Глава 6. Общество открывает фронт

Как говорилось ранее, все попытки расколоть «Память» не имели большого успеха — ни численностью, ни харизмой лидеров они не могли противопоставить себя фронту Дмитрия Васильева. И через какое-то время канули в Лету вместе с шумными, крикливыми митингами на Пушкинской. Васильев же, в свою очередь, приобрел монополию на все национально-патриотическое движение, был поддержан и утвержден Центральным советом «Памяти» в качестве председателя. Дрязги и склоки твердой рукой Дим Димыча были устранены, началась трудная работа по укреплению и развитию организации.

1988 год был ознаменован работой в «массах». 26 января в ДК ЗИЛа состоялась встреча с рабочими, на которую Васильев и его сторонники явились в черных майках с изображением набатного колокола. Предложение заводчан совместными усилиями отреставрировать Симонов монастырь и устроить в находящейся на заводской территории часовне музей героев Куликовской битвы Пересвета и Осляби было отвергнуто, и разговора не получилось, вместо чего была совершена провокация заводским партактивом. Семидесятитысячный коллектив рабочих, инженеров и служащих Завода им. И. А. Лихачева, даже не подозревал, что в их Дворце культуры должно состояться «идейно-политическое судилище над «Памятью», как написали после в газете «Советская Россия». Члены патриотического объединения, поднимаясь в малый актовый зал ДК ЗИЛа, также ничего не знали о готовящейся провокации. Зал был набит «оппонентами» «Памяти». Хотя совет «Памяти», как сообщалось накануне по телефону, приглашался на «деловое совещание» по поводу регистрации восстановления монастыря, затянувшейся противозаконно уже на целый год. Но, как выяснилось, «Память» в ДК и не думали регистрировать, да и монастырь оказался тоже никому не нужен. Ей в этом уютном зале было уготовано «побоище», после которого «эта надоевшая «Память» якобы перестанет существовать. Ибо здесь уже присутствовала другая «Память», скоропалительно собранная отделом агитации и пропаганды МГК КПСС и представленная Шумским, Сальниковым, Михайлиным, Кузнецовым, «группой» Сычева. Им всеми правдами и неправдами нужно было растоптать «возмутителя спокойствия» Васильева и осудить «Воззвание».

Этим «целям» и был «посвящен» «вечер» в ДК ЗИЛа. Начальник Главного управления культуры Моссовета Бугаев начал с того, что назвал «Воззвание патриотического объединения «Память» к русскому народу, к патриотам всех стран и наций» от 8 декабря 1987 года «Памяти» «противозаконным», «антипартийным» и «антиконституционным». Присутствующие в зале потребовали огласить «Воззвание».

Заведующий отделом агитации и пропаганды МГК КПСС Виноградов, вопя в микрофон, категорически был против. Казалось, что в президиуме не представитель советской власти, а начальник лагерной администрации, привычно узурпировавший власть. Товарищу Виноградову не хватало только формы, стека и взвода автоматчиков, чтобы действовать в духе бериевских времен. Он словно выполнял указания радиостанций «Голос Израиля», «РФИ-Франция» и других, призывающих разделаться с патриотическим объединением. Таким образом, Васильеву не дали закончить выступление и огласить «Воззвание». «Память», протестуя, все же покинула зал.

Как сообщали очевидцы, на ЗИЛе в приказном порядке провели собрания трудящихся и, как было принято в СССР, не читая осудили. Парторг Ольховская и мастер Марков, например, несли своим рабочим полную околесицу о «Памяти», утверждая, что патриотическое объединение выступает против других национальностей, отстаивает только свою русскую культуру. Хотя и держали, по их словам, в руках то самое «Воззвание».

Стоит сказать, что часто атеистически настроенные рабочие не воспринимали православные инициативы Дим Димыча, чем подтверждали, по его словам, правильность выбранного им пути. Что касается монастыря, то работы по восстановлению «Память» все-таки начала.

В интервью Скородумов вспоминает: «В Москве «памятники» помогали ставить Казанский собор. Ездили в Толгский монастырь, когда его начали только восстанавливать. У них была в свое время кедровая роща, но когда большевички пришли — естественно все было вырублено. Потому мы закупили в питомнике маленькие кедры и высаживали их на историческом месте. Не так давно соратники фронта ездили туда, говорят, уже большие выросли — неудивительно, ведь 30 лет прошло».

Стоит сказать, что работы по восстановлению храмов были большой вехой в деятельности еще не фронта, а общества «Память». На субботниках по восстановлению памятников в Москве в некоторые дни собирались сотни людей. Отдельные субботники превращались в летучие митинги, на которых зачитывались исторические документы и «Сионские протоколы», раздавались листовки, открывавшие многим глаза на произвол, царивший в стране после 1917 года.

Васильевцы регулярно ходили на субботники по восстановлению Даниловского монастыря. Большевики, превратив многие его здания в руины (у них там была тюрьма для малолетних), «великодушно» вернули его Церкви. Много суббот подряд васильевцы очищали подвалы древнего собора, превращенного в помойку.

Много работ проводилось по восстановлению Хотьковского монастыря недалеко от Троице-Сергиевой лавры. В Хотьковском монастыре были похоронены родители Сергия Радонежского. При большевиках на их могилах тоже была устроена помойка. Членам общества «Память» пришлось потрудиться и над уничтожением туалета, который большевики построили на фундаментах алтаря Казанского собора на Красной площади. Строительство отхожих мест в церквях, особенно в алтарях, было частью иудейского ритуала осквернения христианских святынь. Идею этого ритуала в 20-е годы широко озвучивал Яков Блюмкин, который рекомендовал своим соратникам «сносить церкви и строить на их месте общественные туалеты». Сам он, разъезжая по Москве на машине, в случае нужды останавливался у православного храма и демонстративно мочился у его стены.

Большая работа велась и в Общественной инспекции по охране памятников. Здесь у нас сложился коллектив в два десятка человек, которые регулярно выезжали на осмотр и составление актов большого количества памятников, доведенных большевиками до аварийного состояния. Среди этих памятников были преимущественно церкви, которые требовали срочной консервации и реставрации. Деятельность приводила в ярость городских чиновников во главе с Савиным — официальным инспектором по охране памятников, превративших свою службу в место собирания взяток и спокойно наблюдавших за разрушением русских святынь. Члены «Памяти» заваливали прокуратуру исками на злоупотребления чиновников, хотя реально мало чего добились.

К осени были составлены три обращения с призывом начать восстановление разрушенных в 20-х — начале 30-х годов Казанского собора на Красной площади, храма Христа Спасителя, а также Сухаревой башни. Начав сбор подписей, удалось в короткое время собрать под каждым обращением более тысячи подписей. Обращения зачитывались на многих вечерах ВООПИК и «Памяти».

Также стоит отметить такой важный проект «Памяти», как участие в кампании против переброски северных и сибирских рек на юг, таившей для русского народа огромные экономические и социальные бедствия. Проект этот был разработан злейшими врагами России и предусматривал гибель целых российских областей. Русский Север должен был превратиться в пустыню. Многое из того, что русский народ создавал веками, предполагалось уничтожить в течение нескольких лет. Курировал преступный проект первый заместитель председателя Совмина СССР, член Политбюро ЦК КПСС Гейдар Алиев. Он настаивал на скорейшем развертывании работ, а чтобы русские не узнали о готовящемся против них преступлении, приказал засекретить все его детали. Тем не менее нашлись патриоты и в проектных организациях, и в Академии наук. Детали засекреченного проекта, размноженные на ксероксе, пошли по рукам. На собраниях общества «Память» подписывались обращения в ЦК КПСС и правительство. Были собраны многие тысячи подписей.

Васильев с возмущением говорил: «Вот что такое «Память». Я вам выкладываю, как бы, аспекты нашей деятельности, потому что рассказывать о том, что мы делаем или не делаем, — это будет нудно и скучно. Я хотел спросить хотя бы одного патриота, сколько камней заложил он в храм созидающегося сегодня Православия? — А мы восстанавливали десятки храмов, монастырей. Безвозмездно… Мы работали конкретно, вынося оттуда сор, чистя авгиевы конюшни и превращая их в светлые храмы. А что делали они? — Они шли по нашим следам и праздновали праздники в этих храмах, забывая вспомнить о том, кто расчистил им дорогу в этом «минном поле», кто дал возможность эти праздники справлять! Они об этом давно забыли. Разве это не презренные предатели?! — Презренные предатели! Иначе я их и не называю. Не сделав ни одного шага к спасению, они пользуются торжеством того, что сделали другие, расчистив им дорогу. Разве, это правильно? Разве это честно? Вся эта вшивая интеллигенция ходит и трепет мое имя в своих грязных устах…»

Тем не менее период восстановления церквей и храмов постепенно шел на спад. Тому причин было несколько. Во-первых, делами «Памяти» начали пользоваться с целью наживы, а во-вторых — после демонстрации на Манежной «Память» начала работу уже политическую.

— Мы думали, что восстановим одну церковь, другую, отработаем в монастыре, и это сплотит людей вокруг идеи, подвигнет их на более активную деятельность. В тот переломный момент эта работа действительно собирала многих людей, увеличивая надежду на скорое решение многих наших общих проблем. Но увы, наш альтруизм стал беззастенчиво эксплуатироваться ответственными чиновниками и некоторыми представителями церкви. Людей «Памяти» начали использовать в этом благородном начинании просто как бесплатную рабочую силу, устраивая на нашем труде выгодные реставрационно-восстановительные подряды. Средства по тем временам, надо заметить, выделялись на эти работы очень приличные. Мы стали понимать, что кто-то очень хорошо паразитирует на идее за наш счет, одновременно распуская о «Памяти» всевозможные грязные слухи. Но мы терпели и продолжали работать во славу Божию.

Между тем, — продолжает Дмитрий Васильев, — было уже очевидно, что проблему восстановления памятников культуры при помощи голого энтузиазма не решить, ибо когда мы восстанавливали один памятник или храм, десятки других по всей необъятной России быстро и тихо разрушали. Не хватало просто физических сил и людского потенциала. Нужна была официальная государственная политика в этой области. И эту работу мы тоже вели по мере сил. Но наши противники не дремали. Самое отвратительное, что те потоки грязи и клеветы, регулярно и обильно выливавшиеся на наши головы со страниц официальной прессы, радиопередач, телевизионных экранов, стали приниматься за чистую монету даже в церковных кругах. И это отвращение к себе как к изгоям, как к прокаженным мы стали ощущать все чаще и чаще.

В течение двух лет «Память» совершенно безвозмездно работала на восстановлении Толгского монастыря, что под Ярославлем. Трудились на самых грязных и тяжелых работах. За 2–3 дня выполняли месячные нормы. Восстановили кедровый бор из 270 кедров. Через наши листовки привлекали внимание всей России к нуждам Толгского монастыря. Находили меценатов, вели пропагандистскую работу среди местного населения. В дар монастырю преподнесли на престольный праздник Крест-голгофу, сделанный нашими мастерами, а также колокол и многое другое. И счастливы этим и взамен ничего не просим. Мы исполнили свой христианский долг. Через полгода, оказавшись в пути в роли паломников, мы не были даже допущены в Толгский монастырь на ночлег. Отношение к нам почему-то резко изменилось. По всей видимости, не обошлось без тайных интриг. Уставшие люди, в том числе женщины и дети, вынуждены были спать в автобусах лишь только потому, что мы из «Памяти».

И подобных примеров множество, — добавляет Васильев, — но мы не ропщем, не сетуем — Бог всем судья. А выводы сделать необходимо. Мы не хотим быть козлами отпущения или мальчиками для битья, слепыми батраками в чьих-то политических играх. На основе личного опыта мы наконец-то поняли, что бороться со следствием можно до бесконечности. Для того чтобы вылечить организм, необходимо уничтожить злокачественную опухоль прежде всего, а что проку отсекать метастазы. Сизифов труд не для нас. Однако чем пытливее и глубже мы проникали в тайный механизм русской трагедии, тем ощутимее чувствовали давление со всех уровней государственной власти. Оказывается, русский вопрос в нашем, прежде всего, русском государстве — табу. И тогда я сказал — господа, вы все превратились в информативных потребленцев. Вы все только жаждете знаний, чтобы вам все время давали что-то жарененькое. А давать отдачу, то есть как бы выражать сопротивление своей внутренней зрелостью, — на это вы не способны! Так вот, идите и созревайте! А когда поймете, что враг уже в ваших квартирах, и надо вооружаться и изгонять его оттуда, тогда, наверно, и буду нужен я, — заключает воевода.

Итак, 31 мая 1988 года состоялось историческое событие для «Памяти». На собрании в Донском монастыре «Память» решено было именовать по-новому, в названии появилось слово «фронт», и советом было решено ввести знаменитую черную форму, которая станет самым главным визуальным символом фронта «Память». Вскоре возникают отделения НПФ в различных русских городах — Новосибирске, Екатеринбурге, Липецке и др. Символом «Памяти» становится колокол, будящий спящую Россию.

Председатель «Памяти» (избран после смерти Дмитрия Васильева) Николай Скородумов вспоминает:

— Дим Димыч предложил для членов совета китель, сделанный из бостона в Академии Генерального штаба, галифе и сапоги. Все в традиции, но такого сочетания нигде в армии нет. Кроме того, мы не имели права повторять государственную форму. Создавались эскизы, как раз сын Васильева Сергей был художником. Для бойцов мы взяли за основу гимнастерки. Дальше шла шинель, фуражка. Все в исторической традиции. Сначала то были белые рубашки, которые перекрашивали в черный. Часто спрашивают: почему именно черный цвет? К сожалению, у советского человека все намешано в голове, своего понимания мало. Поэтому мы отвечали очень просто: «А почему монахам такой вопрос не задаете?» Черный — цвет аскезы. Страна гибнет, чего радоваться… Потом пошли погончики, шевроны, знаки отличия. Это все прерогатива Васильева была, он поднял исторический пласт православной и монархической геральдики и уже оттуда, не просто что попало, но с исторической точки зрения обоснованное, он взял за основу формы.

После рубашек появились знаки отличия. Поначалу их тоже кустарным способом гравировали. На погонах были орлы, потому что звезды для нас совершенно неприемлемы: два орла — подполковник, один орел — майор. А у Дмитрия Дмитриевича был специальный погон воеводы.

Награды были из серебра, а для рядового состава — из мельхиора. Давали по заслугам — кто как отдавал себя служению «Памяти». Дело в том, что у нас к наградам совершенно спокойно относились. Когда вышла медаль «850 лет Москвы», многие ее получили, так как мы занимались восстановлением храмов, монастырей по Москве. Мы же восстанавливаем наше Отечество, а восстановление Отечества надо начинать со святых мест, — вспоминает Скородумов.

В газете «Панорама» журналист Сергей Митрохин описывает свое впечатление от угрожающего вида чернорубашечников «Памяти»:

«14 июня между 5 и 6 часами вечера по Арбату прогуливалась колонна бойцов Национально-патриотического фронта «Память». Отсутствие вождя НПФ, самого Д. Д. Васильева, никак не сказалось на порядке в ее рядах. 15 шеренг по четыре человека в каждой были обмундированы в черную с головы до ног униформу: куртки, штаны, сапоги военного покроя. На корпусе — портупея, несколько проигрывающая от отсутствия кобуры. В авангарде колонны шли ветераны движения с двумя большими эмблемами на груди, одна из которых изображает Георгия со змием. На погонах у всех — маленькие двуглавые орлы. Возрастной состав авангарда — 30–50 лет. Были и старцы. Заднюю (и большую) часть колонны наполнял молодняк.

Черная шестидесятка продефилировала до Арбатской площади, на подступах к которой расстроилась по причине густой толпы; затем повернула обратно и опять как-то сама собой выстроилась. Разнузданные арбатские музыканты, певцы и художники вызывали у воинов незлобивое удивление, приправленное горечью укора: не хотят люди работать!»

В 1989 году Васильев развернул активную борьбу против избрания народными депутатами СССР представителей, по его терминологии, «желтых» сил: Д. Гранина, Е. Яковлева, В. Коротича, Г. Бакланова, А. Абалкина, Т. Заславской и многих других. Академик Д. Лихачев, по мнению Васильева, также пособник сионистов. Кстати сказать, Коротич как раз являлся главным редактором «Огонька», который яростно обрушивался на «Память» в своем журнале. Васильев даже уполномочил Александра Штильмарка ответить на клевету на страницах издания «Собеседник» (надо сказать, что именно «Собеседник» первым предоставил слово «Памяти»).

— Крайне сложно в небольшой статье ответить на все потоки клеветы в адрес «Памяти» со стороны иностранных и советских журналистов. Постараюсь сделать это предельно коротко, не отвлекаясь на частности. Итак, основные обвинения в наш адрес:

1. «Шовинизм», «национализм». Подобные ярлыки на нас навешивают постоянно, не удосуживаясь при этом взять словарь иностранных слов и выяснить, что эти термины обозначают. Не грех бы нашим критикам взглянуть и на основной лозунг НПФ «Память»: «Патриоты всего мира — объединяйтесь!», на национальный состав фронта, который чрезвычайно разнообразен: кроме русских, украинцев и белорусов, в него входят армяне и азербайджанцы, молдаване и татары, калмыки и шведы, немцы и евреи…

Обратимся к фактам. Они таковы: ни в одном официальном выступлении, ни в одном документе, подписанном членами совета «Памяти», нет высказываний о том, что русская нация — избранная и стоит над другими нациями. (При этом необходимо оговориться: мы не отвечаем за провокаторов типа осужденного недавно Норинского, выступившего со своими «откровениями» в «Огоньке».) Такие «борцы за правду» от имени «Памяти» могут наговорить о нашей деятельности все, что им вздумается. А у нас существует правило: ни одного публичного заявления члены НПФ «Паямять» не имеют права делать без согласования с центральным советом.

2. «Антисоветизм». Это обвинение встречается реже, однако оно столь же клеветническое, сколь и другие. Опять возвратимся к фактам и документам. Никогда «Память» не выступала против советской власти. Напротив! Гражданская, братоубийственная война у нас уже была, и мы ни в коем случае не хотим новых кровопролитий, которые наверняка произойдут в случае попытки каких-либо группировок захватить власть.

3. «Антисемитизм». Сей ярлык вешается столь часто, что живого места уже не осталось. Одни делают это по неразумению, другие — по незнанию, в основном же — с определенной целью: дискредитировать реальную силу, борющуюся против сионизма. Кто хоть немного знаком с сионистской тактикой, знает: когда наступают сионизму на хвост, начинается поросячий визг об антисемитизме. Прием старый, проверенный, неплохо действующий и сегодня. Правда, до тех пор, пока он не становится достоянием общественности.

Но снова вернемся к фактическому материалу. Те, кому довелось услышать записи вечеров «Памяти» или ознакомиться с документами центрального совета Национально-патриотического фронта, не могут упрекнуть нас в обвинениях в адрес еврейского народа. К счастью, еврейское население страны постепенно начинает осознавать, что одним из главных врагов этого древнего народа является сионизм, лидеры которого буквально отдали на растерзание национал-социализму миллионы своих соплеменников, а теперь проливают крокодиловы слезы, обвиняя соплеменников в антисемитизме. Кстати, к семитской группе относятся и арабы, а политика сионизма относительно арабских народов известна. Кто же, спрашивается, антисемит? На Западе постоянно сетуют на то, что в СССР притесняют еврейское население, радиоголоса большую часть времени уделяют еврейскому вопросу, словно других тем в СССР не существует. Как будто у нас нет татар, украинцев, эвенков и, наконец, русских с их проблемами и заботами.

Нет, нашей стране усиленно навязывается «еврейский вопрос». Достойный ответ сионистским крикунам дал М. Горбачев, сообщивший французским журналистам, что, составляя 0,69 % населения СССР, евреи занимают до 20 процентов постов в органах управления и культуры. По нашим подсчетам, даже эта немалая цифра занижена.

Мы считаем, и тому есть тысячи документальных подтверждений, что именно сионизм пытался и пытается уничтожить отечественную культуру, очернить нашу историю, а народы нашей страны превратить в послушных биороботов, лишенных национальных корней. Действия Льва Троцкого (Бронштейна), Лазаря Кагановича, Емельяна Ярославского (Губельмана), Якова Свердлова, Льва Каменева (Розенфельда), Григория Зиновьева (Афельбаума) иначе как преступными не назовешь. Вторили им русофобы помельче, оправдывая низложение своих хозяев, создавая им своеобразную идеологическую платформу. Вспоминаем Пролеткульт, неоднократно печатавшегося у нас Джека Алтаузена: «Я предлагаю Минина расплавить, Пожарского. Зачем им пьедестал? Довольно нам двух лавочников славить! Их за прилавками Октябрь застал! Напрасно им мы не свернули шею! Я знаю, это было бы под стать! Подумаешь! Они спасли Расею, А может, лучше было б не спасать?!»

Нет возможности привести все доказательства политики уничтожения культур наших народов в страшные 20-е, 30-е, да и в последующие годы. Если кого-то из читателей эта проблема заинтересует — попытайтесь достать фонограммы вечеров «Памяти», где об этом говорится подробно. Любопытно проанализировать и национальный состав нашего руководства в те времена. Обнаружится интересная ситуация, более напоминающая кнессет (израильский парламент), нежели Совнарком.

4. «Отсутствие интернационализма». Здесь налицо подмена понятий интернационализма и космополитизма, который усилиями средств массовой информации уничтожает национальный лик народов. А ведь на земле существует две с лишним тысячи народов, каждый с уникальной культурой. Зачем же нам вместо этого богатства массовая псевдокультура, эдакий гнилой винегрет из «тяжелых металлов», порнофильмов, видеобоевиков и прочей космополитической продукции, вытравляющей остатки нашей духовности? Превратить народы в безродную толпу, которой легко управлять, — одна из основных частей программы захвата мирового господства сионизма. Что же касается интернационализма — мы всецело за него! И каждый человек, уважающий культуру и традиции своего народа, — нам брат.

5. «Они ищут врага». Нет, врага мы не ищем. Давно нашли. Это сионизм и масонство. Распространяться на эту тему не буду, приведу лишь один довод. Утверждают, что внутренних врагов у нас нет и все неправильные действия — результат ошибок. На мой вопрос о том, что произойдет, если воды Амударьи и Сырдарьи использовать для орошения, ученики 4-го (!) класса хором ответили, что Арал высохнет, а семиклассники рассказали о последствиях подробно. Но вот десятки академиков, профессоров, доцентов до этого додуматься не смогли. Ошиблись. Поставили на карстовых породах Чернобыльскую АЭС — ошиблись. Установили атомную станцию в Армении, не предполагали того, что на Кавказе бывают землетрясения, — опять ошибочка вышла. Превратили богатейшую страну в сырьевой придаток Запада — снова по ошибке. Уничтожили по ошибке миллионы людей; загубили по ошибке Волгу и Байкал; ошиблись, дав возможность споить пол-России; более пятнадцати тысяч ребят погибло в Афганистане и более пятидесяти тысяч было ранено; ошибаемся, продавая сейчас свои земли западным фирмам, превращая Родину в колонию. Ошиблись и с сельским хозяйством, уничтожив крестьянство и засыпав всю страну ядами и химическими удобрениями, случайно выстраивая все новые и новые заводы по их производству; разумеется, не нарочно закупаем у Японии яд «Сатурн», отравляя советский народ за советское же золото… Сколько еще сваливается на ошибки? («Неужели не ясно, что умудриться за столь короткий срок наделать столько «ошибок» не под силу даже умственно отсталым?! Или все-таки враг внутри государства?» — пишет Штильмарк в «Собеседнике».)

В сентябре 1989 года НПФ «Память» публично провозгласил монархические лозунги, не скрывая их «беспартийно-ленинским» флером. Васильев считает, что монархия «вмещает в себя иерархию небесной структуры» и что «при царе Россию населяло более ста народов, и была гармония, а хаос в Россию принесли инородческие элементы».

Новый импульс монархизму Васильева придал «августовский путч» 1991 года и падение «коммунистического режима». Тогда Дмитрий Дмитриевич поддержал указ Ельцина о «департизации», заявив, что указ этот «хоть немного стабилизирует наше общество», хотя, узнав о событиях в Москве, подумал: «Скорпионы в банке грызутся» — и происходившее назвал «фарсом». Крах СССР Васильев воспринял отрицательно: ведь во время референдума о судьбе Союза члены его организации выступили за сохранение СССР, понимая его как единую и неделимую Россию. Но Союз был разрушен, и Васильев оказался в своеобразной оппозиции режиму, об опасности которого еще в мае 1991 года предупреждалось в открытом письме в адрес ЦК КПСС, райкомов, исполкомов, КГБ, МВД и прокуратуры, подписанном и от имени НПФ «Память»: «Все вы прекрасно понимаете, кого объявят ответственными, если в ближайшее время не будет принято решительных мер по защите Отечества от внутренних и внешних врагов…» «Внутренним врагом» именовалась Межрегиональная депутатская группа, сторонники которой после «августа» праздновали победу.

Однако Васильев духом не пал. В 1991 году была официально зарегистрирована газета НПФ «Память», начала ежедневно выходить в эфир собственная радиостанция, которая стала одной из визитных карточек легендарной «Памяти». Итак, общество стало фронтом на фоне тяжелой и упорной борьбы за Отечество — разумеется, в том понимании, как его себе представляли сами «памятники».