ли принять предложение о переговорах о перемирии или категорически отвергнуть и продолжать борьбу. Мнения были поданы по старшинству, начиная с младшего. Только два мнения – Савинкова и мое – были поданы за безусловный отказ от переговоров. Все военные без исключения были единодушны: для выигрыша времени нужно сейчас же начать переговоры, иначе нельзя ручаться за спокойствие казаков. Итак, мнение большинства – ясно и очевидно. Как ни было мне это отвратительно и трудно – другого выхода не было: нужно было выиграть время переговорами».
1 (14) ноября, во второй половине дня, Гатчина была занята отрядами красногвардейцев, революционных солдат и матросов. Мятеж был окончательно подавлен. Взятых в плен казаков отпустили, сам же генерал П.Н. Краснов, сдавшийся большевикам, вскоре был отпущен под «честное слово офицера, что не будет более бороться против Советской власти». Однако после этого он перебрался на Дон, где с марта 1918 года вернулся к активной антисоветской деятельности.
Краснов Петр Николаевич, генерал:
«Эти дни были сплошным горением нервной силы. Ночь сливалась с днем, и день сменял ночь не только без отдыха, но даже без еды, потому что некогда было есть. Разговоры с Керенским, совещания с комитетами, разговоры с офицерами воздухоплавательной школы, разговоры с солдатами этой школы, разговоры с юнкерами школы прапорщиков, чинами городского управления, городской думы, писание прокламаций, воззваний, приказов и пр., и пр. Все волнуются, все требуют сказать, что будет, и имеют право волноваться, потому что вопрос идет о жизни и смерти. Все ищут совета и указаний, а что посоветуешь, когда кругом встала непроглядная осенняя ночь, кругом режут, бьют, расстреливают и вопят дикими голосами: “Га! Мало кровушки нашей попили!”
Инстинктивно все сжалось во дворце. Офицеры сбились в одну комнату, спали на полу, не раздеваясь; казаки, не расставаясь с ружьями, лежали в коридорах. И уже не верили друг другу. Казаки караулили офицеров, потому что, и не веря им, все-таки только в них видели свое спасение, офицеры надеялись на меня и не верили, и ненавидели Керенского».
Троцкий Лев Давидович, один из организаторов Октябрьской революции:
«Гатчинский дворец представлял собою любопытное зрелище. У всех входов стоял усиленный караул. У ворот – артиллерия, броневики. В дворцовых помещениях, украшенных ценной живописью, разместились матросы, солдаты, красногвардейцы. На столах из дорогого дерева лежали части солдатской одежды, трубки, коробки из-под сардин. В одной из комнат помещался штаб генерала Краснова. На полу лежали матрацы, шапки, шинели. Сопровождавший нас представитель Военно-революционного комитета вошел в помещение штаба, со стуком опустил винтовку прикладом вниз и, опершись на нее, заявил: “Генерал Краснов, вы и ваш штаб арестованы Советской властью”. У обеих дверей немедленно же разместились вооруженные красногвардейцы».
В тот же день казаки согласились выдать большевикам А.Ф. Керенского. Узнав об этом, он сразу же покинул расположение войск генерала Краснова.
Краснов Петр Николаевич, генерал:
«Утром 1 ноября вернулись переговорщики и с ними толпа матросов. Наше перемирие было принято, подписано представителем матросов Дыбенко, который и сам пожаловал к нам. Громадного роста красавец-мужчина с вьющимися черными кудрями, черными усами и юной бородкой, с большими темными глазами, белолицый, румяный, заразительно веселый, сверкающий белыми зубами, с готовой шуткой на смеющемся рте, физически силач, позирующий на благородство, он очаровал в несколько минут не только казаков, но и многих офицеров.
– Давайте нам Керенского, а мы вам Ленина предоставим, хотите ухо на ухо поменяем! – говорил он смеясь.
Казаки верили ему. Они пришли ко мне и сказали, что требуют обмена Керенского на Ленина, которого они тут же у дворца повесят.
– Пускай доставят сюда Ленина, тогда и будем говорить, – сказал я казакам и выгнал их от себя. Но около полудня за мной прислал Керенский. Он слыхал об этих разговорах и волновался. Он просил, чтобы казачий караул у его дверей был заменен караулом от юнкеров.
– Ваши казаки предадут меня, – с огорчением сказал Керенский.
– Раньше они предадут меня, – сказал я и приказал снять казачьи посты от дверей квартиры Керенского.
Что-то гнусное творилось кругом. Пахло гадким предательством. Большевистская зараза только тронула казаков, как уже были утеряны ими все понятия права и чести.
В три часа дня ко мне ворвался комитет 9-го донского полка с войсковым старшиною Лаврухиным. Казаки истерично требовали немедленной выдачи Керенского, которого они сами под своей охраной отведут в Смольный.
– Ничего ему не будет. Мы волоса на его голове не позволим тронуть.
Очевидно, это было требование большевиков.
– Как вам не стыдно, станичники! – сказал я. – Много преступлений вы уже взяли на свою совесть, но предателями казаки никогда не были. Вспомните, как наши деды отвечали царям московским: “С Дона выдачи нет!” Кто бы ни был он, судить его будет наш русский суд, а не большевики…
– Он сам большевик!
– Это его дело. Но предавать человека, доверившегося нам, неблагородно, и вы этого не сделаете.
– Мы поставим свой караул к нему, чтобы он не убежал. Мы выберем верных людей, которым мы доверяем, – кричали казаки.
– Хорошо, ставьте, – сказал я.
Когда они вышли, я прошел к Керенскому. Я застал его смертельно бледным в дальней комнате его квартиры. Я рассказал ему, что настало время, когда ему надо уйти. Двор был полон матросами и казаками, но дворец имел и другие выходы. Я указал на то, что часовые стоят только у парадного входа.
– Как ни велика вина ваша перед Россией, – сказал я, – я не считаю себя вправе судить вас. За полчаса времени я вам ручаюсь.
Выйдя от Керенского, я через надежных казаков устроил так, что караул долго не могли собрать. Когда он явился и пошел осматривать помещение, Керенского не было. Он бежал».
После бегства А.Ф. Керенского Верховным главнокомандующим стал генерал Н.Н. Духонин (чуть позднее он будет отстранен от командования и заменен большевиком Н.В. Крыленко).
А тем временем в Москве начался артиллерийский обстрел здания Городской думы, и юнкера вместе с членами Комитета общественной безопасности (так назывался орган, созданный при Городской думе для поддержки Временного правительства и борьбы с Советской властью) были вынуждены перейти в Кремль и в здание Исторического музея.
Арсеньев Василий Сергеевич (1883–1948) – юрист, псковский вице-губернатор (1916–1917), сын С.В. Арсеньева, дипломата, генерального консула в Швеции, чрезвычайного посланника в Норвегии; племянник старшего хранителя Оружейной палаты Ю.В. Арсеньева. В эмиграции с 1933 года.
Арсеньев Василий Сергеевич, юнкер:
«Мы вышли на площадь; там лежали раненые и убитые солдаты и юнкера… Выяснилось, что когда 56-й полк был выстроен и юнкера были заняты счетом солдат, то из казарм или арсенала раздались выстрелы в юнкеров – это и было сигналом для оставшихся в казармах начать стрельбу из удержанных винтовок из верхних помещений в находящихся на площади юнкеров, за этим-то оружием и побежали встреченные нами на лестнице солдаты. В ответ на это юнкера открыли стрельбу».
Кайгородов Михаил Никифорович, генерал:
«Юнкера заняли Кремль, поставили у Троицких ворот два пулемета и броневой автомобиль и стали выгонять из казарм склада и 56-го пех[отного] запасного полка солдат, понуждая прикладами и угрозами. Солдаты склада в числе 500 чел. были построены без оружия перед воротами арсенала. Несколько юнкеров делали расчет. В это время раздалось откуда-то несколько выстрелов, затем юнкера открыли огонь из пулеметов и орудия от Троицких ворот. Выстроенные без оружия солдаты склада падали, как подкошенные, раздались крики и вопли, все бросились обратно в ворота арсенала, но открыта была только узкая калитка, перед которой образовалась гора мертвых тел, раненых, потоптанных и здоровых, старающихся перелезть через калитку; минут через пять огонь прекратился».
2 (15) ноября на заседании Совета Народных Комиссаров была принята «Декларация прав народов России», которая провозгласила равенство и суверенность народов России, а также их право на свободное самоопределение, вплоть до отделения и образования самостоятельного государства.
После принятия Декларации власть Советов была установлена на Украине, в Белоруссии и в Прибалтике (на неоккупированных немцами территориях), а также в Баку.
В Центральном промышленном районе (Кострома, Тверь, Ярославль, Рязань и др.) Советская власть была установлена к концу декабря 1917 года. А вот в Центрально-Черноземном районе и в Поволжье, где большим влиянием пользовались эсеры, процесс признания Советской власти затянулся до конца января 1918 года.
Кроме того, в ноябре месяце власть Советов установилась во Владивостоке, в Омске и еще в нескольких крупных городах.
А вот в Москве 2 (15) ноября полковник К.И. Рябцев принял решение о капитуляции войск Комитета общественной безопасности. Юнкера, офицеры и студенты стали разоружаться. Некоторых из них убили на месте, но большинство рассеялось по городу. Полковника К.И. Рябцева и городского голову эсера В.В. Руднева большевики взяли под стражу.
Нестор (в миру Николай Александрович Анисимов) (1885–1962) – епископ Православной Российской Церкви (впоследствии – РПЦЗ, затем – РПЦ), митрополит Кировоградский и Николаевский. В 1917–1918 гг. член Св. Собора Православной Русской Церкви. Сотрудничал с А.В. Колчаком.
Нестор (Анисимов Николай Александрович), епископ Камчатский и Петропавловский:
«В продолжение восьми дней, сидя в подвалах, несчастные московские обыватели в районах обстрелов вынуждены были страдать и голодать, так как всякий выход из дома или подвала угрожал быть намеренно или ненамеренно убитым и застреленным <…> Между Царь-пушкой и Чудовым монастырем я увидел, как неизвестный мне полковник отбивался от разъяренной окружавшей его многолюдной толпы озверевших солдат. Солдаты толкали и били его прикладами и кололи штыками. Полковник окровавленными руками хватался за штыки, ему прокалывали руки и наносили глубокие раны, он что-то пытался выкрикивать, но никто его не слушал, только кричали, чтобы немедленно его расстрелять».
Вениамин (Федченков), митрополит:
«Снаряды с Ходынки направлялись главным образом в Кремль, как центр власти. Поэтому были разбиты купола храмов, разрушена церковь Двенадцати апостолов с патриаршей ризницей, здания Чудова монастыря, подбиты кремлевские башни. И одно время большевистские солдаты, вероятно, из войск внутри Москвы, захватили Кремль. Нас они не тронули и по проверке документов пропускали на соборные заседания, проходившие в епархиальном доме около Садовой улицы, недалеко от Духовной семинарии и Самотеки. И мы относились к этим солдатам тоже мирно и приятельски, никакой вражды абсолютно не чувствовал я к ним, наоборот, вспоминаю, что они воспринимались моим сердцем как свои, родные. О политике я тогда не думал: никто ничего не знал, какая она будет. Не больше моего думали эти солдаты-мужики. Однако они своим чутьем понимали, что тут борются народ и господа».
Горький Максим (настоящее имя – Алексей Максимович Пешков) (1868–1936) – писатель, прозаик, драматург. Был номинирован на Нобелевскую премию по литературе. В 1917 году Горький вел большую общественную и политическую работу, спас ряд представителей интеллигенции от репрессий большевиков.
Горький Алексей Максимович, писатель:
«В некоторых домах стены были пробиты снарядами, и, вероятно, в этих домах погибли десятки ни в чем не повинных людей. Снаряды летали так же бессмысленно, как бессмысленен был весь этот шестидневный процесс кровавой бойни и разгрома Москвы. В сущности своей московская бойня была кошмарным кровавым избиением младенцев. С одной стороны – юноши красногвардейцы, не умеющие держать ружья в руках, и солдаты, почти не отдающие себе отчета – кого ради они идут на смерть, чего ради убивают? С другой – ничтожная количественно кучка юнкеров, мужественно исполняющих свой “долг”, как это было внушено им».
Нестерович-Берг Мария Антоновна, сестра милосердия:
«Возвращалась я мимо Охотного Ряда, где происходил небольшой бой. Мне пришлось быть свидетельницей очень тяжелой и дикой сцены. В Охотном Ряду около одного из лотков лежал тяжело раненный юнкер с простреленной грудью и желудком. Я нагнулась над ним, думая, что смогу ему оказать помощь. Раненый был без сознания. Передо мною, как из-под земли, выросли два красноармейца с винтовками. Закричали:
– Что эту сволочь перевязывать! – и штыками винтовок прокололи грудь юнкеру.
Я кричала, что раненых не добивают, на что один из них мне ответил:
– Теперь такая мода, ведь это буржуй, враг народа».
В тот же день, примерно в 21:00, в Москве Военно-революционный комитет приказал прекратить огонь. В приказе говорилось: «Революционные войска победили, юнкера и белая гвардия сдают оружие. Комитет общественной безопасности распускается. Все силы буржуазии разбиты наголову и сдаются, приняв наши требования».
Кайгородов Михаил Никифорович (1853–1918) – генерал от инфантерии, иркутский губернатор (1905–1906), комендант Гродненской крепости (1913–1916). В 1916 году после тяжелых боев русские войска оставили Гродненскую крепость, и Кайгородов был переведен в резерв чинов при штабе Минского ВО.
Кайгородов Михаил Никифорович, генерал:
«Следующие дни прошли в непрерывной перестрелке юнкеров с осаждающими Кремль солдатами и Красной гвардией, причем участвовали пулеметы и артиллерия. В Кремле орудия стояли около соборов и перемещались иногда к Троицким и Боровицким воротам <…> С 31 октября Кремль начала громить тяжелая артиллерия. Разрушены: часть Малого Николаевского дворца, Чудов монастырь; повреждены сильно стены храма 12-ти апостолов, поврежден Успенский собор, колокольня Ивана Великого <…> 3 ноября стрельба прекратилась, но неожиданным пушечным выстрелом пробита стена казарм склада и ранено шесть сдавшихся юнкеров…»
Троцкий Лев Давидович, один из организаторов Октябрьской революции:
«Тем временем борьба за власть Советов распространялась по всей стране. В Москве борьба приобрела крайне затяжной и кровавый характер. Может быть, не последней причиной этого явился тот факт, что руководители восстания не проявили сразу всей необходимой решительности наступления. В гражданской войне, более чем во всякой другой, победа может быть обеспечена только решительным и непрерывным наступлением. Колебаться нельзя, вести переговоры – опасно, топтаться выжидательно на месте – гибельно. Дело идет о народных массах, которые еще не держали в руках власти, которые находились всегда под ярмом другого класса и которым больше всего не хватает поэтому политической самоуверенности. Колебание в руководящем центре революции сейчас же разлагает их. Только в том случае, если революционная партия твердо, неуклонно идет к своей цели, она может помочь трудящимся преодолеть привитые столетиями инстинкты рабства и привести рабочие массы к победе. И только на пути решительного наступления победа может быть достигнута с наименьшей затратой сил и жертв».
Эренбург Илья Григорьевич (1891–1967) – писатель, поэт, публицист, переводчик с французского и испанского языков. В 1915–1917 гг. – военный корреспондент ряда российских газет. После Февральской революции вернулся в Россию. Октябрьскую революцию 1917 года принял настороженно.
Эренбург Илья Григорьевич, писатель:
«Самое ужасное началось после их победы. Безысходно как-то. Москва покалеченная, замученная, пустая. Больш[евики] неистовствуют. Я усиленно помышляю о загранице, как только будет возможность, уеду».
Аничков Владимир Петрович, банкир:
«Из Петрограда шли вести о полном разгроме верных Временному правительству войск. Почти одновременно вспыхнуло восстание большевиков в Москве, где шли кровавые уличные бои. На стороне Временного правительства были лишь юнкера, студенты и гимназисты – и лишь небольшая горстка офицеров. Красные войска обстреливали Москву. Обыватели попрятались по домам. Наконец белые были подавлены… Начались похороны убитых. Как писали в газетах, похороны “красных” были особенно торжественны. Под красными знаменами их несли в красных гробах к стенам Кремля, где и было совершено погребение без присутствия духовенства.
Процессия белых была грустная и траурная. Героев оплакивали матери и отцы. Вместе с погибшими оплакивалась и разбитая красными Россия. России больше не стало… Взамен образовывалось какое-то непонятное и страшное для меня государство, где вся власть сосредоточилась в жестоких, жадных, темных и хамских руках».
Короленко Владимир Галактионович, писатель, общественный деятель:
«Трагедия России идет своей дорогой. Куда?.. Большевики победили и в Москве, и в Петрограде. Ленин и Троцкий идут к насаждению социалистич[еского] строя посредством штыков и революционных чиновников <…> Во время борьбы ленинский народ производил отвратительные мрачные жестокости. Арестованных после сдачи оружия юнкеров вели в крепость, но по дороге останавливали, ставили у стен и расстреливали и кидали в воду. Это, к сожалению, точные рассказы очевидцев. С арестованными обращаются с варварской жестокостью».
Красин Леонид Борисович, социал-демократ:
«Б[ольшеви]ки, разбив Керенского и завладев Москвой, не идут ни на какие соглашения, жарят себе ежедневно декреты, работа же всякая останавливается, транспорт, продовольствие гибнут, армии на фронтах начинают умирать с голода. Все видные б[ольшеви]ки (Каменев, Зиновьев, Рыков <…> etc.) уже откололись от Ленина и Троцкого, но эти двое продолжают куролесить, и я очень боюсь, не избежать нам полосы всеобщего и полного паралича всей жизни Питера, анархии и погромов. Соглашения никакого не получается, и виноваты в этом все: каждый упрямо, как осел, стоит на своей позиции, как б[ольшеви]ки, так и тупицы с[оциалисты]-р[еволюционе]ры и талмудисты меньшевики. Вся эта революционная интеллигенция, кажется, безнадежно сгнила в своих эмигрантских спорах и безнадежна в своем сектантстве».
7 (20) ноября Центральная рада провозгласила образование Украинской Народной Республики, объявив при этом о намерении «не отделяться от Российской Республики». Позднее, 3 (16) декабря, Совет Народных Комиссаров признал право Украины на самоопределение.
Через неделю в Тифлисе был образован «Закавказский Комиссариат» – коалиционное правительство Закавказья. По отношению к Советской России оно заняло откровенно враждебную позицию, поддерживая все антибольшевистские силы.
Рид Джон, американский журналист:
«Временного правительства уже не было <…> Но, как сказал во ВЦИК сам Ленин, “завоевание власти только еще начиналось”. Лишенные оружия, оппозиционные силы, все еще державшие в своих руках экономическую жизнь страны, принялись за организацию хозяйственного разгрома и со всей способностью к совместным действиям, свойственной русскому народу, старались мешать Советам в их работе, разваливать и дискредитировать их.
Забастовка государственных служащих была хорошо организована и финансировалась банками и коммерческими предприятиями. Всякая попытка большевиков взять в свои руки правительственный аппарат встречала сопротивление».
8 (21) ноября место Л.Б. Каменева на посту председателя ВЦИК занял Я.М. Свердлов.
11 (24) ноября в Петрограде открылся Чрезвычайный Всероссийский съезд Советов крестьянских депутатов, на котором преобладали левые и правые эсеры (большевики имели всего 12 % мандатов).
Съезд утвердил декрет о земле. Плюс он одобрил политику Совета Народных Комиссаров, и делегаты большинством голосов высказались за участие в нем левых эсеров.
12 (25) ноября начались выборы во Всероссийское Учредительное собрание, решение о созыве которого было принято еще Временным правительством. Учитывая настроения масс, большевики не решились отменить выборы, и они в конечном итоге стали самыми демократическими за всю историю страны, но их результаты разочаровали новых правителей. В выборах приняли участие менее 50 % избирателей. Всего было избрано 715 депутатов, но большевики из них набрали лишь 24,5 %. Однако за них проголосовало большинство в Петрограде (45 % голосов) и в Москве (48 % голосов), а также на Северном фронте, на Западном фронте и на Балтийском флоте.
Троцкий Лев Давидович, один из организаторов Октябрьской революции:
«Но бесконечное отсрочивание созыва Учредительного собрания не прошло бесследно для этого учреждения. Провозглашенное в первые дни революции, оно появилось на свет по истечении 8–9-месячной ожесточенной борьбы классов и партий. Оно явилось слишком поздно, чтобы иметь возможность играть творческую роль. Его внутренняя несостоятельность предопределялась одним фактом, который сперва мог казаться незначительным, но который в дальнейшем получил огромное значение для судьбы Учредительного собрания. Главной по численности партией революции в первую эпоху была партия социалистов-революционеров».
Вишняк Марк Вениаминович (1883–1976) – юрист, член партии социалистов-революционеров, депутат и секретарь Учредительного собрания, сотрудник газеты «Известия». После Октябрьской революции участвовал в антибольшевистском подполье. В 1919 году эмигрировал вначале в Европу, затем в США.
Вишняк Марк Вениаминович, активист эсеровской партии, секретарь Учредительного собрания:
«Устами Свердлова большевики предъявили категорическое требование – признать “в корне неправильным, даже с формальной точки зрения, противопоставление себя Советской власти. Власть должна принадлежать целиком и исключительно трудящимся массам и их полномочному правительству – Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов”. Задачи же Учредительного собрания “исчерпываются общей разработкой коренных оснований социалистического переустройства общества”.
Яснее нельзя было сказать. Обманувшись в расчете: если выборы в Учредительное собрание будут “делать” они, то и большинство в Учредительном собрании будет “ихнее”, большевистское, большевики уже приняли решение осуществлять власть, не считаясь с волей Учредительного собрания, без него и, в случае нужды, против него. Но прежде, чем насильственно упразднить Учредительное собрание, Советская власть решила его унизить: предложить добровольно капитулировать, согласиться на превращение в учено-исследовательское учреждение по вопросам социалистического строительства при Совнаркоме».
14 (27) ноября в Москве состоялось объединение Совета рабочих депутатов и Совета солдатских депутатов. В результате был создан Московский совет рабочих и солдатских депутатов – высший орган власти в городе. Председателем Совета избрали большевика М.Н. Покровского. В Исполком Московского городского совета вошли 63 большевика и 27 представителей других партий.
На следующий день в Петрограде имело место объединенное заседание ВЦИК, Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов и Чрезвычайного Всероссийского съезда Советов крестьянских депутатов.
Из дневника Николая II:
«17 ноября. Пятница.
Тошно читать описания в газетах того, что произошло две недели тому назад в Петрограде и в Москве! Гораздо хуже и позорнее событий Смутного времени».
19 ноября (2 декабря) генерал Н.Н. Духонин, получив информацию о приближении к Могилеву эшелонов с войсками во главе с большевиком Н.В. Крыленко, освободил генералов А.И. Деникина и Л.Г. Корнилова из Быховской тюрьмы.
На другой день Н.В. Крыленко с частями Красной гвардии захватил Ставку в Могилеве. При этом Н.Н. Духонин приказал сохранившим ему верность солдатам покинуть Могилев и пробиваться на Дон, где началось формирование антибольшевистского «белого» движения. Узнав об этом, а также об освобождении генералов Корнилова и Деникина, толпа революционных солдат и матросов потребовала выдать ей генерала Духонина. Н.В. Крыленко попытался остановить толпу, но его слова не подействовали: Духонина схватили, и кто-то выстрелил ему в голову, а затем его добили штыками и прикладами.
Деникин Антон Иванович, генерал:
«Духонин приказал батальонам <…> покинуть город.
– Я не хочу братоубийственной войны, – говорил он командирам. – Тысячи ваших жизней будут нужны Родине. Настоящего мира большевики России не дадут. Вы призваны защищать Родину от врага и Учредительное собрание от разгона…
Благословив других на борьбу, сам остался. Изверился очевидно во всех, с кем шел.
– Я имел и имею тысячи возможностей скрыться. Но я этого не сделаю. Я знаю, что меня арестует Крыленко, а может быть, меня даже расстреляют. Но это смерть солдатская.
И он погиб.
На другой день толпа матросов – диких, озлобленных, на глазах у “главковерха” Крыленко растерзала генерала Духонина и над трупом его жестоко надругалась».
Керенский Александр Федорович, политический деятель:
«Духонин был широкомыслящий, откровенный и честный человек, далекий от политических дрязг и махинаций. В отличие от некоторых пожилых офицеров, он не занимался сетованием и брюзжанием в адрес “новой системы” и отнюдь не идеализировал старую армию. Он не испытывал ужаса перед солдатскими комитетами и правительственными комиссарами, понимая их необходимость. Более того, ежедневные сводки о положении на фронте, которые он составлял в Ставке, носили взвешенный характер и отражали реальное положение вещей. Он никогда не стремился живописать действующую армию в виде шайки безответственных подонков. В нем не было ничего от старого военного чинуши и солдафона. Он принадлежал к тем молодым офицерам, которые переняли искусство побеждать у Суворова и Петра Великого, а это наряду со многим другим означало, что в своих подчиненных они видели не роботов, а прежде всего людей».
Короленко Владимир Галактионович, писатель, общественный деятель:
«Печальное известие из Ставки. Ею овладел прапорщик Крыленко с красногвардейцами и матросами из Кронштадта. Духонин убит. Крыленко “возмущен” и проливает крокодиловы слезы».
26 ноября (9 декабря) В.И. Ленин подписал декрет «К открытию Учредительного собрания», потребовавший для его открытия кворума в 400 человек, причем открывать Собрание, согласно декрету, должно было лицо, уполномоченное Советом Народных Комиссаров, то есть большевик. Таким образом, большевикам удалось максимально отдалить открытие Собрания.
В тот же день в Петрограде открылся Второй съезд Советов крестьянских депутатов. Председательствовала на съезде лидер левых эсеров М.А. Спиридонова (большевикам было важно придать своей власти легитимный характер, показать, что ее поддерживают различные политические силы, и с этой целью, несмотря на ряд принципиальных расхождений с левыми эсерами, В.И. Ленин пошел на временный союз с ними).
На съезде присутствовало 790 делегатов, из которых большевики составляли всего 12 %. Правые эсеры стояли за Учредительное собрание и считали «так называемый Совет Народных Комиссаров незаконным захватчиком власти». Другая часть съезда поддерживала Советскую власть. В результате съезд раскололся на две примерно равные части, которые стали заседать раздельно.
27 декабря (10 января) председателем Петросовета был избран Г.Е. Зиновьев.
А на следующий день в Петрограде собрались 60 делегатов, и они попытались начать работу Учредительного собрания. В ответ Совет Народных Комиссаров издал декрет, объявивший партию кадетов «партией врагов народа». Тут же были арестованы лидеры кадетов А.И. Шингарёв и Ф.Ф. Кокошкин (спустя полтора месяца они будут убиты).
Жевахов Николай Давидович, князь, заместитель обер-прокурора Святейшего Синода:
«События принимали уже такой оборот, что даже самые крайние оптимисты, вчерашние социалисты и кадеты, должны были признать себя побежденными. Период болтовни на политические темы уже кончился, события стали расцениваться по-иному <…> Вчерашние ораторы, кричавшие об интересах “рабочего класса”, о помощи “угнетенному народу”, о нуждах “пролетариата”, ушли, посрамленные, в подполье, довольствуясь сознанием своей глупости».
29 ноября (12 декабря) Совет Народных Комиссаров категорически запретил любые «частные совещания» делегатов Учредительного собрания. Тогда же правые эсеры сформировали «Союз защиты Учредительного собрания».
1 (14) декабря специальное постановление ВЦИК фактически упразднило Военно-революционный комитет, предложив при этом Ф.Э. Дзержинскому создать отдельную службу госбезопасности Советской России.
2 (15) декабря казачьи части атамана А.Д. Каледина заняли Ростов.
7 (20) декабря была создана ВЧК (Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем). Ее председателем стал Ф.Э. Дзержинский.
Ленин Владимир Ильич, главный организатор и руководитель Октябрьской революции:
«Это то учреждение [ВЧК – В.Р.], которое было нашим разящим орудием против бесчисленных заговоров, бесчисленных покушений на Советскую власть со стороны людей, которые были бесконечно сильнее нас <…> Вы знаете из истории этих заговоров, как действовали эти люди. Вы знаете, что иначе как репрессией, беспощадной, быстрой, немедленной, опирающейся на сочувствие рабочих и крестьян, отвечать на них нельзя было. Это – достоинство нашей ВЧК. Мы всегда это будем подчеркивать, когда мы услышим, в прямой или в отраженной форме, как часто слышим из-за границы, вопли тех из русских представителей, которые на всех языках умеют употреблять слово “ЧК” и считать его образом, типом русского варварства.
Господа капиталисты, российские и иностранные! Мы знаем, что вам этого учреждения не полюбить. Еще бы! Оно умело ваши интриги и ваши происки отражать как никто, в обстановке, когда вы нас удушали, когда вы нас окружали нашествиями, когда строили внутренние заговоры и не останавливались ни перед каким преступлением, чтобы сорвать нашу мирную работу. У нас нет другого ответа, кроме ответа учреждения, которое бы знало каждый шаг заговорщика и умело бы быть не уговаривающим, а карающим немедленно. Без такого учреждения власть трудящихся существовать не может, пока будут существовать на свете эксплуататоры, не имеющие желания преподнести рабочим и крестьянам на блюде свои права помещиков, свои права капиталистов».
Трубецкой Сергей Евгеньевич, князь:
«Если уж вести политику, не считающуюся ни с каким общественным мнением, то надо, по крайней мере, создать материальную силу, чтобы проводить ее. Так <…> поступили большевики, создав ВЧК».
Дзержинский Феликс Эдмундович (1877–1926) – революционер, политический деятель, основатель и глава ВЧК. Вел активную подготовку Октябрьской революции, организовал отряды Красной гвардии в Москве. В тюрьмах, ссылках, на каторге провел 11 лет. С ноября 1917 года член коллегии НКВД.
Дзержинский Феликс Эдмундович, основатель и глава ВЧК:
«Не думайте, что я ищу форм революционной юстиции; юстиция сейчас нам не нужна. Такая борьба, грудь с грудью, – борьба не на жизнь, а на смерть: чья возьмет. Я предлагаю, я требую организации революционной расправы над деятелями контрреволюции».
Лацис Мартын Иванович (настоящее имя – Ян Фридрихович Судрабс) (1888–1938) – видный деятель ВЧК-ОГПУ. В 1917 году был одним из организаторов Красной гвардии Петрограда. С октября 1917 года – член Выборгского районного штаба по подготовке восстания. В 1938 году был расстрелян.
Лацис Мартын Иванович, видный деятель ВЧК-ОГПУ:
«Нет еще опыта на этом фронте борьбы. Налицо только постановление Совнаркома и жизнь, требующая немедленного действия. Поэтому ВЧК не берет на себя судебных функций и действует через революционный трибунал. На вечернем заседании коллегии ВЧК от 20 декабря Дзержинский протоколирует: “Комиссия ведет только предварительное расследование”.
Жизнь, однако, уже на первых шагах комиссии диктует другое, она требует предоставления ВЧК более широких прав в борьбе с контрреволюцией <…>
Жизнь заставила присвоить революционным путем право непосредственной расправы. Это право – право расстрела – ВЧК применяла до июля 1918 года только по отношению к бандитам и спекулянтам. Политические противники этой каре не подвергались».
18 (31) декабря большевики вынуждены были принять постановление о признании государственной независимости Финляндии. Чуть позднее был издан декрет СНК, которым аннулировались договоры царской России о разделе Польши и признавалось право польского народа на независимое и самостоятельное существование.
Рид Джон, американский журналист:
«Старая Россия быстро разваливалась. На Украине и в Финляндии, в Польше и в Белоруссии усиливалось все более открытое националистическое движение. Местные органы власти, руководимые имущими классами, стремились к автономии и отказывались подчиняться распоряжениям из Петрограда».
Также в декабре 1917 года в Омске было провозглашено установление Советской власти во всей Западной Сибири. Потом власть к Советам перешла в Хабаровске, потом – в Приморской и Амурской областях. Полную победу Советской власти в Сибири и на Дальнем Востоке закрепил Второй Всесибирский съезд Советов, состоявшийся в феврале 1918 года в Иркутске.
С другой стороны, 18 (31) декабря, три генерала (А.М. Каледин, М.В. Алексеев и Л.Г. Корнилов) составили так называемый «триумвират», который встал во главе Донского гражданского совета, созданного для координации Белого движения на всей территории бывшей Российской империи и претендовавшего на роль всероссийского правительства. С ним тут же вступили в контакт страны Антанты, которые прислали в Новочеркасск своих представителей.
В ответ 25 декабря (7 января 1918 года) большевики начали наступление на Донскую область. За следующие два дня красные войска В.А. Антонова-Овсеенко захватили промышленные центры Луганск и Мариуполь.
Переход власти к большевикам на территории России шел как мирным, так и вооруженным путем. Уже 3 ноября после взятия Кремля Советская власть победила в Москве. Далее она была провозглашена в Белоруссии, Украине, Латвии и Эстонии, в Крыму, на Северном Кавказе и в Средней Азии. Сравнительно легкая победа большевиков была обусловлена, с одной стороны, слабостью буржуазии, с другой стороны – наличием у большевиков привлекательной для народа социально-экономической программы, а также активной деятельностью В.И. Ленина, сумевшего преодолеть разногласия в рядах своих сторонников. Победа большевиков и установление Советской власти сыграли важную роль в смягчении порожденного царизмом затянувшегося кризиса и в выходе России из политического тупика 1917 года. Но при этом мир оказался разделенным на два лагеря – капиталистический и социалистический.