Глава восьмая Хрущев против Маленкова

Уничтожение Берии поставило крест на карьере Маленкова. В одиночку он не мог выстоять против куда более энергичного Никиты Хрущева, хотя пытался во всем подражать Сталину.

Георгий Максимилианович, как и Сталин, благоволил к ученым, работавшим на армию.

Летом 1952 года Маленкову прислал обширное письмо академик Петр Леонидович Капица.

Академик попал в труднейшее положение. После его отказа участвовать в атомном проекте его лишили института, созданного специально для него.

В январе 1950 года Капицу лишили права преподавать на физико-техническом факультете МГУ под тем предлогом, что он отсутствовал на торжественных собраниях, посвященных семидесятилетию Сталина. Капица получил от проректора МГУ письмо с угрожающими словами: «Согласитесь, что нельзя доверить воспитание научной молодежи лицу, которое демонстративно противопоставляет себя всему нашему народу…»

Понимая, сколь опасно положение, в котором он оказался, Петр Леонидович засел за письмо Маленкову:

«Глубокоуважаемый Георгий Максимилианович.

Я обращаюсь к Вам не только как к ведущему партийному руководителю, но также и потому, что я всегда вспоминаю с самыми лучшими чувствами Ваше участие и руководство в моей работе. Мне думается, что мое пространное обращение к Вам также оправдывается значимостью вопроса, о котором я пишу…»

Капица предложил свои услуги в создании противоракетного оружия, основанного на энергетических пучках большой интенсивности.

«Я обращаюсь к Вам, — писал всемирно известный академик, — в надежде, что, оценив создавшееся положение, Вы найдете возможным указать мне путь, ведущий к полноценному развитию моей научной работы».

В 1953 году в конструкторском бюро создателя ракетных двигателей, будущего академика Валентина Петровича Глушко арестовали профессора Александра Ивановича Гаврилова. Чекисты и руководство завода, директор и парторг, выражали недовольство тем, что в конструкторском бюро ключевые посты занимают бывшие заключенные.

Глушко обратился к Маленкову. Тот принял конструктора.

— Арест профессора Гаврилова, — говорил Глушко, — рассматриваю как недоверие ко мне. Убедительно прошу его освободить, он не виновен.

— Виновен Гаврилов или не виновен — это вопрос не вашей компетенции, — отрезал Маленков. — Но если арест мешает работе, его выпустят.

— Спасибо, Георгий Максимилианович.

Глушко встал, считая, что прием окончен. Маленков его остановил. Нажал кнопку вызова помощника:

— Пусть зайдут.

В кабинет вошли перепуганные директор завода и парторг ЦК. Маленков, не приглашая их сесть, жестко отчитал обоих:

— Предприятие создано для реализации идей Валентина Петровича. Вас туда направили в помощь ему, а не для того, чтобы ставить палки в колеса. Если не понимаете, придется вас убрать.

Те пытались оправдываться. Но Маленков не стал их слушать. Обоих быстро убрали с завода.

К Маленкову за помощью в мае 1953 года обратился и Леонид Ильич Брежнев. При Сталине он был секретарем ЦК и кандидатом в члены президиума. 5 марта его карьера рухнула.

При распределении постов Леонида Ильича обошли. Освободили от обязанностей секретаря ЦК и утвердили начальником политуправления Военно-морского министерства.

Министром был адмирал Николай Герасимович Кузнецов, человек прямой и резкий, оберегавший престиж флотской службы. Он плохо встретил бывшего секретаря ЦК, считая, что политработник, который никогда не плавал, будет бесполезен.

Но это еще полбеды. Буквально через десять дней Военно-морское министерство объединили с Военным министерством в одно — Министерство обороны. Объединили и политорганы.

Брежнев вообще остался без работы и написал слезное письмо Маленкову:

«В связи с упразднением Главного политуправления ВМС, я обращаюсь к Вам, Георгий Максимилианович, с большой просьбой… Почти тридцать лет своей трудовой деятельности я связан с работой в народном хозяйстве. С 1936 года на советской и партийной работе. Люблю эту работу, она для меня вторая жизнь… Теперь, когда возраст приближается к 50 годам, а здоровье нарушено двумя серьезными заболеваниями (инфаркт миокарда и эндортернит ног), мне трудно менять характер работы или приобретать новую специальность.

Прошу Вас, Георгий Максимилианович, направить меня на работу в парторганизацию Украины. Если я допускал в работе какие-либо недостатки или ошибки, прошу их мне простить».

Слово «эндартериит» (серьезное заболевание ног) Брежнев не смог написать правильно. С грамотой у него вообще были большие проблемы. Он делал ошибки в самых простых словах.

Маленков не откликнулся на просьбу Брежнева и партийной должности не дал. Брежнева сделали заместителем начальника единого Главного политического управления армии и флота. Леонид Ильич там тосковал и затаил обиду на Маленкова…

Маленков между тем действительно хотел добиться каких-то позитивных перемен. 1 апреля 1953 года в газетах был опубликован длинный — на целую полосу список товаров, на которые были снижены цены. Ему нужно было заявить о себе как о полноценном руководителе страны. Маленков повысил закупочные цены на продукты сельского хозяйства и сделал упор на производство товаров широкого потребления, за что потом — когда дойдет до него очередь — его будут жестоко критиковать.

Позволю себе лирическое отступление.

Моя мама на всю жизнь запомнила одно из первых выступлений Маленкова. Ей было лет восемнадцать, жили они очень бедно. Она стояла перед зеркалом и разглядывала свой наряд — выцветшее платье и крепдешиновую косынку, оставшуюся от моей покойной бабушки, и безнадежно мечтала о новом красивом платье, потому что у нее начинался роман с моим будущим папой. И вдруг она услышала по радио знакомый голос, который заговорил о том, что нужно позаботиться об упаковке: товары у нас есть, но они плохо упакованы. И надо об этом думать.

Моя мама была потрясена: первый человек в стране говорил не о тракторах, домнах и прокатных станах, а о том, что людям нужны красивые вещи. И моя мама увидела в этом фантастическую перемену в настроениях начальства. Глаза у нее загорелись, как она мне рассказывала, в предвкушении новой, замечательной жизни…

В последние годы жизни Сталина резко увеличилось налогообложение крестьян, обязательные поставки сельскохозяйственной продукции разоряли крестьянина. Налогом облагалось каждое дерево в саду. Крестьяне вырубали сады, забивали скот, не в силах выплатить налоги.

После смерти Сталина Министерство финансов представило Маленкову записку, из которой следовало, что налоги на крестьян очень выросли. Маленков был сторонником их сокращения. Он не возражал против личных подсобных хозяйств.

Важнейшим было выступление Маленкова на пятой сессии Верховного Совета СССР в августе 1953 года по вопросам сельского хозяйства. Некоторые партийные секретари не сразу уловили перемены на партийном Олимпе и продолжали вспоминать эту речь Маленкова, когда его позиции уже ослабли.

Сложная ситуация была и во внешней политике.

В Корее война шла уже три года, и американский генерал Дуглас Макартур требовал разрешить ему применить ядерное оружие. Не было дипломатических отношений с Японией и Западной Германией. С Израилем отношения были прерваны. С Югославией — взаимная ненависть. Отношения с Турцией ухудшились из-за территориальных требований Сталина.

16 марта 1953 года, через две недели после смерти Сталина, новый глава правительства Маленков призвал Запад к переговорам:

«В настоящее время нет таких запутанных или нерешенных вопросов, которые нельзя было бы решить мирными средствами на базе взаимной договоренности заинтересованных стран. Это касается наших отношений со всеми государствами, включая Соединенные Штаты Америки».

Маленков пошел еще дальше. Через год, 12 марта 1954 года, выступая с традиционной речью накануне выборов в Верховный Совет, он сказал, что новая мировая война «при современных средствах войны означает гибель мировой цивилизации». То есть он отказался от прежних представлений советского руководства о неизбежности войны и о том, что она поможет уничтожению мирового империализма.

Слова Маленкова были робким сигналом западным странам: мы хотим договариваться.

Уинстон Черчилль говорил тогда, что не надо упускать шанс. Но американский президент Дуайт Эйзенхауэр был настроен пессимистично. Запад в целом не хотел идти на переговоры, потому что не верил в искренность Москвы.

Политику в отношении Советского Союза сформулировал канцлер Западной Германии Конрад Аденауэр:

— Не следует предпринимать ничего, что уменьшило бы трудности русских. Они должны увидеть, что добиться мирового господства они не в состоянии. Тогда они, по всей вероятности, проявят готовность пойти на разумные переговоры.

Зато слова Маленкова стали желанным поводом для Хрущева избавиться от соперника. Никита Сергеевич оказался талантливым политиком. Живой и энергичный, он легко обошел своих неповоротливых соратников.

Прежде всего он избавился от Берии, которого смертельно боялся. Избавиться от Маленкова оказалось значительно легче.

Маленков пытался установить новый стиль отношений и часто говорил своим подчиненным:

— Решайте сами. Вы лучше моего знаете этот вопрос. Зачем мне вас учить.

Он хотел предоставить своим подчиненным возможность действовать самостоятельно, видимо, хотел нравиться, а вышло наоборот. Чиновники боятся жестких и жестоких начальников, мягких — презирают, считая слабыми.

В марте 1953 года Хрущев был избран секретарем ЦК — одним из четырех. После мастерски проведенного им ареста Берии Никита Сергеевич захотел повышения. Он завел речь о том, что на заседаниях президиума ЦК должен председательствовать секретарь ЦК, а не глава правительства:

— У нас коллективное руководство, значит, каждый должен делать свое дело, Маленков — руководить правительством, а не партией.

Товарищи по партийному руководству, ощущая его очевидное первенство, спешили удовлетворить его амбиции.

Через два месяца, во время сентябрьского пленума, в перерыве в комнате отдыха, где собирались члены президиума, Маленков вдруг сказал:

— Я предлагаю избрать на этом пленуме Хрущева первым секретарем ЦК.

Лазарь Моисеевич Каганович вспоминал, что был страшно удивлен. Обычно такие серьезные вопросы заранее обговаривались. Потом он спросил у Маленкова, почему тот никому ничего не сказал. Маленков объяснил, что перед самым пленумом к нему подошел Булганин и предложил избрать Хрущева:

— Иначе я сам внесу это предложение.

И точно — Булганин первым поддержал Маленкова:

— Давайте решать!

Возразить никто не посмел.

Маленков взял слово. Он объяснил, что «в настоящее время у нас нет первого секретаря ЦК», и предложил кандидатуру Никиты Сергеевича как «верного ученика Ленина и ближайшего соратника Сталина, обладающего огромным опытом в области партийного строительства и глубокими знаниями нашего народа». Пленум послушно принял решение «об избрании т. Хрущева первым секретарем ЦК КПСС». В печати об этом не сообщалось.

При Сталине Хрущев набивался Маленкову в друзья, по вечерам приглашал вместе с семьями гулять по Москве. В первые месяцы после смерти вождя тоже старался быть поближе к Маленкову, они вместе обедали, ездили на одной машине. Хрущев не только демонстрировал дружбу с Маленковым, но и по ходу дела внушал ему свои идеи, добиваясь необходимой поддержки.

Почувствовав силу, Никита Сергеевич потерял интерес к Маленкову. Георгий Максимилианович засуетился, чувствуя, что теряет власть, и пытался угодить Хрущеву.

Шепилов рассказывал, как в апреле 1954 года ему позвонил Маленков:

— Вы не могли бы сейчас приехать ко мне на несколько минут?

Сталинский кабинет отремонтировали, все было новенькое и блестело. Маленков, напротив, выглядел неуверенным:

— Я просил вас приехать, товарищ Шепилов, вот по какому вопросу. Никите Сергеевичу исполняется шестьдесят лет. Он очень старается. Он хорошо работает. Мы посоветовались между собой и решили присвоить ему звание Героя Социалистического Труда. Мне поручено переговорить с вами, чтобы хорошо, по-настоящему подали это в газете.

Шепилов запомнил, как сбивчиво и смущенно говорил глава правительства.

А уже через полтора года Хрущев настолько окреп, что атаковал Маленкова и обвинил главу правительства в отказе от основных принципов советской политики. Маленкову пришлось опровергнуть самого себя. При первом удобном случае он заявил, что нападение на Советский Союз закончится тем, что «агрессор будет подавлен тем же оружием и что подобная авантюра неизбежно приведет к развалу капиталистической общественной системы».

На январском 1955 года пленуме ЦК после обсуждения постановления «Об увеличении производства продуктов животноводства» неожиданно для его участников Хрущев поставил вопрос «О товарище Маленкове».

Что же ставилось в вину главе правительства?

Все та же речь на пятой сессии Верховного Совета, в которой были широковещательные обещания, «направленные на снискание дешевой популярности». Товарищи обвиняли его в том, что Маленков противопоставил темпы развития тяжелой промышленности темпам развития легкой и пищевой промышленности, выдвинул лозунг форсированного развития легкой промышленности. Руководил развитием сельского хозяйства и не справился. Посты главы правительства и первого секретаря ЦК разделены, а он пытался претендовать на руководство не только Советом министров, но и Центральным комитетом партии. То есть не уступал Хрущеву пальму первенства…

Выступая на пленуме, Хрущев говорил:

— В своей деятельности на посту председателя Совета министров СССР товарищ Маленков не проявил себя достаточно политически зрелым и твердым большевистским руководителем.

В этом отношении характерна речь товарища Маленкова на пятой сессии Верховного Совета СССР. По своей направленности эта речь с большими, экономически малообоснованными обещаниями напоминала скорее парламентскую декларацию, рассчитанную на снискание дешевой популярности, чем ответственное выступление главы советского правительства. В той же речи товарища Маленкова было допущено теоретически неправильное и политически вредное противопоставление темпов развития тяжелой промышленности темпам легкой и пищевой промышленности, выдвигался в качестве основного вывода лозунг форсированного развития легкой индустрии…

Теперь о выступлении товарища Маленкова на собрании перед избирателями 12 марта 1954 года, где он допустил теоретически ошибочное и политически вредное утверждение о возможности «гибели мировой цивилизации» в случае, если империалисты развяжут третью мировую войну. Своим неправильным утверждением о гибели цивилизации товарищ Маленков запутал некоторых товарищей… В речи товарища Маленкова было высказано теоретически неправильное и политически вредное положение, направленное не на пользу политике нашей партии, а способное породить настроения безнадежности усилий народов сорвать планы агрессоров…

Иначе говоря, военные, уверенные в том, что и в ядерной войне можно победить, восстали против Маленкова.

Хрущев ловко использовал Молотова для нанесения удара по Маленкову. Вячеслав Михайлович не упустил случая сказать, что Маленков и теоретически неграмотен, и хозяйственник никчемный. А уж что касается внешней политики, тут Молотов вообще был беспощаден:

— Не о «гибели мировой цивилизации» и не о «гибели человеческого рода» должен говорить коммунист, а о том, чтобы подготовить и мобилизовать все силы для уничтожения буржуазии… Разве можем мы настраивать так народы, что в случае войны все должны погибнуть? Тогда зачем же нам строить социализм, зачем беспокоиться о завтрашнем дне? Уж лучше сейчас запастись всем гробами…

Видите, к каким нелепостям, к каким вредным вещам приводят те или иные ошибки в политических вопросах.

Хрущев рассказал на пленуме, как Маленков предложил, чтобы с докладом о бюджете на сессии Верховного Совета выступил не министр финансов, а он как глава правительства. Все согласились. Разъехались по домам. Вдруг Маленков звонит:

— Хочу посоветоваться насчет доклада.

Приехал и говорит:

— Знаешь, я хочу в докладе о государственном бюджете поставить вопрос об улучшении социального обеспечения в стране.

Хрущев возразил:

— Позволь, ведь этот вопрос еще совсем сырой, его только готовят, никакого решения еще нет. О чем же ты будешь говорить? Неужели ты хочешь пятаки раздавать, делать народу какие-то посулы?..

«Товарищу Маленкову нужна была дешевенькая слава. Это песня из той же оперы, как и его выступление на пятой сессии Верховного Совета СССР…

Мы не сомневаемся в честности товарища Маленкова, но я очень сомневаюсь в его возможностях проведения твердой линии: у него нет твердого характера, хребта не хватает. Обменивались мы мнениями на этот счет, в частности с товарищем Молотовым, говорили, что вот Черчилль рвется к встрече с председателем Совета министров СССР и, право, боязно, что, если он сюда приедет и наедине будет говорить с Маленковым, тот может испугаться, сдаться… Я вижу, что нет у него характера, если человек нередко теряется, заискивает перед другими…»

Хрущев сам зачитал проект постановления пленума, в котором говорилось, что «т. Маленков не обеспечивает надлежащего выполнения обязанностей Председателя Совета министров СССР, плохо организует работу Совета министров, не проявляя себя достаточно зрелым и твердым большевистским руководителем».

Маленкова убрали с поста главы правительства, перевели в заместители, дали незначительный пост министра электростанций, но оставили членом президиума ЦК. Его падение доставило удовольствие партийному аппарату: при Маленкове правительство чувствовало себя слишком уверенно и не так заискивало перед ЦК.

«Когда Маленкова сняли с поста председателя Совмина, это означало, что власть снова полностью перекочевала в ЦК КПСС, а вернее — в ее верхушку, — пишет Александр Яковлев. — Побаловались немножко в «ленинские принципы управления», и хватит. Смещение Маленкова прошло безболезненно. Мало кто сожалел. В аппарате ЦК приветствовали эту меру на том основании, что правительственные чиновники слишком задрали нос и хотели отобрать власть у цековских чиновников».

Хрущев спешил убрать с политической арены и других руководителей страны, которые ему мешали.

Никите Сергеевичу хотелось показать, что он способен заниматься внешней политикой без подсказок, самостоятельно. Но для этого следовало избавиться от Молотова, который никого не подпускал к внешней политике и спорил даже с первым секретарем ЦК КПСС, чего не позволял себе ни один министр иностранных дел.

В 1954 году члены президиума вместе отдыхали в Крыму. Каганович спросил Хрущева, как ему работается. Хрущев откровенно ответил:

— Неплохо, но вот Молотов меня не признает, поэтому у меня с ним напряженные отношения.

Хрущев натравил товарищей по президиуму на Вячеслава Михайловича — и они его дружно прорабатывали. И тот же Маленков постарался, и общими усилиями они подорвали авторитет Молотова и его надежды претендовать на первую роль в партии.

Председатель Совета министров Николай Александрович Булганин:

— Молотов — безнадежный начетчик.

Первый заместитель главы правительства Анастас Иванович Микоян:

— Молотов живет только прошлым и вдохновляется злобой, которая накопилась у него за время этой советско-югославской драки.

Секретарь ЦК КПСС Михаил Андреевич Суслов:

— Молотов неправильно, не по-ленински противопоставлял пролетарский интернационализм политике равноправия народов и сделал отсюда неправильные и вредные для нашей политики выводы.

В постановлении пленума говорилось:

«Пленум ЦК осуждает политически неправильную позицию т. Молотова по югославскому вопросу как не соответствующую интересам Советского государства и социалистического лагеря и не отвечающую принципам ленинской политики.

Позиция т. Молотова вела к закреплению ненормальных отношений с Югославией и дальнейшему отталкиванию Югославии в империалистический лагерь.

Несмотря на то что президиум ЦК в течение длительного времени терпеливо разъяснял т. Молотову ошибочность его позиции по югославскому вопросу, т. Молотов упорно продолжал отстаивать эту позицию.

Пленум ЦК считает политически ошибочным выступление на пленуме ЦК т. Молотова, который продолжает отстаивать свою неправильную линию по югославскому вопросу, считая, что с Югославией надо нормализовать отношения только по государственной линии как с буржуазным государством…»

На июльском пленуме Хрущев сделал замечание Молотову относительно поведения его жены — сказал, что недопустимо, когда она вмешивается в политические дела. Что же имелось в виду? Полина Семеновна всего лишь приняла жену американского посла Болена.

В том же году Молотову досталось за статью в журнале «Коммунист», где он написал, что в СССР построены лишь «основы социалистического общества», а не само социалистическое общество, как полагалось говорить.

Хрущев этой промашки не упустил. Критика была публичной, опасной для репутации Молотова. И ему пришлось напечатать в «Коммунисте» самоопровержение, в котором он признавал свои ошибки и каялся: «Я считаю эту формулировку теоретически ошибочной и политически вредной…»

В следующем году, за день до приезда в Москву Иосипа Броз Тито, Молотов был освобожден от должности министра иностранных дел, потому что невозможно было представить, как он станет пожимать руки руководителям югославской делегации.

Грубые, оскорбительные письма, адресованные Тито, в 1948 году были подписаны Сталиным и Молотовым.

Когда Молотов перестал быть министром, даже его любимец Андрей Андреевич Громыко сказал:

— Теперь работать будет легче.

Освобожденный от мидовских дел Молотов потребовал себе какой-то работы, и в ноябре его сделали министром государственного контроля. Эту должность когда-то занимал верный сталинский помощник Лев Захарович Мехлис, а потом генерал-чекист Всеволод Николаевич Меркулов, соратник Берии, вместе с ним и расстрелянный.

С Маленковым и Молотовым Хрущев уже разделался. Теперь ему предстояло подорвать позиции главы правительства Булганина, к которому он относился без уважения. Никита Сергеевич уже сообразил, что ему нужны не соратники, а подчиненные.

Вскоре после назначения Булганина члены президиума осматривали выставку продукции легкой промышленности. Булганин что-то сказал об искусственном шелке, и Хрущев публично набросился на Булганина:

— Вот видите — председатель Совета министров, а ничего не понимает в хозяйстве, болтает чушь.

Зато Николай Александрович в полной мере наслаждался жизнью. Он в ту пору ухаживал за прекрасной певицей Галиной Вишневской.

«Среди топорных, грубых физиономий членов правительства, — вспоминала Вишневская, — он выделялся своей интеллигентной внешностью, мягкими, приятными манерами. Было в его облике что-то от старорежимного генерала в отставке».

Булганин упорно добивался ее расположения:

— Я позвонил вам домой, но мне сказали, что вы там больше не живете, что сбежали…

— Не сбежала, а вышла замуж!..

— Поздравляю!

А замуж она вышла за выдающегося виолончелиста Мстислава Леопольдовича Ростроповича.

«Булганин разговаривает со мной так, как будто никакого мужа у меня и нету! — пишет Галина Вишневская. — Я еще пытаюсь все перевести просто на светскую болтовню, но голос на другом конце провода, серьезный и спокойный, не собирается включаться в мою тональность. Начинаю мямлить:

— У меня вечером репетиция в театре… кончится поздно…

На том конце провода длинная пауза… Затем:

— Так я за вами пришлю машину…»

Отказаться от приглашения главы правительства было страшно.

«И начались с того дня, — продолжает Вишневская, — чуть ли не ежедневные приглашения — то к нему на дачу, то в его московскую квартиру. И, конечно, бесконечные «возлияния». Николай Александрович пил много, заставлял и Славу, да тот и без уговоров со злости хватал лишнего. Бывало, охмелеют оба, старин упрется в меня глазами, нан бык, и начинается:

— Да, обскакал ты меня…

— Да, вроде бы так.

— А ты ее любишь?

— Очень люблю, Николай Александрович.

— Нет, ты мне скажи, как ты ее любишь. Эх ты, мальчишка! Разве ты можешь понимать, что такое любовь? Вот я ее люблю, это моя лебединая песня… Ну ничего, подождем, мы ждать умеем, приучены…»

Завоевать сердце Галины Вишневской Булганину не удалось. Но внимание Николая Александровича привлекали и другие яркие и красивые женщины.

Майя Плисецкая, которую КГБ не выпускал за границу, попыталась обратиться за помощью к главе правительства. Булганин сам подошел к ней на приеме в норвежском посольстве.

«Он еще и рот не успел открыть, — вспоминала Плисецкая, — как я — неожиданно для себя самой — вдруг сказала ему:

— Меня сильно обижают, Николай Александрович. Очень сильно. Не пускают за границу. Чем я провинилась?

Булганин опустил глаза и ответил почти тургеневской фразой:

— А я думал, что вы счастливы.

Я не слушаю, говорю свое. Столько во мне накопилось, требует выхода:

— На меня наложили запрет на выезд. Ездят все солисты, кроме меня. На мои персональные приглашения. Все вместо меня.

— А почему вы раньше об этом не говорили?

Поди скажи. Я второй раз в жизни живьем его вижу. Вблизи. Говорю, что балет — искусство молодости, что если не сейчас, пока кругом зовут, то потом поздно будет.

Кому тогда нужна? И больно мне очень. За что так? Какая на мне вина?

Булганин хмурится. Но дослушивает до конца.

— Я все запомнил. Выясню это дело…»

Пообещал. И ничего не сделал! Видимо, сразу забыл о просьбе.

Накануне Нового — 1956 года в Кремле устроили бал.

«Булганин подходит, — пишет Майя Плисецкая, — «барыню» приглашает сплясать. Выхожу. Танцуем. Все чиновные собачьи морды умиление изображают. Ах, как славно. Ах, как мило. Ну какой же молодец наш премьер. Как споро танцует. Не хуже именитой балерины Большого. Гоголевская сцена!

Николай Александрович про просьбу мою не заговаривает. Хотя времени вдоволь. И нужно-то полминуты. Бородкой седой трясет, одни междометия. Я зубами скрежещу — спросить, смолчать, напомнить, намекнуть?.. Гордость не позволяет. Так и ушла я с бала ни с чем. Золушкой…»

6 апреля 1957 года Хрущеву дали вторую Звезду Героя Социалистического Труда за «выдающиеся заслуги в разработке и осуществлении мероприятий по освоению целинных и залежных земель». Вопрос о награждении обсуждался на заседании президиума. Маленков и Каганович не решились проголосовать против. Маленков даже позвонил Хрущеву и сказал:

— Вот, Никита, сейчас поеду домой и от чистого сердца, со всей душой трахну за тебя бокал коньяку.

Молотов был против награждения и сказал это. Хрущев такие обиды не забывал.

В мае на встрече с московскими писателями Хрущев впервые публично неодобрительно отозвался о Молотове:

— Некоторые из вас, здесь присутствующих, говорят о каких-то расхождениях и разногласиях между нами, членами президиума. Я должен здесь прямо и открыто сказать, что все мы, члены президиума, товарищи Анастас, Лазарь, Вячеслав, Маленков, Суслов и другие, едины в проведении ленинской линии партии. Да, у нас в президиуме, в процессе работы бывают споры, чаще всего споры происходят с Молотовым. Молотов иногда выражает несогласие по тому или другому вопросу, это естественно, но это не означает, что у нас нет единства в президиуме.

Слова Хрущева разнеслись по всей Москве.

Хрущев и сам не заметил, как в высшем партийном органе собралась критическая масса обиженных на него людей, — Маленков и Молотов, которых он лишил должностей, Каганович и Ворошилов, которых он ругал при всяком удобном случае…

Ничего у них общего не было, кроме главной цели — убрать Хрущева. Через год они объединились против Хрущева, как в 1953-м против Берии. Все они сильно себя переоценивали и не замечали, как быстро креп Никита Сергеевич, как стремительно он осваивался в роли руководителя страны.

Они предполагали, что им легко удастся скинуть Хрущева. Себя Молотов видел на его месте, Булганина намечали председателем КГБ, Маленкова и Кагановича — руководителями правительства.

Первые заместители главы правительства Вячеслав Михайлович Молотов и Лазарь Моисеевич Каганович, заместитель председателя правительства Георгий Максимилианович Маленков считали, что Хрущев забрал себе слишком много власти, не считается с товарищами по президиуму ЦК, подавляет инициативу и самостоятельность, поэтому его надо освободить от должности первого секретаря. Да и вообще пост первого секретаря не нужен, партийное руководство должно быть коллективным.

После XX съезда, считал Каганович, остатки былой скромности Хрущева исчезли — как говорится, «шапка на ем встала торчком». Он стал все сам решать. Выступал без предварительного обсуждения в президиуме ЦК. Резко обрывал остальных.

18 июня 1957 года на заседании президиума ЦК Хрущеву предъявили все эти претензии. На председательское место посадили Булганина и стали разносить Хрущева. Маленков в нервном состоянии даже стучал кулаком по столу.

Маршал Жуков потом иронически вспоминал:

— Я сидел рядом с Маленковым, и у меня графин подпрыгнул на столе.

Хрущев с Маленковым двумя годами ранее поступил сравнительно мягко — снял с поста председателя Совета министров, но сделал министром электростанций. Так и Хрущева предполагалось не на пенсию отправить, а назначить министром сельского хозяйства: пусть еще поработает, но на более скромной должности.

Расклад был не в пользу Хрущева. Семью голосами против четырех президиум проголосовал за освобождение Хрущева с поста первого секретаря. Но произошло нечто неожиданное: Хрущев нарушил партийную дисциплину и не подчинился решению высшего партийного органа.

Ночь после заседания он провел без сна со своими сторонниками. Вместе они разработали план контрнаступления.

Никита Сергеевич точно угадал, что члены ЦК — первые секретари обкомов — поддержат его в борьбе против старой гвардии и простят первому секретарю такое нарушение дисциплины. Победитель получает все.

Ключевую роль в его спасении сыграли председатель КГБ Иван Александрович Серов и министр обороны Георгий Константинович Жуков. Жуков самолетами военно-транспортной авиации со всей страны доставлял в Москву членов ЦК, а Серов их правильно ориентировал.

Члены ЦК собрались в Свердловском зале и заявили, что они поддерживают первого секретаря.

Партийный аппарат вышел из подчинения. Молотову и Маленкову пришлось согласиться на проведение пленума ЦК, на котором люди Хрущева составляли очевидное большинство. Остальные, увидев, чья берет, тотчас присоединились к победителю. Роли переменились: Маленков, Молотов, Каганович и другие оказались заговорщиками.

Все противники Хрущева были выброшены из политики и находились под наблюдением местных органов КГБ.